Глава 18. Явление

Карланта сидела на верхней ступеньке приставной лестницы и усердно водила глазами по строчкам, подперев рукой подбородок. В библиотеке было тихо, через потолочные окна лился солнечный свет и в воздухе мерцала книжная пыль. Карланта понимала, что воспитанные люди читают книги, сидя в креслах, однако не променяла бы свою жердочку ни на что на свете — отсюда никто не разглядит название на обложке.

С тех пор, как ее оставляли одну, Карланта проводила в библиотеке все свободное время. Каждый день она раскладывала вокруг себя дюжину книг, начиная читать то одну, то другую, чтобы тут же бросить их ради третьей. Парусные корабли, лечебные травы, рецепты красок, карты созвездий, — все было ей интересно и ни на что не хватало времени. Но сегодня она нашла нечто поистине великолепное. Зажатый между трактатами по астрономии и геометрии, на вид совсем невзрачный, в самом углу пыльной полки стоял бестиарий. С каждой страницы этого пожелтевшего фолианта на нее смотрели совершенно невообразимые существа: ластоногие птицы, крылатые рыбы и безголовые люди. Некоторые звери Карланте даже нравились: у них были широкие крылья, зубастые пасти и гибкие тела больших кошек.

Однако самым интересным оказалось не это. На картинке со змеями, у которых были лапы и крылья на голове, она вдруг обнаружила надпись, сделанную аккуратным почерком Кэларьяна: "Водятся в пустынях Фели". Неужели дедушка видел их собственными глазами? Карланта нетерпеливо пролистала фолиант дальше. Она нашла еще одну такую же пометку — теперь это была пятнистая длинношеея лошадь, но после этого зачастили сплошь непонятные надписи. На изображении ярко горящего силуэта под статьей «Демоны огненные» было написано: «За них принимают Свечение те, кто ничего об этом не знает». А под деревом с человеческими руками и ногами — «Эффект Кроди. Неодушевленный предмет может быть любой». Некоторые статьи были исправлены и дополнены новыми абзацами. В «Зверолюдах» было зачеркнуто «обращаются в волков», «пьют кровь младенцев» и еще полстраницы, но кое-что, наподобие «видят в темноте звериными глазами», оставлено. Внизу Кэларьян приписал «довольно трудно отличить от людей». В «Оживших мертвецах» вновь говорилось о свечении и каких-то эффектах, а все написанное автором бестиария крест-накрест зачеркнуто. Девушка прочла запись три раза, чтобы не ошибиться — Кэларьян настойчиво советовал не пытаться воскрешать мертвых, упирая на высокую цену деяния. Похоже было, что он знает, как это сделать.

Растерянно моргая, Карланта уставилась в противоположную стену, по спине пробежали мурашки. Может ли это быть правдой? Разве не предложил бы дедушка оживить ее отца, когда тот погиб на охоте? Ладно, он его почти не знал и мог сомневаться. Но Эмилия? Какая цена настолько высока, чтобы не вернуть того, кого любишь?

Мысли закрутились вокруг Кэларьяна, перепрыгивая с одного на другое, и вышли на тот день, когда они сами чуть не заглянули смерти в лицо. Тогда Карланта впервые увидела лошадь, и та могла бы занять свое место в бестиарии глорпов, потому что даже ее следы были столь удивительны, что Карланта подумала, не дракон ли это… Это слово вспыхнуло перед внутренним взором так ярко, что все остальное тут же вылетело из головы. Драконы!

Забыв о всяком уважении к возрасту манускрипта, Карланта стремительно зашуршала страницами, пока не нашла статью о легендарных ящерах. Кэларьян отмечал, что они водились в горах по обеим сторонам Ледяного моря, были не так велики, как говорится в сказках, приносили в помете от трех до пяти детенышей и прекрасно летали.

Дверь внизу скрипнула и Карланта резко вскинула голову.

— Дедушка! — воскликнула она. — Ты видел драконов?!

Старик несколько опешил от такого приветствия и задрал голову, пытаясь рассмотреть, что она читает. Карланта показала ему разворот фолианта, глаза ее пылали.

— О, — Кэларьян пожевал губу, тревожно размышляя, что еще она могла прочесть в его рабочих записках. — Нет, моя хорошая, не видел, животные интересуют меня куда меньше, чем люди. Но эти сведения получены из надежного источника.

