История девятнадцатая: Ужин у матушки

Увы, время имело паскудное свойство прорастать сквозь стены. Мой единственный друг, упрямо пряча в рукава дрожащие кисти рук, обвиняла. Она обвиняла в этом качающиеся город, меловые трущебы.

Чары ослабевали. Хульдра создала их, когда мы с ней еще только-только встретились и она была так юна. Это случилось где-то денька два назад, не меньше.Тогда они, каждая из её сестер-отражений и усыновили меня.

Даровали мне чугунное тело, потому что моё, из костей и крови следовало поберечь.Давно это было. Сперва я не верил. Всё глядел на то, как она откалывает серебряным серпом чугун.

Затем серп сменил совок для золы, словно для меня серпа пожалели и все это произошло так естественно, так буднично, что диву даёшься.

Смотрел, как расплавляет чугун в печи в обычной деревянной миске, из которой, кстати, я только что поел овсяную кашу с завитками папоротника в ней.

Или же мне казалось, что свежие ростки пытались проклюнутся из моего же языка? Видел ещё и то, как хульдра лепит своих маленьких, хрупких ладонях из чугуна нечто паукообразное, членистое, замысловатое.

Прищипывает тут и там бугристый металл, дует на него, чуток остужая:

— "Быть этому как каше, должно как не твердый, не мягкий, в самый раз."-

Так было мне сказано. А потом она без жалости смяла фигурку, над которой столько вдохновенно работала в ладонях и бросила на пол. К своим копытцам.

А я ведь еще тогда заметил, что с ее ногами, походкой— что-то сильно не то. Хотя у моей бабушки были больные ноги, но это…

Ещё секунда и я смотрю и смотрю на ее покрытые жестким коровьим волосом колени. На то, как вгрызаются копыта в земляной пол под широким подолом.

На прилипшее к копытам сено. Повсюду была эта прелая трава. Это от неё так пахло.

Отчего-то мне так стыдно, я краснею, глупо, пятнами, уши, задняя часть шеи. Всё пылает от стыда. Отшатываюсь от неё, спиной падаю на лавку, с лавки.

Она по-девичьи хихикает. Я то все то уже понял. Понял, что всего у нас в обрез в том миге, где наши жизни сплетены. Что я не любил её, безымянную, ни единую из своих жизней. А вот она меня...

Как водится, ничем хорошим это не заканчивается. И каждый проклятый раз она находит меня, крадет. Заботится обо мне.

Короткий коровий хвост, безмятежный смех. Странная еда. Одно только, что хульдра все всегда делает наоборот, всё приводит к моей кончине.

Обычно, это начинаешь осознавать, когда время, подобно плесени со стен покрывает и её. Дымка столетий поверх рваной, домотканой одежды. Да, она воняет стойлом, но даже королевы древности никогда не носили на себе подобного.

Чары ослабевают. Мои чугунные суставы двигаются вяло. Следующий вдох я делаю по привычке, но не получается.

На этот раз я прожил даже меньше, чем обычно. А от тела в котором жил не осталось даже костей. Обманут. Но отомщен.

Человеческая сила это не то, что можно выбросить, о чем можно забыть. Да, со мной наигрались. Со странным, уродливым дитя.

Но этого хватает чтобы схватить её за горло. Тоскливый взгляд материнских карих глаз без видимого белка, жалость мучает нас обоих. Смертный час настигает нас практически одновременно.