Дворник

Слежавшийся снег поддавался с трудом. Тимофей, сжав лом руками, мерно, экономными, но сильными ударами колол серые наросты с бледно-жёлтыми разводами. Ледяная крошка разлеталась в стороны, иногда попадая на небритые щёки дворника, но он не обращал внимания, увлечённый работой.

— Эй! Ты что делаешь?!

К Тимофею подходила дебелая тётка в старом китайском пуховике — техник-смотритель участка. Её вульгарно намазанные ярко-красной помадой губы брезгливо кривились.

— А что? — дворник облокотился на лом, смахнул с лица капли от растаявших льдинок.

— Не наш участок, — сварливо ответила она. — Вот пусть музыкальная школа и колотит. Это ее территория.

— А кому там бить лед? Скрипачкам и пианисткам? Дворника-то нет у них, — тихо возразил Тимофей. — Вчера вечером девочка поскользнулась, ногу вывихнула.

— А тебе какое дело?! Пусть мамаши смотрят за своими детьми. За руку крепче держат, — не унималась тётка. — Нам не платят за этот участок. А если ты вызвался помочь, так делай это в нерабочее время.

— Я свой участок уже убрал, — не сдавался дворник. — А детишки скоро на занятия пойдут.

Красные губы тётки сжались в злую нитку.

— Слышь ты, интеллигент недоделанный! — зашипела она. — Если делать нечего, то двигай на Галькин участок, там убрать надо.

— А что сама Галька? — не понял Тимофей.

— Приболела.

Он усмехнулся. Как же! Да с бодуна просто. Опять всю ночь квасила. Только младшей сестрой приходится технику-смотрителю.

— Тимоха, ты понял? — грозно спросила тётка.

— Понял, — ответил дворник, — через пятнадцать минут приду. Обед у меня.

Она хотела что-то сказать, но недовольно взглянула на свои часики, и приготовленная для него брань так и осталась в её глотке.

— Чтобы сделал! — лишь вылетело гневным хрипом.

И она пошла прочь по освобождённой ото льда дорожке.

Тимофей проводил её взглядом. Ему не хотелось ругаться, доказывать что-то. Он и так с трудом нашёл эту работу. В провинции вообще сложно куда-либо устроиться, тем более в его возрасте. Да и сам виноват. Вот кто за язык тянул? Не стоило говорить, что убрал свой участок.

Неласковое зимнее солнце пробилось сквозь серую пелену низких туч. На миг осветило заиндевевшие раскидистые тополя и обнесенное невысоким забором аккуратное двухэтажное здание музыкальной школы. Скрипнула тормозами маршрутка, останавливаясь на перекрёстке. Дверь салона мягко открылась, и на стылый асфальт шагнула стройная женщина в короткой белой шубке. Тимофей одёрнул ватник, быстрым движением поправил шапку. Женщина спешила, стараясь не поскользнуться. Ступив на вычищенную дорожку, ведущую к школе, удивлённо остановилась. Заметила дворника.

— Какие у неё ножки длинные! — подумал Тимофей, сделав вид, что увлечён работой.

— Здравствуйте! — сказала женщина, подходя к нему.

— День добрый, — отозвался дворник, прекратив стучать по льду.

— Я даже не знаю, что сказать, Тимофей Сергеевич! — она радостно смотрела на чистые дорожки.

— Просто скажите «спасибо», — смущённо ответил он.

— Вы даже не представляете, как мне помогли! — щебетала она. — У нас сегодня фестиваль будет проходить. Сам городской глава приедет. Я вот хотела в ЖКО бежать, дворника нанимать, а тут… Спасибо вам огромное!

— Да не за что, Алла Павловна, — Тимофей поправил шапку, чтобы занять чем-то руки. — Я перед входом соли с песком немного кинул, а то не успею там убрать.

Она взмахнула рукой. Её щёки раскраснелись, пухлые губки подрагивали от холода.

— Идите, Алла Павловна, а то мёрзнете. Я закончу скоро.

Она кивнула и заспешила к школе.

— Тимофей Сергеевич! — позвала, задержавшись у входа. — А приходите к нам вечером на фестиваль. Я приглашаю!

— Спасибо! — откликнулся дворник. — Приду непременно!

Алла Павловна скрылась за дверью. Именно этого момента он ждал! И неважно, что пригласили из вежливости или в знак благодарности. Главное, что пригласили.

Тимофей быстро закончил работу, глотнул йогурт из бутылочки, которую прятал во внутреннем кармане ватника, и, довольно улыбнувшись, побрёл на Галькин участок.

Очевидно, Галька давно не убирала свою территорию. Покрытые мусором сугробы неряшливо расползлись, скрывая ограду газонов. Две бабульки едва разминулись сумками на протоптанной в снегу узкой тропке, осуждающе взглянули на стоящего без дела дворника.

— Вот дерьмо! — ругнулся Тимофей. Но, тяжко вздохнув, принялся за работу.

Под вечер, занося в дворницкую инструмент, Тимофей застал там компанию дворничих. Назвать их женщинами не поворачивался язык. Тётки. Неряшливые и полупьяные. Нет, он не осуждал их. Жалел, молча, не подавая виду.

— О, Тимоха нарисовался! — пролаяла дебелая тётка, разливая водку по пластиковым стаканчикам. — Тебе не предлагаю, все равно не пьёшь.

За импровизированным столом из ящиков и широких досок сидела и Галька, поводя по сторонам мутными от алкоголя глазами.

— Ну что, убрал мой участок? — спросила она, трясущимися пальцами подхватывая свой стаканчик. Выпила водку мелкими глотками, обронив несколько капель на подбородок. Зажмурилась.

