Купальская ночь

Ой, Купаленка,

Ночка маленька.

А я не спала,

Золоты ключи брала,

Зарю размыкала,

Росу отпускала…*

— Бабушка, слышишь? Поют!

— Слышу Алёнушка, — улыбнулась Евдокия, — люди Купалу славят.

— Ну, давай сходим, поглядим! — Алёнка оторвалась от распахнутого окошка и умоляюще посмотрела на бабушку.

— Куда же нам идти-то, — покачала головой старушка, — я уже стара для забав, а ты ещё не выросла.

— А. правду люди говорят, что в эту ночь клад сыскать можно?

— Правду, — кивнула головой бабушка.

— Ой, а кто-нибудь находил такой цветок огненный? Расскажи!

— Не знаю, цветок ли тому был виной али нет, но давно ещё, когда мне было столько же годков, как и тебе сейчас, то и от кумушек слыхала, да и сама видала, что нежданное богатство с человеком одним сотворило.

Жил тогда у нас в деревне один мужичок, бобыль. Гол, как сокол, зато такой весельчак да балагур — каких поискать. Помню, что перед Купалой аккурат, увидела я его на улице. Подмигнул он мне тогда и молвит: «Принесу я тебе, Дуняша, колечко золотое — пойдёшь за меня?» Смеётся, значит, я-то ещё девчонка малая. И пропал после того. А спустя неделю появился — и как пошли у него дела сразу в гору! И избу поставил, и скотиной обзавёлся, а потом аж на дочке старосты оженился. А откуда взял богатство — о том молчок. Только изменился он с той поры. Нелюдимый стал, угрюмый — ни шутки, ни прибаутки. Вот люди и судачили, что нечистое это богатство, что душу свою он за него отдал — недаром же в лес ходил на Купалу…

— Ой, бабушка! Как страшно-то! Как это душу-то можно отдать? — Алёнка прижала к щекам ладошки.

— Вот дура я старая, — покачала головой бабушка, — тебе спать пора, а я тут страсти рассказываю. А душу отдать… да тут, глядишь, нечистая сила и ни при чём. Глянуть на богатых да с достатком кто — так нечто душа в них светится? Может, само богатство-то и лишает человека души…

— А разве нельзя быть и богатым и с душой?

— Да, если душа-то у кого есть — разве он сможет жить барином, коли кто рядом мыкается? — засмеялась бабушка. — Он всё сразу и раздаст, и от богатства его ничего и не останется…

Алёнка задумалась, потом будто прислушалась к чему-то…

— Слышишь? — шёпотом обратилась она к бабушке. — Снова поют. Только другое что-то…

— Это девушки веночки свои в путь провожают.

— А ты провожала когда-нибудь? — Алёнка с любопытством посмотрела на бабушку.

— Ты ложись, а я тебе расскажу, — бабушка мечтательно посмотрела вдаль, куда-то далеко, в прошлое, — было мне тогда семнадцать с лишком годков. А я девкой красивой была. И люди говорили, да и сама то чуяла…

— Ты и сейчас красивая! — перебила её внучка.

— Э! — засмеялась Евдокия. — Сейчас-то я сморчок сморчком, а вот тогда и впрямь была хороша. И пуще всех вздыхали обо мне два парня — Андрейка и Данилка. Андейка светленький весь такой, вихрастый, а улыбнётся — будто солнышком умоет. А Данилка чернявенький, брови собольи, взгляд орлиный…

И оба хоть завтра сватов готовы заслать.

Маменька у меня строга была, да в этом деле неволить не стала. «Выбирай сама — кто тебе пуще люб…»

Смотрю я на одного — и вроде порой ёкнет сердечко, смотрю на другого — и тоже вроде бы сердцу мил. Родители уже и сердиться начали.

А дело аккурат шло к ночи Купальской. И помню — позвала меня к себе бабушка и говорит: «А ты сплети веночек. Дуняша, да по воде и пусти, глядишь, сама судьба тебя и выведет…»

Так я и сделала. Сплела васильковый веночек, поставила в него, как и положено, свечку, да и пустила по воде. А вода у нас в речке быстрая, плывёт мой веночек, а я за ним поспешаю. И всё дальше и дальше… оглянулась — а деревня-то далеко позади осталась. Даже боязно стало, а он всё плывёт. И тут ивнячок спереди, мой веночек за ним и пропал. Обежала я тот ивнячок, гляжу на воду — а венка-то и нет. И вдруг, слышу: «Не свой ли венок ищешь, красавица?» Глянула я — стоит передо мной парень незнакомый. А луна светит ярко, каждую травинку видно. Смотрю я на него, а он улыбается. И такая улыбка добрая да светлая! У меня вмиг весь страх пропал. И не знакомый, вроде — никак из другой деревни. А сам ладный такой, а волосы… будто сам цветок купальский, огненный. И луна светит, а он как солнышко.

— Бабушка! — вскрикнула Алёнка. — Да это же ты о дедушке говоришь!

— А о ком же ещё-то, — засмеялась бабушка, — о нём, голубчике моём. В него и ты у нас такая рыженькая уродилась, солнечная.

— А дальше?

— А что дальше? Пошёл он меня провожать до дома. Медленно мы шли, и всё беседовали… и казалось мне тогда, будто я его с малых лет знала. А на Симеона Столпника и свадебку сыграли… — бабушка умолкла, бросила взгляд на фотокарточку мужа, стоявшую на комоде, и взгляд её увлажнился. Вот уже почти год, как она овдовела.

Алёнка это сразу заметила.

— А как же Андрейка с Данилкой? Они-то куда делись? — спросила она, чтобы отвлечь бабушку от грустных мыслей.

— Да никуда не делись, — улыбнулась бабушка, — они всю ту ночь прыгали через костёр да плескались в воде.

— Пропрыгали, значит, своё счастье, — засмеялась Алёнка.

И умолкла. Наступила тишина. Обе прислушались к незамысловатой, но полной надежд песне, долетевшей с реки.

Дружок мой, дружок.

Приди ко мне,

Приди ко мне, поймай венок,

Приди ко мне.

Поймай венок —

Я на головку надену,

Поймай венок.

На головушку венок,

На ручушку перстенек,

На головушку венок.*

__________________________________

*Из русских обрядовых песен.