Нормальный человек

Мужчина в солидном костюме спешно шел по больничному коридору. В глазах его проглядывало недовольство и усталость. В этот утренний час всё раздражало мужчину: больничный персонал, нелепые растения в огромных горшках, расставленные по коридору и как будто нарочно цеплявшиеся своими листьями-лопухами за дорогую ткань брюк, посетители и вообще всё, что попадалось на глаза. Нервно сопя, он шел к кабинету с табличкой «Соболев В. С. Психиатр». Достигнув двери, мужчина с силой толкнул ее, не обращая внимания на ожидавшую приема пациентку, захлопнул дверь за собой и громко выругался.

День не задался еще с ночи. Самочувствие Владимира Сергеевича усугублялось похмельем, не сильным, но достаточным, чтобы его «амбре» заметили.

В дверь постучали.

— Можно? — поинтересовалась немолодая дама. Взгляд ее напоминал голубиный, с нотками удивления и чувства собственной важности, — У меня назначено на восемь, а уже десять минут девятого.

Владимир Сергеевич сидел в кресле, закрыв глаза рукой и тихонько дремал. Но сон его еще с армейских лет был чуток, и он машинально вскочил. Да так резво, что женщина чуть не бросилась наутек. И бросилась бы, но важность дамы перевешивала ее инстинкты, и она уверенно зашла в кабинет, резко закрыв за собой дверь и усевшись напротив доктора. Доктор опустился в кресло и снова задремал, совершенно не обращая внимания на посетительницу.

— А почему вы не в халате? — выждав несколько секунд тишины, бойко пустилась в атаку дама, памятуя о том, что лучшая защита — это нападение.

— Халат? — пробормотал Владимир Сергеевич. Он выглядел так, как будто не понимал, чего хочет от него дама. Задумчиво оглядевшись, он вдруг встрепенулся и продолжил, — А! Халат! А где он у меня? Здесь?

Доктор открыл один шкаф — нет халата. Другой. Здесь, вообще, бумаги. А где же халат? Глаза уперлись в вешалку, и Владимир Сергеевич радостно хлопнул себя ладонью по лбу. Так вот же он!

Неуклюжими похмельными движениями Владимир Сергеевич стал натягивать находку на себя. С трудом управившись, эскулап снова сел в кресло. Халат предательски скрипнул и лопнул на спине. Возможно, он был попросту мал Владимиру Сергеевичу, а может, причина крылась в том, что доктор забыл предварительно снять свой пиджак, но Владимира Сергеевича это не беспокоило. Он сделал вид, что ничего не произошло, и продолжил свою работу:

— Так… Карту давайте!

Даме было неуютно, она ожидала совсем иного приема:

— А вот Маргарита Павловна вас совсем иначе описывала.

— Маргарита Павловна? — неуверенно переспросил врач.

— Да, — ответила дама так, будто ее слова должны тут же изменить картину происходящего до неузнаваемости.

— Ах, Маргарита Павловна! Ну конечно. Что ж вы сразу не сказали. А я-то и не понял, — воскликнул Владимир Сергеевич, улыбаясь, как чеширский кот.

Дама удовлетворенно вздохнула и протянула врачу карту.

— Такс… Маргарита Павловна, значит… А вы у нас? Бе-дуль-ко Ве-литес-са Ан-дрониевна. Понятно. Ну, и что вас ко мне привело, Велитесса Андрониевна?

Форточка была открыта. За окном щебетали птички. Владимира Сергеевича клонило в сон.

— Я за рецептом пришла. На антидепрессанты. Как у Маргариты Павловны. Она очень довольна, — при мысли о таблетках у дамы загорелись глаза.

— Ага. А зачем вам антидепрессанты? У вас депрессия?

— Да, доктор. Знаете, у меня такая депрессия, что мне без таблеток ну никак нельзя. Я по телевизору слыхала, что...

— По телевизору?! — строго прервал даму специалист. В его глазах изобразилась такая ненависть к телевидению, что казалось, будто в снах своих он еженощно плюет журналистам в лица и кидается в них козявками, — Вы к кому за рецептом пришли? Ко мне? Вот и рассказывайте все по порядку. Так. Начнем. Что вас беспокоит?

