Про Петю. (Никишин Кирилл)

Петр был странным. Уж больно мучить себя любил. Помучает-помучает, и вроде легче становится. Люди его жалели, но избегали. Мало ли, что ему в голову придет. А Петру люди не нравились. Не понимал он их. Да и не пытался. Зато Петя понимал мертвых. С ними даже интересно было. За мертвых можно придумать, что душе угодно. Спорить не станут. И так они разговаривали. А потом Петя кота купил. Кот тоже оказался весьма душевным собеседником. А на улице осень как раз. Самое время для разговоров. Как и весна. Так врачи говорят. Да только кто с ними разговаривает? Дураки одни. То ли дело кот. А когда их с десяток, то люди и вовсе не нужны. Какой с них прок? Только галдят и пачкают везде. Не то, что Петр. Он уже и шерстью оброс. Ну, вылитый кот. Как-то вышел на улицу, а ему старушка сосиску в морду сует. Петр сначала брезговал, а потом съел. Понравилось Петру, и он как давай старушка руки лизать. Потом глядь, а это не старушка, а электропоезд. А на улице уже зима, язык у Пети прилип, так и уехал он далеко-далеко, в никуда. Потерялся, значит. Хотя откровенно говоря, Петр никогда и не находился. Так и прожил всю жизнь потерянным. А я что-то приболел…

От того, что Петр превратился в кота и оказался в никуде, он даже не расстроился. Ведь ему, как и прежде, ничто не мешало разговаривать с мертвыми. И он завел беседу с Бродским. Но в этот раз Бродский почему-то стал спорить. «Ну и дурак!» — крикнул в сердцах кот Петя и отвернулся. «Я гений!» — возразил Бродский, но Петя его не слушал. Он стал вылизывать себя там, где никогда раньше не мог. А потом опомнился и засмущался. «Хотя кого я стесняюсь?» — подумал он, — «Все, что не убивает, делает нас сильнее.» Он хотел продолжить, но тут прибежал Ницше и стал что-то кричать по-немецки. «Вот странный,» — ещё немного подумал Петр, — «Вроде образованный человек, а русский так и не выучил». Больше в этот день он не думал. Да и зачем, когда вокруг столько новых ощущений. А у меня чай остывает…

— А почему я Петя? — подумал кот, — Почему меня не спросили, как я хочу называться. Я, может, хотел быть Анфисой. А они не спросили, вот я и мучил себя все время. Или Эдуард? Или Транзистор, например. Я же чувствую, как транзистирую. Значит, я транзистор. Или даже транзисторный радиопримник. Кот покрутил хвостом, но музыка не заиграла. Только суровый голос отчитал его: «Не занимайся ерундой, Геннадий! Лучше подай отвертку!» Кот посмотрел на лапы. Потом на отвертку.

— Она же крестовая!

— Ну и что?

— А то!

Расстроился Семен. Ерунда какая-то. Наверное, дело не в имени. И он решил остаться Петей. А людей по-прежнему не любил. Теперь ещё и мертвых. Ох уж этот Бродский.

А за окном уже ночь…

В никуде наступил момябрь. Это такое время между сезоном обид и полдником. Обычно в это время Петр ненавидел себя и мучил, но сейчас было не до этого. Петр вспоминал и грустил. «Эх, а вот она могла бы меня и полюбить, если бы только постаралась. А она поленилась. Вот и сижу теперь тут нелюбленный. Ни стыда, ни совести у некоторых. Эгоисты. Вот и правильно, что вы мне не нравитесь.» К слову, Она тоже давно была в никуде, просто ещё не осознавала, как и остальные. Но встретится с Петром они не могли. По крайней мере, пока… А шторы в полоску…

Поутру Петр поймал мышь и съел. После этого ему стало не по себе.

— Не попадешь ты в рай, сучара! — послышалось за спиной.

— Кто здесь?! — запереживал Петр.

— Твой ангел-хранитель! — ответил голос.

— А почему не попаду?

— А ты не знаешь?

Петр знал, но не хотел говорить об этом.

— Фиалки?

— Да.

При чем здесь фиалки? Петр не знал, но чувствовал, что просто должен был это сказать, и надо же, попал прямо в точку.

— А как оно в раю?

— Пусто. Безлюдно. Все кто приходил, изнывали от тоски и просились в ад. Там хоть какое-то движение. Опять же муки… Некоторым это нравится.

— Знакомо.

Голос не отвечал. Петр задумался о мышатине.

А я печенье купил.

Бродский принес Петру червей. Не сказал зачем. Просто молча принес. И хитро так улыбнулся. А потом ушел. Может, они ему мешали? Петр спросил их, но они сочли этот вопрос глупым и промолчали. А вместо этого стали обсуждать гороскоп.

— Все это чушь! — воскликнул Петр и разрезал одного из них когтем.

— Ты дурак? — хором спросили половинки.

— Нет. Я Петя.

— А где Бродский?

— Ушел.

— Давно?

— Давно. Если из жизни. А если отсюда, то недавно.

Черви загрустили. А Петя обрадовался. Надо же, как интересно получилось. А Бродский всё-таки молодец.

А на подоконнике алое…