Глава 17. Начало триумфа

Солнце стояло совсем низко над предгорьем, освещая тропу, проложенную в снегу отрядом, направлявшимся к Гудамскому перевалу. Шестьдесят всадников двигались колонной, подняв синие знамена и открыв гербовые накидки с лилией на груди. Кортеж, неуместно торжественный в дикой глуши, должен был встретить принца и, чем раньше тот поймет, чей это отряд, тем меньше будет проблем.

Равнина резко поднималась навстречу Волчьим горам, снег здесь еще не сошел до конца, задерживаясь на северных склонах, но дорога через перевал выглядела проходимой и была широкой и ровной, как доска. Наступил шестой день пути, уже к обеду всадники должны были оказаться по другую сторону хребта, но следов отряда принца все еще не было видно. А с тех пор, как прошел снегопад, Фронадан тревожился еще сильнее — теперь они могут и не узнать, в какую сторону направился Адемар. Конечно, еще оставалась надежда, что он ждет подкрепление в долине за перевалом, но рассчитывать на это, сказать по правде, не стоило.

На самом деле, Фронадан не мог упрекать принца за желание как можно скорее возглавить войска. После смерти Лотпранда дело приняло серьезный оборот и в армии требовалось присутствие наследника. «Лишь бы он ждал меня там», — повторял он про себя, как молитву.

Когда солнце вошло в зенит, передовой разъезд въехал в проход между скал, поднимаясь к верхней точке перевала. Дорога изгибалась петлей, прежде чем открыться в долину, и нельзя было забывать о возможной засаде. Через некоторое время разведчики снова появились на этой стороне, показывая знаками, что путь безопасен. До них было еще далеко, но Фронадан заметил, что его люди чем-то обеспокоены. Один из них вновь скрылся за скалой, а другой помчался галопом обратно. Граф почувствовал, как тревога, державшая его в напряжении все эти дни, собралась в один большой пульсирующий ком, и дал Гортмару шпор.

— Что там? — закричал он еще издалека.

— Сир, с той стороны нечто странное! Там был пожар, у леса!

В этой глуши у дороги не было никаких строений вплоть до самого монастыря, и Фронадан не на шутку встревожился. Всадники разогнались, оглашая перевал грохотом копыт, и стрелой вылетели из-за поворота в долину. Страшное зрелище открылось их взору — громадное, уродливое пепелище раскинулось на целых сорок локтей. Вокруг, насколько хватало глаз, земля не держала снег, будто до сих пор не остыла. Черное пятно разбросало длинные языки, как клякса, и не все из них пачкали землю сажей. Некоторые были кроваво-красными.

Сжав зубы, Фронадан устремился вперед. Подъехав ближе, он различил в обугленной куче остов сгоревшей телеги: вон там валялось колесо, здесь торчал пустой хомут. Трупы лошадей лежали один на другом, соединившись в пламени воедино. Но самым ужасным было то, что с другой стороны пепелища показались сложенные рядом черные кости людей.

Какое-то движение заметил он справа от дороги и выхватил меч из ножен. Но это оказался одинокий человек, старик монах, до неузнаваемости вымазанный гарью и землей; он медленно брел по узкой тропе из пепла. Найдя взглядом место, откуда он шел, Фронадан увидел едва раскопанную землю и кости, уложенные в братскую могилу.

Фронадан осадил коня прямо перед монахом. Тот, казалось, только сейчас заметил отряд. Его руки были по локоть облеплены сажей, а на почерневшем лице виднелись две светлые полосы от слез. Пустой взгляд говорил о том, что он предпочел бы никого не видеть.

— Что здесь произошло? — Фронадан пытался сохранить остатки вежливости в охватившей его буре чувств. Он спрыгнул с коня и бросился к трупам, отвратительный запах которых сразу ударил в нос.

— Что произошло? Кто эти люди и был ли среди них принц Адемар? Здесь был принц Адемар?! — Фронадан схватил старика за плечи, так как тот не отвечал, намереваясь взять следующий скелет и оттащить его за дорогу к могиле. Монах поднял на него глаза, потом осмотрел остальных рыцарей, верховых и спешившихся.

— Принц Адемар — с трудом прохрипел он, — был здесь. Он покинул монастырь с Гудамскими сестрами. Обещал защиту. Но им не нужна была защита. У них нет ничего, что можно отобрать.

— Вы видели их? Кто напал на отряд?

Монах покачал головой:

— Я живу далеко в лесу. Я слышал крики. Упокой, Единый, их души.

Фронадан молча сжал плечо старика и отпустил, не желая мучить. Медленно повернулся он к пепелищу, боясь самого худшего. Большинство тел ещё оставались в куче пепла или сами превратились в пепел; некоторые из вытащенных были завернуты в обрывки ряс, а некоторые облачены в остатки доспехов, но все одинаково обугленные до костей. Фронадан наклонился над одним, потом над другим, очищая сталь от грязи. Он искал герб Саврайсов, но ткань на большинстве лат сгорела, так что нагрудники рассыпались кучей пластин. Оставались лишь украшения золотых поясов, фигурные пряжки и бляхи конской сбруи.