Карланта все еще негодовала:

— Ты мог бы рассказать мне!

— Я приберег это до отъезда, — он подошел столику в углу, где лежали неоконченные письма. — Ты не простила бы мне рассказ о драконах без возможности их увидеть.

Карланта смотрела на него сверху вниз еще несколько мгновений, потом губы ее растянула довольная улыбка.

— Ладно! Но теперь я их обязательно увижу! — она снова уставилась в книгу, разглаживая ладонью картинку с ящером, а Кэларьян сел в кресло и открыл чернильницу. Он хотел было сказать, что путь к Ледяному морю долог, а подъем в горы небезопасен, но передумал. Во времена, когда он считал, что способен на все, он был гораздо счастливее и, надо признаться, действительно был способен на все.

Он развернул чистый пергамент, обмакнул перо в чернила и снова взглянул на Карланту. Улыбка ее погасла, она сгорбилась на своем насесте и ковыряла обложку манускрипта.

— Девочка?

— Можно взять эту книгу в Глорпас? — спросила она уныло.

— К-конечно, — Кэларьян сглотнул — он так и не решился завести разговор о возвращении, но сейчас был явно не лучший момент. — Что с тобой?

— Я ничего не увижу до следующего года, — пробурчала Карланта. — Я почти не сплю, но дни пролетают так быстро! Через месяц ужа пора возвращаться, а я не сделала и половины того, что хотела, — она захлопнула бестиарий. — Мастер Трувор еще не научил меня выигрывать в шахматы, а леди Орудли — танцевать. Она обещала, что мы сходим в гости ко всем ее племянницам, а ты — что покажешь, как работают фонтаны, — ее будто прорвало, и слова зачастили, наскакивая друг на друга, — мы так и не сходили в Гильдию, не сыграли в кит, не нашли торговца и всего два раза ездили на лошадях! — Карланта широко развела руки, как будто все это можно было схватить, чтобы не потерять. Взгляд ее упал на книжные полки. — У меня еще осталась куча травников, тагарские легенды, баллады… — книги стояли бесконечными рядами и голос Карланты упал. Она посмотрела на Кэларьяна — тот застыл с поднятым в воздух пером. На пергамент упала чернильная капля.

— Вокруг столько всего… — прошептала она. — Как ты мог оставить это? Ты потерял столько лет!

— Потерял? — очнулся Кэларьян. — Я ничего не потерял. Наоборот, приобрел. Я воспитал тебя!

Они смотрели друг на друга, не мигая.

— И это все? — спросила Карланта. — Ты научил меня читать, понимать разные вещи и говорить на своем языке. Но что я по сравнению с этим? — она обвела рукой библиотеку.

— Ты? Ты целый человек! — Кэларьян не верил своим ушам. — Да я за всю жизнь не сделал ничего более важного!

Карланта хмыкнула:

— Когда Паг ревет над своими кривобокими силками, я тоже говорю, что он молодец.

Она нащупала ногой нижнюю ступеньку, развернулась и стала спускаться, а Кэларьян отложил письма, хотя они и требовали немедленного разбора. Пройдет еще немало времени, прежде, чем она поймет, о чем он только что говорил; сейчас ей нужно просто отвлечься.

— Что если нам немного укоротить твой список дел вместо того, чтобы сокрушаться о всякой чепухе?

Карланта оживилась.

— Ты нашел торговца?

— Нет, кхм, — он запнулся, — пока никто не дал согласия.

С каждым днем эта ложь давалась все труднее. Он ни с кем не говорил о фактории. Он сильно сомневался, что отпустит Карланту раньше, чем через год, и шума вокруг их них должно быть как можно меньше.

— Мне помнится, что герцог Дагобер звал осмотреться в его конюшнях и подобрать надежную кобылу, если я вздумаю опять куда-нибудь отправиться.

Карланта взглянула на него исподлобья.

— Хмм, — протянул он неуверенно, — было такое или нет?

— Было.

— А я, вроде, никуда не собираюсь, верно? Однако, лошадь с удовольствием возьму. Не подарить ли ее кому-нибудь?

Несмелая улыбка растянула губы девушки, а Кэларьян поднял указательный палец:

— Но герцогский конюший не отдает своих питомцев таким зеленым новобранцам, как ты и я. Придется попотеть и кое-чему научиться. Да. Ммм, как минимум неделю не вылезать из седла.