— Убрал, — ответил Тимофей, устанавливая лом и лопаты в угол. — Настаиваю, чтобы впредь, вы, Галина, убирали свой участок сами.

— Чё? — не поняла та, пьяно ухмыляясь.

— Ты, Тимоха, не баклань, — встряла старшая сестра. — А то живо вылетишь с работы.

— Не пугайте, Нина Юрьевна, — отмахнулся он. — Кто тогда за вашей Галькой убирать будет? В случае её… болезни.

— Узбека наймём, — невозмутимо ответила тётка.

— Ну да, китайца ещё найдите. Он за плошку риса весь посёлок убирать будет, — усмехнулся Тимофей.

— Умный, что ли? — грозно спросила Нина Юрьевна.

— Не глупее некоторых…

Он отвернулся, собираясь покинуть эту «распивочную».

— А чё ты такой умный и такой бедный? — хохотнула Галька.

— Вам, Галина, не понять, — ответил Тимофей. Хотелось поскорей уйти отсюда, и он ругал себя за то, что ввязался в эту словесную дуэль. Все равно этим… женщинам ничего не докажешь. Для них мерками хорошего мужика было наличие у оного денег и водки. Все остальное неважно.

Он вышел на улицу, нервно передернулся. То ли от холода, то ли от раздражения. Достал из кармана ватника бутылочку, сделал несколько мелких глотков. Подумал, что надо завтра добавить в напиток немного больше банана. Сытнее будет. А то целый день махаешь ломом, вот силы и уходят быстро. Тимофей бережно закрутил пробку и поспешил к дому.

Он приехал в этот городок двадцать лет назад. Вернее, в близлежащую деревеньку, притулившуюся в трёх километрах от окраины провинциального районного центра. Тогда, в начале девяностых, ему необходимо было сбежать от той неразберихи, которая творилась в стране, и он подумал, что небольшой домик в деревне будет тем местом, где можно пересидеть и переосмыслить жизнь.

Поначалу он ещё ездил в условленное место каждый месяц, но потом понял, что никто не придёт, и он зря тратит время на пустые поездки. Пришлось устраиваться в этой деревенской действительности.

Понемногу Тимофей обвыкся. Приноровился таскать воду из колодца, топить дровами печку и вместе со всеми стариками из деревни два раза в неделю ждать автолавку. Старушки недоверчиво отнеслись к мужику, поселившемуся в их деревне. Все ходили вокруг, высматривали, осторожно расспрашивали. Он же не стал сильно замыкаться и мелкими порциями выдал историю о том, как его бросила жена, потому что он беспробудно пил, и как оставил ей все, а сам уехал вот сюда вроде как перевоспитываться. Старушки сначала осудили, потом пожалели, а потом привыкли. К тому же Тимофей не пил и не отказывал в помощи, если его просили: то дрова поколет, то крыльцо поправит.

После трёх лет затворничества он подумал, что одинокий неработающий мужик может вызвать подозрения, и устроился грузчиком на городской рынок. Нет, он мог найти работу и лучше, но посчитал, что ему не стоит «светиться» в офисных кабинетах, и, вообще, привлекать к себе внимание. К тому же рынок всегда был полон слухов разного толка, а уж он умел ориентироваться в массе информации. И когда в начале нового тысячелетия пошёл очередной передел, Тимофей с рынка уволился.

Работу дворником он нашёл по «наводке» своей соседки бабы Шуры после того, как обстановка в районном центре успокоилась. В отделе кадров управляющей компании служила дальняя родственница этой бойкой старушки, и место дворника он получил без особых проблем. Так сказать, по небольшой протекции. Правда, непьющий одинокий мужчина привлёк внимание местных дам, но слухи о его прошлом, вброшенные в массы бабой Шурой, и замкнутый характер постепенно привлекательность Тимофея свели к нулю.

А примерно год назад, он задержался под вечер на работе, сметая яркую осеннюю листву с узких асфальтовых дорожек перед музыкальной школой, и встретил её…

Грациозной походкой она прошла мимо Тимофея, оставив после себя еле уловимый тонкий аромат парфюма, на высоких каблучках, в светлом развевающемся плаще, с прямой спиной. Но, главное — её манера помахивать рукой в такт шагам, выгнув ладонь параллельно земле. Этот жест приковал внимание Тимофея, что он даже бросил мести дорожку.

Как потом выяснилось, директор детской музыкальной школы вышел на пенсию, и эта манерная особа, неожиданно появившаяся в их городе, заняла его место. По слухам, когда-то окончив Высшую школу музыки в Германии. Тимофей стал задерживаться на работе дольше, надеясь встретить её. Она стала узнавать его, мило улыбалась, проходя мимо, но дальше «здравствуйте» и «до свидания» дело не заходило. И он не торопил события. Кто он? И кто она? Тимофей чувствовал дистанцию, и не пытался её сократить. Понимал, что такая женщина принесёт ему больше проблем, чем радости…

Понимал, но поделать со своим чувством ничего не мог. И ещё он знал, что такая красота, которой обладала Алла Павловна, будет всегда приковывать внимание. И если она оказалась здесь, в этом провинциальном городке, значит, от чего-то сбежала… или от кого-то.

Через бабу Шуру, которая была собирателем всех слухов и сплетен, он узнал об Алле Павловне многое, даже день её рождения, улицу, дом и номер квартиры, поскольку новый директор музыкальной школы тут же вызвала зависть у многих представительниц женского населения городка. А у мамаш, которые силились привить своим чадам терпимость к музыке, опасение за сохранность семейных гнезд, потому что папаши косяком потянулись провожать детей на занятия.

