История первая: Кривая дорожка

— "Я бы не советовал тебе, шутки ради, пытаться прыгнуть прямо в середину," — с предельно серьезным лицом посоветовал мне мой не менее пьяный, как мне тогда казалось, приятель.

— "Расшибешься, костей не соберешь. А достать мы тебя уже не сможем. Это будет так, если ты окажешься среди подходящих людей. Я серьезно говорю — так уже бывало. Люди по глупости падали туда и не могли выбраться самостоятельно. Это тропа такая."

Я скосил глаза на говорящего, поморщившись от слишком резкого, визгливого голоса моего сегодняшнего собутыльника. Вот гонит, то ли насупив кустистые черные брови.

По лицу видно, что гонит, как и то, что его мамка точно подгуляла с кем-то с прославленного бахчами Таджикистана. Да и сам Сашек, как представился тот, горячего нрава, в чем я успел убедиться сразу же после знакомства, чуть не заехав тому в нос за предъявы.

Потом разговорились более-менее, он нормальным показался, и вот мы здесь.

— "Это здесь," — указал он на проулок, как раз в трёхстах шагах от ларька, где у нелюдимой женщины неопределенного возраста можно запастись куревом. Об том сам Сашок мне тут же и поведал.

Я поддержал идею, будучи только за, меня нещадно ломало по этой теме.

Сам проулок был достаточно широкий, такой, чтобы в нем могли развернуться две колымаги вроде моей. Только если бы дорогу с двух сторон не ограничивали канавы, скрытые сейчас от глаз прохожих бетонными блоками.

Как я успел заметить, одна из канав, блестящая поверхностью застоявшейся воды, как ни странно чистой поверхностью между прочим.

Ни мусора в ней, ни пакетов ни утопленных дохлых кошек на крайняк не наблюдалось и в которую я еще, следуя природной склонности запустил окурком от последней сигареты в моей пачке. А канава была к тому-же, при всей своей узости по видимости довольно глубокой.

Того и гляди на дне мелькнёт что-то живое, рыба типа, ага. Место же, которым пугал меня чувак, с которым я познакомился пару часов назад и впрямь выглядело запоминающемся.

Если разбить проулок на части, то мы бы стояли на его второй четверти, как раз у левой границы круга, граффити; спирально закрученная лестница, хреново прорисованное на самом деле.

Что-то вроде гипнотизирующей спирали кем-то намалеванной душевой краской частично на асфальте, частично на стенке горелого гаража.

Давнишний рисунок.

Тут только придурок ошибся бы! Всё напоминает спираль.

Неясно, где начинается, если бы не железные штыри, воткнутые в асфальт, изображающие перила от лестницы. И то, лестницы, похоже, для каких-то гномов, не для людей.

Самая длинная палка едва достигает моего колена. Всего их штук восемь, словно частокол, вогнаны в асфальт, вбитые так, что кое-где он даже растрескался, кусками развалился, а из земли вовсю прет трава, тянущаяся навстречу солнцу. К свету тянется, гляди ка!

А самая короткая палка— тщательно вбитое железное полукружие уже в самом рисунке, отделяет первую ступень от остальных, ближе к центру круга ограничивает, чуть заступая за линию спирали. Да и рисунок цветной, коричневой краску из баллончика явно не пожалели.

Только вот художник, похоже, рукожопый — тут ничего не сделаешь. Перевожу взгляд на Шурика, с трудом ворочая распухшим от многократных возлияний языком. Мямлю

— "Заливаешь," — смеюсь, представляя ситуацию. Ему бы книги писать с такой фантазией. — "И кто же эти подходящие, по твоему мнению?"

На что мой приятель отвечает нецензурным выражением, вызывая смех у обоих. Он продолжает изливать свои мысли.

— "Присесть, штыри перебирать, дойти так даже до того штыря, что в асфальт утоплен и все случится. «Туда» попадешь если… подходишь."

— "А если кто-то на него поссал? Кто-то, кто тебе эту историю втирал? Вон туда, прямо в трубу залил, тип давай, ага?" — с превосходной логикой, едва работающей сейчас, я с ехидцей осведомляюсь.

А потом, какого-то чёрта, присаживаюсь, задирая пятки, с трудом сохраняя такое положение и равновесие, ухватываю за ржавый крайний штырь (ржавчина пачкает ладони, кожа неприятно свербит) и перебираю каждый в руках пробираясь на корточках к забитой так, что лишь край выпирал, трубе.

Внутри ржавой трубки как ожидалось, оказался мусор. Окурки, пластиковая палочка от чупа чупса и еще невнятная мелкая дрянь. Хлопать со всей дури по земле я не собирался. Так, дурковал.

