Глава 13. Весна

Первый день весны Хаубер встретил чистым и умытым. Давно наступившая оттепель затопила все дворы водой, и дети целыми днями скакали по лужам, соревнуясь в качестве брызг. Войско по пути на север подбирало новые отряды, и те, кто раньше сравнивал его со снежным комом, стали говорить об огромной волне, перед которой не устоит Берения. Весна правила умами.

Ручьи поделили средний двор на несколько островков, и Симель перебиралась с одного на другой, прыгая по раскисшей земле. Сегодня она должна была раньше лечь и раньше встать, чтобы успеть к Весеннему Представлению. Торжество проводят вечером, с наступлением темноты, но ощущение праздника захватило обитателей замка с самого утра. Каждый отлынивал от работы, как мог, а когда перед храмом стали сооружать помост для сцены, на него сбежались все пажи и служанки — они дурачились и пели, но даже плотники ругались в этот день на удивление добродушно.

Вместе с оживающей природой словно очнулся от долгого сна Вилиам, что для Симели было важней всего прочего. Совсем как осенью, когда они вели свои первые беседы, он иногда прогуливался по комнате или сидел в кресле у открытого окна. На конюшне заверяли, что его боевой конь все еще полон сил, и на одно мгновение Симель поверила, что он снова сядет в седло.

Рабочие ушли и на улице стало тише. Симель почти миновала храм, как вдруг из здания церковной школы высыпала толпа детей и послушников, избавленных в честь праздника от последних уроков. За ними вышли четверо священников, и Симель с удивлением узнала одного из них. Осенью, когда она впервые подошла к Хауберу на рассвете одного холодного дня, ей пришлось ждать, пока откроют ворота. Очень скоро у стен появился еще один человек — юный послушник, мечтавший о посвящении в храме Святой Анаиды. Они вместе ожидали смену стражи, и приятная беседа скрасила часы промозглого утра. С тех пор Симели не выдавался шанс узнать его судьбу, так как священники жили и принимали пищу отдельно, но черная накидка без рукавов, надетая поверх белой рясы, ясно указывала на то, что он уже принял сан.

— Доброе утро, Исидор! — воскликнула Симель, подходя ближе. — О, простите… отец Исидор, — поправилась она с улыбкой.

— Доброе! — юноша смущенно улыбнулся, благославляя ее знаком Единого, сходящего на землю. — Давно не виделись!

Заметив, как хмурятся пожилые священники, недовольные такой фамильярностью, Симель повернула к небольшой лужайке.

— Пройдемся?

— С удовольствием.

Они двинулись вдоль школы и складских построек к черным голым деревьям.

— Значит, ты уже полноправный служитель церкви. Ловко с этим справляешься! — Симель начертала в воздухе знак благословения.

— О чем ты, — скромно отмахнулся Исидор, — я неопытен. Все еще пугаюсь, когда люди обращаются ко мне «святой отец».

— Когда было твое посвящение?

— Три недели назад, — юноша сложил ладони в обычном для церковников жесте смирения, но улыбка до ушей делала его вид несерьезным. — Я теперь самый молодой священник Хаубера!

— Я не сомневалась, что ты многого добьешься, — Симель кивнула на послушников — большинство из них были гораздо старше Исидора. — Поздравляю.

— Благодарю, — отец Исидор слегка покраснел от удовольствия. — Но расскажи о себе! Я слышал, ты устроилась при короле? С другими лекарями?

— Да, работаю с ними день и ночь, хотя наше жалование едва ли сравнится, — насмешливая улыбка растянула ее губы, но тут же погасла, — но как бы мы ни старались, надеюсь, ты понимаешь, что Вилиам Светлый очень болен и жизнь его угасает.

— Я понимаю. Но принято считать, что его величество выздоравливает и скоро встанет с постели.

— Поэтому я и говорю тебе, как есть на самом деле.

Священник не ответил, а Симель не могла понять, что на нее нашло. Наверное, проводя все время рядом с королем и разделяя его настроения, она совсем отвыкла от простых разговоров.