Тимофей опоздал к началу фестиваля. Старенький замерзший автобус долго петлял по зимним дорогам, с трудом преодолевая гололед на подъемах. Выскочив на остановке, он кинулся к зданию школы и заметил на стоянке несколько дорогих иномарок со столичными номерами.

Тимофей зашёл, поднялся на второй этаж и остановился, зачарованный всполохами разноцветных огней и мелодией. За синтезатором сидела Алла Павловна, её пальцы скользили по клавишам, исполняя «Мэджик Флай» в резком «техно». Гулкая дробь ударных гармонично переплеталась с отрывистыми и нежными звуками основной партии, а соло звучало так, что щемило сердце.

Мелодия закончилась, включился свет. Исполнительница, в длинном белом платье, смущённо поклонилась под бурные овации собравшихся учеников школы и их родителей.

Потом выступали детишки. Тимофей стоял у стены в толпе слушателей и наслаждался этим небольшим праздником. Все было искренне, без пафосных речей и тяжёлых пассажей из классиков. Мальчишки и девчонки играли мелодии современных эстрадных исполнителей, в большинстве своём легко узнаваемые.

Время шло, и Тимофей стал собираться домой. Последний автобус в деревню скоро уходил, и, несмотря на получаемое от фестиваля удовольствие, не очень хотелось топать по скользкой обочине или ловить такси. Вздохнув, он накинул пальто и пошёл к выходу. Спустившись, услышал голоса. Тимофей остановился, снял шапку и прислушался, затаив дыхание. За дверью, на улице, выясняли отношения.

— Вадим, я же тебе все подписала! Что ещё нужно?! Оставь меня в покое!

— Нет. Просто так не отпущу.

Раздался вздох.

— Я устала, Вадим. Перестань меня преследовать!

— А как ты хотела?! Ты меня бросила, а меня никто не может бросить, пока я сам не захочу.

— Послушай, мы с тобой развелись. Я подписала все бумаги, которые ты хотел. Отдала тебе все украшения, что ты мне дарил, все вещи, что покупал. Нас больше ничего не связывает, дай мне жить спокойно!

— Ты чего-то не догоняешь, Алла! Я оставлю тебя только тогда, когда сам этого захочу. А давай прямо сейчас, в машине? Ну, чего ты ломаешься? В первый раз, что ли?

Послышалась возня, сдавленный стон, звонкий шлепок пощёчины.

— Уйди! Ты, как животное! Деньги и власть сделали из тебя монстра!

— Ты за языком следи, тварь! Ты кто такая, чтобы руку на меня поднимать?! У меня сегодня дела, а завтра, Алла, меня жди…

С улицы донесся звук шагов, будто кто-то уходил, и приглушенный расстоянием крик:

— Слышишь, Алла? Ты меня жди!

Тимофей стоял в тускло освещённом коридоре, опустив голову, и мял шапку. Нет, можно было сейчас быстро и незаметно подняться, спрятаться и сделать вид, что он ничего не слышал. И пусть Алла Павловна сама разбирается с этим. Но вот в данный момент сломалось что-то внутри, до безобразия опостылел гнусный мир с его выкрутасами: когда человечность принимают за слабость, а сволочизм и лёгкую степень дебилизма — за волевой и сильный характер.

Дверь приоткрылась и в коридорчик зашла Алла Павловна, растрёпанная, с заплаканными глазами, придерживая на плечах шубку.

— Ой! — вскрикнула она, наткнувшись на Тимофея. — Вы? Всё-таки пришли?!

Он перестал теребить шапку.

— Вы же пригласили, и я пришёл послушать музыку.

— И как? — она с удивлением разглядывала его. В костюме, при галстуке, в хорошем пальто и дорогой обуви, выбритый и причесанный, Тимофей выглядел необычно.

— Дидье Маруани нервно рыдал бы в углу, — улыбнулся он. — На мой взгляд, резковато, но очень интересно.

Тонкие брови женщины поднялись в изумлении.

— А вы не так просты, как кажетесь, — прошептала она, медленно проходя мимо.

Он резко обернулся, посмотрел ей вслед.

— А можно… я вас провожу? — спросил он громко.

Она задержалась на лестнице.

— А проводите, — согласилась, секунду подумав.

— Вы же не местный, Тимофей Сергеевич? — спросила Алла Павловна, выходя из маршрутки. Он помог ей и ощутил тепло ладони на своём запястье. Нежное, пронизывающее.

— А вы ничего обо мне не знаете? — в свою очередь спросил он.

— Нет. Я не слушаю сплетни, да и знакомствами не обзавелась в этом городе, — она повела плечиком, но ладонь не убрала. Держалась за его руку, будто в ней ощущала спасение от неприятностей.

— Да, я приехал сюда лет двадцать назад, — ответил Тимофей. — Как-то так получилось.

Она кивнула, увлечённая своими мыслями. Смотрела куда-то в сторону, нервно покусывая губу.

Он понимал: Алла ищет выход из того положения. Ей нужна опора, помощь. Ей надоело бегать от бывшего мужа. А рядом лишь дворник, с которым до этого она только здоровалась мимоходом.

И сами не подозревая, они делали для себя выбор. Алле больше не на кого было опереться, да и нравился ей этот необычный мужчина, держащийся уверенно и спокойно, а Тимофею нравилась она. Нет, он в неё влюбился, как мальчишка, и ему было наплевать, что будет потом. Главное, что он ей нужен.

— Вот, мой дом, — тихо сказала Алла Павловна. — Спасибо, что проводили.

