9 (23, 24, 25)

Часть 2. «НОЧИ В РАЮ»

23. Congratulations. Rolling Stones.

www.youtube.com/watch?v=chR-Kv-ZMAs

На следующий день Ира позвонила утром.

— Приходи в десять, — сказала она. — Но не к моему дому, а к переулку, где Таня живет. Помнишь?

— Помню.

— Вот туда и приходи.

— Сейчас? — удивился я. На часах было половина десятого.

— Вечером, дурачок, — засмеялась Ира.

— Слушаюсь и повинуюсь, — отрапортовал я.

Ох, и трудно ждать двенадцать часов. Это же семьсот двадцать минут. Ну, на двадцать я ещё согласен, но на семьсот?! Ведь даже одна минута тянется, зараза, так долго. Сколько ж это ждать? С ума сойти можно!

Но я выдержал, не рехнулся. Всё-таки опыт — большое дело…

Ровно в двадцать два часа я уже торчал в назначенном месте. Огородники, припозднившиеся на своих участках, косились на меня с недоверием, но не гнали, поскольку в садах ещё ничего не созрело. Максимум, что я мог спереть — это кол от забора. Я на всякий случай присмотрел подходящий — вдруг блондины объявятся? Несмотря на уверения Олега, я сомневался, что они струхнут, если натолкнутся на меня в таком удобном для сведения счётов месте.

— Эй! — услышал я голос Иры с другого конца переулка. — Что ты тут топчешься. Блондинов поджидаешь?

— Да, — сказал я, — уже и кол облюбовал потолще.

Через несколько минут мы подошли к дому её подруги. Таня (а всё-таки хороша девчонка — не зря Саша за неё бился), сегодня улыбалась. Верила, конечно, что худшее позади. Такая же наивная душа, как и мы.

Девушка пригласила нас в дом. Я уж было размечтался кое о чем, посмел даже зацепить глазом большую кровать в глубине комнаты… Чуть не прыснул, представив, как мы с Ирой на ней резвимся, а хозяева дома, сидя на кухне, делают вид, что ничего не слышат. Но… фантазии остались позади, — нас вывели в сад через другую дверь, мы прошли к дальнему забору и, минуту спустя, оказались в узком переулке. С двух сторон частокол да заросшая травой тропинка. Облом, однако. Похоже, мы пойдем в лес и, будем влюбляться, сидя на каком-нибудь муравейнике. Я тут же оборвал свои вольные размышления, поскольку голова потребовалась совсем для другого дела. Мы подошли… к болоту. Я немножко запаниковал, подумав, что придётся прыгать с кочки на кочку, но обошлось: дальнейший наш путь пролегал по своеобразной гати, настланной из уложенных рядышком стволов длиннющих осин. Идти по ней было несложно, однако определенная осторожность требовалась. Болото оказалось небольшим, метров двести, да, скорее всего, оно и не являлось болотом, так — полузатопленная низменность. Вот только, как мы пойдём здесь ночью, когда будем возвращаться — я не представлял.

Дальше начинался лес. Тропинка побежала вверх на высокий холм и, когда мы на него поднялись, взору открылась прямо-таки волшебная картина. Внизу чуть справа, блестело небольшое озеро, окружённое соснами, а на его берегу, прямо под холмом, приютилась крошечная деревенька из трёх домов, почти невидимых под кронами огромных груш и яблонь. Старые огороды, обнесённые жердями, заросли бурьяном. Здесь явно никто не жил и вряд ли в недавние годы появлялся.

— Нам туда? — спросил я, ужасно радуясь и волнуясь.

— Туда, — сказала Ира.

— Ура! — заорал я и, сломя голову, понёсся вниз навстречу новой жизни, которая, как я предчувствовал, начиналась именно сегодня.

Ира спустилась не спеша, подошла к последнему, стоящему на самом берегу озера дому, достала ключи.

— Здесь раньше моя бабушка жила, а сейчас это у нас вместо дачи, — сообщила она.

