А помнишь?

— А помнишь, Евдокия, как хорошо всё начиналось? — дед поскрёб подбородок и тяжело вздохнул.

— Конечно же, помню, — эхом отозвалась жена, — как не помнить-то?

И оба задумались об одном.

Морозы стояли тогда трескучие, низенькое окошко избы было сплошь расписано лесными узорами. А потом неожиданно потеплело, и солнышко выглянуло, а снежок, растеряв все свои золотые искорки, стал липучим, приставучим.

Топай не топай ногами в сенях, не отряхивается.

И на улицу из изб сразу брызнули ребятишки и давай лепить снеговиков да баб снежных. И так весло лепили, так задорно!

— А давай-ка, бабка, и мы с тобой кого слепим, — усмехнулся тогда дед в усы.

— Ой, совсем сдурел, старый, — засмеялась Евдокия, но то ли погодка была хороша, то ли и, впрямь, молодость вспомнилась, но вышли они из дома и принялись лепить снежную бабу, благо, что частокол высокий, да и избушка на окраине — никто не увидит, не засмеёт.

Только пришла тогда в голову Евдокии мысль, когда глянула она на бабу снежную.

— А, давай, Ефим, лучше девчоночку слепим…

Детей-то у них не было, а потому и внучат не удалось понянчить.

Неизвестно, кто им подсобил, какие неведомые силы, но вышла девчоночка точь-в-точь живая.

Стояли они тогда долго, смотрели на неё, вздыхали…

А ночью — стук в окошко. Высунулись, а девчонка-то прямо под окошком стоит. Поначалу даже испугались, а потом шибко обрадовались.

Вот так и появилась у них внучка. внучка-Снегурочка.

И такая весёлая была да ласковая!

Конечно, от людей ничего не утаишь — стали говорить, что сиротка к ним приехала, от дальних родственников. А Снегурочка всем в деревне по сердцу пришлась.

Беда пришла, откуда не ждали. Опять морозы ударили.

Вечер был поздний, сидели Снегурочка с бабкой у окошка и носки вязали. А бабка то и дело носом клюёт. И укатился клубочек у Снегурочки да прямо к печке. А печку разожгли жаркую, огонь так и пляшет, так и пляшет.

И ведь строго-настрого запретили ей старики к печке-то подходить, будто чуяли беду.

Поглядела Снегурочка на Евдокию — а та спит. Пожалела она бабку да сама и подошла к печке. Взяла клубочек, а глаз от огня оторвать не может. А огонь — так и пляшет, так и пляшет…

— Евдокия Степановна? Идёмте!

— Эх… — вздохнул дед, — опять началось…

Села Евдокия на табурет, смотрит на человека по другую сторону стола — вроде новый кто, не видала прежде.

А глазки у него, как буравчики, так и вкручиваются да в самую душу.

— Ну, Евдокия Степановна… так и не надумали рассказать — куда вы с мужем дели вашу родственницу?..