Тимофей чувствовал, что она никак не может решиться. Что ей страшно за завтрашний день и больно на душе, но она не доверяет человеку, с которым едва знакома. Ему хотелось крикнуть: «Алла, не бойся, я смогу тебя защитить! Смогу тебя любить! Я всё знаю! Я всё слышал!».

Она молчала и не уходила. А он не мог сделать шаг первым — это было бы неправильно. Надо незаметно и аккуратно подтолкнуть её.

— Я пойду, — сказал Тимофей. — До завтра.

Она кивнула машинально, потом встрепенулась.

— Почему до завтра?

Он сделал смущённый вид.

— Простите, Алла Павловна, я подумал, что пятница. Верно, завтра суббота — выходной. Тогда… до понедельника?

Она решилась.

— Тимофей Сергеевич, у меня нет знакомых в этом городе, а завтра мой день рождения. И не хочется праздновать в одиночестве. Я вас приглашаю к себе. Часов в пять вечера… придёте?

Он улыбнулся.

— Спасибо, приду.

— Вот тот подъезд, квартира семнадцать.

— Хорошо, — ответил Тимофей, и чуть не проговорился, что знает.

— Тогда… до завтра?

Он взял её ладонь. Погладил длинные пальцы, успевшие слегка замёрзнуть на морозе. Она не сопротивлялась. Поднёс ладонь к своим губам, приложился долгим поцелуем. Нехотя оторвался, посмотрел в глаза Аллы. Они были полны тоски и влаги.

— Идите же, — прошептала она, сдерживаясь.

Он отпустил её руку бережно, кивнул на прощание, и пошёл к вокзалу на стоянку такси. Алла постояла немного, проводила его взглядом, и медленно зашла в подъезд.

Тимофей подошёл к её дому ровно в пять вечера, когда зимнее солнце успело скрыться за верхушками деревьев, оставляя золотисто-красный след на морозном небосводе. Поправил цветок в букете, перехватил удобней рамку картины, завёрнутую в шершавую бумагу. Он не знал, что можно подарить, и решил преподнести её портрет, который нарисовал сам где-то год назад. Неумело, но от души, и вставил в красивую рамку. Долго раздумывал, сомневаясь, понравится ли ей.

Тимофей поднялся на этаж, постоял немного и уже хотел позвонить, когда заметил, что дверь приоткрыта. Он распахнул её и зашёл. Прислушался, осмотрелся. Было тихо.

Тимофей положил букет на тумбу в прихожей, приставил к стене картину и прошёл вперёд. Медленно толкнул стеклянную дверь…

Стол с угощением был опрокинут, стулья сдвинуты в угол. Свет от небольшой люстры падал широким пятном на Аллу Павловну, лежащую на полу. Голубое платье было изорвано. Оторванный подол покрыт мелкими бурыми пятнами. На оголённой спине женщины набух жёлто-синий подтёк. Тимофей смело шагнул к ней, присел, приложил пальцы к её шее. Алла тихо застонала, пытаясь закрыть голову рукой.

Он скрипнул зубами, резко поднялся, достал из кармана телефон. Быстро набрал номер «Скорой помощи».

— Доктор, как она?! — Тимофей вскочил со стула в коридоре приёмного покоя больницы. Врач остановился, снял очки, протёр стекла платком.

— Не скрою, плохо… Она сильно избита и… изнасилована. У неё шок. Я был вынужден сообщить в полицию.

— Майор Бойко, — представился полицейский. — Ваши документы.

Тимофей протянул паспорт. Майор полистал.

— Это вы сообщили о пострадавшей и привезли в больницу?

— Да.

Полицейский вернул паспорт.

— Что вы делали в квартире директора музыкальной школы?

— Меня Алла Павловна пригласила на день рождения. Пришёл к пяти вечера, как договаривались. Дверь в квартиру оказалась не заперта, ну я и вошёл.

— Почему сразу не сообщили в полицию?

— О чём? Я даже не знал, что случилось! Увидел её на полу, вызвал скорую.

— Хорошо… не уходите пока.

— Да, конечно. Я здесь подожду.

Майор кивнул, и, накинув белый халат, прошёл внутрь приёмного покоя. Томительно текли минуты. Наконец полицейский вернулся в коридор, присел рядом с Тимофеем.

— У меня дочка ходит на музыку, — сказал Бойко. — Очень ей нравится заниматься.

Тимофей кивнул молча. Он не знал, что делать, и сильно нервничал.

— Вы же дворником работаете? — спросил майор. — Я видел вас как-то. И на фестиваль вы приходили.

Тимофей снова кивнул.

— Вы узнали, кто это сделал? — спросил он майора.

Бойко сокрушенно покивал.

— Да. Алла Павловна сказала. С трудом разговаривает.

— Её бывший муж? — резко спросил Тимофей.

— Да. А как вы догадались? — удивился майор.

— Я собирался уходить с фестиваля и случайно услышал разговор на улице. Он вроде как угрожал ей, — ответил Тимофей, сжимая зубы. — Я провожал вчера Аллу Павловну до дома.

Они помолчали немного.

— Да, — протянул майор. — Шикарная женщина… не хочет она заявление писать.

— Почему? — вскочил Тимофей.

Бойко пожал плечами.

— Боится, наверное. Бывший муж-то — непростой человек… то ли олигарх, то ли чиновник какой, ети его мать.., с нашим мэром дружбу водит. Дела у них какие-то…

— А без её заявления нельзя дело завести?

— А смысл? Без её показаний любой адвокат вытащит его под подписку. А дальше и дело развалят…

Он просидел возле кровати Аллы всё воскресенье, выходил только тогда, когда врачи делали ей уколы и ещё какие-то процедуры. Она все время спала, а он молча смотрел на её покрытое ссадинами и ушибами лицо.