Мы вошли в дом. Нет, это что-то особенное — заброшенная деревенская избушка. Резкий запах русской печи, стоялого воздуха и, то ли пересохших веников, то ли сухой травы — дурманил и создавал особый дух бытия, в котором нет суеты, ежеминутных проблем и даже самого времени.

В комнате стоял стол, накрытый клеёнкой, вдоль стены длинная скамья. Полки прикрыты занавесками, за русской печкой самодельная деревянная кровать с тюфяком, подушками и пёстрым лоскутным одеялом.

— Почему мы раньше сюда не приходили? — спросил я.

— Потому, — буркнула Ира.

— Почему? — спросил я снова. — Здесь так здорово!

— Потому что здесь… я была… с тем… из Москвы.

Я притих. Вечно я вляпаюсь со своим восторгом. Сколько раз убеждал себя: думай, прежде чем что-то спрашивать. Ира не любит врать, а правду говорить не всегда хочет. Вот и сейчас, вынудив её признаться, коснулся, кажется, темы запретной и мне это возможно аукнется.

— И ещё. Я очень боялась, что за нами проследят дружки Никитина.

— А сегодня не боялась?

— Сегодня? Нет! — голос Иры зазвенел обидой.

— Что ты, — испугался я. Схватил за плечи, прижал к себе.

— Зачем ты всё портишь, — с горечью произнесла Ира.

— Я не хочу ничего портить, — заговорил я торопливо, — и совсем не хочу тебя обижать. Прости, если что-то не так говорю, но мне же неведомы все твои мысли.

— Пойдём отсюда, — сказала Ира. В её голосе сквозил холод.

— Нет! — заупрямился я. — Нет. — И уткнувшись носом в её теплое плечо, продолжал гугнявить: — Только не это. Только не в город. Я хочу жить в этом чудном домике. Как Ленин в разливе.

Ира вздохнула, легонько отстранила меня, подошла к столу. Дунула на скамейку и, присев, сказала:

— Ужина сегодня не будет.

Я смотрел на неё и не понимал: есть скрытый смысл в её словах или она просто шутит.

— А я сегодня сытый, — сказал я. Что ещё можно было придумать для поддержания разговора?

— И где это ты успел? — спросила Ира.

Ага, значит, скрытый смысл всё-таки был.

— В столовой, — сказал я, строя из себя простачка. Мне хотелось присесть к ней, обнять, но, похоже, не стоило торопиться с этим приятным делом. Слишком уж часто Ира воспринимает мои действия неверно. Поэтому я подошел к окну и стал любоваться на переливающееся золотом озеро…

Там далеко-далеко, где-то у горизонта чернел лес. Светились пурпуром редкие мазки облаков, отражая лучи провалившегося за край земли Солнца. Во двор вползали расплывчатые тени, они разрастались и, сливаясь между собой, превращались в ночь.

Я повернулся к Ире и в надвигающейся темноте уже не мог рассмотреть её лицо. Но глаза, большие сердитые глаза, я ещё видел.

— Ты, когда сердишься, очень красивая, — сказал я.

— Поэтому ты меня и сердишь?

— Да. Сержу, а потом любуюсь.

— Не надо больше этого делать.

— Сердить, или любоваться?

— Сердить. Любоваться можешь.

— Хорошо, но тогда улыбнись. Тогда ты становишься ещё краше.

Ира механически растянула рот в улыбку, более похожую на оскал. Я уж чуть было не ляпнул что-нибудь новенькое, но опомнился и просто добавил:

— Теперь весёлые глазки и я навеки твой. — Нет, похоже, опять перебор.

— Весёлые глазки ты будешь видеть всё реже и реже, — проговорила она с грустью.

— Почему? — я не понимал её слов.

— Сколько тебе осталось здесь работать?

Я напряг память. Соображалось туговато.

— Семнадцать дней, — выдохнула Ира, укоризненно посмотрев на меня.

Я немного помычал, прикидывая.

— Да, действительно семнадцать! — воскликнул удивленно.

— Ты скоро уедешь и забудешь меня.