Она тряхнула головой, чтобы избавиться от тяжёлых мыслей и сменить тему, но тут сзади раздался дикий шум — вся ватага школяров сорвалась с места и, радостно вопя, понеслась в сторону казарм, откуда только что вышел сир Ольмерт. Рыцарь бросился бежать, но дети облепили его со всех сторон, умоляя сыграть в жмурки.

— Знать правду лучше, чем верить лжи, пусть даже такой красивой. Может, земной путь короля Вилиама и близок к концу, но помни, что в Покой его поведет сам Единый. А он не забирает жизни просто так, — молодой человек мягко улыбнулся. — Ты должна радоваться, что пока выигрываешь у Единого борьбу за эту душу.

— О, Исидор, спасибо, но правда, я недостойна того, чтобы ты ради меня шутил Его именем.

— Я не святой, — в глазах священника затанцевали хитрые искорки.

«Не знаю никого другого, кто мог бы стать святым», — подумала Симель, исподтишка наблюдая за тем, как дети завязывают Ольмерту глаза и крутят на месте, чтобы запутать. На сердце стало легко, будто в словах юноши открылась истина, дающая уверенность в завтрашнем дне.

— Теперь я вижу, что помогать людям — твое призвание. Значит, ты получил, что хотел?

— Нет.

Поймав на себе пораженный взгляд, Исидор рассмеялся и взмахнул рукой, пытаясь объяснить:

— Знаешь, когда мы тем утром говорили о будущем, я и не думал, что все исполнится так скоро. Передо мной открылось столько новых возможностей, — он замолчал, не решаясь продолжить. — Не знаю, как отнесутся к этому другие служители церкви, но… Я надеюсь кое-что серьёзно поменять в школьной системе.

Святой отец на мгновение снова покраснел, но тут же отбросил смущение и нетерпеливо затараторил. Он рассуждал об отмене телесных наказаний и открытии школ для неграмотных взрослых, а Симель с думала, что не о таком будущем мечтала, стоя у ворот Хаубера. Когда-то она бежала от горя, а теперь, сама того не желая, снова горевала о чьей-то душе.

— … школа должна учить детей в соответствии с их возможностями. Губить талант только потому, что ребенок пришел к нам из крестьянской семьи, нельзя. Ты вот как считаешь?

— Я даже не знала об этом, Исидор, — сказала она, трудом выплывая из своих мыслей.

— Ты не училась в церковной школе? — священник удивленно поднял бровь. — Но ты слишком хорошо образована для простого травника.

— Мне повезло с мастером, — кратко ответила Симель, а Исидор замолчал, понимая, что и на другие вопросы в ответ услышит ложь. В воздухе повисло неловкое молчание, но тут детям удалось наконец заманить Ольмерта к дереву, и, врезавшись в толстый ствол, он повалился на землю. Ни Симель, ни юный священник не удержались от смеха, и напряжение между ними сразу исчезло.

— Ты просто обязан воплотить свои идеи в жизнь, — проговорила Симель, утирая выступившие слезы. — А я замолвлю за тебя словечко перед королем. Чем ты сейчас занимаешься? Преподаешь?

— Да. Арифметику и грамматику, — святой отец гордо выпятил грудь. — Ты действительно хочешь рассказать обо мне его величеству? — вдруг смешался он. — Я пока ведь ничего не сделал.

— Вот и расскажу затем, чтобы ты мог что-то сделать! — хлопнула его по плечу Симель. — У тебя на пути будет много преград, и может так случиться, что слово короля окажется единственной поддержкой...

— Но…

— Что?

— Ты забываешь об отце Бреттани. Он не останется в стороне, если мои начинания постигнет неудача.

— Ха! Старые ворчливые церковники хватаются за привычки и традиции, как утопающий — за соломинку.

— Зря ты так, — нахмурился Исидор, — отец Бреттани — хороший человек. Он лично следил за тем, как я прохожу испытания.

