5 (13, 14, 15)

13. Lie to Me. Depeche Mode.

www.youtube.com/watch?v=x1Ck8xzoDzs

Когда мы добрались до скамеечек, Ира присела, задумалась о чём-то своём, потом потрепала пальцами чёлку и попросила:

— Расскажи что-нибудь.

— Трудно начать, когда просят. Может лучше ты, а я подхвачу.

— Значит, когда я говорю, тебе интересно?

— Очень.

— Тогда буду говорить. — Ира улыбнулась, раскрыла рот и… замолчала. — Ну вот, — огорчилась она. — Нельзя хвалить собеседника заранее. Теперь буду над каждым словом задумываться, прикидывать, вдруг тебе неинтересно.

— А если я буду спрашивать?

— Давай.

— У тебя парень есть?

— Да…

И все мои дальнейшие вопросы тут же вылетели из головы. Да и зачем их задавать, если девушка пришла на свидание, всего лишь уступив твоему нытью. Наверное, я сильно изменился в лице, потому что Ира, выдержав небольшую паузу и насладившись моей растерянностью, добавила:

— Так это же ты. Я тебя имела в виду.

Радость моя проступила мгновенно: я дико покраснел.

— Только не везёт мне с парнями, — вздохнула Ира. — Хорошие мальчики меня избегают, а с плохими я стараюсь не связываться.

Мы помолчали. Не стоило сейчас задавать вопросы. Те, на которые я хотел иметь ответы, вряд ли могли её порадовать, скорее обидеть. Захочет что-то добавить — скажет сама.

— С тобой, боюсь, тоже всё кончится. И скоро, — продолжила Ира.

— Только не по моей инициативе, — уверенно сказал я.

— Это ты сейчас так думаешь, а потом… Погоди, тебе про меня ещё такого наговорят.

— Уже пытались.

— Ну и… Какие впечатления?

— Никаких. — Я притянул её к себе и поцеловал. Мне хотелось подчеркнуть, что плевал я на эти сплетни.

— Да пошёл, ты… — Ира резко отстранилась, нахмурилась. Глянула потемневшими глазами, но, увидев мою растерянную физиономию, спросила:

— Что ты имеешь в виду?

И тут я всё понял. Она расценила мои слова, как равнодушие и как желание попользоваться тем, что кто-то уже получил. Я перепугался. Терять эту девушку из-за одного глупого слова, из-за неправильно понятого порыва, было очень обидно. Я стал оправдываться, лепеча, наверное, ещё большие нелепости, уверяя, что никакие сплетни не оттолкнут меня от неё, потому что она мне интересна не только, как физическая модель красивой девочки, а во всех аспектах культурного и духовного бытия. Я удивлялся сам себе, что несу весь этот бред, но, как ни странно, он сработал. Был ли я искренен? Трудно сказать. Ведь в действительности меня привлекали именно её физические данные, по крайней мере, сейчас, пока я не ознакомился с другими достоинствами, если таковые вообще существовали. Искренность моя была в следующем: воспользоваться тем, что она, как бы помягче сказать, уже не совсем девочка, я не собирался и конкретной цели переспать с ней не ставил. Хотя объяснялось это, скорее всего, неопытностью, а вовсе не желанием подчеркнуть: я не такой, как другие, я — хороший.

Ира присела передо мной, вгляделась в глаза.

— Но настоящая история ещё хуже, чем все те сплетни, — сказала она.

Я затаил дыхание.

— За мной, чуть ли не с первого класса школы, ухаживал Никитин. Он был старше на пять лет, защищал от мальчишек, приносил конфеты, а на дни рождения дарил цветы. Потом его забрали в армию и вернулся он оттуда без ног. Странно, но никто толком не знает, что случилось. Говорили, подорвался на мине в Афгане, но ни медалей, ни орденов у него нет. С тех пор вся его любовь превратилась в какую-то странную ненависть. Он мог подарить коробку конфет, в которой лежали комочки глины, устраивал и другие подобные шуточки, но не о них речь. В прошлом году к нему из Москвы приезжал его дальний родственник. Никитин нас познакомил, а потом очень тонко спровоцировал. Заинтриговал, раззадорил, — вот, мол, недотрога у нас тут… И они поспорили на бутылку коньяка, что этот Казанова соблазнит меня. — Ира помолчала.

Я опустил глаза.