Владимир Сергеевич откинулся в кресле и прикрыл рукой глаза. Это не понравилось важной даме, однако, возможность рассказать кому-то о своих проблемах казалась такой сладкой и манящей, что Велитесса Андрониевна порозовела от предвкушения и приступила к рассказу:

— Так я и говорю. Дело в том, что моя жизнь потеряла краски. Все стало серым и обыденным. Нет, даже не обыденным, а «обездуховляющим». Как будто смысл всей моей жизни куда-то исчез. Как дымка, как туман, — в своих фантазиях дама была чувственной артисткой, и сейчас, когда разговор зашел о ее внутреннем мире, она старалась звучать максимально поэтично.

— Продолжайте, — Владимир Сергеевич с огромным усилием перебарывал сон, в которой его старательно погружали щебет птиц за окном и монотонное бубнение дамы.

— Представляете, каково это? Жизнь, будто выскальзывает из рук. Слово мою душу изловил грубый мускулистый охотник и подрезал ей крылья. Ох… Охотник. Если бы был он, но нет. Да и зачем он? Нет, прочь эти мысли. Жизнь темна и бесполезна. Ах, как все быстро пролетело, и теперь ничто уже не радует. А мир… Ведь он катится в тартарары. Люди перестали быть людьми. Вокруг одни плебеи, не знающие, что такое суть естества… Не способные чувствовать «настоящую» красоту людей. Внутреннюю, чистую и прекрасную. Я смотрю на все это, и даже аппетит пропадает. А дети. Ведь это же ужас, как они себя сейчас ведут.

Владимир Сергеевич захрапел, но тут же, опомнившись, сел в кресле ровно, глазами давая понять, что ничего «такого» не произошло:

— Такс… Понятно. И вы думаете, что у вас депрессия?

— Конечно! А что же еще?

Как и положено врачу, Владимир Сергеевич важно вытянул губы, нахмурил брови, и многозначительно посмотрел в окно, затем на часы, потом на дверь и, наконец, пробубнил:

— По-моему, больше похоже на климакс.

Велитесса Андрониевна побагровела:

— Да как вы смеете?

— Ну а что? Я же врач. К чему здесь реверансы?

Дама слегка смутилась, немного растерялась и задумалась. Если хорошенько прислушаться, можно было даже услышать, как сильно шуршали шестеренки в ее голове. И шуршали не зря. Ахнув, Велитесса Андрониевна резко распахнула свою сумочку и принялась судорожно что-то искать.

— Вот! Вот же! Мне ведь племянник напечатал. Несносный мальчишка. Столько времени потратила, пока добилась от него. Из этого… Как же он называется? Э… Из интерната.

— Из интернета, — поправил ее Владимир Сергеевич, но Велитесса сделала вид, что не заметила своей ошибки.

— Так вот, слушайте. Симптомы депрессии: подавленное настроение, ан-ге-до-ния, ну, это потеря интереса или удовольствия от ранее приятной деятельности, выраженная утомляемость, «упадок сил», характеризующиеся стабильностью данного состояния. Вот! Ведь это же все про меня.

— Да вы что? Ну-ка, дайте я посмотрю, — врач вскочил, выхватил бумагу из рук Велитессы Андрониевны и, нервно шагая по кабинету, принялся читать. Закончив, он сел в кресло и пробормотал:

— Действительно…

Он вновь посмотрел на дверь, затем на даму, и снова в окно.

— А может, у вас шизофрения? Надо в интернете посмотреть. Или нет, — взгляд Владимира Сергеевича уперся в какой-то бланк на столе, — Давайте-ка я вас опрошу. Вы пьете?

Велитесса Андрониевна залилась румянцем:

— Нет!

— Точно? Вот прямо ни капли?

— Я вам уже ответила.

— Ладно. Курите?

— Нет!

