О Локи, козе и красавице Скади (Зотова Марита)

— …останешься с нами, если кто-нибудь из нас сумеет тебя рассмешить, — закончив свою прочувствованную речь, Отец Богов под одобрительные выкрики занял прежнее место во главе стола.

Скади презрительно фыркнула. Уж что-что, а держать-то себя в руках она умела. Жизнь в Ётунхейме, полная опасностей жизнь охотницы и воина, приучила ее, от природы и без того скрытную и немногословную, к полному самоконтролю в сфере эмоций и чувств, и если боги, ничтоже сумняшеся, надеялись таким вот затейливым путем одержать над нею верх… что ж, они уже заранее проиграли.

— Я принимаю вызов! — в голосе воительницы звенели лед и стальные мечи. — Если один из вас заставит меня хотя бы улыбнуться, я складываю оружие. Если же нет — готовьтесь к настоящему поединку, достойные асы!

Сдержанно кивнув ей в ответ, Один звонко прищелкнул пальцами, и огненно-рыжий, зеленоглазый ас, что сидел за столом по правую руку от Отца Богов, немедленно поднялся с места.

— Ну, развеселить-то красавицу — дело нехитрое, это мы сможем, это мы завсегда сумеем! — зачастил он скороговоркою, выпрыгивая прямо на середину зала. — А вот как заставить ее потом сдержать собственное обещание — вот в чем вся закавыка, любезнейшие асы!

Среди присутствующих послышались весьма отчетливые смешки, и жаркая краска гнева бросилась в лицо воинственной ётунше.

— Мое честное слово — надежнее любых клятв и обетов, — сквозь зубы процедила она, — а всякий, кто сомневается в этом, должно быть, сам не приучен держать собственное обещание… И довольно разговоров. Начинай… шут!

— Бэ-э, мэ-э! — расписанная рунами входная дверь распахнулась, точно по сигналу, и, звонко цокая копытцами о каменный пол, в пиршественный зал вбежала… коза.

Явление нового актера на сей импровизированной «сцене» вызвало в рядах богов нешуточное оживление. Козе аплодировали, козе швыряли листья зеленого салата и яблочные огрызки, а «прима» лишь трясла бородою и глуповато мемекала, приветствуя восторженных зрителей.

— Браги, музыку давай! Смер-ртельно опасный номер, господа, некрепким нервами просьба закрыть глаза или отвернуться! — перебивая блеяние и смешки, выкрикнул с места рыжеволосый. — Раз-два-три! Поехали!

Светловолосый ас приятной наружности, что восседал за столом по левую руку от Одина, изо всех сил стараясь сохранять на лице приличествующее скальду серьезное выражение, что было мочи вдарил по струнам позолоченной арфы, и под зажигательно-звонкую мелодию рыжеволосый, шутовски раскланявшись со всеми присутствующими, сбросил с себя огненно-красную накидку-плащ.

Скади, признаться, ожидала всякого, но чтобы такое бесстыдство, прилюдно, у всех на глазах… Да, под накидкою не было ничего, даже тонюсенькой повязочки на чреслах, долженствующей хоть как-то прикрыть его мужское естество, что было, надо сказать, немаленьких размеров…

Нисколько не смущаясь своей наготы, рыжеволосый жестом профессионального фокусника взмахнул руками и, змеино прошуршав в воздухе спутанными кольцами, на каменные плиты пиршественного зала легла пастушья веревка-перевязь. Свернув ее наподобие лассо, комедиант повернулся к козе.

— Оле-ап! — прицельной точности его броска можно было лишь позавидовать. Возмущенно мемекнув, коза припустила вскачь, опрокидывая наземь бочонки с элем и скамьи пирующих, но высвободить свои рога, надежно спутанные привязью-лассо, ей так и не удавалось.

— Врешь, не уйдешь! Торо, торо! Держись, «укротитель»! — под свист и улюлюканье собравшихся несчастное животное, отмотав по залу несколько кругов, выбилось из сил и наконец-то застыло на месте.

— Мэ-э… Бэ-э…

— Не вижу ничего забавного в насмешках над священною козою Хейдрун, — прижав ладони к щекам красно-свекольного цвета, Скади поднялась из-за стола, — и если это все, на что вы способны…

— Не торопись покидать нас, о, прекраснейшая! — рыжеволосый спешно разматывал петлю на запястье. — Ведь ты еще не видела самого главного!

Ох, лучше бы ей было этого и не видеть!

…Серая, чешуйчатоколечная перевязь-змея, дрожа и извиваясь, ползла по лишенной загара коже рыжеволосого потешника. Грудь, плечи, узкие, худощавые бедра… Нырнув изящной «мордочкой» в густую, рыжевато-золотистую поросль внизу живота, бесстыдница-змейка тугими кольцами обхватывала его прямо на глазах твердеющий жезл. Раз, и другой, и третий…

Перекрутив «бантиком» веревочные концы, рыжеволосый ас кокетливо подмигнул Скади:

— А вот теперь — самое интересное. А ну!

От залихватски-разбойничьего посвиста Тора у ётунши заложило уши, а бедной козою Хейдрун вновь овладело паническое настроение.

— Бэ-э! Мэ-э!

— Держись, Рыжий!

— Ставлю Мьёльнир против Брисингамена — Хейдрун его сейчас оскопит!

— А-ха-ха-ха!

— Спасите, люди добрые!

Крутанувшись на месте, рыжеволосый, теряя равновесие, вцепился Скади в плечо.

— Прекраснейшая из дев… о, проклятье! — очередной кульбит Хейдрун заставил его буквально рухнуть ётунше на колени. — Моя страсть к тебе настолько велика, что… о… о-оу…

Чувствуя, как что-то влажное и липкое теплым пятном расползается по бедру, Скади не выдержала и расхохоталась. Да, это было слишком, это было чересчур даже для нее, собранной, самоуверенной, хладнокровной — эти клоунские морковно-рыжие кудри, нарочито растерянные глаза, пульсирующие толчки его плоти, роняющей в подол последние капли семени… Она смеялась, и Локи рыжеволосый смеялся вместе с нею, и глядя на них, заходились в безудержном смехе Один и Тор, Фрейр и Фрейя, Браги, Бальдр, Идун и все славные асы Асгарда поднебесного…

***

Так, благодаря очередной хитрости бога плутовства, ётунша Скади не стала мстить асам за смерть своего отца, ётуна Тиаци-Орлиное Оперенье и навсегда осталась в Асгарде.