— И он сумел это сделать. Обрабатывал меня недолго. Быстрые взгляды, смущённые улыбочки, трогательные подарочки, цветочки. Дешевый блеф. Но я влюбилась в него без памяти. В последний день он принёс выигранную бутылку, мы её выпили и на такси поехали на вокзал. Там этот Казанова рассказал мне всё. Попросил, чтобы не вешалась, сел в вагон и отбыл. Разумеется навсегда. Я взяла нож и пришла к Никитину. Но он сволочь даже не испугался. Поймал меня за руку и спокойно сказал: «А я был уверен, что выиграю. Как же ты так?.. » Подвела его, понимаешь ли. Что мне оставалось делать? Ну, и ушла восвояси, даже козлом не обозвала. А может и правильно. Он, конечно, подонок, но ведь он спорил, что я … не дам. Действительно получается — подвела.

Я сидел, уставив взгляд в землю. Ира прикоснулась ладонями к моим щекам, повернула к себе. Я всмотрелся в её глаза и увидел своё отражение. Оно было перевернутым. Так и должно вроде бы быть, но мне это показалось каким-то дурным предзнаменованием.

— Скажи что-нибудь, — попросила Ира. — Можешь даже плохое.

— Я вижу себя в твоих глазах, — пробормотал я первое, что пришло в голову.

Она уткнулась носом в мой нос и, вытянув губы, несколько раз чмокнула. Как котёнка.

— Ты какой-то ненастоящий, — сказала она. — По-моему, тобой можно управлять.

— Конечно, — согласился я, — но не каждому это позволено. Тебе, например, сколько угодно.

— Мне не хочется. Живи по-своему, и мне разреши жить так же.

— Мы что, больше не будем встречаться? — спросил я, холодея от страха.

— Если не передумал — будем.

— Я никогда не передумаю. А ты?

— Не люблю зарекаться, а ещё больше не люблю клясться.

— Значит, скоро бросишь.

— Нет… Только и ты не бросай меня сразу, ладно?

Я молча кивнул. Хотел прижать её к себе, но… Ира напряженно всматривалась куда-то в сторону. Там, не очень близко, но и не далеко, сидели на лавочке двое блондинов. Они не глядели на нас, вот только, когда мы уходили, встали и пошли сзади.

Дальнейший наш путь продолжался в молчании. До самого её дома. Настроение не просто испортилось, оно стало натурально поганым и лишь одно могло сейчас его исправить, если бы блондины вдруг перегрызли друг другу глотки. Но вместо этого они с комфортом расселись в беседке и с удовольствием закурили. Я чувствовал на себе их равнодушные взгляды. Одно было очевидно, что эти люди готовы на любую жестокость.

У подъезда мы с Ирой попрощались.

— До завтра?

— До завтра.

— Ну, иди, — сказала Ира.

— Нет, ты сначала.

— Давай вдвоём пойдём.

— Куда? — удивился я.

— В разные стороны, — хмыкнула Ирина и как-то горько улыбнулась. — Каждый в свою и одновременно.

Дома я попытался собрать все мысли в кучу. Но что-то не складывалось. Зачем блондины следят за нами? Хотели бы избить — давно могли бы. Но они молча делают какое-то своё дело, и очень многое не договаривает Ирина. Я сидел на старом кожаном диване, пытаясь разобраться в этой какофонии чувств, порожденных неясностями, полуправдой и неразрешимыми личными сомнениями.

Олег пришел в мастерскую, и я сразу обратил внимание на его кулаки. Синие, ободранные, твёрдые, как два кастета.

— Лапа с Кокой не стали отрицать, что в подъезде они на меня напали. Гордились этим, придурки.

— Что с ними?

— А, ничего. Как и у меня — сотрясение мозга. Одно на двоих.

— Почему одно, если у каждого? — не понял я.

— Пришлось их головами друг о друга стукнуть. Трудно было. Но, исходя из меры собственного ущерба, не хотелось, так сказать, превышать и меру возмездия.

— Теперь они нападут, потом ты, потом снова они.

Олег понял. Попытался сформулировать какую-то собственную концепцию, вроде того, что если сейчас отступить — это воодушевит белобрысых бандитов и послужит им стимулом к ещё большему беспределу. А исходя из геополитической обстановки в Городе, позволить такое недопустимо и поэтому он — Олег единолично берёт на себя нелёгкую долю этакого своеобразного противовеса.

Вскоре он ушёл, а приблизительно через час заявился Баха. Весь такой непробиваемо невозмутимый. Еще бы чуть-чуть и почти великолепный.

Я собрал необходимый инструмент, и мы вышли. У обочины стояли зелёные «Жигули».

— Поедем, — предложил Баха. — А то пообедать не успеешь. Дома у меня еды нет. Родители в отпуске, уехали на неделю. Сам в столовой питаюсь.

Замена блока в телевизоре заняла несколько минут. Баха уселся на диван, включил музыку.