— Не забуду, не надейся. К тому же у тебя начнутся каникулы, и… милости прошу в гости.

— А ты позовёшь?

— Конечно, — обрадовался я. — Конечно, позову!

— Я не очень в этом уверена, — медленно, выделяя каждое слово, произнесла Ира. — Поэтому в эти оставшиеся дни будем встречаться каждый день.

— Здорово! — сказал я. — Каждый день. Это самая лучшая награда в моей жизни.

Ира прижалась ко мне, погладила по голове нежно, по-матерински, как маленького мальчишку неспособного ни на что, кроме глупостей.

— Пойдём туда. — Она показала в сторону кровати.

Я первым запрыгнул на одеяло и оглушительно чихнул.

— Погоди, там, наверное, пыли много…

Мы вынесли одеяло на улицу и, взявшись за его края, стали встряхивать, выколачивая пыль. Ира тоже чихнула.

— В знак солидарности, — засмеялась она.

Потом мы побили подушку и тюфяк, вернулись в дом, уложили всё это дело на кровать, залезли на неё сами и сели друг против друга.

— Я сама, — сказала Ира, заметив, как робко я тянусь к её одежде.

— Плохо, что темно, — посетовал я. — Так хочется на тебя посмотреть…

— Здесь есть керосиновая лампа, но свет зажигать не будем.

24. The Things You Said. Depeche Mode.

www.youtube.com/watch?v=cSTr-Y4KcDY

…Мы лежали мокрые, обессиленные и перешёптывались о чём-то. Было хорошо, как в раю, и жарко.

— Только никогда ни о чём не напоминай мне, — попросила Ира тихо.

— Хорошо, — пообещал я и тут же представил, как вот тут, на этом самом месте, она так же страстно обнимала того… другого…

— Пойдём купаться, — неожиданно предложила Ира.

Это была прекрасная идея. Я стал искать одежду, но в кромешной тьме никак не мог найти трусы.

— Не надо, пойдём так, — сказала Ира.

Я застыл. Почему-то стало стыдно, но и очень, точнее, жгуче интересно.

— Здесь дома пустые, никто не живёт, — приободрила меня моя девушка.

Мы вышли к озеру. Ира шла впереди, и в бледном свете Луны я любовался её фигуркой. Жаль озеро совсем близко, мне хотелось идти за ней хоть сто километров. Хотя… Хорошо, что свет на нас падал сзади. Девушкам в подобных ситуациях проще — их тело не имеет бесстыдно болтающихся элементов, — меня же это дело порядком стесняло. Тем более, что созерцая всю эту немыслимую красоту перед собой, я, кажется, опять начал возбуждаться. Опыта купания голышом у меня не имелось и требовалось время, чтобы немного попривыкнуть.

— Поплыли на тот берег, — позвала Ира.

В резком порыве я сразу обогнал её, но быстро устал, она же держалась на воде как настоящая спортсменка, плыла спокойно и вышла на берег без одышки, поглядывая на меня, запыхавшегося, с лёгким чувством превосходства.

— Что-то не жарко, — сказал я, шевеля одеревеневшими скулами.

Ира прижалась ко мне, но я дрожал всё больше, не в силах остановиться. Она начала растирать меня ладошками, тормошить, шлёпать по спине, попе и вдруг стало теплее, зубы перестали щёлкать, кожа обсохла. Мы немного побегали, наткнулись на кучу прошлогодней соломы, повалились на неё.

— Ой, колко! — кричала Ира, а сама не давала мне встать — её упругая кожа скользила под моими ладонями. Впервые я так явственно и остро ощутил, что мы совершенно голые.

Нас окружила ночь: таинственная, безмолвная, бесконечная. Боль и наслаждение смешались воедино. Злые комары пили кровь, кололась солома, но всё казалось мелочью в нашей исступленной гонке за счастьем.

— Я теперь не доплыву, — задыхаясь, сказала Ира, — а ты — точно утонешь.

— Пойдём по берегу, — предложил я.