А в понедельник пришёл сразу после работы, встретил в коридоре врача.

— Вы, Тимофей Сергеевич, не сидите возле неё, — сказал доктор. — Мы ещё два дня подержим во сне, а потом психолога пригласим. Идите домой. Приходите послезавтра.

В среду Тимофей решил быстро почистить дорожки возле музыкальной школы. Он энергично сметал снег по краям, когда к школе подъехали дорогие иномарки. Из них вышли люди в длинных пальто и при галстуках и что-то горячо обсуждали, показывая на здание. В одном из них Тимофей узнал городского главу, а человек рядом с ним стоял, надменно поджав губы. На дворника они не обратили внимания.

— Вот, Вадим Антонович, — вещал мэр. — Зданию требуется капитальный ремонт, а денег из бюджета не выделяют.

— Пусть часть школы сдают под офисы. И… не суетитесь особо. Бюджетные деньги вам дадут, я же сказал. Но… вычеркните из них расходы на эту школу, пусть сами ковыряются.

Голос надменного человека показался Тимофею знакомым. Очень похожим на голос того, кто разговаривал с Аллой в тот вечер, на фестивале.

— Ну как же, Вадим Антонович? — жалобно запищал городской глава. — Детишки музыке учатся, родители довольны. Вот недавно…

— Ты что-то не догоняешь, мэр, — злобно сказал чиновник. — Я же сказал, пусть сами ковыряются!

Тимофей вздрогнул. Подобные слова вылетали из уст этого человека, теперь он был уверен. Продолжая тихо подметать, Тимофей постарался приблизиться к ним, чтобы лучше рассмотреть бывшего мужа Аллы Павловны.

— Все, я уже устал, — махнул рукой Вадим. — Закругляемся, да поеду. Мне завтра к обеду надо на совещании быть…

— Что вы, Вадим Антонович! — всплеснул руками мэр. — Мы и ужин приготовили. Я баньку велел истопить. И сюрприз, так сказать, имеется. Спокойно отдохнёте, а завтра поутру и поедете в столицу…

— А умеешь ты уговаривать, — хохотнул столичный чиновник. — И каков сюрприз?

— Даже два сюрприза! — воскликнул мэр. — Переночуете у меня в гостевом домике, там и людей ваших можно разместить.

Чиновники загрузились в машины и направились в сторону элитных участков.

Тимофей постоял немного, соображая, потом сгрёб инструмент и быстро зашагал в дворницкую.

Дворничихи по обыкновению уже расположились за столом и выпивали, закусывая огурцами из банки.

— Что, Тимоха! — заголосила Галька, как только он снял ватник и поставил инструменты в угол. — Дёрнули твою Алку! И в хвост, и в гриву!

Ярость наполнила Тимофея, голова перестала соображать. Он видел только пьяное Галькино лицо с перекошенным беззубым ртом. Схватил лом из угла, легко подбросил его на руках, шагнул к пьяной компании. Тётки испугались, с грохотом опрокинув ящики, сгрудились в углу, мгновенно протрезвев.

— Эй, Тимоха, ты чего?! — замямлила Галька, стараясь спрятаться за спины подруг. — Не надо…

Он остановился. Стиснул зубы, успокаиваясь. Сжатые кулаки побелели и разжались, подрагивая. Тимофей выронил изогнутый металлический прут и выскочил на улицу.

В дворницкой повисла тишина, которую нарушила нервная икота Гальки.

— Дура ты, — упрекнула Нина Юрьевна свою сестру. — Совсем мозги пропила. Я удивляюсь, как он не прибил тебя.

Она вышла следом за Тимофеем, встала за его спиной.

— Ты это, Тимош, прости Гальку.

Он молча кивнул. Ветер шевельнул его волосы, обдав редким ворохом снежинок.

— Ты это… — тихо сказала женщина, — ну, не переживай так… может, надо чего?

— До понедельника дадите отгул?

— Да, конечно. Подстрахуем тебя, — согласилась она.

— Спасибо, Нина Юрьевна! Извините за несдержанность.

Алла молчала, пряча лицо в букете. Соседки деликатно вышли в коридор, и они остались вдвоём.

— Простите меня, — нарушила она молчание.

— За что? — удивился он.

— За то, что втянула вас в эту историю.

— Перестаньте, Алла Павловна. Никуда вы меня не втягивали.

Тимофей смотрел на её руки, затянутые в гипсовые повязки. Пальцы… такие летящие и чувствительные, совсем недавно порхающие над клавишами синтезатора… нежно-теплые и подрагивающие на его запястье в тот морозный вечер… теперь скрыты в уродливых гипсовых лубках.

— Вы мне очень нравитесь, Алла, — признался он тихо.

Она невольно улыбнулась, но тут же сморщилась от боли в разбитых губах.

— Почему вы не захотели подать заявление в полицию?

Её глаза стали серьёзными и грустными.

— Не будем об этом, Тимофей, — она отвернулась. Но, после недолгого молчания продолжила. — Вадим — страшный человек. У него куча денег и связей. Я просто… боюсь за себя. Люди для него, что мусор под ногами.

Он посмотрел в окно. Молчал, рассматривая блики на стекле.

— Вы ещё придёте ко мне? — спросила Алла.

— Конечно, — ответил он. — Обязательно. Завтра.

Она попыталась поднять руку. Тимофей перехватил её, приник губами к сломанным пальцам, потом приложил их ко лбу, осторожно ощупывая гипсовую повязку. Затем медленно прислонил к своей щеке. Алла шевельнула ими, пытаясь скрыть наступившую боль. Улыбнулась через силу.