Карланта расцвела:

— Серьезно?

Он важно покивал, не выдавая ужаса, с которым думал о своих бедных старых костях:

— Это настоящий мастер и он не даст нам спуску.

— Ур-р-ра! — Карланта подпрыгнула на месте, а потом заключила Кэларьяна в объятия и даже слегка приподняла над полом. — Спасибо!

— Ох! Ну, пойдем, пойдем.

Карланта бросилась к оставленным у двери сапогам, мигом обулась, накинула плащ и выскочила за порог. Она не надела ни шапки, ни рукавиц, а Кэларьян только принялся заматывать шею и выглядывать в куче головных уборов свою шапку. Карланта уже в нетерпении притаптывала у калитки. Как просто было излечить ее печали. Кэларьян улыбнулся, проверил все пуговицы, запахнул плащ и вышел наружу. Если это хоть немного поможет пережить ей и новость о возвращении, он согласен трястись в седле хоть целый год.

Во сне Карланта все еще скакала верхом, не чуя онемевших ног. Вечером она с туда ковыляла по лестнице, а сейчас неслась галопом и брала препятствия на огромной белой лошади. Что если всегда тренироваться по ночам и научиться ездить? Вот это будет номер!

Лошадь пошла боком, потом кувырнулась через голову и полетела. Карланта захлебнулась от восторга и вцепилась в седло, но поняла, что не удержится — как всегда, во сне руки схватили пустоту. Конь исчез, и она рухнула во тьму. Желудок подскочил прямо к горлу, а падение было столь долгим, будто она сорвалась с башни Хорна, но не успела Карланта даже испугаться, как вдруг приземлилась в свою кровать, под одеяло с вышитыми синим шелком цветами.

«Лучше не пробовать этот трюк наяву». Она повернулась на другой бок и уставилась на картину со львом и монахом. Знакомое до мелочей полотно сегодня выглядело как-то странно: монах улыбался, а книги у него на столе были теми, что она читала в библиотеке. Разве может быть такое, что кто-то нарисовал их невесть как давно и угадал все названия? Карланта хотела встать и снять картину со стены, но не смогла пошевелиться. Она все еще спит? Как она вообще разглядела что-то среди ночи? Может, наступило утро? Вокруг и правда было слишком светло, но дом окутывала тишина. Все спали, и даже с улицы не доносилось ни звука. Карланта попыталась осмотреться. Свет шел откуда-то сбоку, как будто в углу стояла яркая лампа. Но еще вчера там ничего не было, если только кто-то не проделал дырку в стене и не зажег внизу, в библиотеке, целую сотню свечей.

Стоило только подумать о библиотеке, как Карланта тут же очутилась у ее дверей. Она рассмеялась и дернула за ручку. Это и правда был сон! Интересно, можно во сне читать книги?

Но, когда двери открылись, она застыла, пораженная. В комнате не было ни одной свечи, однако всю ее наполнял золотистый свет. В центре этого сияния спиной к ней стоял незнакомый человек в длинной мантии. Ростом он был высок, как торпиец, но черные волосы выдавали южанина. В руках он держал раскрытую книгу.

Похоже, это был кто-то из ученых друзей Кэларьяна, но Карланта никогда раньше его не видела. Его мантия один в один походила на одежды философов, но такие смешные прически носили только дряхлые старики — длинные, расчесанные на прямой пробор волосы окружали голову аккуратно завитыми локонами. Карланта прикусила губу, чтобы не рассмеяться. На чердаке она видела портрет дедушки с похожими завитками и хохотала так долго, что заболел живот. Но когда мужчина наконец обернулся, улыбка Карланты погасла — его красивое, бледное лицо искажала гримаса боли.

Незнакомец шумно втянул носом воздух и сжал губы, пытаясь унять дрожащую челюсть. Свободной рукой он надавил на бровь, разглаживая глубокую складку у переносицы, и одновременно указал Карланте на место подле себя. Она подошла ближе, оправляя растрепанные волосы.

На первый взгляд чужаку было лет сорок. Ногти ухожены, как у герцогских придворных, а изящная стриженая борода никак не походила на запущенные бороды магистров. Кто это был? Карланта опустила взгляд и увидела, что он взял ее любимый бестиарий.