— Да? — приподняла бровь Симель. — Я думала, у него никто не выдержит проверки на чистоту.

Священник посмотрел на нее с укором:

— Я уже слышал, что ты хамишь ему при каждой встрече. И вижу, что это правда.

— Хамлю? — переспросила Симель. Она собиралась сказать что-то из разряда «он первым начал», но в этот момент ученики Исидора подвели к нему сира Ольмерта — из носа у рыцаря шла кровь, в глазах застыла мольба о пощаде.

— Как дитя малое, — вздохнул святой отец, доставая из складок одеяния большой платок. Один его угол уже был запачкан красным.

— Исидор! — воскликнула Симель, тут же прощая ему принятые на свой счет слова про дитя. — У тебя чахотка?

— Боже упаси, нет, — священник приложил платок к лицу Ольмерта. Он явно был тронут ее испугом и даже забыл о разгоравшемся споре. — Этот вот сорванец, — он кивнул в толпу детей, и хулиганистый на вид мальчик спрятался за спины других, — снова перелез через западную стену. И снова упал.

Ребенок засмеялся и показал Симели разбитую коленку. Исидор погрозил ему пальцем.

— Не могу уследить.

Мальчик был явно горд собой, а сир Ольмерт даже отвесил ему поклон — весьма неуклюжий из-за крепкой хватки святого отца — как вдруг сзади прогрохотал чей-то голос:

— И вновь ты позоришь свое святое призвание, рыцарь!

Отец Бреттани собственной персоной вышел на ступени храма, губы его кривились от недовольства. На мгновение во дворе стало тихо, как в гробу.

— Если призвание святое, то «отмеченный Единым да не будет судим», — Ольмерт сделал реверанс, а Исидор отскочил от него, как от прокаженного.

— Как смеешь, грешник, цитировать Писание! — первосвященник спустился и направился к ним, задев по пути двоих маленьких школяров. Остальные дети испуганно отступили назад.

— Простите меня, святой отец. Я исповедуюсь во всех своих грехах, — совершенно серьезно проговорил сир Ольмерт.

— Я не буду тебя слушать! Падший!

— Но, ваше преосвященство, сир рыцарь просто играл с детьми. Разве это не добродетель? — выступила вперед Симель, прекрасно понимая, как был прав Исидор.

— А ты, что ты знаешь о добродетели? Сегодня он играет, а завтра опять поведет за собой пьяниц и гуляк! — обернулся к ней отец Бреттани. Ольмерт, пользуясь тем, что его не видят, на цыпочках двинулся к школе, уводя за собой детей. «Спасибо», — одними губами проговорил он, и Симель незаметно кивнула в ответ.

— «Добродетель есть в душе каждого, всмотритесь и увидите», — невозмутимо процитировала она Первую проповедь.

Отец Бреттани закрыл глаза и, покачиваясь, шумно втянул носом воздух.

— Каждый должен обратить свое сердце к добру, — пробормотал он, а потом вдруг развернулся и зашагал дальше, будто ничего не случилось.

Симель, нахмурившись, провожала священника тяжелым взглядом. Излишне благочестивые порывы Бреттани всегда приводили ее в замешательство.

— И все же ты ошибаешься, когда думаешь о нем плохо, — покачал головой Исидор.

— Он видит мир только в черных и белых красках.

— Я не знаю, как он видит мир, но я знаю, что он старается его изменить. Поэтому я уважаю его и почитаю наравне со святыми.

Симель вздохнула, сдаваясь:

— Хотела бы я согласиться, но не могу. Прости, — добавила она расстроенно. — но мне пора идти.

— Это не тот повод, чтобы испытывать дружбу, — улыбнулся Исидор, протягивая ей руку.

Симель с облегчением пожала его ладонь.

— Всего доброго, святой отец, коротко низко поклонилась под одобрительными взглядами стариков в белых рясах и направилась к замку.

