Две Анны, Вербовая Ольга

Их было четверо. Целая стая, как говорит мистер Брэдбери. Фэб Джонс и Генри Хаусман — двое молодых людей лет двадцати, Эндрю Голдаминг — старший сын лорда, волей судьбы оказавшийся на одной скамье с простолюдинами. Впрочем, если молодой Голдаминг и чувствовал себя униженным, то никак этого не показал. Ева Миллер — старая дама, единственная признавшаяся в том, что она волк-оборотень. Остальные трое, несмотря на жестокие пытки, виновными себя не признавали, что вызывало у судьи неприкрытое раздражение.

Она приходила на заседания в любую погоду. Стояла ли изнуряющая жара, дул ли злой холодный ветер, или дождь шёл стеной, размывая дороги — ничто не могло заставить девушку изменить своей странной привычке. Приходила, смотрела на подсудимых, то опустив глаза, то робко улыбаясь и подмигивая. И по-видимому, была просто счастлива, когда на их бледных лицах мелькала улыбка, или когда её одаривали кивком головы или тёплым взглядом. Несколько раз девушка даже пыталась с ними заговорить, но судья тут же пресекал эти попытки:

«Вы злоупотребляете моей добротой, мисс Вирта! Покиньте зал!»

Впрочем, удалить из зала он мог и без этого. Достаточно было слишком тепло, по мнению судьи, взглянуть на кого-нибудь из узников или слишком дерзко на него самого. Особенно если день выдавался дождливым. Выставить бедную девушку под дождь мистер Брэдбери был всегда рад.

«Я и так с Вами слишком мягок, мисс Вирта, — говорил он. — Если бы не Ваше безумие, я не стал бы с Вами церемониться».

Да, её считали безумной. Говорили, что столь нездоровый интерес к приговорённым проснулся в ней после пожара в доме семьи Вирта. Девушка с матерью еле успели выскочить. А глава семьи сгорел заживо — на глазах у жены и дочери. Говорили, после этого бедняжка тронулась умом.

Этот день ничем не отличался от предыдущих. Мисс Вирта пришла, как обычно, к началу заседания. Сын лорда, увидев девушку, приветливо кивнул. Она поклонилась ему, его отцу, во взгляде которого была признательность, украдкой подмигнула Фэбу. Но тот, погружённый в свои мысли, на неё даже не посмотрел. Судья, заметив это, злорадно улыбнулся: вот так-то, мисс Вирта, мистеру Джонсу, по-видимому, сейчас не до симпатичных барышень. Впрочем, на собственную мать Фэб тоже не взглянул.

Так до конца заседания девушка и просидела рядом с миссис Джонс, глядя на её сына и разочарованно вздыхая всякий раз, не дождавшись даже поворота головы в её сторону.

Мистер Брэдбери морщил лоб. Очевидно, что-то в этих дамах ему не нравилось.

— Скажите, Уильям, — обратился он к своему секретарю, когда заседание закончилось. — Как имя этой безумной?

— Анна, Ваша честь.

— А матери Джонса?

— Тоже Анна.

— Две Анны… Проклятие!

***

— Спасибо, милая, что пришла, — мать Фэба тепло обнимала Анну.

— Не за что, миссис Джонс. Я знаю, что Ваш сын невиновен. Так же, как молодой Голдаминг, мистер Хаусман и миссис Миллер.

— Ясное дело, настоящих оборотней искать не хотят, вот и хватают невиновных.

Невиновные… Сколько их уже отправили на костёр! Два года прошло с тех пор, как в лесу нашли растерзанный труп пастуха. Жители деревни в один голос утверждали, что видели крупного волка. Спустя неделю задрали мельника. Несчастный был ещё жив, когда люди его обнаружили. Шептал: это оборотень, оборотень.

Первым сожжённым был крестьянин Мэйсон, который под пыткой признался, что задрал пастуха и мельника.

Но через неделю после казни задрали неудачливого путника. Охота продолжалась.

Один за другим были казнены ещё восемь человек. На некоторое время ночные убийства прекращались. Но стоило жителям окрестных деревень вздохнуть в облегчением, снова находили чей-то растерзанный труп.

«Волк не один, — в панике перешептывались люди. — Их целая стая».

Анна думала иначе.

Но как мужественно, чёрт побери, держались эти трое! Хаусман с любопытством слушал показания свидетелей, после чего долго и подробно их расспрашивал: как он превращался в волка, кого на их глазах загрыз, и полная ли была луна. Свидетели путались, нервничали. Добавлял им сложностей и молодой Голдаминг, чей взгляд даже за решёткой оставался спокойным, а осанка — величественной. А Фэб Джонс, уточняя подробности своего нападения, так и вовсе откровенно издевался.