— Это моя книга! — воскликнула она прежде, чем подумать о приличиях. — Вы пришли к дедушке? — это была довольно неуклюжая попытка сменить тему, но Карланта уже сомневалась, сон это или нет, и старалась быть вежливей. Незнакомец, казалось, не обиделся.

— А кто твой дедушка? — ответил он вопросом на вопрос, отнимая руку от лба, но продолжая щуриться, будто с трудом видел. Вокруг его темных глаз частой сеткой собрались морщины, а виски оказались полностью седыми.

— Кэларьян. Кэларьян Корсийский. Магистр, — привыкнуть ко всем этим прозваниям было действительно сложно.

Брови мужчины в удивлении приподнялись, сделав его перекошенное лицо еще жутче. Он заложил книгу на гравюре с вылезающим из могилы скелетом и опустил манускрипт.

— Разве у Кэларьяна были дети? — он как будто знал, что это не так. Лоб в том месте, где он тер его, уже пошел пятнами.

— Простите, — Карланта вздохнула. Люди всегда приходили в замешательство, когда она торопилась и ничего не объясняла. — Дедушка говорил, что я… — слово, в котором раньше не было нужды, ускользало, — его воспитанница. Да.

Незнакомец хмыкнул, прикрыв глаза и надавив на веки. Карланта поняла, что все это время следила за его пальцами и беззастенчиво глазела на кривящиеся от боли губы.

— Нашел тебя в какой-нибудь трущобе? Умненькую девочку без будущего. И не смог пройти мимо. Очень на него похоже.

Это было сказано с явной неприязнью, но Карланта все равно улыбнулась. В чем-то он был прав.

— Глорпас не трощ… не трущоба. А дедушка никогда не оставляет тех, кому нужна помощь, — в последние слова она вложила вызов.

— Глорпы! — мужчина будто заново ее увидел, глаза его распахнулись. — Ну, конечно! Такое холодное, тусклое место. Отличный ход.

Карланте все меньше нравился странный гость, даже болезнь не извиняла его тон. Обо всем, что ей дорого, он говорил с издевкой.

— Значит, он и сам давно не был в этих стенах, — незнакомец оглядел библиотеку, покачивая бестиарием, словно тот не весил целых десять фунтов. Он уже не щурился, но все еще болезненно морщил лоб. — Дом все также увит плющом? А дуб уже поднялся над крышей?

— Да, — буркнула Карланта. — Вы разве не заметили, когда входили?

— Я вошел через… — он как будто тоже вспоминал слова. — Через заднюю дверь.

— А, — Карланта думала, что слуги запирают ее на ночь. Впрочем, парадную ведь тоже не оставляют открытой. — Так вы жили здесь раньше? У вас есть ключ?

— У меня есть кое-какие ключи, — проговорил мужчина, его глаза снова сощурились. Он изучал ее лицо так, будто силился разглядеть крошечную мошку.

Они стояли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но Карланте казалось, что этот странный человек смотрит на нее в упор, прямо лицом к лицу. Когда он так щурился, вокруг не оставалось ничего, кроме его темных глаз, а мысли в голове путались, словно кто-то перебирал их рукой, как горсть орешков.

— Любимая ученица, родная, как дочь, — наконец проговорил мужчина, как если бы прочел эти слова в книге. Он снова надавил на бровь, но тут какой-то звук отвлек его, и он вскинул голову, зашипев от резкого движения.

— Мы еще увидимся, — сказал он неожиданно, бросил фолиант на стол и повернулся к дальней стене. Двери там не было. — Как твое имя? — оглянулся он через плечо напоследок.

— Карланта. А ваше?

Мужчина пошел прочь, унося с собой яркий свет.

— Кто вы? — окликнула Карланта его спину. — Как вас зовут?

Неужели он собирается уйти, наговорив разных гадостей и не представившись? Он так и не сказал, знает ли дедушку и жил ли здесь, как Гансвард и мастер Трувор, так что Карланта пошла следом, намереваясь получить ответы. Шагов ее совсем не было слышно, но мужчина каким-то образом понял, что она рядом, вскинул руку и невидимая волна отбросила Карланту в сторону. Сердце снова ухнуло, как в начале сна, когда она упала с лошади. Подхваченная невидимым потоком, она барахталась в воздухе, не падая, а плавая над самым полом.