— Ищите льва! — крикнул он своим людям, уже начавшим разбирать завал.

Он находил отлитые изображения птиц, зверей, цветы или бессмысленные завитки, но нигде — вставшего на задние лапы льва. Надежда еще жила, несмотря на то, что сказал монах. Как одержимый, Фронадан перебирал все, что попадалось на глаза, его руки покрылись слоем липкой грязи, о природе которой было лучше не думать. Он скинул плащ, влезая все дальше и дальше в груду сгоревших тел, вынося мертвых одного за другим, когда вдруг заметил в самом центре, где жар оплавил даже сталь, два самых изувеченных доспеха, которым явно неспроста отвели это место. Отчаянно не желая этого делать, Фронадан разгреб горку почерневших пластинок. Очистив несколько от копоти, он с ужасом увидел оплывшие в огне заклепки со львами.

«Нет. Только не это». Он сам не понимал, что говорил вслух, пока оттирал одну пластинку за другой. Лев, лев, снова лев. Золотые львы виднелись и на провалившихся в пепел рукавицах, и на сломанных ножнах. Без всякого сомнения, это броня Адемара и его сына. Доспехи бросили пустыми? Или кости вокруг принадлежат владельцам?

Фронадан уронил руки, оцепенело глядя на обугленную массу. Здесь кончались все надежды Вилиама на достойное продолжение династии. Эван и Стерлис, заметив, что с господином что-то не так, подбежали к нему и тоже замерли на месте, увидев львов. За спиной графа они сделали беззвучные знаки другим, и все воины остановились, снимая головные уборы. В наступившей тишине, которой чтили память принца, сам Фронадан вдруг встряхнулся, сбрасывая чуть не поглотившее его отчаяние.

— Есть шанс, что их здесь нет, — сказал он твердо и вышел на чистую землю. Нужно было в это верить. Шанс был. — Организуйте дозоры и поиски в лесу, остальные займутся могилами. Найдите что-нибудь, чем можно копать.

Монах, не прекращавший своего занятия, прошел мимо него, указывая куда-то вдаль. Там виднелась крошечная цепочка людей, шагающих к перевалу.

— Это сестры из монастыря. У них могут быть лопаты. Подождите некоторое время.

— Времени у нас нет, — коротко ответил Фронадан, снимая с себя наручи, чтобы было легче копать.

Спустя несколько часов, уже в полной темноте, он сидел у костра, обводя лагерь хмурым взглядом. На небольшом пятачке земли валленийцы отдыхали, лежа на седлах и увязанной поклаже, не было слышно привычного смеха и пения, никто не разговаривал. В стороне под отдельным холщовым навесом грелись у своего костра монахини, не желая находиться рядом с солдатами, кому бы те ни служили. Усталые часовые несли дозор, обходя маленький лагерь за несколько десятков шагов. Напротив графа совсем близко к огню сидел тощий человек — гонец, доставивший пакет от Вилиама, как раз когда они только-только покончили с телами.

Временная могила — защита от волков — вышла никудышной, мерзлая земля не поддавалась, а тел было много, слишком много. Монахини перевезут их в монастырь, но не ранее, чем из деревни подойдут новые телеги взамен сгоревших.

Фронадан достаточно хорошо знал кузена, чтобы решиться похоронить Адемара не в королевской усыпальнице, а рядом с женой, в Гудаме. Король, конечно, будет недоволен, но его любимый сын не успел короноваться, а значит, мог бы выбирать между Хаубером и этим святым местом. Фронадан был уверен, что он предпочел бы Гудам.

«Остановись, — мысленно приказал он себе, — ты думаешь о нем, как о мертвеце». Еще не вернулись разведчики, отправленные в лес на поиски. Еще теплилась надежда, что нападавших обманули, и принцу удалось сбежать. Но с прибытием гонца ситуация накалилась и требовала немедленного отъезда, так что решено было ехать, а следопытов оставить на попечении монастыря до весны, но только инкогнито. Фронадан запретил своим людям возиться с шатрами и объявил сбор за час до рассвета. Текст записки, которую он держал в руках, был адресован ему, Гронарду и Дору Гранджу, получившим такие же послания:

«Моим верным подданным. Тот из вас, кто в настоящий момент способен оказать Адемару наибольшую поддержку, должен остаться с ним, остальные двое обязаны немедленно вернуться в Хаубер. Опасность таилась не там, где нас заставляли ее видеть. Годрика надлежит взять в плен живым для допроса. Все позиции укрепить и не сдавать».

Фронадан смял пергамент и бросил его в огонь. «Опасность не там». Речь могла идти только об измене, и никто больше не должен был это видеть. Он взял чистый пергамент и расправил его на колене.