— Ваше величество? — Симель вступила под своды королевской опочивальни. Тейд, которого она согласилась подменить на время отлучки в город, едва кивнул ей в дверях, а мальчики-пажи как раз устраивали тяжелый поднос на столе у кровати. Король медленно открыл глаза. — Вам доставили праздничный обед.

— Ты действительно считаешь, что весна — это праздник? — Вилиам знаком попросил поднять ему подушки, и Симель стала взбивать их одну за другой.

— Нет. Но каждый год убеждаюсь в обратном.

— Как и я, — король взглянул на небо за окном. — Весеннее Представление, пир, музыка… Люди счастливы.

— Вы тоже могли бы…

— Сейчас даже этот повод для меня слишком мал, — покачал головой Вилиам. — Но я вижу, что ты выглядишь довольной. Я рад.

Симель отпустила слуг и сама подала ему миску с рагу.

— Я встретилась с одним хорошим человеком, — она подошла к западному окну и распахнула его навстречу теплому ветерку и уличному шуму. Из-за стены, окружавшей верхний двор, слышалось мерное звяканье, и она решила, что это Кормак подковывает лошадь, у кухни скрежетал круг точильщика, а из храма доносились звуки праздничного гимна. — Он заставил меня как-то иначе взглянуть на вещи.

Король вопросительно приподнял бровь.

— Он священник и поэтому говорит будто на чужом языке, — Симель хмыкнула и села на скамью под окном, — но обращается прямо к сердцу. Он пытался сказать, что, хоть многое в жизни и предопределено, нужно быть благодарным за возможность бороться.

— Боюсь, ты иначе взглянула на кое-что другое, — вздохнул Вилиам, спокойно принимаясь за еду. — Ты поняла наконец, как близка моя смерть.

— Нет! — воскликнула Симель, но он, конечно, был прав. — Не говорите так.

— Хорошо, — легко согласился король, — но все мы смертны. Еще ни разу я не ловил себя на мысли, что хочу оттянуть свой срок или прожить две жизни, — он тихо рассмеялся. — И, как ты, должно быть, помнишь, не собираюсь умирать в постели. Сегодня я буду присутствовать на пиру, а завтра… Завтра приглашаю тебя покататься верхом.

Вилиам говорил так уверенно, что Симель могла только улыбнуться в ответ. Она не ожидала, что когда-нибудь так легко простит королю очередные слова о смерти, но сегодня это оказалось просто.

— Да, ваше величество. Вы, конечно же, правы.

— Вот и славно. Расскажи мне еще об этом человеке.

— Мы познакомились осенью, когда Исидор был еще послушником. Он вырос в деревне и ни разу не покидал родные места, пока не решил принять сан в столице. Сейчас он преподает в школе при нашем храме — и это в восемнадцать лет! Он лучший священник из тех, кого я знаю. Ваше величество, если это возможно, помогите ему. Исидор хочет преобразовать школьную систему, и я уверена, вам понравились бы его идеи. Давайте я расскажу вам…

Вилиам поднял руку, останавливая ее:

— Не надо, я понял, о ком ты говоришь. Им уже занимается отец Бреттани.

Видя выражение лица Симели, он добавил:

— Тебя что-то смущает? — глаза его смеялись.

— Вы тоже слышали, что я хамлю его преосвященству, — вздохнула Симель. — Но все не так просто, как кажется.

Король улыбнулся:

— Порой с ним трудно иметь дело. Но я знаю Бреттани уже сорок лет и могу тебя заверить — он сделает для твоего друга все, что в его силах. А это немало.

— Ну, — Симель пожала плечами, оставаясь при своем, — тогда я спокойна.

Она отошла к лекарскому столу, считая тему закрытой. Главный повар положил на праздничный поднос соленого угря и белый порей с каплуном для дежурного лекаря — весьма неплохое меню.

— Это не значит, что меня не заботит судьба юного отца Исидора. Дай знать, если Бреттани не оправдает твоих надежд, — в глазах короля еще плясали смешинки.