«Видимо, почтенный Хью очень уж истово верует в Бога. Иначе каким чудом у него за одну ночь смог вырасти новый нос, — сказал он, когда узнал, что, пытаясь в волчьем обличьи загрызть старика, успел впиться в его нос острыми зубами. — Да ещё так гладко, что ни одной царапины, ни одного шрама!».

В другой раз, выслушав показания дровосека Симонса, воскликнул:

«Какая неблагодарность! Напасть на Вас после того, как Вы не помешали ему ужинать несчастной Кэтрин и не пытались своим топором испортить ему аппетита!».

Однажды заметил, что, преследуя в лесу мистера Эванса, он чрезвычайно устал тащить за собой темницу, в которой тогда уже находился.

Фэбом девушка, пожалуй, восхищалась больше всего. Этим красавцем Фэбом, которого остроумие не покинуло даже сейчас — в минуту смертельной опасности. Он иногда подмигивал Анне. Но сегодня… Никогда прежде она не видела его таким грустным и подавленным. Впрочем, оно и понятно — какое тут веселье, когда тебе сжигать собираются?

Сжигать… Неужели наступит день, когда Фэба отправят на костёр? Так скоро ей не видеть его глаз, не слышать его голоса!

Но может, случится чудо, может, его пощадят? Хотя умом Анна понимала всю тщетность этих надежд. Судья Брэдбери никогда не выносил оправдательных приговоров. Сомнений нет — Фэба казнят. И Голдаминга с Хаусманом. И миссис Миллер, скорее всего, тоже.

«А я полюбила уже почти приговорённого, — думала девушка. — Что же ты делаешь, Анна? Что же ты делаешь?»

Но остановиться она уже не могла. Также не могла и признаться миссис Джонс, что приходит в суд в основном для того, чтобы увидеть её сына. И даже признательность знатных особ, которая в другое время бы, несомненно, польстила, сегодня её не утешила.

— Ну что, Анна, пошли домой?

— Пойдёмте, миссис Джонс.

Прямо за лесом находилась родная деревня Анны. Джонсы жили чуть подальше. Но обе знали этот лес так же хорошо, как свой собственный дом.

— Мы не должны терять надежды, миссис Джонс, — говорила девушка, когда они шли по лесной тропинке.

— Ох, милая Анна, я пытаюсь. Но если кто и поможет сейчас Фэбу, то один только Господь Бог. Лишь на него и уповаю.

— Я тоже, миссис Джонс. Я не могу смириться с тем…

— С тем, что Фэба…

— Да. Но я думаю… Может, я его невзначай чем-нибудь обидела?

— Даже не думай об этом. Фэб не обидчив… Господи, что это?

Обе Анны с тревогой огляделись, услышав позади зловещее рычание.

***

Сегодня лорд Голдаминг решил не брат экипаж. Его леди нездоровилось, поэтому, несмотря на сильное желание увидеть сына, она вынуждена была остаться дома. Сам лорд предпочитал поездки верхом. Не в последнюю очередь оттого, что на лошади проехать через лес было проще, что делало путь от здания суда до родового поместья значительно короче.

«Знайте, отец, — вспоминал старый лорд слова сына. — Каким бы ни был приговор, обещаю, что не дрогну. Главное, чтобы Вы и матушка верили: я не сделал ничего, что запятнало бы честь нашего рода».

Лорд Голдаминг ему верил. И видя, с каким достоинством Эндрю переносит унижения и несправедливость, чувствовал, наряду с болью, гордость за старшего сына.

«Об одном молю тебя, о, Всевышний! — думал он. — Спаси моего Эндрю от жестоких страданий! Или же дай сил это выдержать!».

Неожиданно его мысли прервали истошные женские крики. Старый лорд пришпорил коня.

— Спасите, милорд, умоляю! — женщина, в которой он узнал мать Фэба Джонса, бросилась ему под ноги.

Её спутница, мисс Вирта, лежала на земле в изорванном, запачканном кровью платье и пыталась руками закрыть шею от нависшего над ней волка.

Раздумывать было некогда. Соскочив с коня, лорд Голдаминг схватился за меч и бросился на чудовище. Волк, зарычав, оставил девушку и кинулся на него.

Лорд храбро сражался, и вскоре волк, оставляя кровавые следы, ускакал на трёх лапах. Четвёртая осталась в его руках.

— Вы в порядке? — спросил он женщин, тяжело переводя дух.

