Глава 13. Дневные сны

Лето закончилось, наступила осень. Пожелтела и поредела листва на деревьях, все меньше мелькало солнечных лучей, все больше висело туч.

Звери притихли, стали позевывать и поеживаться. Хотя было еще далеко до зимы, они начали спать все дольше по ночам, а порой и засыпать днем. Некоторые даже впадали в непродолжительную спячку. Щенку по чужим снам было хорошо ходить — не так свободно, как по полянам, но увидеть можно было немало. Сны давали выход фантазии и предлагали поводы для песен. Только нужно было ступать очень осторожно, чтобы не помять чужие мысли и мечты.

Многим зверям снился их обычный день. Он повторялся для них не то из сна наяву, не то во сне из яви. Эти звери сами не разбирались, где они спали и когда, ночью или днем.

Одни задремывали, так и не слезая со своих камней. Они продолжали петь и говорить, а все остальные слушали их — внизу, приоткрыв пасти от восхищения. Или так виделось тем, кто пел. Ведь слушатели могли сниться.

Другие делали то, что не могли в обычной жизни. Те, кто наяву лишь бегал, во сне летали; кто лишь плавал — тот ходил по земле или лазал по деревьям. Они чувствовали себя счастливыми от увеличившихся возможностей.

Некоторые начинали во сне знакомиться с новыми зверями и позже дружить. Порой эта дружба перетекала и в обычный мир. Еще кто-то дружил против кого-то — такое тоже могло мечтаться. И хоть дружба эта казалась крепкой, Щенку она не нравилась. Лучше бы ей оставаться лишь в снах.

Те звери, которых наяву покусали, во сне щерились, огрызались или просто вздыхали устало. Спали такие звери много, времени на песни у них оставалось мало, но покусанному существу нужен хороший отдых и крепкий сон — иначе не восстановить силы.

Мельком Щенок заглянул к хищникам — он давно у них не был. Волчице снилось, что она не в стае и что у нее есть свои дела, Рыси — что он сменил шкурку и стал рыжим. Лиса спала и облизывалась. Ей снилось, как что-то множественное и дикое нападало на симпатичных ей кур и прочее народонаселение. Куры отважно держали оборону, ведь у них была лиса. Она вкладывала им в крылья оружие и говорила: нужно вспомнить про инстинкты, чтобы понять, кто тут главный враг. Множественное и дикое отступало то ли перед оружием, то ли перед речами. Смелых кур потом сама лиса торжественно и со значением употребляла. Все было в порядке.

Зимородок пел все так же о прекрасном, но и о грустном — тоже. Ему снилось, что у него выросла приличная коса. И махал он ей при полете, иногда лихо подбрасывая то одним крылом, то другим. Выглядело устрашающе.

Медведь, сыграв последнюю красивую мелодию, роздал все свои гармошки и теперь оглядывался вокруг со значением. Щенку сказал, что он в поиске нового дзена. Щенок так и не понял, внутри это сна или снаружи. Но он верил, что Медведь разберется с дзеном наилучшим образом. Возможно, просто победит.

Бобру снились летучие звезды, Лосю — конец пути, Лань грезила об умиротворении в самых приятных его вариантах. Росомаха подергивала носом и улыбалась — в ее снах все перестали грызться и тоже улыбались друг другу. Над Глухарем Щенок надолго задержался. Словно почувствовав наблюдение, Глухарь громко крикнул, не открывая глаз, что он здесь и он не спит. Потом опять замолчал.

Многие сны были Щенку и вовсе не понятны. Но с их обладателями и наяву не всегда получалось понять друг друга.

Суслик в своем сне совсем развалился. То он расслабленно валялся на кочке и лениво наблюдал за тихим лесом, то рассыпался на нескольких сусликов поменьше, каждый из которых что-то хотел, но чего-то не мог. Развал у Суслика во сне был похож на его привычный развал в жизни, запутанность в картинках сновидения была под стать сплетению ходов его нор, но не было видно, что у Суслика кошмары во сне или наяву. Щенок зевнул и решил, что надо потом прийти и собрать приятеля в кучу.

Между тонкими гибкими деревьями был натянут гамак. В нем Тушкан делал вид, что крепко спит. На самом деле он усиленно думал. Поэтому получалось, что и сон у Тушкана о том, что он лежит в гамаке и усиленно думает над тем, какой у него, спящего, вид. Со стороны Гор иногда слышалось утробное «М-р-р…» Это С. Барс иногда ворочался, просыпаясь, укладываясь обратно и снова задремывая. Тень его лежала рядом, не спала и зелеными лапами отбивала ритм новой песни.

Сова вообще бодрствовала. Опасно много и долго. Кажется, она не спала даже по ночам, а что осень настала и еда попряталась, так и вовсе не заметила. Говорили, она нашла источник бодрого духа, но чтобы узнать про этот источник, Сову надо было поймать и расспросить. А она была так увлечена стремительными полетами над Лесом и за его пределами, что порой Щенок, высматривающий, когда она пролетит над какой-нибудь поляной, так и не дождавшись Совы, или убегал к Горностаю, с которым сочинял дуэт, или засыпал на месте.

Многое располагало к тому, чтобы всё чаще погружаться в дрему — тишина, малочисленные стаи Диких и спокойные Дозоры, в которые Щенок привычно ходил. Хоть в Лесу стало тише, совсем ничего не замолчало. Порой издалека прилетали очень интересные звуки.