Это было, как в сказке: фантастическая райская ночь и двое обнажённых людей в страшном тёмном лесу.

— Мы с тобой словно Адам и Ева, — засмеялась Ира.

— Одни на Земле, прямо, как в Раю. — Мне очень понравилось такое сравнение.

— Что-то в этом Раю очень колкая дорога, — наигранно заохала Ира. — И крапива! И комары!..

Я схватил палку и стал рубать крапиву.

— Ты настоящий мужчина, — похвалила Ира. — И джентльмен. Всегда пропускаешь женщину вперёд. — Она наломала ольхи и стала обмахиваться ветками от назойливых насекомых.

Наш путь преградила канава. Жуткая, глубокая, с чёрной стоячей водой. Такие остаются после мелиорации.

— Господь посылает нам новое испытание, — продолжала дурачиться Ирина. Она перекрестила канаву и молитвенно сложила ладошки.

— Пойдём назад, — предложил я.

— Стра-а-шно, — протянула Ира. — Вдруг утонем.

— Мне тоже страшно. Я удивляюсь, как мы сюда приплыли. Но лучше утонуть в озере, чем в этой гнилой бузе.

— А, по-моему, всё равно. Не дрейфь — лезь в канаву. Я за тобой.

Что мне оставалось делать? Стал осторожно спускаться. Неожиданно ноги заскользили по мокрой траве, верхний слой дёрна сорвался и я оказался в густой вонючей воде. Метнулся к берегу, но не от чего было оттолкнуться. Ноги погружались в топкую бездонную жижу. В голове мелькнуло: «Всё! Сейчас утону». А наверху хохотала Ирина.

Я попытался плыть, и мне это удалось. Вот только плыть можно было, или к озеру, или куда-то туда — в неизвестную даль. Я опять сунулся к берегу, попытался ухватиться за траву, но она выдёргивалась, и я понял, что у меня один путь — к озеру. Там можно плыть вдоль берега пока не подвернется место, где нет тины и осоки.

— Эй! — крикнула сверху Ира.

Я увидел толстую ветку ольхи, которая медленно опускалась в канаву.

— Погоди, не хватайся сразу, я упрусь, а то ты и меня стащишь.

Осторожно, мало-помалу, я выбрался на берег.

— Ты, кажется, весь зеленый, — сказала Ира, присматриваясь ко мне.

— Позеленеешь тут, — сострил я.

— Надо дерево перекинуть, — предложила моя спасительница.

— А чем его срубим? Каменным топором?

— Мы же в Раю. Тебе надо непременно обзавестись каменным топором.

Бревно обнаружить не удалось, но на поляне, где валялась солома, мы нашли длинную жердь от старой скирды. В качестве моста она, конечно, не годилась. Но… спортсмены используют аналогичный инструмент для прыжков в высоту. А чем, спрашивается, высота отличается от длины? Всего лишь направлением. Я потренировался немного на поле, демонстрируя Ире, как надо пользоваться шестом.

— На кого я похож? — поинтересовался я. — На Тарзана?

— На козла! — ответила Ира и, заметив, что я надулся, тут же исправилась, крикнув задорно: — На горного!

Мы подошли к канаве. Хорошо разогнавшись и оттолкнувшись шестом, я легко перепрыгнул на другой берег. Ира проделала то же самое. Измученные, но довольные, мы вернулись к избушке.

— Тебя надо отмыть, — сказала Ира. — Иди к озеру, а я принесу мыло…

Она намыливала меня, как ребёнка, старательно и нежно.

— Ах, ты гадкий, ах, ты грязный, неумытый поросёнок, — мурлыкала моя удивительная девочка. — У тебя на шее вакса, у тебя на попе клякса, у тебя такие руки, что в экстазе дохнут мухи. У тебя на пузе кака, на носу засохла бяка, у тебя… — Она задумалась. Глазки её злорадно сверкали. — У тебя под мышкой тина, а ко лбу прилипла глина. — Ротик Иры расплылся в ехидной улыбочке, она готова была продолжать, но я опередил:

— Обалденные стихи. Мне хочется их слушать бесконечно. Хочешь, я отдам за них свою зарплату?