— Стойте! — крикнула она незнакомцу, но тот уже поблек вместе со своим светом и почти исчез в стене с книгами. Сами книги тоже постепенно исчезали, стены расступились, и Карланта очутилась на огромной зеленой равнине, вновь в седле, но теперь уже в доспехах, со знаменем над головой и мечом в руке. Вокруг стояли такие же закованные в броню всадники, они смотрели на нее и ждали приказа. В груди стало тесно от восторга, раздражение мигом исчезло, а ответы загадочного гостя уже не так беспокоили. Это был всего лишь сон, невозможно думать о такой ерунде, когда огромный вороной жеребец под тобой храпит и бьет копытом землю, а железный меч порхает в руке, легкий, как прутик.

«Вперед!» — заорала Карланта, срываясь с места и подгоняя коня, пока тот не взял стремительный галоп. Впереди ничего не было: ни врагов, ни замков, — но что это значит, когда можно просто нестись по равнине, задыхаясь от счастья? Всадники догнали ее и сверкающей стрелой устремились к неведомой цели.

Ослепительная вспышка обожгла сознание, и Кэларьян вскрикнул от боли. Перед внутренним взором пылало зарево — свечение такой силы, которой едва ли мог обладать человек. Это случилось в момент, когда он вновь пытался незаметно коснуться тех, кто послал за ним наемника — "старых друзей", как он представил их Гансварду. Кэларьян всегда считал членство в Ордене поводом для крепкой дружбы, но попытка овладеть его знаниями быстро расставила все по местам. Друзья не стали бы применять силу, и никакая дружба не могла заставить его поделиться тем, что он знал. Теперь каждая встреча с бывшими коллегами сулила бой, и все, что оставалось — пытаться тайно проникнуть в их сны. Но если раньше это выходило легко, как окликнуть друг друга через улицу, то теперь что-то надежно прятало их свечение — они стали сильнее и дают понять, что не отступились. Однако, вызов брошен. Если они хотели выманить его с севера, то вполне преуспели и могли бы наконец показаться. Кэларьян чувствовал, что все больше сердится. Если они так страстно желали встречи, то почему молчат?

Как бы ни пытался, он не мог это узнать. Перебирая в памяти знакомые лица, каждый раз он безуспешно тыкался в глухую стену защиты. Все, что удалось понять — высших посвященных по-прежнему не больше полудюжины. Кэларьян хорошо знал только четверых, но и их не смог разглядеть как следует. А уж тех, с которыми не встречался в реальности, не видел и подавно. Но вокруг них, если можно так сказать о мире без направлений, теперь светились посвященные послабее, или даже те, кто не был посвящен до конца. Сколько теперь было ступеней, Кэларьян не знал, но видел, что эти люди и близко не подошли к последней. Однако что-то крепко связывало их с высшими посвященными — свечение идущих к одной цели всегда тяготеет друг к другу и даже в реальном мире сводит людей вместе. Высшие были явно озабочены тем, чтобы защитить мысли помощников так же хорошо, как и собственные, но Кэларьян мог поспорить, что они и так ничего не знают. Орден никогда не доверял тем, кто прошел лишь половину пути.

Он уже почти сдался, когда вдруг вспомнил, что среди тех, кто пытался поймать его во сне два месяца назад, не было только одного из высших — Лоиса Катарка, университетского магистра права. Было ли это случайностью или он не работал вместе с Орденом? Что если открыться и приложить больше сил? Если он не ошибся, и Лоис не ведет охоту за проклятыми знаниями, риск себя оправдает. Кэларьян сосредоточился, чтобы достучаться до магистра, и уже почти коснулся знакомого свечения, когда вдруг яркая, ослепительная вспышка острым лезвием вспорола разум.

Кэларьян зажмурился, хотя это и было бесполезно, схватился за голову и скатился с кровати, сильно ушибив колено. Холодная волна пробежала по спине от звука, с котором скрипнули сведенные челюсти, и он замер, борясь с пылавшей в голове болью.

Сколько прошло времени, он не знал, но, когда пришел в себя, обнаружил, что стоит на коленях, уткнувшись лбом в доски пола, и весь дрожит. Зарево оставило перед глазами цветные пятна, как если бы он, не моргая, смотрел на полуденное солнце. Кто из живых мог достичь такой силы? Это просто невозможно. Самый сильный посвященный умер два десятка лет назад — кому, как ни Кэларьяну, знать об этом. И хотя Ригелли успел посвятить его до высшей ступени, даже тогда свечение Кэларьяна не достигло такой яркости. Что говорить о прочих!