— Нет, значит. А я бы покурил сейчас. Вы же не против? — Владимир Сергеевич достал пачку и подошел к окну. Сунул сигарету в губы и, почти прикурив, заметил возмущенный взгляд пациентки, — Чего? Против? Я же в окошко.

Взгляд Велитессы Андрониевны стал еще более значительным и тяжелым. Настолько тяжелым, что под его весом голова дамы слегка склонилась набок.

— Ну, ладно. Не буду. Тогда продолжим, — доктор сел в кресло и снова покосился в бумажку на столе, — Так. Родственники, страдающие психическими заболеваниями, есть?

— Нет.

— Да? Странно. С такой-то фамилией. Бедулько! Я бы из запоя не вылезал с такой фамилией. Может сменить стоит? На Хорошулько, Весёлько? Нормулько, в конце концов? Хотя нет. Не обращайте внимания. Я, когда не покурю, такой мерзкий становлюсь.

Дама покраснела. Она судорожно искала, что ответить, и наконец-то выпалила:

— А вы, судя по запаху, из запоя и не вылезаете. Хотя фамилия у вас вполне приятная.

— А, запах. Тут ваша правда. Виноват, — Владимир Сергеевич постарался изобразить искреннюю вину, — Вчера главврач юбилей отмечал. Сами понимаете, не мог же я отказать. А вообще я не употребляю. Чифирём, бывает, балуюсь, а к спиртному почти равнодушен. Привычка, знаете ли, еще с…

Владимир Сергеевич осекся. Дама в очередной раз удивленно вздернула брови:

— Вы что, сидели?

— Нет, нет. Что вы? С армии привычка.

Велитесса Андрониевна перевела взгляд на руки врача и, заметив наколотые перстни, вздрогнула:

— А это? — указала она на наколки.

— А это тоже в армии, — не растерялся Владимир Сергеевич, — Секретная часть. Высокая психологическая подготовка. Такая секретная, что даже за то, что я вам это рассказал, уже расстрелять могу.

— Меня?

— Нет. Не пугайтесь. Меня, конечно. Так что вы об этом никому. Договорились? — доктор многозначительно подмигнул и приложил палец к губам. Затем посмотрел на дверь и прошептал, — Даже у стен есть уши.

Велитесса Андрониевна побелела. Такой страшной тайны она никак не ждала и даже не представляла, как теперь будет хранить ее. А вдруг и за ней придут. В штатском. В четыре часа утра. И выведут на улицу в ночнушке, босую, с руками в наручниках за спиной. Будет страшная метель, и мороз под минус тридцать, а она будет гордо смотреть в глаза конвоирам, зная, что это не она выдала страшную тайну. Это будет кто-то другой. Велитесса Андрониевна замечталась.

Владимир Сергеевич кашлянул и изрек:

— А может на вас просто проклятье? Я одну бабку, ведунью, знаю. Любую хворь снимает. И берет недорого.

Велитесса Андрониевна удивленно хватала ртом воздух, не представляя, что ответить. Воспользовавшись паузой, специалист продолжил:

— Да успокойтесь. Я это несерьезно. Нужно же было проверить степень вашей реакции. Шок-терапия, новое слово в психиатрии.

Важная дама с трудом пришла в себя:

— Ну и методы у вас! Да как вы посмели мне, интеллигентному человеку, с тремя высшими образованиями предложить такое? К гадалке?! Это неслыханно!

— Ну, что поделать? Инновации. Нас и не такому учили. Не обижайтесь. Я же не знал, что вы это так близко воспримете.

Велитесса Андрониевна горделиво вздернула нос вверх, кивком глаз давая понять, что извинения приняты.

— Так вы выпишите мне рецепт? — неуверенно продолжила она. После всего произошедшего ей точно нужны были таблетки. И желательно посильнее. Мысль об антидепрессантах, как о спасении, заставила ее изобразить кротость и болезненность. Она склонила голову и заладила старую песню:

— Моя жизнь потеряла краски. Все стало серым и обыденным. Как будто смысл всей моей жизни куда-то исчез. Я больна, доктор.

— То есть, вы считаете, что вы ненормальная?