— Хитрый. Вдохновение, ни за какие деньги не купишь. Высокая поэзия — это вам, батенька…

— А за миллион?

— За миллион можно и до утра. Выкладывай…

Мы веселились и дурачились. Ира продолжала меня оттирать, а я лежал на траве, подставляя ей то один бок, то другой.

— Иди, ополоснись, я ещё раз тебя намылю.

Я побултыхался в озере и снова с удовольствием прилёг перед Ирой на траву.

— Тебе нравится? — спросила она.

— Очень! Я прямо торчу.

— Ну и выражения, — сказала Ира дружелюбно. — Перевернись на спину, поросёнок.

— Сейчас замурлычу, — пообещал я.

— Только не захрюкай. — Она прижалась ко мне, скользнув своим телом по ногам…

— Не шевелись, — прошептали её губы, когда я попытался перехватить инициативу.

Я откинул руки, словно сдаваясь в плен, и затих…

25. Heaven. RollingStones.

www.youtube.com/watch?v=_JBQI2kD4FM

Звёзды, затаив дыхание, всматривались в наши лица. Ветра не было. Тёплая летняя ночь ворожила ласковой темнотой. Тихо, чуть слышно всплескивала вода, и где-то на том берегу завлекал подружку, робкий, но старательный соловей…

Потом мы купались в парной воде, резвились и дурачились, как дети.

— Давай бросим всё, и будем здесь жить, — предложил я.

— Сами станем выращивать хлеб, картошку и пасти коз, — добавила Ира смеясь.

— Я буду косить траву, а ты нянчить детей.

— Тогда это будет уже не Рай…

Дни сменяли друг друга: солнечные, счастливые, яркие, как цветы. После нашей первой ночи в Раю, так мы теперь называли ту деревеньку, наступила полоса везения. У нас было всё: любовь, свобода и убежище. Безногий не проявлял никакой активности, но мы не теряли бдительности.

Обычно, сразу после работы, петляя по окраинным улицам, я пробирался к дому Тани. Сидел у неё несколько минут. Потом она проверяла, нет ли на улице подозрительной активности, и через вторую дверь выпускала меня в сад. Как заправский партизан, я уходил в лес. Таким же путём в Рай приходила Ирина. Она и была инициатором конспирации и твёрдо настаивала на выполнении всех её пунктов. Я эти требования соблюдал и помалкивал, хотя меня постоянно цепляла мысль, что бережёт она тайну убежища для того, кто будет следующим. После меня.

Мы сразу взялись за благоустройство Рая. Я обследовал сарай и чердак, собрал там всё, что могло пригодиться в хозяйстве: кастрюли, банки, стаканы, кое-какой инструмент и старый медный самовар, который мы водрузили на стол для красоты и соответствующего антуража. Ира отмыла посуду, отчистила кастрюли песком. Потом она решила, что в доме надо обязательно помыть пол. Взяла ведро и пошла за водой на озеро. Но… ничего не принесла. Всё вытекло на дорожку, разрисовав её затейливыми зигзагами. Я осмотрел ведро на свет, насчитал около двадцати дырок. Во втором — эмалированном, дырок было всего пять штук.

— Если бегать побыстрее, что-нибудь останется, — предположил я.

— Ну, бегай, — согласилась Ира.

— Может, лучше носить воду в литровых банках? — спросил я.

— Тряпку надо полоскать время от времени. Как это можно проделать в банке?

— Да, я видел, как работает уборщица. Она действительно зачем-то всё время совала тряпку в ведро. Туда-сюда, туда-сюда.

— Она её прополаскивала от грязи.

— Надо же. А я думал — поясницу тренировала. Кстати, если взять тряпочку поменьше, а не этот огромный мешок, то её можно с успехом прополаскивать в банке.

— Ты предлагаешь мне мыть пол носовым платком?

— А что? Маленький, лёгонький, не то, что эта дерюга. И романтично…

— Слушай мою команду! Через час вода должна быть в доме, — сказала Ира твёрдо.