— Я не смогу играть, Тимофей, — прошептала она. — Но смогу гладить твоё лицо.

Вадим Антонович вышел во двор к своей машине. Мэр услужливо открыл дверь, оттеснив плечом охранника, подобострастно склонился.

Чиновник самодовольно усмехнулся, поправил полы пиджака. И тут же… его голова разлетелась кровавыми брызгами, шмат чёрно-серой слизи шлёпнулся на тонированное стекло задней двери.

— Это что творится, майор?! — кричал городской глава, мелкими глотками поглощая воду с успокоительными каплями. Стакан стучал о его зубы. — В моём доме… убийство… столичного чиновника…

Во дворе суетились сотрудники полиции, медики, эксперты, сверкала вспышка фотоаппарата.

— Успокойтесь, Владлен Викторович, — скривился Бойко. — Мы ведём следственные мероприятия.

— Ведёте… — нервно усмехнулся мэр. — Вот кто мне теперь денег даст?

Майору надоело слушать причитания городского главы, и он вышел к эксперту, который рассматривал пулю, лежащую в прозрачном пакете.

— Что скажешь? — спросил Бойко.

Эксперт удивлённо поджал губы.

— Я в шоке, майор! Пуля весьма странная и довольно любопытная. Мы вряд ли сумеем определить тип оружия.

— Это как? — Бойко был ошарашен.

— Калибр пули, на глаз, не подходит под существующие образцы вооружения снайперов. Оружие сделано по специальному заказу и не имеет аналогов. Также и сама пуля. Проведу тщательный анализ, потом доложу подробнее.

Майор почесал затылок, сдвинув кепку на лоб. Чертыхнулся, заметив подъехавшую машину местного отделения ФСБ. Невысокий мужчина в тёмных очках быстро подошёл к Бойко, пожал руку. Потом медленно осмотрелся.

— Попали мы с тобой, майор, по самые не балуйся, — сказал он, снимая очки. — Мне уже звонили из столицы. К нам прибывает какой-то спец. Говорят, в помощь. Ты сам что думаешь?

— Я в полном ауте, Палыч, — признался Бойко. — Сам посмотри. Возможная позиция снайпера может быть только вон на том холме, — он махнул рукой, показывая на пригорок, покрытый снегом и редкими деревьями. — А до него… больше километра! По словам эксперта, пуля не поддаётся идентификации. Он даже не сможет определить тип оружия, из которого стреляли! Сейчас опрашиваем всех, кто был в доме. Мэр в панике…

— Ну, это понятно, — махнул рукой руководитель ФСБ района. — Ладно. Ты посуетись пока. А я поеду спеца встречать.

Бойко кивнул и вдруг встрепенулся.

— Что?! — спросил Палыч.

Майор подхватил его за локоть, отвёл в сторону.

— Понимаешь, — Бойко пожевал губами, — история тут недавно произошла в городе.

— Ну?!

— Убиенный чиновник — бывший муж директрисы нашей музыкальной школы. В субботу днем он накуролесил. Приехал к ней, ну и… избил, снасильничал жёстко. В больнице она.

— Это проверено?! — взвился Палыч.

— Да, — отмахнулся майор. — Соседи видели и его, и его машину, и его охрану. И пострадавшая подтвердила. Но… заявление писать не стала.

— Почему? Ах, да, — Палыч сплюнул. — Толку-то его подавать…

— Вот!

— Стоп! Ты думаешь, что кто-то из её знакомых, или сама директриса наняла киллера? Из мести?

— Ну, как одна из версий… хотя, Алла Павловна вряд ли наняла кого. Врачи её сном лечили. Да и телефона при ней нет. Думаю, надо поискать заказчика среди конкурентов чиновника. Такую операцию готовить надо. Исполнитель вряд ли из местных, а это время.

— Да, — протянул Палыч, — задачка не из лёгких. Похоже… висяк. Ох, чую, полетят головы!

Он потёр шею.

— Черт! Мне до пенсии три года осталось… Миш, ты уж пошустри, покопай. Ты же можешь. Вот что. Давай со мной, встретим спеца. Вот и выложи ему все. А твои пусть продолжают здесь. И чтоб никто не расходился.

Высокий человек в чёрном плаще, сощурив глаза, осматривал местность вокруг особняка мэра. Глубокий шрам на щеке придавал его лицу какое-то звериное выражение, плотно сжатые тонкие губы упирались одним краем в этот шрам, падающий к подбородку.

— Тот холм осмотрели? — он показал рукой на возвышенность, обращаясь к майору Бойко.

— Да, — ответил тот. — Но следов там много. Дети с этой горки катаются. Кто на лыжах, кто на санках. Мы все склоны облазили, следов пороха не обнаружили.

Высокий кивнул, соглашаясь.

— Работал крутой профи, — сказал он. — Стрелять можно только оттуда. А ни следов маячка, ни следов приборов не нашли? Дистанция выстрела запредельная, без прибора измерения изменений силы и направления ветра не обойтись. И их, как минимум, должно быть два. Где-то перед домом и посреди дистанции.

— Все обшарили, полковник, — ответил Бойко. — Ничего не нашли. Да пуля эта странная. А зачем стрелку приборы? Были случаи, когда и с двух километров попадали.

Высокий усмехнулся.

— Это чистая случайность. Тогда поехали со мной, майор, — сказал он, направляясь к машине с синей мигалкой. — Времени у нас до вечера завтрашнего дня. Потом будем делать выводы.

— А куда ехать? — спросил Бойко, догоняя полковника.

— В столицу, — ответил спец. — Есть у меня один знакомый. Спросим у него совета. Только, майор, держите язык за зубами. О нашей поездке никто не должен знать.