Кэларьян покачивался из стороны в сторону, отказываясь верить тому, что видел. Чувство падения отпустило не до конца, зрение еще не вернулось, и он без сил растянулся на полу. Обычно свечение было шаром, который можно охватить сознанием, как большой предмет — взглядом. Но это зарево — оно погружало в себя, затягивало и грозило поглотить без остатка. Таким свечением, если верить Ригелли, мог обладать лишь Девин Айст, Единый "бог", подпитанный верой тысяч людей. Но он находился за непреодолимой гранью, в Темном мире, а живым не дано видеть мертвых, пока кто-нибудь не принесет жертву. И Кэларьян никому, никому не говорил об этом! Неужели кто-то узнал? Неужели мало было сжечь все записи? Столько лет прятаться — и все напрасно?!

Кэларьян прижал ладони к глазам и свернулся в комок. Шершавые половицы холодили сквозь тонкую рубаху, плечо колола заноза. Ушибленное колено пульсировало, обещая множество бессонных ночей. Но зрение постепенно возвращалось. Красная изнанка век проявилась сквозь мерцающие пятна. Кэларьян приоткрыл глаза и с трудом разглядел тлеющие в камине угли. Ночная тьма окутывала комнату, но яркие сполохи прыгали вокруг, даже когда он не закрывал глаза. Хорошо бы зажечь лампу, привести себя в порядок и выпить. И хорошо бы не одному, но что сказать Гансварду? Кэларьян приподнялся на локте, чуть не рухнул обратно от боли в плече, повернулся… и замер, пораженный. Цветные пятна меркли и постепенно обретали форму. Он моргнул, но это не прошло. Он мог зажмуриться или смотреть во все глаза, — темнота одинаково не давала избавиться от ощущения, что он видит в этих пятнах лицо. Кэларьян встряхнул головой, неуклюже, как жук, завозился на полу и поднялся на ноги. Нет. Только не это. Просто игра воображения…

Он озирался по сторонам, закрывал глаза и морщился, пытаясь прогнать видение, но что бы ни делал, перед внутренним взором стояло лицо Ригелли. Облик, размытый вспышкой зарева, наконец проявился.

Кэларьян бросился к столу, схватил лампу и плюхнулся на коврик у камина, забыв о боли. Выхватил уголек, обжегся, потратил драгоценное мгновение, чтобы снова подцепить его щипцами, и поджег фитиль. Кажется, на полке была еще одна лампа. Он схватился за каминную доску, поднялся, проковылял к шкафу и нашел еще две лампы.

Когда все три разгорелись, а свежее полено в камине охватило пламя, лицо Ригелли постепенно утонуло в этом свете, но дрожь не ушла. Боль, гораздо сильнее той, что причинял свет обожжённым глазам, сжимала сердце. Ригелли должен быть мертв, рассеян в небытии, как прах на ветру, однако это был он, и он явился прямо в защищенный дом.

Кэларьян вскинул голову. Карланта! Гансвард! Он попытался увидеть их свечение, но не мог сфокусировать взгляд, как получивший тумаков пьянчуга. Прямо как был, босиком и в одной ночной рубахе кинулся он прочь из комнаты, сжимая в похолодевших руках лампу.

Первой за углом была дверь Трувора — тот спал в кресле, негромко храпя. Следующая — Карланты. Глорпка спала, улыбаясь во весь рот одной ей ведомым мечтам. Третья дверь приоткрылась, и из своей комнаты выглянул Гансвард.

— Что за шум? — он подслеповато щурился и едва успел посторониться, когда Кэларьян влетел внутрь. — Что случилось? Кошмары?

— Ты спал? — выпалил Кэларьян вместо ответа. — До того, как услышал шум?

— Старался. А в чем...

Кэларьян мотнул головой, отгоняя вопросы, как назойливых мух.

— Что ты видел во сне? Каких-нибудь людей? Яркий свет?

Гансвард приподнял одну бровь, а потом недовольно нахмурился.

— Откуда ты знаешь? Опять эти штучки?

— Ганс! — Кэларьян в отчаянии вцепился в его плечи. — Кого ты видел?