— Да что вы себе позволяете?

— О, простите. Я неправильно выразился. Небольшая неловкость. То есть, вы себя считаете совершенно нормальной, я правильно понимаю?

Велитесса Андрониевна сдерживала себя, как только могла, а потому молчала.

— Ну что ж, тогда я продолжу. Тут ведь вот какое дело, — Владимир Сергеевич чувствовал, что он сегодня в ударе. Он импровизировал. Импровизировал легко и непринужденно, — Ведь психическое здоровье — штука очень тонкая. Один кажется больным, другой — обыкновенным дураком, а третий и вовсе наркоманом.

Важная дама переполнялась возмущением, но вида не подавала. Эскулап продолжал свою лекцию:

— А как понять, что человек ненормальный? Ведь вот, положим, идет человек по улице в трусах. И что же, ненормальный сразу? А может, ему так нравится? Может, он с пляжа идет? Вот вы говорите, депрессия у вас, а может, просто жизнь скучная, и не знаете-то вы, чем себя в жизни занять? Услыхали от подруги про таблетки, и тоже вам захотелось. Потому, что скучно. Гложет вас внутренняя скованность, запреты, ограничения. А я вот, например, нормальный человек. Психически совершенно здоровый. И жизнь у меня веселая. И не нужны мне никакие антидепрессанты. Захотел — это сделал, захотел — то. Без комплексов. Захотел цветы полить… — с этими словами Владимир Сергеевич подошел к цветочному горшку и расстегнул ширинку, — и полил!

Врач стоял спиной к Велитессе Андрониевне, но по журчанию было понятно, что он действительно «поливает цветы» и точно не из лейки. Важная дама вскочила с места и истерично завизжала:

— Вы — негодяй! Я буду жаловаться! Я это так не оставлю!

— Прекрасно! Жалуйтесь. Вот прямо сейчас к главврачу! — повернув голову вполоборота, парировал доктор, — Надеюсь, помните, как меня зовут? Соболев Василий Семенович, если что.

Дама схватила сумку и бросилась вон из кабинета. Владимир Сергеевич сорвал с себя халат и поспешил поскорее покинуть эти стены.

На автостоянке он закурил. Опыт школьного театрального кружка не прошел даром. Он даже сам не понял, как все произошло. Судьба как будто сама подсказала, как наказать Васю. Настроение было удовлетворенным, и он даже не рассердился, когда увидел машину Василия, заезжавшую на стоянку. Владимир Сергеевич осторожно, стараясь не попадаться на глаза, оббежал стоянку так, чтобы оказаться позади Соболева.

Тихонько подкравшись со спины, он обеими руками ущипнул Васю за ребра. Вася хохотнул и, обернувшись, плюхнулся от страха на землю.

— В-В-Владимир Сергеевич? — испуганно пролепетал он.

— Ты что ж, подлец, от меня прячешься? — шутник склонился над Васей, и казалось, что Васю сейчас будут бить, возможно, даже дверью его же машины, — А я, главное, ищу тебя. Дома — нет, на работе — нет. А я ведь всю ночь возле квартиры ждал, когда ты вернешься. Ты, как будто, избегаешь меня?

— Нет, нет! Что вы? — Вася зажмурился от страха.

— Ну ты же понимаешь, что карточный долг — долг чести?

— Я верну, до конца недели обязательно верну.

— Смотри, я уже начинаю терять терпение.

— Мамой клянусь.

— Какой ты все-таки раздолбай. Ну, как ты живешь вообще? На работу опаздываешь. Да еще и кабинет открытым оставил.

— Блин.

— Беги, — Владимир Сергеевич помог Васе подняться, — Тебя там пациентка ждет. От Маргариты Павловны.

— Черт. От Маргариты Павловны?!

— Но, Вася, помни, к концу недели я к тебе снова приду. Я же могу и палец тебе отрезать, ты же понимаешь?

— Я верну! Обещаю!

— Ну давай, с Богом! — Владимир Сергеевич махнул Васе рукой, и тот побежал, — Господи, и этот человек лечит людям души.