Потом, все что я вспомнил, — шаги моего нового знакомого сзади и болезненный, до белых молний, распарывающих виски, удар по голове. Потом чужая рука распирает, натягивает карман моей куртки. Вытягивает мобильник, с матом грубо откидывает прицепившиеся к чехлу ключи, да так что и мою руку царапает. Ключи от дома звякают об асфальт, который уже приласкал мою физиономию, и зрение само собой милосердно гаснет. Лошара.

Прихожу в себя, когда уже почти угасает вечерний свет, скребу пальцами по земле, цепляюсь за что-то металлическое, последняя труба, ага. Так тебе и надо! Поливаю и себя, и его отборными матами. Со злобой ударяю кулаком об асфальт, да так, что кажется и краска подмокнув от крови, что с башки натёкла, прилипает к коже на сгибе ладони. Боль при движении жестоко прошивает тело, отрезвляет, еще и по ребрам получил. Заслужил.

Привстаю медленно. Тащит вперед, почти теряю равновесие. Неверные шаги. Прямо в круг, первая ступенька, рисунок. Отмечаю про себя, вторая нарисованная ступенька проваливается под ногой, выемкой в асфальте, что за хрень, от неожиданности спотыкаюсь, следующая! Глубже, ударяясь боком о твердую стену. Такую же серую как и все вокруг, даже серее, чем асфальт, адски холодную.

Странный камень бликует, стремительно, до простреливающей в виски боли, поворачиваю голову, на дороге растянулся скрюченный черный силуэт, большой для лежащей собаки, не помню поблизости собаки, собачников так же не видел. Все произошло так быстро. Да человек это… Это же… Кричу, срывая голос, куда-то бросаюсь в панике, спотыкаясь, почти срываюсь с узкого скользкого карниза, мелькают коричневые, цвета дерьма ступени.

Удачно валюсь спиной на самый край этой же лестницы. Чудом не ухнув вниз, в темноту, противную, должно быть. Скользкую как гадины, душную. Ступени впиваются в бока, больно давят, но под пальцами разъезжаются как глина, омерзительно. Мне еще никогда так противно, мутит, словно бы от похмелья. Но все куда хуже. Намного хуже!

Не хочу! Не хочу подниматься наверх, видеть это. Спину, мою грязную футболку. С позавчера ношу. Глюк. Может, я просто ужрался в хлам и лежу в баре, удобно положив щеку на горсть смятых салфеток, вытащенных и использованных… Да плевать!

Приподнимаюсь, встать-то сил нет, ползу на четвереньках. Ползу, пачкая свои штаны, а спиральная лестница длинная, под сильным уклоном, расширяется книзу, заполняя, как я понял, центр рисунка…А мне казалось, она не такая и длинная. И не видно что в темноте. Пытаюсь встать а ноги снова… ступени мягкие, скользкие… глина как она есть… а упрешься рукой или ногой — холоднючий камень… То же самое и со стеной.

Словно именно я делаю все это реальным… Поднимаю несмело взгляд, не знаю, расширены ли от ужаса мои зрачки, совсем не слышу своего частого дыхания… А в глаза свет, лазурный, словно небом над морем плеснуло.

Ступеньки лестницы разделяются, открывая еще более коричневый камень, до черноты, весь в трещинах, темных, глубоких, как та канава где-то в другом месте, а сами ползут на стены, нависают над головой уже через пару шагов по этому, уже твердому исподнему лестницы, без шуток, подобно арке над головой… чертовой арке из ступеней. Там я их и увидел. Всех.

Точно из темного подъезда выхожу… с вывернутой лестницей… По лицу веет этим невозможно синим, теплым светом, как листком сухим проведешь по коже. Ломко, приятно. Капельку царапающее прикосновение. Такой вот странный свет. Такое место.

Жмурюсь… слишком смелый очередной шаг, даже вскрикнуть не успел, неожиданно теряя твердую опору под ногами. Падаю на что-то душистое, мягкое… цветущие травы, лес… Да, лес внизу!

Настоящий лес, утопленный в синем мистическом сиянии. Не отвожу потрясенного взгляда от пышных крон. Пытаюсь все это осмыслить, пока с трудом. Другие не могли выбраться самостоятельно. Переломанные, едва живые.

Падали и разбивались. Наступали прямиком в середину. Угодив в ловушку, никогда не видели этого чуда. Я ловлю себя на том, что впервые за вечер улыбаюсь. Пусть все что угодно, даже если бы я умер. Это того стоит…

Тяну к лесу руку… И вдруг распахиваю глаза, бездумно уставившись на проржавевший обод трубы, вбитой у самого начала тропы.