— Не знаю. Опусти меня, — Гансвард потянул за палец, впившийся ему под ключицу. — Мне снилось, что в библиотеке кто-то есть, я видел их издалека — два размытых силуэта, низкий и высокий. И там было светло, даже слишком. Как будто в небе летнее солнце, а у нас нет крыши.

Руки Кэларьяна опустились, он сделал шаг назад, наткнулся на стол и тяжело присел на его край. Лоис, коротышка Лоис, неужели попытки выйти на связь навели на него Ригелли?

— Что они там делали?

— Говорили, Кэл, больше ничего. Мне не нравится, как ты выглядишь.

Кэларьян провел ладонями по глазам, массируя разбухшие веки, но под ними еще мерцал слабый образ Ригелли, и он поспешно отнял руки.

— Ты должен уехать. И Карланта тоже. Вы оба. Твой племянник, он все еще торгует лошадьми? А, впрочем, неважно. Возьми мои деньги, купи все, что нужно, и отправляйтесь на юг.

— Что за чушь ты несешь? Я зол на тебя, но это пройдет. Или ты хочешь вышвырнуть меня, не дождавшись прощения?

Только взглянув на друга, Кэларьян понял, что тот шутит.

— Ты не понимаешь. Вы в опасности. Здесь, в Торпе. Нет, рядом со мной! — говорить это было больно. Если Ригелли уже коснулся Гансварда, он с той же легкостью пробьется и к Карланте. Нельзя, нельзя, чтобы она оставалась здесь, чтобы ее связь с Кэларьяном была так заметна. Эту связь нужно ослабить, нужно занять его место в душе глорпки чем-то другим.

Гансвард сразу посерьезнел.

— Тебе снова угрожали? В этих твоих снах? Я все устрою, Карланта получит лошадей, повозки, сопровождение, — все что нужно. И сможет уехать домой хоть завтра.

— Нет, нет… — у Кэларьяна не было сил объяснять. — Не туда… Есть дом в Корсии… Он защищен куда лучше, чем этот, — он обвел взглядом стены и потолок. — Вы должны быть там и нигде больше.

Гансвард вздохнул и отошел к камину.

— Я не пущусь в бега, — он опустился в потертое кресло и сложил руки на животе. — Я слишком стар для этого.

Кэларьян не выдержал:

— Это не кучка магистров, грозящих пальцем из своей норы, Ганс! Все гораздо хуже. Это Ригелли, — он беспомощно развел руками, как ярмарочный заклинатель ветров, которого попросили остановить шторм. — Ригелли вернулся. Понимаешь?

Гансвард смотрел на него, не моргая.

— Ты хочешь сказать, он не умер?

— Умер.

— И вернулся? — тон Гансварда стал аккуратным, как в разговоре с помешанным.

Кэларьян выдохнул, глядя в пол. Голова казалась тяжелой, как чугунный утюг.

— Я уже говорил тебе, что умершие могут вернуться.

— И твердил, что вернешь Эмилию. Тогда ты сходил с ума, Кэл. И я тебя не виню.

Он снова ударил по больному месту, так легко, словно все это было выдумкой.

— Не будем об этом. Я хочу сказать, что, умирая, люди остаются "живы" на Темной стороне. Но Ригелли…

Он запнулся, не зная, как объяснить. Души принесённых жертв должны были разорвать Ригелли изнутри, как надутый бычий пузырь, но он был здесь, он не рассеялся и стал сильнее. Мог ли он поглотить их? Мысли с трудом ворочались в усталой голове. Объяснения все равно не помогут.

— Я видел Ригелли и не знаю, на что он теперь способен. Я прошу тебя уехать.

Гансвард отвернулся к огню. Он был спокоен, как человек, предпочитавший не ждать опасность, а встретить ее лицом к лицу.

— Ты ничего не исправишь тем, что отошлешь меня теперь, когда все это уже не имеет смысла. Мы все не молодеем, и я лучше помогу тебе, чем проведу остаток дней в какой-нибудь богадельне, жалея, что не помог. Я и раньше поступил бы также. Пора бы тебе понять.

Как объяснить ему, что он ничем не поможет? Кэларьян набрал воздуха, чтобы решиться на этот жесткий ответ, но тут внизу загрохотала дверь. Кто-то стучал в дом, и он явно не церемонился, раз сам откинул щеколду на калитке и прошел через сад.