— Хорошо, ваше величество, — кивнула Симель и даже присела в легком реверансе, смущенная тем, что Вилиам доверяет ее мнению. Она взяла свою простенькую оловянную тарелку и вновь устроилась у окна, вдыхая теплый воздух. Король закончил с любимым рагу, попробовал еще несколько блюд, но ничем не заинтересовался. Устремив взгляд на север, он погрузился в свои мысли, и очень скоро лицо его помрачнело, а брови напряженно сошлись у переносицы. Не стоило и рассчитывать, что короткая беседа о жизни и смерти развеселит его величество — с самого утра у него было неважное настроение, так как донесения из армии не приходили уже больше двух недель. Вздохнув, Симель решилась наконец прервать молчание:

— Я опять заставила вас смеяться через силу?

— Я бы сказал — подарила несколько приятных мгновений, — отстраненнно проговорил король.

— Вам не нужно беспокоиться, сир. Разве у Годрика есть хоть один шанс?

— Конечно. Глупо было бы отрицать это.

— Подобные мысли ведут к падению духа, — сказал Симель, пытаясь во что бы то ни стало его успокоить.

— А их отсутствие — к поражению! — Отрезал Вилиам в своей обычной манере.

Немного помолчав, он добавил:

— Нет, об этом, конечно, не идет и речи. Я всецело полагаюсь на Лотпранда, он не допустит ни одной ошибки.

Симель кивнула:

— Верно. Не мучайте себя, ваше величество. Что вас сегодня так тревожит?

— Просто плохое предчувствие. Но не будем обращать внимание на такие глупости, — в голосе короля чувствовалось раздражение.

Мир вокруг был так беззаботен, что Симель легко согласилась. Разве принц может вернуться с чем-то, кроме победы? Разумеется, нет. Волноваться не имело смысла.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему, — она приняла у короля пустую миску и взяла с подноса одно из неоткрытых блюд. — Тут, по словам пажей, вас ждет нечто особенное. Но это десерт, — спохватилась она, отдергивая руку от крышки.

— Честно говоря, я не знаю, на что рассчитывает повар, посылая столько блюд, — Вилиам взглянул на поднос. — Он не разбирается в аппетитах стариков. Открывай.

— Вафли, — объявила Симель, делая паузу, словно фокусник, вытаскивающий из носа яйцо.

— Давай же, — улыбнулся король.

— О-оп!

На серебряном блюде возвышалась стопка вафель нежнейшего персикового цвета, но посреди нее зиял провал — выпечка осела и приобрела зеленоватый оттенок.

— Весьма неосмотрительно для первого месяца работы. Ты думаешь о том же, о чем и я?

Симель не отрывала взгляд от вафель, как будто держала в руке змею.

— Если вы говорите об ингредиенте, добавленном без ведома главного повара, то да.

В наступившей тишине стук капели напоминал гром. Яд. Все те глупые разговоры, что она вела утром — о борьбе, о мудром Едином — все они обратились в прах; осталось лишь чувство падения, словно кто-то вырвал у нее из-под ног опору. Симель опустила голову. С таким трудом они вели эту борьбу — за каждый новый день, за каждый час, но у них не было никакого шанса против яда, ни одного!

— Проклятье! Кто посмел! — Вилиам швырнул на пол кубок, и звон металла о камень привел Симель в чувство. Она вскочила и бросилась к выходу, задержавшись лишь на мгновение:

— Повар?

— Вряд ли. Слишком просто, — король гневно дернул за спрятанный в складках балдахина шнурок, вызывая Эно. — Ни слова! — крикнул он вдогонку Симели, но та уже скрылась за дверью.

Главный повар действительно продолжал работать, как ни в чем ни бывало — он носился по кухне, кричал на поварят и размахивал руками, давая подзатыльники. Симель подумала, что за большие деньги этот человек мог бы сделать все, даже отравить короля, но только не испортить одно из своих великолепных блюд. Она прислонилась лбом к холодной стене. Нет. Это было бы слишком просто, а потому невозможно. На самом деле, все было гораздо хуже. Симель прошла обратно к лестнице и торопливо взбежала по ступенькам наверх. В коридоре она налетела на щуплого старичка и принялась извиняться, но Эно даже не обратил на нее внимания — шпион проскользнул мимо и исчез за поворотом. Пробившись через взволнованную стражу, Симель вернулась к королю и тихонько села на край его постели.