— За час точно не управлюсь, — заявил я не менее решительно. — Прорыть канал от озера до дома — это вам не хухры-мухры. Эта работа потребует…

Ира не дала мне возможности поразглагольствовать вволю. Она сказала, что строительство канала отменяется, а мне следует всего лишь отремонтировать вёдра — любым доступным способом, но так, чтобы они не текли.

— Думай. На то у тебя и голова на плечах, — добавила она.

— Да, — вздохнул я. — Придётся опять напрягать извилины. Лопнет моя голова когда-нибудь от такой работы. Голова у меня выросла для того, чтобы кушать всякие вкусности и целовать красивых девушек, а кое-кто пытается нагрузить её совершенно неподходящей работой, а именно: заставить размышлять над всякими глупостями вроде дырок в ведре. Разве в этом предназначение такого замечательного органа? Обидно использовать это поистине выдающееся творение природы так нерационально. Только крайне жестокий человек может требовать от другого, чтобы он своей головой думал и не просто думал, а придумывал, можно сказать: изобретал, что намного сложнее, чем, например, просто думать о красивой девичьей попе. Потому что подобные мысли всё-таки приятная работа для головы, а вот думать о ведре, к тому же еще дырявом — извините. Не для того я ухаживал за своей головой восемнадцать лет, чтобы так бездарно её изнашивать…

Ира слушала мой монолог сначала спокойно, потом удивлённо, потом изумлённо, но, заметив, что он и не думает иссякать, продолжала слушать его уже с явной тревогой на своей милой мордашке.

— Нет уж, — сказал я, — пусть кретины думают. Им полезно для развития извилин, а умные и так знают, что надо делать. — Притащив из сарая старый фанерный ящик от почтовой посылки, я наковырял с него сургуча, расплавил его над горящей лучиной и залепил дырки в днище. Беспокойство Иры сменилось восхищением. Она чмокнула меня в макушку.

— Вот-вот, — обрадовался я. — Это моя голова тоже любит. Целуй её почаще.

Потом во дворе перед домом, из кирпичей, камней и глины я соорудил небольшую летнюю печурку. Затопил для пробы. Ира вскипятила в кастрюле воду, заварила ароматные травы и мы, продолжая подшучивать друг над другом, стали пить чай из блюдечек.

— Надо сюда принести соли, маргарину и вообще всяких продуктов, — сказала Ира. — Я люблю готовить. Буду тебя откармливать.

«А потом меня съедят блондины», — хотелось ляпнуть мне, но я благоразумно промолчал.

Целую неделю мы тщательно вылизывали наше убежище. Я соорудил на окнах светомаскировку из черной бумаги, и теперь по вечерам у нас горели свечи. Мы жили, как Адам и Ева и мне казалось, что так будет всегда.

На работе в эти дни я присутствовал чисто номинально. Заметив моё антирабочее состояние и то, что я часами пребываю в прострации, Анатолий предложил своеобразную сделку. Он выбирал несколько аппаратов с самыми сложными неисправностями и говорил: «Сделаешь — свободен!». И я, как одержимый, набрасывался на работу. За две недели такого режима я изучил телевизионную технику основательнее, чем за предыдущие полгода практики.

Обычно, уже к обеду, задания были выполнены и ноги уносили меня в Рай. До прихода Иры, а появлялась она только к вечеру, я коротал время, совершенствуя всё вокруг. Прежде всего, соорудил во дворе стол и скамеечки. Затем появилась идея устроить на берегу миниатюрный пляж. Я выдергал прибрежную осоку, вытащил на берег утонувшие коряги, вычистил граблями дно от мусора, натаскал песка и засыпал им берег, чтобы можно было с комфортом загорать.

Следующей идеей стало строительство плота. Я сколотил несколько брёвен поперечными досками, спихнул получившуюся конструкцию в воду и отправился в плавание по озеру. Исследовал его по окружности и вечером выложил к ногам Ирины с десяток роскошных белых лилий…