— Что за группа? — спросил я.

— «Флитвуд Мэк».

— Даже не слышал. Где достал?

— Киту откуда-то привозят. А мы у него катаем. Хочешь — возьми послушать. Вон там над столом полка. Можешь покопаться.

Ломаться я не стал, подошёл к полке, вытащил из стопки одну кассету.

— Да больше бери, хоть все. — Баха принёс пакет и стал совать в него свою коллекцию.

— Погоди, зачем столько? Уж лучше я сам выберу. То, что не слышал.

— А теперь пообедаем, — сказал блондин. — Поедем на вокзал — там лучше кормят.

Действительно, по сравнению со столовой, в которую ходили мы с Анатолием, еда в привокзальном ресторане оказалась намного лучше. Нам даже принесли кисель со взбитыми сливками. Никогда в жизни не ел такого.

Официантка выписала счёт. Баха вынул бумажник, достал деньги.

— Сам заплачу, — сказал он, заметив, что я зашевелился.

«Ну и пусть. Не зря же я личное время тратил на его телевизор».

— Тебя домой или на работу? — спросил этот загадочный человек, когда мы вышли.

— Давай на работу. Что мне дома делать. На диване сидеть? — Странно, но мне почему-то совсем не хотелось быстро прощаться.

Баха вёл машину очень профессионально: смело, уверенно, но не лихо. И всю дорогу молчал.

— Расскажи что-нибудь о вашей организации, — попросил я.

Блондин бросил на меня ироничный взгляд, хмыкнул и склонился к баранке. Я подождал немного, стараясь не выглядеть чрезмерно навязчивым, но всё-таки спросил:

— Нельзя?

— Почему же. Только нас всегда принимают за нечто большее, чем мы есть. А говорить вроде как особо и не о чем.

— Ну, вот об этом «не о чем» и расскажи.

— Давай в другой раз.

— Разве мы ещё увидимся? — спросил я.

— Как знать. Говорят, советские телевизоры часто ломаются.

14. Down In The Hole. Rolling Stones.

www.youtube.com/watch?v=a0FfyrIhyLA

С Ирой мы встречались почти каждый день. И постоянно, то наяву, то где-то незримо, нас сопровождали двое блондинов. Менялись они, или были одни и те же, мы не знали. Близко эти люди никогда не подходили, а издали их не различить. Хотелось подскочить к ним, посмотреть в глаза, сказать что-нибудь резкое, но Ира удерживала.

— Не будут они с тобой объясняться. Просто отвернутся.

Что ж, она знала их лучше.

Вот так мы и гуляли, словно двое разнополых детишек, после того как родители застукали их на попытке поиграть «в доктора». Такое положение вещей стало порядком надоедать, я готов был на глупость: пытался обнять Иру прямо на глазах у блондинов, поцеловать. Она мягко уклонялась, и я уже не соображал, кто затеял эту игру в «кошки-мышки». С её стороны особого возмущения в адрес надзирателей не наблюдалось и она категорически запретила мне просить помощи у Олега. Порою начинало казаться, что эта странная девушка удовлетворена тем, как проходят наши нелепые свидания. Наступал момент, и мне уже не хотелось ни целоваться, ни даже продолжать разговор. Попыток уединиться специально, Ира не предпринимала никогда. Могла чмокнуть меня нежно в момент, когда мы сворачивали за угол и стражи Безногого на минуту теряли нас из виду. А ведь ничто не мешало нам спрятаться хотя бы в подъезде, но как только мы подходили к нему, начинался процесс унылого прощания.

— Давай обманем их, — предложил я однажды. — Расстанемся, а через полчаса встретимся опять.

— Не сейчас, не сегодня, — сказала Ира, пристально всматриваясь в лицо. Это было похоже на гипноз. И приятно и как-то не по себе.

А дома, когда я укладывался спать и взбивал подушку кулаком, в голову лезли противные мысли: вот возьму и не пойду больше ни на какие встречи. Надоело… Моя любовь мучительно угасала, мне уже не хватало того, о чём я совсем недавно мечтал: созерцать и слышать. Душу разъедали горечь и рассудочный скепсис от абсурдности наших дурацких свиданий. Надоело…

Однажды мы с Ирой просто пошли по трассе, идущей из Города.

— Давай уйдём далеко, далеко, — предложил я. — Пойдут они за нами или нет?

— Давай, — согласилась Ира.

… Уже давно стемнело, а мы всё шли и шли вперед, влекомые глупой, но принципиальной идеей. Две фигуры, бредущие сзади, освещались фарами редких автомобилей. Это были они — наши невозмутимые стражи. Сколько километров осталось позади, мы не знали, может быть десять, а может пятнадцать. Мы продолжали идти вперёд, не зная ни цели, ни значения этого похода. В конце концов, Ира взмолилась:

— Больше не могу, пойдем назад.

