Весенняя песня

Васька готовился к весне — потихоньку трогал голос. И пока получалось плохо. Может, потому и плохо, что тихо?

Это только люди не понимают пения котов — разве ж они орут? Поют! И не только поют, но и весну кличут, а порой и будят.

Весна-то поначалу совсем слабенькая. Маленькая такая девчушечка, а забот сваливается поболее, чем на остальных сестёр: и сугробы подтопи, а потом и высуши, и птиц назад вороти, и почки проклюнь…

Навозится с сугробами, да и уснёт в них. Глядишь, так и будет спать, да только коты, учуяв её, начинают будить.

Услышит она кошачье пение, откроет глаза и давай солнышко из-за облаков вытаскивать, лужи просушивать. Понимает, что её живым будильникам лужи, ой как, не по душе.

У Васьки это вторая весна будет. Помнит, как орал в прошлом году. Так орал, что даже старый Матвей не выдержал и одёрнул: «Ну, что ты орёшь?»

«Не ору, а пою», — ответил тогда ему обиженный Васька.

«Да. нешто это пение? — фыркнул Матвей. — Песня — она должна из души идти. Не глотка поёт, а сама душа!»

Теперь Васька понимал, что напрасно на Матвея обиделся. А понял это той же весной, когда пение соловья услышал. Тогда же и слово себе дал — никогда на соловьёв не охотиться. Родственные же души. Что коты, что соловьи от одиночества поют. Это лишь люди умиляются соловьиному пению.

Ничего, время ещё есть. Целая неделя до марта. И солнышко светит по-особому, и от сугробов весной пахнет — не иначе дремлет в них.

Васька прислушался к себе. Где-то в глубине души зарождалась песня. Тихая, робкая, но не без огня.

Будто сама муза Эрато тронула струны души, но тут же была отодвинута Полигимнией — поначалу Васёк прославь весну, а потом и о любви думай. Какая любовь без весны?

А гимны разве поют тихо? И Васька запел! Громко, во весь голос!

— Ну, вот, и коты заорали…

Весна в этот год пришла ранняя…