— Может, тогда я не поеду? — жалобно попросил Бойко.

— Не дрейфь, без тебя никак. Ты в курсе всего, а у человека могут быть вопросы, на которые я не смогу ответить.

— Приехали?! — тяжёлую дверь квартиры в центре Москвы им открыл седой дед. — Привезли?

Полковник кивнул, доставая две бутылки «Московской».

— Проходите, — буркнул дед, пропуская гостей вглубь тёмного коридора. — Идите на кухню, я только очки прихвачу.

Бойко не отставал от высокого полковника, который решительно прошёл в большую кухню с одиноким столом посередине.

— Берите стул, майор, присаживайтесь.

На кухню вошёл хозяин квартиры, шаркая ногами, нацепил очки на нос, присел на табурет, достал гранёный стакан.

— Ну, с чем пришли?

Полковник кивнул Бойко, и тот выложил пакетик с пулей. Дед заметно дёрнулся, посмотрев на неё. Дрожащей рукой открутил пробку с одной из бутылок, налил полный стакан. Медленно выпил. Крякнул от удовольствия.

— Это было в начале восьмидесятых, — начал он говорить. — По приказу Андропова сформировали особое подразделение стрелков. Об этом знали немногие, а курировал один человек, я не знаю ни его фамилии, ни его звания. Обращались к нему — командир. Я обучал группу стрелковой подготовке. Бою на сверхдальние дистанции. Оружие конструировали по спецзаказу в закрытом цеху. Все было тщательно рассчитано. И калибр, да и сама винтовка с оптикой. Скажу я вам — произведение искусства! Длинноствольная, но лёгкая. На стволе насадки, как говорится, без шума и пыли. Людей в группу набирали разных, но их лиц я не видел. Под масками все были. Да, помимо стрельбы их обучали ещё невесть чему. В общем, это были законспирированные убийцы со своим индивидуальным оружием. Умеющие ждать своего часа и не теряться в любой ситуации.

Он налил водки на полстакана, опять медленно выпил.

— Когда Союз развалился, командир сжёг все документы и застрелился.

Полковник подскочил на стуле.

— Значит, по стране гуляет толпа хорошо обученных киллеров с оружием?

— Сядь, не маячь, — осадил его дед. — Насколько я знаю, стрелять они будут только по приказу, который получают вместе с инструкциями. А приказ может быть только от одного человека — их куратора, который… мёртв.

— Они люди, — махнул рукой полковник, — что им стоит начать палить без приказа.

— За последние двадцать лет ты находил подобные пули?

— Нет, — остановился полковник.

— То-то, — протянул дед. — Тогда люди были другими, не то, что нынешняя молодёжь. Отбирали самых устойчивых и надёжных, проверяли несколько раз.

— А почему кто-то начал стрелять?!

— Вот! — дед поднял палец. — Значит, не мог решить проблему иначе. Загнали его в угол. Они же все — простые человечишки. Живут нормальной жизнью, но, да… в какой-то момент могут встать перед выбором. Но… тот, кто стрелял, не видел другого выхода либо его очень сильно разозлили, до печёнок. Хм… кстати, а кого шлёпнули?

Дед произнёс это так, будто муху прибили, а не человека.

— А, чиновника одного, — ответил полковник. — Берега тот потерял.

— Значит, так оно и надо, — пьяно кивнул дед. — Могу совет дать.

— Говори, — насторожился полковник.

— Вам, бедолаги, надо найти какого-нибудь идиота и повесить на него эту стрельбу. А о стрелке забудьте. Будете рыть — трупов станет больше. Оно вам надо? Пройдёт ещё лет тридцать, так они сами вымрут — ребятки из того подразделения. Да и не найдёте вы их, уж прятаться они обучены.

Подполковник Бойко сидел за столом в отделе и читал распечатку с данными по Тимофею Сергеевичу Кузнецову.

С момента убийства столичного чиновника минуло уже три месяца. ФСБ нашла исполнителя и заказчика, и после короткого следствия дело закрыли. Досталось и Бойко. Его произвели в подполковники, поблагодарив за оперативную работу. Правда, перед этим высокий полковник со страшным шрамом провёл с Бойко, так сказать, приватную беседу, на которой будущий подполковник подписал кучу всяких бумаг.

Но Бойко не успокоился. Ему не давала покоя мысль о том, что профессиональный убийца ходит по его городу и способен в любой момент открыть стрельбу. Мало ли какая вожжа ему под хвост попадёт.

После того как Алла Павловна вышла из больницы, он долго с ней беседовал. Женщина была удивлена, ошарашена, и, как показалось Бойко, сильно обрадована смертью своего бывшего мужа, хотя тщательно это скрывала. То, что он от неё услышал, ввергло его в лёгкий шок. Подполковник поначалу не поверил, думал, нарочно наговаривает, но по мере опроса окружения Вадима Антоновича и столичных знакомых Аллы Павловны, коих оказалось очень немного, Бойко понял, что женщина не врала.

Он собрал справки из больниц, в которых побывала Алла Павловна, потому что это происходило ежегодно, и портрет олигарха был составлен.

— И как таких людей земля носит?! — пробормотал Бойко, начиная испытывать уважение к стрелку, который внял этому вопросу.

А ещё он стал понимать — все сходилось к дворнику Тимофею, поскольку о том, что произошло на квартире Аллы Павловны, знали немногие. И Бойко по-тихому стал «копать» под него.

Распечатка с данными удивила подполковника. Родился, учился, прописан. Будто кто-то умело стер всё, что относилось к жизни дворника. Да и сам Тимофей не выглядел как деревенский простак. Чувствовалась в нём какая-то «порода», внутренний стержень, непонятная сила.