— Идите все сюда. Ближе. Ближе. Сюда, ко мне, — доносилось из-за холмов гипнотическое. — Приблизьтесь, вас ждут разные ништяки…

Щенок уже давно слушал этот зов, прорывающийся в паузах, которые все чаще зависали под кронами деревьев. Он решил, что надо сбегать на разведку, и начал готовиться. Правда, сама разведка не случилась, потому что за теми холмами уже побывала Сова и рассказала Щенку о том, кто это говорит магическим шипящим голосом. Щенок не один раз видел тех диковинных зверей, но они казались ему очень странными. Те звери стояли на длинных лапах, говорили о чем-то своем, и их вовсе не беспокоило то, что казалось важным обитателям Леса.

Коль разведка оказалась ненужной, Щенок сменил свои желания — теперь он хотел пойти и познакомиться со странными длинноногими и длинноголовыми зверями. Особенно с их вожаком, известным Из-За-Холмовым Змеем. Сова рассказывала с восторгом о многих из того леса, но о Змее говорила с придыханием, хлопала крыльями, теряя перья. Его песни были особенно красивы и заманчивы, Сова с ним много и долго общалась. За время общения со Змеем она сама словно бы к своим перьям немного очешуела. Теперь она пела так, что Щенок только приседал на лапы в восхищении, думая о том, что так очешуеть не мешало бы всем. Особенно одному щенку, бродящему по лесу в поисках смысла и песен.

По дороге за Холмы Щенок наткнулся на Суслика. Тот не спал и не разваливался, но выглядел сонным. Он стоял невдалеке от своей норы и тоже задумчиво смотрел в сторону Холмов.

«Ближе… Поспешите…» — разносилось тихое в воздухе.

— Интересно зовет этот, с шипами в словах, — заметил Суслик. — Он кого-то собирает. Надо бы сходить, побеседовать. Он, наверное, умный зверь.

— И ты тоже хочешь уйти? — огорчился Щенок.

— Я подумываю.

— Если мы все разбежимся или впадем в спячку, Лес совсем опустеет.

— Не опустеет, ты наговариваешь на Лес.

— Но ведь… — Щенок посмотрел назад, в тишину. — Надо, чтобы обязательно были и те, кто будут петь, и те, кто будут слушать. И так всех мало, ты вот теперь тоже…

— А что я? — усмехнулся Суслик. — Помнишь, я когда-то говорил тебе, что ты ничего не понимаешь в нас, грызунах?

Он сделал шаг в сторону… и остался стоять на месте. На Щенка снизу вверх смотрели черными насмешливыми глазками два суслика.

Щенок сел себе на хвост.

— Но… как… ты?

— Не переживай, — улыбнулся один суслик. — Я только схожу посмотрю, кто это там шипит. Может, это большая змея? И еще, может, мудрая?

— И вдруг она тебя съест?

— Тогда я вернусь обратно.

— Меня она куснула один раз, — Щенок задумчиво глянул в небо. — Но я не в обиде, это как твое тыкание острой палочкой — полезно, хоть и не очень приятно.

— А я вообще никуда не пойду, — сказал второй суслик и направился к норе. — Дел много. Тушкан обещал зайти. И еще есть куда острую палочку приложить. Много дел, много.

— Тушкан мне показывал вкусные ноты… — заметил Щенок.

— Правда? — заинтересовался первый суслик. — Мне — тоже. Интересно, и какие?

— Хорошие, — улыбнулся Щенок.

— Я ему передам, — раздался голос второго суслика из норы.

— Мы и сами передадим, — сказал кто-то тихим голосом, будто закачались на ветру маленькие колокольчики. — И мы передадим хорошее не только Тушкану, но любому, кто захочет нас слушать.

— Кто вы? — охнул Щенок, озираясь в поисках невидимых существ.

Кто-то засмеялся уже в несколько голосов:

— Неужели вы думали, что лишь вы здесь что-то поете и лишь вас слушают? Нет. Мы живем в Лесу долго-долго. И звучим для всех, кто может нас услышать. Когда вы спите, когда бодрствуете — вы всегда нас слышите. Мы витаем в воздухе, прячемся в ветвях, снуем в траве и под землей, мы плещемся в ручьях и реках.

— Да кто же вы?

Голосов еще прибавилось, они смеялись и шутили. Сквозь задорный смех слышалось:

— Мы — песни этого Леса. Мы — фантазии. Мы — идеи и выдумки. Мы существуем еще до того, как кто-то из вас вдохнет воздух, полный нами, как услышит плеск воды, полный нами. Мы живем до того, как вы сделаете нас песнями, музыкой или танцами.

Один голос подлетел легким прикосновением ветерка к уху Щенка:

— Ты огорчен, что мало поют и редко слушают, — шепнул голосок проникновенно. — Не мотай головой, я же не сквозняк. Я знаю твое огорчение, но пусть оно развеется. Да, нас меньше теперь будут превращать в слова и музыку, но мы все равно будем жить в Лесу. Мы всегда жили здесь, даже пока деревья были совсем маленькие.

— Песни? Не птицы, не звери, не рыбы?.. И были всегда?.. Значит, даже если в Лесу тихо, в нем все равно живут песни?! — подивился Щенок этому откровению.

— Конечно, — засмеялись песни дружно. — Нам хорошо, когда кто-то нас поет. Но если нас не поют, мы все равно живем.

«Может, если все те, кто делает песни песнями, уйдут из Леса или впадут в спячку, то песни накопятся? — подумал Щенок. — Неозвученные. Невысказанные. Не пойманные пока ничьими ушами!.. Потом придешь — а тут накопились сокровища! А если начнут возвращаться те звери, которые ушли слушать песни других земель, они ведь могут принести сюда новые песни! И тогда наши познакомятся с теми… И наш Лес наполнится и зазвучит! Да!»

Он так подумал — и проснулся.

Вокруг шелестел Таинственный Лес, полный песен и чудесных обитателей.