Сморфень из Дыробублевки. (Никишин Кирилл)

Мы познакомились с ним в коридоре одного замечательного оздоровительного учреждения. Я как раз выходил от врача.

Хотя как врача? Скорее хорошего друга, с которым мы вели задушевные беседы. Вообще, он очень приятный человек, хоть и ограниченный. К слову, в существование того же Сморфеня он так и не поверил. А ведь сам впоследствии видел Сморфеня и не раз, и даже как-то летал с ним в Амазонию на симпозиум эквилибристов-волыньщиков. Это чудесная история, и я расскажу ее позже.

Так вот, я выходил из кабинета и случайно наступил на что-то желтое, похожее на пластилин. Я не придал этому значения, пока двигаясь дальше по коридору, не обнаружил скворца, сидевшего у меня на плече. Он настырно заглядывал мне в глаза и чего-то ждал. Я растерялся и сделал вид, что ничего не заметил.

— Мог бы и извиниться, падла! — крикнул скворец.

Не скрою, в тот момент я чуть от страха не обкакался, и на всякий случай извинился. Скворец успокоился, но не улетел. Видимо, ждал чего-то еще. А может, ему просто было со мной по пути.

— Все-таки зря ты ее тогда из рук выпустил! — Сморфень как обычно ворчал. Он вообще любил ворчать.

— Кого ее? — спросил я, готовясь к новому всплеску безумия. На этот раз Сморфень представал в образе маленького слоника с большими бирюзовыми глазами. Из хобота у него постоянно вываливались сопли, но Сморфень не хотел с ними расставаться и то и дело шмыгал хоботом.

— Свою вспухлость!

— Вспухлость… Ах да! Знаешь, а я думаю — не зря!

Я вспомнил тот случай и невольно улыбнулся. Все началось с того, что я сказал Сморфеню, что хотел бы поправиться килограмм на десять. Так, для разнообразия. Я надеялся предстать перед Зинкой в образе пухлого медвежонка, но вот досада, я всегда был худым. И Сморфень решил достать для меня вспухлость. Он взял скотч и пошел к толстобелкам, загадочно улыбаясь…

А когда я проснулся, то с трудом мог поднять голову от подушки. Я обхватил хлебало руками и понес к зеркалу, чтобы понять, что происходит, и увиденное просто шокировало меня. Вместо очаровательного красавчика из зеркала на меня смотрел перекошенный индивид в левой щеке которого был явный переизбыток жира. (Потом-то я узнал, что Сморфень приволок ночью вспухлость и не нашел ничего лучше, чем сунуть ее под мою подушку. Но в тот момент перед зеркалом я был очень расстроен.) Я положил щеку на плечо и пошел умываться. Если бы я дождался Сморфеня, мы бы распределили ее по телу. Но… я пошел умываться. От мыла вспухлость зашипела и стала отваливаться. Она упала мне прямо в руки и продолжала шипеть.

— Фаш-ш-ш-шист! — отчетливо слышалось в ее шипении.

Я бросил вспухлость в раковину, и ее унесло водяным потоком. Воспоминания рассеялись.

— Теперь ни одна вспухлость к тебе не прилипнет, — бормотал Сморфень, — Ты ж для них теперь враг номер один. За что ж ты ее мылом? Это ж геноцид!

— А я знал?

— А не отпустил бы, мы б ей память огурцами расковыряли и обратно б к тебе приделали.

— Да ладно, — вздохнул я, — Меня Зинка и таким любит.

— И меня, — задумчиво булькнул Сморфень.

В доме Петра Семеновича, чье прозвище было Мешочек, была интересная особенность: человек заходил в подъезд и клал в коробочку ключ, а сам брал другой и шел искать дверь, которую он откроет. Это было очень весело и порой неожиданно.

Когда мы со Сморфенем в первый раз к пришли Петру Семеновичу, то были очень довольны. Квартира была чудесной. Сморфень ел моль в шкафу, а я играл в жбаку с Мешочком. (Даже не знаю, почему его так звали. На Мешочек он похож только при очень плохом освещении. ) Но это было тогда. Тогда еще Любу покусали куницы, и ей ставили уколы. Да… Было время…

А в этот раз мы никак не могли отыскать нужную дверь. Мы долго бродили по коридорам, тыркаясь куда ни попадя, пока Мешочек не почесал ключом коленку. И коленка открылась. Люба шагнула внутрь и тут же выскочила обратно.

— Там бездна! — закричала она.

Мы заглянули. Бездна заглянула в нас, а потом отвела глаза и отошла от прохода. Мы зашли и очень хорошо провели вечер. Все. Кроме Петра Семеновича. Он-то сам к себе в коленку не залезет. Так и сидел в коридоре.