— Здравствуйте, Тимофей Сергеевич, — подполковник Бойко протянул руку для приветствия. — Я из полиции, помните? Мы встречались в больнице.

— Добрый день, — ответил дворник, пожимая руку полицейского.

— Я хочу с вами поговорить… наедине, — сказал Бойко.

Тимофей посмотрел по сторонам.

— Так нет никого.

Подполковник, будучи умелым сыщиком, поразился мгновенной смене выражения глаз дворника. От безразлично-тёплого в начале встречи, до проницательно-холодного после предложения разговора. Из слегка сутулого, небрежно машущего метлой человека, Тимофей преобразился в напряжённого и сильного зверя, готового к прыжку. Бойко даже слегка испугался. Но совладал с собой и протянул Тимофею распечатку с его данными.

— Что это? — удивился дворник.

— А вы почитайте.

Тимофей пробежал глазами по бумаге, усмехнулся.

— И что?

— А ничего не смущает? — удивился подполковник.

— Да нет, — пожал плечами Тимофей, — все правильно.

— Это то, что есть по полицейской базе. Смотрите, после учёбы в школе тут же место вашего жительства здесь. А между ними ничего, будто вас и на свете не было.

— А я-то здесь при чём?

— А притом, что о случившемся с Аллой Павловной знали немногие. И вы, в том числе.

Тимофей продолжал смотреть на Бойко вопросительно, но уже с некоторой долей насмешки.

— Хорошо, — продолжил подполковник, — послушайте минут пять. Я расскажу вам одну историю.

Дворник повёл плечом. Мол, валяй — рассказывай.

— Некий молодой человек лет тридцать назад, — начал Бойко, — проходил обучение в одном секретном подразделении тогда ещё КГБ. После этого, снабдив оружием, документами и тщательно законспирировав, его отправили в жизнь. Но раз в месяц он должен был появляться в нужном месте в определённое время, что и делал. Потом страна, которой он служил, перестала существовать. А молодой человек, вернее, уже зрелый человек, подчиняясь инструкции, все равно приходил наместо, хотя сильно рисковал — времена были смутные и непростые. Затем он решил, что вся эта бандитская катавасия пусть пройдёт мимо, и перебрался в глухую деревеньку, продолжая раз в месяц приезжать в условленное место. Только не знал, что куратор сжёг все документы и покончил с собой.

Тимофей при этих словах едва заметно дёрнулся, и это увидел Бойко.

— Он перестал ездить в столицу и зажил размеренно и спокойно, — продолжал подполковник. — Так бы все и закончилось, но… он влюбился. А возлюбленная оказалась бывшей женой одной… сволочи, который раз в год её насиловал и избивал. Причем в её день рождения.

Желваки на скулах Тимофея заходили ходуном. Он сжал рукоять метлы, и Бойко даже послышалось, что дерево со стоном скрипнуло.

— А в этот раз, — давил подполковник, — бывший муж перестарался. И не учёл, что у Аллы Павловны появился поклонник, обладающий смертельными навыками.

— А вы зачем это говорите? — не сдержался Тимофей.

Бойко, не страшась, подошёл вплотную к дворнику и быстро зашептал ему на ухо:

— Я знаю, что это ты. Меня интересует только одно — будет ли ещё стрелять твоя метла.

Тимофей усмехнулся, отстранился от полицейского.

— Знаете, Михаил, — дворник посмотрел на свой инструмент, задумался.

Пришла очередь дёргаться подполковнику. Он не представлялся по имени, но понял, что человек даёт ему понять, с кем Бойко разговаривает.

— Я выслушал вашу историю, а теперь послушайте мою.

— Я готов, — кивнул Бойко.

— Видите эту метлу и вот этот окурок, что лежит на асфальте?

— Да.

— Так вот. Я медленно, одной веточкой своего веника смахиваю окурок с дорожки. И видите, как ловко получилось. Это потому что я делаю так каждый день, кроме выходных, конечно. Но со временем метла приходит в негодность. Древко темнеет, веточки веника ломаются и сохнут. Тогда её надо менять. И даже если она бездействует, как вы думаете, сколько она так сможет простоять? На ветру, морозе и в дождевой воде? Ну, махну я разок — и рассыплется в труху. И это не все. Согласно жёсткому правилу, я должен метлу сжечь. Поскольку в прутья забиваются всякие микробы, блохи и прочие ненужные элементы. А другой инструмент мне никто не даст. Потому что не знают, что я могу ловко смести с дороги окурок. А когда и практики нет, так даже метлу не доверят.

Тимофей замолчал. Подполковник смотрел на здание музыкальной школы и раздумывал. Можно ли верить этому человеку, стоящему перед ним в ватнике? Ведь он дал понять, что оружие уничтожил, значит, и стрельбы больше не будет. А кто ещё, кроме Бойко, знает, что этот дворник — уникальный снайпер? Да, никто. Значит, только от подполковника зависит, будет ли Тимофей стрелять. Вот и весь расклад.

— Я услышал все, что нужно, — сказал Бойко, собираясь уходить. Сделав шаг, остановился.

— Удачи вам.

— И вам удачи, Михаил.

Тимофей смотрел в спину уходящего полицейского не жалея ни о чём. Радость любви и обретённой свободы наполнила его сердце. Он вскинул подбородок, стараясь унять её, чтобы моментально увлажнившиеся глаза не уронили слёзы. Тимофей не замечал свинцово-серых зимних туч. Сквозь влажную пелену видел только её… стройные ноги, подрагивающие пухлые губки и летящие параллельно земле длинные чувственные пальцы…