Кэларьян выскочил на лестничную площадку, сердце зашлось в лихорадочном стуке. Что это значит, они уже здесь? Навард выполз в едва запахнутом халате и недовольно крикнул: «Да кто ж там стучит?» Что ответили, не было слышно, но он неожиданно шустро открыл дверь, и внутрь шагнул человек в плаще. В тишине отчетливо звякнули о порог шпоры, а когда незнакомец откинул плащ, стал виден массивный золотой пояс. Что забыл рыцарь в доме философов, да еще посреди ночи?

— Лорд Дагобер требует к себе магистра Кэларьяна, — проговорил гость. — Немедленно.

Навард что-то заворчал, но Кэларьян уже спускался в холл, чувствуя, как отступившая паника покрыла все тело испариной. Как не вовремя! Что бы ни понадобилось герцогу, неужели это не могло подождать до утра?

— Что стряслось? — спросил он с середины лестницы, давая отдых разбитому колену и пытаясь унять раздражение. Рыцарь поднял голову — его серьезное лицо заставило Кэларьяна устыдиться. Возможно, кто-то болен или что-то случилось с леди Ливией, и придворный лекарь надеется на его знания, но тогда его придется разочаровать — глорпская медицина не для южан. Они не будут пить оленью кровь и обливаться ледяной водой.

— Магистр, я должен отвести вас во дворец, собирайтесь, — этот тон не допускал возражений.

Кэларьян скрестил на груди руки, готовый отказать самому Дагоберу, лишь бы скорее выпроводить гостя и заниматься проблемой, куда более важной.

— Я никуда не пойду, пока не пойму, что случилось.

Рыцарь оглядел его ночную рубашку и голые ноги так, будто и сам не понимал, стоит ли этот старый философ такой чести. Потом он сделал нетерпеливый жест Наварду, чтобы тот не подслушивал. Слуга поплелся в кухню, а Кэларьян преодолел последние ступеньки и встал перед рыцарем. Тот наклонился к самому его уху:

— На город наступают войска, — зашептал он. Кэларьян сморгнул, не сразу понимая смысл. — Два дня назад перешли границу с Беренией. Авангард будет здесь утром.

Несколько мгновений он вообще не понимал того, что услышал. Все мысли были заняты Ригелли, но постепенно образ сотен марширующих солдат заполнил сознание. Последний раз он видел действующую армию лет пятнадцать назад, и давний страх перед огромной силой снова зашевелился где-то в желудке — сейчас Кэларьян был не на той стороне.

— Нас обвиняют в укрывательстве казначея Берении и краже королевских налогов. Мы отправим гонцов к Вилиаму Светлому, — рыцарь нетерпеливо переступил с ноги на ногу, — и лорд Дагобер рассчитывает, что, как бывший советник короля, вы нам поможете. Время есть до рассвета. Прошу, скорее!

Кэларьян молча кивнул и стал вновь подниматься, неловко отставляя вбок больную ногу. Поравнявшись с Гансвардом, он схватил его за рукав:

— Ганс, — он постарался, чтобы тот понял, насколько это серьезно. — Карланта…

— Я пригляжу за ней.

— Умоляю, побудь рядом до утра. И пусть никуда не выходит, пока я не вернусь! — он потряс руку друга и захромал в свою комнату.

Спустя два поколения Берения вновь подняла голову, чтобы стать свободной, — Ригелли предвещал это еще доь подписания мира и убеждал короля избавиться от местной знати. Имя учителя снова причиняло боль. Кэларьян почти привык думать о нем не как о близком человеке, а как об одном чиновнике из ряда прочих, и за эти годы научился отделять в памяти его образ при дворе, в форменном камзоле со львом; и дома, в мантии у колб и реторт. Первый Ригелли был королевским советником, главным писарем и магистром Университета, а второй — безумцем, сгубившим много жизней, в том числе и жизнь Эмилии. Пока Ригелли был мертв, можно было говорить об одном и прятать на задворках памяти другого. Но сейчас дрожь пробирала всякий раз, как звучало это имя. Кэларьян молчал, но оно все равно звенело в его голове, как набат, и мешало сосредоточиться. Когда он спустился, одетый для приема у герцога, и пошел во дворец, то не слышал ничего, что говорил рыцарь, и думал только о кошмарном сне. Воистину, никакой армии не стоило бояться так, как Ригелли.