Вилиам сидел неподвижно, его руки как всегда были сложены на коленях, глаза закрыты.

Яд. Так незаметно. Так легко. Симель обхватила голову руками, оглядывая комнату — ей казалось, что богатые яства и вино источают запах тлена. Как они не понимают? Неужели понадобилась ошибка, просчет с новым блюдом, чтобы тайна наконец открылась?

Симель взглянула на короля.

— Вы понимаете, что кто-то мог травить вас с самой осени? — прошептала она, пугаясь собственных слов. — И оттого вы оказались в постели? — голос еще звучал жалко, но в душе место страха уже занимал гнев.

— Я. Понимаю. — Отчеканил король. — Дай мне перо. Я должен написать Адемару, — Вилиам сердито поджал губы, а потом вдруг с силой ударил по подносу. — Проклятье!

Тяжелые серебряные блюда с грохотом обрушились на пол, разбился хрупкий стеклянный кувшин, а все изысканные кушанья смешались с пылью. Аккуратно ступая в луже зловеще красного вина, Симель прошла к столу. Отыскав в груде колб, горелок и прочей лекарской утвари чернильницу с длинным пером, она достала из сундука пергамент и вместе с доской для письма отдала все это королю.

— Вы не отправите гонца к принцу Лотпранду и остальным?

— Пока нет. Слишком ненадежно, а Эно нельзя мешать, — обмакнув перо в чернила, Вилиам застрочил мелким почерком что-то в самом уголке листа — маленькое письмо привяжут к лапке голубя. В ярости он все время прокалывал пергамент, а от оглушительного скрипа у Симели свело челюсти.

— Но они тоже должны знать.

— Должны… — пробормотал король, напряжено перечитывая короткую записку. — Я мог бы вести их сам! — вдруг рявкнул он, с хрустом сжав перо в кулаке.

— Ваше величество…

— Нет! — Вилиам бросил мятое перо на пол, и, намокая в вине, оно стало похоже на кусок изодранной плоти. — Я не отрицаю, что болен, болен старостью, но, если бы не это, я ушел бы с войсками в поход. Совсем, как раньше, пусть даже в последний раз. Возьми, — он протянул ей пергамент, — отнесешь в город. И не забудь проверить, сколько там осталось монастырских голубей.

Симель нерешительно взяла лист и отрезала от него исписанный кусок. На обороте была надпись — «Эйвери», шифр самой срочной отправки. Сходить к посреднику в тайной переписке короля было делом недолгим, но ей не хотелось оставлять Вилиама одного.

— Сир, я сожалею, что смерть настигнет вас не в бою, — проговорила она, склоняя голову. — Но рада, что вы не сдаетесь.

— Никогда, Симель, никогда. Иди, время не терпит, — с ужасающим спокойствием проговорил король. — А мне нужно немного подумать.

Симель послушно встала, отвесила Вилиаму низкий поклон и вышла за дверь. Проходя по лестницам и коридорам, она везде встречала радостную прислугу, довольных монахов и бегающих друг за другом детей. По верхнему двору развесили цветные фонарики, на сцене появились яркие занавеси и декорации. Люди вокруг готовились к пиру, к весеннему Представлению, но все это теперь выглядело фальшивым. Симель вздохнула и попыталась взять себя в руки — они не заслужили ее гнева. Они ничего не знали, да и никогда не узнают. Она вышла за стены замка и направилась к голубятне по извилистым улочкам Плагарда. Берения, со всеми ее бунтами и жалобами, была далеко, но Хаубер, дом короля, названного Светлым, всегда являлся оплотом верности.

Это казалось незыблемым, и это было не так.