Я сам устал, как собака и с трудом сдерживал досаду на свою пустую затею. Мне она уже не представлялась остроумной.

Дорога к Городу казалась бесконечной. Теперь блондины шли впереди, а не сзади, но дистанцию соблюдали прежнюю. Лучше бы рядом топали. Анекдотами поразвлеклись бы, скрасили путь. Мы стали голосовать, надеясь остановить какую-нибудь машину. Но все они неслись мимо. Какой водитель рискнёт подбирать кого-то на безлюдной автостраде ночью?

И всё-таки один смельчак нашёлся. Однако то ли шофер долго решался, то ли поздно заметил наши сигналы, но автомобиль затормозил далеко впереди, как раз возле блондинов. Когда мы подбежали, они уже уселись на заднее сиденье.

— Вы что, нас бросаете? — крикнул я.

— Да куда вы денетесь? — сказал один из охранников и захлопнул дверцу. Жигули уехали. Больше ни одна машина не остановилась.

Ира вроде бы, даже надулась. Впервые мы надолго остались наедине, но никто из нас не прикоснулся к другому. Глубокой ночью мы добрались до её дома. В беседке спокойно покуривали блондины.

— Ага, — сказала Ира, увидев их. Она вдруг увлекла меня в подъезд, прижала к батарее отопления и впилась в мои губы с таким остервенением, как будто хотела разорвать в клочья. Это было почти больно, но это было фантастически приятно. Я изнемогал, я умирал, я растекался в каком-то десятом измерении, с жадностью впитывая в себя эти дерзкие ласки.

Потом она убежала наверх, а я вывалился на улицу несколько помятый и весьма ошалевший от пережитого эмоционального потрясения.

— Пора спать, ребята, — сказал я блондинам и на ватных ногах отправился домой.

— Топай, топай, — сказали мне вслед. — Скоро оттопаешься.

— Вот оно как? А я думал — мы уже подружились.

15. Pretty. Cranberries.

www.youtube.com/watch?v=ZQZmH6nwNPc

На другой день я пришёл на свидание минут на десять раньше и занял место в беседке. Появятся блондины, пусть постоят в сторонке. А кстати, откуда они узнают, в какое время мы встречаемся? Чаще всего оно приблизительно одно и тоже, но ведь не всегда? Ещё одна загадка. Не в бинокль же они, в самом деле, наблюдают за подъездом?

А, вот и они, засранцы-голубчики…

Невдалеке о чем-то спорили двое наших телохранителей. Неожиданно, один, махнув рукой, куда-то ушёл, второй быстрым шагом направился ко мне.

«Вот и расплата за вчерашнюю вольность, — подумал я. — Сейчас мне ввалят по башке культурно и скажут: всё, паря, свидания закончены». — Но почему ушёл второй? Не за подмогой же, на самом деле. Любой из них, особо не напрягаясь, навешает мне таких п… й — мало не покажется.

К беседке приближался… Баха. Он подошёл и, наверное, забыв о собственном имидже, заулыбался. Блеснула его золотая цепочка.

— Привет, — услышал я голос Иры.

«С кем она поздоровалась? Смотрит на блондина».

— Привет, — кивнул Баха.

«Значит, с ним».

— Сегодня вы свободны, — спокойно сказал ближайший соратник Безногого. Он пристально, как бы оценивая, посмотрел на Иру, повернулся ко мне, показал большой палец, подмигнул… и ушёл.

Мы смотрели ему в след. Ира спокойно, с полуулыбкой, а я?.. С недоумением, восторгом и, пожалуй, просто завидуя в чём-то. Этот человек поражал меня всё больше и, тем не менее, я так и не понимал, можно ли ему доверять.

— Что-то мне не по себе от таких сюрпризов, — сказал я осторожно. — Ты ему веришь? Я нет.

Ира чуть усмехнулась.

— Ну и зря. Он единственный из них без мании величия.

— Ты его знаешь?

— Разумеется. Он в одном классе с Никитиным учился.

Мне тут же захотелось начать расспросы, я уже и воздуха в лёгкие набрал побольше, но, заметив, что Ирина нахмурилась, прикусил язык. Эта девушка не любила, когда я заводился о блондинах.

