Бес

Я долго не соглашалась выходить замуж.

Ну как долго… Первое предложение Агей сделал в начале июня, а сломили моё сопротивление в конце августа. Причём, не жених, который только злился и рычал в ответ на мои отказы. Не свекровь и не бабка, которые скорбно качали головой, понимая, что просто так меня не переубедить.

Я поменяла мнение из-за Далы. Когда сестра сердито высказалась после очередного сеанса уговоров: «Если не пойдёшь за него, так и останешься последней лохушкой на всю жизнь!» Эта фраза заставила меня опомниться. Да, я беременна, но не по залёту же замуж выхожу, а по любви! Ну, вроде как по любви…

В общем, благодаря близняшке я всё-таки ответила «да». И завтра наша с Агеем свадьба.

Конечно, я уже раз десять пожалела, что согласилась. Платье мне притащила Агаша, и оно стало первым шоком предсвадебной недели. Длинное, простое, приталеное и… красное! Расшитое серебряными нитями, с узорами дивных птиц и цветов по подолу и рукавам, но, блин, красное же… И кокошник к нему. Сказала — мама в нём замуж выходила. Только этот факт и примирил меня с цветом. От кокошника я решительно отказалась, согласившись после продолжительных споров заменить его на обережный очелок с кружевной фатой.

Потом решали, где, собственно, проводить обряд. Свадьба в Заоблачной — это вам не поход в ЗАГС. Агей хотел провернуть всё это дело в Хортом Яре, между оборотней. Яга настаивала на Лукоморье. Я подумывала о побеге. В конце концов, остановились на столице, Вырьем Яре. Поженит нас городской голова, а праздновать будем в трактире, в том самом, памятном. Хозяин его, Дамир с бычьей шеей, погиб в тот злосчастный день нападения нежити, и заведение выкупили Олена с Рамоном. Точнее, синьор Пан им подарил в благодарность за сыночка своего, маленького козлёнка Весеня.

Затем в дело вмешалась Радомира. Свекровь непременно желала быть в центре и всем заправлять. У оборотней были свои традиции, у ведьм — свои, поэтому на несколько дней я оказалась в центре третьей мировой войны. Яга тянула одеялко на себя, Радомира на себя, я вяло отбивалась, а Агей только посмеивался, ирод. Потом я психанула, и все сразу засуетились вокруг, засоглашались, притащили мне чай, отвар берёзовых листьев, покушать и покрывало. Оказалось — беременным надо потакать во всём. Потакали мне недолго, только и успела отвоевать селёдку под шубой и салат Оливье в тазике. Даже Дала, скотинища неблагодарная, подхалимски соглашалась с бабкой и Радомирой, одновременно пытаясь успокоить меня.

А потом я махнула рукой. Пусть делают что хотят, это всего лишь один день, я его просто стоически перенесу и буду жить дальше, как хочется мне самой.

Трактир был закрыт для посетителей. В зале суетились нанятые поломойки и цветочницы. Первые натирали до блеска все поверхности, от пола до потолка, вторые украшали стены и мебель. По случаю свадьбы и приглашения знатных гостей Олена пожертвовала даже садом с террасой. Там тоже расставили столы со стульями, натянули навесы от жаркого солнца и приготовили масляные светильники, чтобы веселье продолжалось целую ночь.

Хозяйка трактира колдовала на кухне. Полная, румяная от жара печи, Олена одновременно жарила пирожки, запекала мясо и взбивала что-то в огромной миске. То есть, всё это дело жарилось, запекалось и взбивалось само собой, ведьма только направляла руками. В другом углу бес Рамон, нахлобучив на голову свой роскошный белый колпак, проворно резал всевозможные овощи. Внушительных размеров нож дробно стучал по изрезанной деревянной доске, мелькая так, что казался отблеском в руке повара.

Олена примяла тесто в бадье и ласково улыбнулась мне вместо приветствия:

— Готова, лапонька?

— Не готова, но это мелочи! — отмахнулась я. — А где мой Оливье?

— В леднике, сеньорита! — хмыкнул Рамон. — Правда, не знаю, понравится ли гостям. Мы такое никогда не готовили.

— Ничего, мне больше достанется! — я сглотнула набежавшую в рот слюну. Оливье души моей! Съем сама весь тазик!

— А ты что делаешь? — я приблизилась к бесу, разглядывая гору нарезанных овощей.

— Главное блюдо свадьбы, кускус!