Сморфеню было скучно, и он решил выдумать новый язык. Язык был забавный, но очень шершавый. Зато понятный. Мы проболтали на нем до вечера, а утром его постигла участь латыни. Мы провели панихиду и отнесли его в медицинский институт. Там очень обрадовались, а то латынь им уже поднадоела. Да и пахнуть начала. Они там, конечно, привычные, но все же.

Еремеич позвал меня на дачу. Я взял Сморфеня с собой, чтобы с кротами бороться. А кроты, как оказалось, готовились. В общем, мы проиграли два — один. Все-таки КМС по вольной борьбе — это вам не хухры — мухры.

Поняв, что к реваншу надо подкачаться, мы пошли на качели. И простудились. Зима все-таки.

Устина Семеновна и Александр Павлович были потрясающего ума людьми. Бывало придут к нам с эклерами, чай всем нальют и сидят, молчат. Чай пьют. И столько в этой тишине многозначного сразу витает. А потом Александр Павлович как скажет что-то вроде:

— Бурплость стяжает выспелость…

А Устина Семеновна в ответ:

— Агась…

И уходят.

И правильно. Иногда лишние слова все только портят. А Сморфень хватает их слова и в баночку кладет. Для потомков. Хотя там в банке уже такая мешанина, что вряд ли ее потомки поймут. Потому что контекст очень важен.

Как-то раз мы со Сморфенем встретили в Дыробублевке дух Ленина. Очень приветливый старичок оказался. А про красный террор он сказал, что его просто товарищи недопоняли. «Да и вообще весь террор от недопонимания,» — сказал Ленин и пошел за сахарной ватой.

Мне хотелось что-то выдумать. Такое странное чувство — будто чего-то не хватает. А Сморфень сказал, что это все от лукавого. Я стал спорить. Сморфень сделал нос трубочкой и начал пускать мыльные пузыри в знак несогласия. В конце концов, мы решили обратиться к первоисточнику и пошли к лукавому. Лукавый сказал, что от него много чего, но вот конкретно это — нет. Сморфень очень тогда расстроился. На что лукавый заметил, что подобное расстройство как раз от него, и извинился. Мы оставили расстройство лукавому и пошли домой, плести корзины к празднику звездочетов.

К Сморфеню из Дыробублевки приехал брат Кукузик. Он в отличие от Сморфеня форму не менял. Но не потому, что не умел, а просто он считал себя цельной личностью и был похож на кусок гудрона. А мы в детстве гудрон жевали. И как-то вдруг воспоминания нахлынули. Я опомнился только, когда услышал во рту «I will survive». Я скорее Кукузика выплюнул и задумался: «Цельная личность — это хорошо. Плохо, когда она на гудрон похожа.» Но вслух не сказал. А может, Кукузику так нравится. Кто я такой, чтобы жизни его учить?

Сморфень наткнулся в интернете на социальные сети и закричал от ужаса. То, что пролезло в него, повергло его в смятение. Он и не знал, что люди могут быть так несчастны. Я налил ему теплого молока, но Сморфень зарыдал и спрятался в шкафу. А когда вылез из шкафа с опустошенной бутылкой водки, смотреть на него было страшно.

— Что это? — спросил я, указывая на бутылку.

— Метафора, — ответил Сморфень и сблевал.

Мы со Сморфенем гуляли по Красной площади, и чтобы не смущать людей, Сморфень был в облике большой розовой собаки (В Москве ведь таким никого не удивишь). И когда к нам подошел напыщенный иностранец и спросил на своем, где можно купить медведя на велосипеде, Сморфень забылся и ответил:

— В гастрономе.

— Уау! — воскликнул иностранец. Глаза его заблестели, а из того, на чем он носил шляпу, стал доноситься звук счетной машинки.

— Сколько вы хотите за вашу собаку? Я сделаю ее звездой! — завизжал иноверец.

Я хотел сказать ему, что у нас в стране не все продается, но Сморфень меня опередил. Он подпрыгнул и пукнул буржую в морду. Высказал, так сказать, свою гражданскую позицию. А иностранец обрадовался, пук носом втянул и в гостиницу побежал, чтобы его в пакетик вынюхнуть и на аукционе продать. А вечером в новостях поведали, что в фойе гостиницы обнаружен труп заморского богача с загадочной улыбкой.

Ну, хоть умер счастливым.

Анфиса была хорошей, но к сожалению, подхватила от подруг глупые надежды. И так сильно заразилась, что чуть жить не разучилась. А у Сморфеня как раз сезонная клептомания началась. Он их и украл. И домой принес. Мы в них заглянули и чуть сами не заразились. А потом опомнились и на мусорку отнесли. А там сосед-трубач как раз проходил. И сразу тихо в доме стало. Трубу сосед забросил, сидит на подоконнике, принца ждет.