— Я долго ждал такого дня, — неожиданно вырвалось у меня, и я почувствовал, что покраснел. Мелькнула мысль, что теперь мне вообще будет не сообразить, как вести себя правильно. Нелепые наши встречи нарушили обычную плавность развития отношений: первое прикосновение, второе; первый поцелуй, второй; целая ночь поцелуев — ну и так далее… Что нам делать со своей неожиданной свободой? Начать этот вечер с робких прикосновений, или уж сразу обставить друг друга засосами от пяток до макушки? «Ну и циником же я стал», — мелькнула неприятная мысль. А попробуй — не стань, когда в твой затылок постоянно направлены две пары недобрых глаз. Хорошо хоть не пистолетов.

— Пойдём, — сказала Ира.

— Куда?

— Куда-нибудь.

Я очнулся от своих нескладных мыслей и согласно кивнул.

Ира повела меня дворами, по узким проходам между сараев и гаражей.

Начало темнеть. Хлюпало под досками, переброшенными через грязь, воняли помойки. Неожиданно похолодало, воздух наполнился моросящим дождём. Мы вышли на улицу застроенную частными домами. Фонарей здесь не было, но не было и кромешной тьмы. Может зарево от города, отражаясь в облаках, освещало дорогу, а может, эту обязанность взяли на себя окна ближайших домов.

Перед нами возник то ли заброшенный парк, то ли лес. Ветер шумел в листве, где-то вдали вскрикивали недовольные птицы.

Мы долго поднимались вверх. Редкие мокрые кусты, густая трава, никаких тропинок. Но деревья остались позади, мы вышли на старинную каменную мостовую. Впереди, на фоне неба, стала проявляться еле видимая тень огромного здания похожего на замок.

— Здесь раньше был детский дом, — сказала Ира. — В прошлом году он переехал в другое место. А до революции здесь жил купец, или помещик.

Мы обошли бывшее поместье.

— Там озеро. — Показала Ира рукой в темноту. — А мы на холме. Пойдем, здесь есть беседка. Вон там…

Под крышей было сухо, но так же ветрено и неуютно. Мы попытались разглядеть друг друга и ничего не увидели. Да и что можно увидеть в такой темноте? Ирина прильнула ко мне, и мы поцеловались. Скромно так, как в первый раз. Её щеки были мокрыми от дождя, и вся она слегка дрожала.

— Брр, — сказала Ира. — Холодно. Может, костёр разведем?

— У нас нет спичек.

— Будем тереть палки. При таком мандраже они быстро разгорятся.

Мы ещё раз обошли здание, дёргая все двери, в надежде найти убежище. Я достал связку ключей и стал примерять их ко всем замочным скважинам. Неожиданно одна из дверей открылась. Это было что-то вроде деревянной пристройки, забитой сломанной мебелью, старыми тюфяками, флагами и стеллажами с огромными алюминиевыми кастрюлями.

— Ух, ты! — обрадовалась Ира, осмотрев наше временное убежище.

Я перетаскал флаги в угол, несколько не очень тяжелых тумбочек пристроил на огромный стол, освободив, таким образом, довольно-таки приличное пространство. Из тюфяков мы соорудили шикарный диван.

Девушка моя что-то рассказывала, но я не вслушивался. Я провалился в бездумье неожиданного тепла, уюта и тихой сладкой темноты. Мои губы трогали её кожу, пальцы спешили к телу. Ира обняла меня, пощекотала языком ресницы, дохнула в ухо:

— Я тебе ничего не запрещаю…

Несколько мгновений я сидел, словно оцепенев, не зная, что делать. Подобное разрешение даже как-то охладило меня. Хотелось её преодолеть, покорить лаской, настойчивостью, силой. Но всё уже было предрешено этими словами. Чужие, не мои руки расстегнули пуговицы на её кофте, сняли лифчик и делали ещё что-то непонятное и ненужное мне сейчас.

Мы выбрались на улицу только к рассвету. Я почти спал и брёл, как сомнамбула, едва передвигая ноги. И ничего, совсем ничего не помнил. В голове слова, шёпот и однообразный абсурдный бред: руки, ноги, спина, грудь и везде по всему телу — губы, губы, губы…

Целый день на работе я клевал носом. Перепаивал сопротивления, менял конденсаторы и видел даже какие-то сны. Вздрагивал, когда щипало током, резко просыпался, бормотал ругательства и опять погружался в полузабытье.

Заметив мое состояние, Анатолий сначала поиздевался, а потом, сжалившись, посоветовал идти домой — проспаться. Но не мог я уйти. Вчера при расставании, на мой вопрос: «Когда встретимся? ». — Ира сказала: «Завтра позвоню». — Вот я и ждал.

Она позвонила поздно, когда Анатолий уже уехал домой.

— Встретимся послезавтра, — сказала Ира, и я не стал возражать. Ещё одну такую ночь я бы не выдержал.