— Я — да, — ответила миссис Джонс. — Но Анна…

Лорд Голдаминг подошёл к девушке:

— Мисс Вирта, Вы живы? Ответьте.

— Да, милорд, — проговорила она слабым голосом.

— Помогите мне посадить её на лошадь, миссис Джонс… Он Вас укусил?

— Нет. Только когтями…

Так втроём они выбрались из леса. Лорд Голдаминг ехал на коне, держа перед собой Анну. Рядом шла миссис Джонс, ещё не до конца отошедшая от испуга.

***

Оставив раненую Анну на попечение её матери, старый лорд вместе с матерью Фэба тут же отправился на рыночную площадь.

— Господа, — начал он свою речь. — Я сегодня видел оборотня собственными глазами. Мне пришлось защищать от его зубов двух женщин. Одна из них, израненная, лежит дома. Другая находится радом со мной… Она видела, как я отрубил оборотню лапу. Взгляните же.

С этими словами он развернул плащ, в который был завёрнут трофей. Но волчьей лапы там не было. Вместо неё изумлённые люди увидели руку человека. На пальце сверкал массивный перстень из золота, украшенный большим сапфиром.

Толпа ахнула.

— Это же рука мистера Брэдбери!

— Это его перстень!

— Не может быть!

— Боже мой! — только и могла вымолвить ошеломлённая миссис Джонс.

***

Как и следовало ожидать, люди, направившись к дому судьи, обнаружили мистера Брэдбери умирающим от колотых ран. Сочувствующие соседи суетились вокруг него, спрашивали: кто ж Вас так?

— Разбойники в лесу напали, — отвечал им судья. — Ограбили, покалечили и руку отрезали.

— Вот Ваша рука, господин судья, — проговорил лорд Голдаминг.

Когда же он рассказал, при каких обстоятельствах рука мистера Брэдбери оказалась у него, сочувствие соседей уступило место гневу:

— Так это ты, злодей, людей по ночам убивал! Это за твои преступления шли на костёр невинные люди!

— Ты заключил сделку с дьяволом!

— Будь ты проклят!

Они бы разорвали несчастного в клочья, если бы старый лорд их не остановил:

— Прошу вас, господа, не трогайте его. Ему и так осталось жить недолго… Но всё же, мистер Брэдбери, Вы всегда нападали ночью или поздно вечером. Почему же сегодня Вы решили изменить своей привычке?

— Две Анны, — проговорил судья еле слышно. — Я был беден, — продолжал он, заметив удивление в глазах лорда. — Я был никем. Я продал душу… дьяволу… чтобы стать… Чтобы стать тем, кем стал. Но он… дьявол, то есть… сказал, что две Анны — моя гибель. Я всю жизнь их опасался… Я даже отказался от выгодного брака… Потому что невесту… звали Анной.

— И поэтому Вы решили убить мисс Вирта и миссис Джонс?

— Две Анны… Судьба всё равно меня… настигла. Дьявол сказал, погибну из-за них. Так… и случилось.

— Увы, мистер Брэдбери, теперь у Вас только один выход — попытаться спасти душу.

— Как, милорд?

***

— По совету лорда Голдаминга, мистер Брэдбери с трудом сел в коляску и велел кучеру во весь опор гнать к церкви, — рассказывала миссис Вирта своей дочери. — После невеста Хаусмана рассказывала, что на вересковой пустоши встретила какого-то всадника в чёрном плаще. Он спрашивал про судью Брэдбери. Говорит, вид у всадника был очень злой. Потом он вдруг сорвался с места, поскакал куда-то. А через полчаса промчался мимо неё, чуть с ног не сбил. А поперёк седла лежал мёртвый судья. Не успел, видно, душу спасти… Кучер, бедняга, со страху повредился умом, ничего толком рассказать не может, все бормочет: нечистый, нечистый… А Хаусман, говорят, в воскресенье женится.

— Дай Бог им счастья!

— Да уж, настрадались оба, причём, безвинно. А невестка лорда Голдаминга, говорят, на неделе должна родить. Должно быть, сэр Эндрю будет счастлив увидеть ребёнка… Миссис Миллер уехала… Кажется, стучат. Пойду открою.

Из комнаты Анна слышала, как мать тепло приветствовала миссис Джонс и её сына. Оба спрашивали её о здоровье дочери. Мать отвечала, что Анна чувствует себя значительно лучше, хотя пока ещё очень слаба. Предложила гостям чаю.

Чарующий голос Фэба заставлял сердце девушки учащённо биться. Слушая его, Анна думала, что теперь просто обязана поправиться как можно скорее.