И он гордо указал волосатой лапой на три круглых поддона размером с небольшой стол, наполненные мелкой жёлтой крупой. Это что, каша, что ли будет?

Видимо, Рамон прочёл недоверие и разочарование в моё взгляде, потому что поспешил объяснить:

— Мучачита, ноу трабл! Не волнуйся! Это очень вкусно! И сытно! Гости будут довольны.

— Рамончик, значит, Оливье — это не наше блюдо, а вот этот вот кускус — наше? — подкололола я повара, но ответить он не успел. Дала влетела в кухню и закружилась вокруг нас:

— Ой-ёй! Сколько еды! А как вкусно пахнет! Что это?

— Кускус, — огрызнулся Рамон. — Не мельтеши! Всё равно ты не ешь.

— Я наблюдаю! — она показала повару язык и обернулась ко мне: — Кускус — это что-то восточное?

— Ещё одно экзотическое блюдо из копилки Рамона, — я пожала плечами, незаметно для Олены стащив со стола пирожок с мясом.

— Меня научил ему сам великий Джинн Эль Салад ибн Рататуй! Смотри, сейчас я поставлю варить соус, но совсем не такой, как мы привыкли, не французский и не итальянский! Это будет словно суп, пахучий, душистый, со специями!

Рамон потряс баночкой размером с маленькое ведро, словно играл на маракасах. Отвернул крышку — и мы с Далой одновременно чихнули. Пахло и впрямь… сильно! Словно на восточном базаре оказались. А бес закрыл баночку и вернулся к своим оврщам:

— Туда добавлю и телячьи шеи, самое вкусное мясо на свете, после козочки, конечно! И всё это будет потихонечку кипеть до завтрашнего утра!

— А каша? — скосила глаза на поддоны с крупой Дала.

— Каша! — фыркнул оскорблённый Рамон. — Это вам не каша, как тут привыкли есть! Это произведение искусства! Кускус надо запарить сперва, потом работать его руками, перетирая между ладоней! Когда соус будет кипеть, я поставлю на кастрюлю вот этот дуршлаг, — и он кивнул на поистине огромный цедильник, украденный, вероятно, с кухни Гаргантюа, — туда брошу кускус и над паром поварю минут десять…

Я облизнулась. Каша или не каша, действительно, звучит завлекательно! Надо обязательно попробовать.

— Когда кускус распарится, надо снова его работать руками, чтобы не слипся в комочки, и добавлять немного маслица, пожирнее! И так три раза!

Бес ссыпал нарезанные овощи в кастрюлю метрового диаметра и подкинул пару полешек в огонь. Потом показал нам меньшую кастрюльку, в которой отмокала странная, круглая и серо-жёлтая фасоль:

— А это — что я больше всего люблю в кускусе! Нут! Когда он достаточно разварится, его нужно добавить прямо в тарелку! И кусать, наслаждаясь мягкостью и одновременно крепостью нута на языке!

— Да уж, — выдохнула Дала. — Гости точно не разойдутся голодные!

— А если кому поострее, есть вот это!

Рамон нежно прижал к груди откопанную на полке банищу с красной этикеткой, даже погладил лапкой от избытка чувств. Банища весила на глазок килограмма два. В жестяной крышке была проделана дырка, и бес на кончике ножа протянул мне капельку бордовой пасты:

— Осторожно, мучача!

Я с сомнением принюхалась, потом лизнула. В первые секунды ничего не произошло, а потом мой язык превратился в огненный шар. Воздух словно исчез из кухни, по крайней мере, даже широко раскрыв рот, мне не удалось найти дыхание! Олена сунула мне в руку ковшик с колодезной водой, от студёности которой заломило зубы, но огонь был погашен. Отдышавшись, я робко спросила:

— Что это за перец-мутант?

— Арисса! — гордо заявил бес, пряча банку в закрома.

— Может, не надо?

— Кускус без ариссы не кускус! — оскорбился Рамон. — Ничего, распробуешь, просить добавки будешь!

Дала отплевалась от вкуса — ведь чувствовала то же, что и я — и скорчила язвительную гримасу:

— Если гости заживо не сгорят, то можно будет пускать фейерверки без поджига!

— Лучше б не сгорели, — проворчала Олена. — Подарки кто дарить будет?

— Ничего вы не понимаете в колбасных обрезках! — обиделся Рамон, вооружившись громадным тесаком. — Это же кускус! Он должен быть острым!

— Как и вся эта свадьба, — вздохнула я. Пережить свадьбу, остаться в живых — челлендж не для слабаков!