«Гронарду, моему другу и верному подданному Вилиама Светлого. Удерживай свои позиции, не доверяй никому. Дору Гранджу следует вернуться в Хаубер. Адемара будут ждать мои люди. Я сам отправляюсь на юг».

Писать о возможной смерти наследника и его сына Фронадан не стал — не хотел, чтобы об этом узнали ни друзья, ни враги. Фигура живого принца незримо поддерживала правых и пугала неверных. Еще два послания он написал Гранджу и командующему своими силами, приказывая соединиться с войсками Гронарда и слушаться его распоряжений. Армию Сейтера следовало раздробить и обескровить. Сегодня все части головоломки сложились для Фронадана в одно целое, как бы ни было трудно в это поверить. События последних месяцев были выгодны лишь одному человеку. И теперь, после смерти братьев, Сейтер мог получить все.

Мокрый снег вперемешку с дождем валил второй день подряд, а ветер лез под капюшон, сдувая ручейки воды за шиворот. Долгий путь подходил к концу, и Сейтер не обращал внимания на мелочи. Глубоко вдохнув и расправив плечи, он унял дрожь, пробежавшую по телу от ледяных брызг. Осталось совсем немного.

Сзади раздалось невнятное кряхтенье, Сейтер обернулся и взглянул на брата. Тот сидел на своей лошади, как нахохлившийся птенец, толстый шарф сделал бесформенной его голову, в недрах капюшона виднелись только два больших карих глаза. Сейтер придержал коня, чтобы с ним поравняться.

— К вечеру будем на месте, — сказал он, оглядывая Бренельда. Вся эта возня с одеждой ничего не даст. Чтобы согреться, хорошо бы ему зарядить галопом до арьергарда и обратно.

— Если я доживу до вечера, — глухо раздалось из-под капюшона.

— Смотри, — Сейтер указал в ту сторону, откуда они ехали. Бренельд попытался оглянуться, не разрушая хрупкую конструкцию из мехов и тканей, но у него ничего не вышло. Сейтер раздражённо вздохнул.

— Там уже видно небо, а ветер относит тучи на запад. Дождь скоро кончится.

— Надеюсь. А мы можем остаться под крышей хотя бы на день? Я уже забыл, как выглядит мягкое кресло и сухая кровать.

Он еще не договорил, а Сейтер уже начал выходить из себя. Они столько раз обсуждали это! Неужели снова?

— Ты — останешься. Можешь до скончания века наслаждаться креслами и кроватями, если, конечно, Годрик не спит в шкурах на полу. А я закончу начатое.

Бренельд сорвал с головы капюшон и оттянул вниз высокий воротник:

— Что?! Но я не хочу оставаться там один! Ты же сказал…

Терпение Сейтера лопнуло, он схватил лошадь брата за уздечку и, притянув ее вплотную к своей, зарычал ему прямо в ухо:

— Я сказал, что отдаю тебе Берению! Всю! С потрохами! Но ты тут же ее потеряешь, если будешь все время ныть и таскаться за мной по пятам! Я хочу, чтобы ты остался и навел здесь порядок!

Бренельд вздрагивал на высоких нотах и, сжав губы в тонкую линию, все ниже опускал голову — совсем как в детстве, когда не справлялся с какой-нибудь трудной задачей. Сейтер отпустил его лошадь и ударил ногой по крупу, отгоняя подальше, чтобы не видеть этого лица. Напрашивается на жалость в самый неподходящий момент! Какого демона? Хоть бы раз сделал то, что просят! Неблагодарная скотина!

Досада только подпитывала ярость, распаляя до предела. На брата не положиться, сын вырос проклятой копией Лотпранда, жена осталась в Гретте. Последнее гневило особенно — к фокусам тех двоих он уже привык, но Вари! Вари должна была ехать с ним, теперь он оставил бы ее в Венброге и был бы спокоен за всю Берению. За Брэна. Напарница, единомышленница, ближе всех братьев, вместе взятых, согласная во всем и всегда — но только пронюхала детали плана, так сразу закусила удила. И Гани упирался вслед за ней — ничего не зная, противясь отцу на зло. С ним, конечно, обещали помочь, поговорить, и он действительно приехал в Берению, но Сейтер не верил, что чьи-то разъяснительные беседы оказывают больше влияния, чем его собственные. Разъяснять он умел. И сына знал. Чуть что ему покажется неблагородным — взбунтуется, откажется, нарушит план. Пришлось оставить на него осады, а в Венброг взять только брата. Так даже спокойнее. Что ни говори, здесь были свои риски, а Гани еще слишком юн и неопытен.

Бренельд натянул капюшон и отъехал назад, а греттские бароны и рыцари поспешно отвернулись, делая вид, что ничего не видели. Только Дор Грандж и граф Хеймдал невозмутимо выдержали взгляд Сейтера. Принц ударил коня шпорами и вырвался вперед, догоняя передовой отряд, по знаку капитана вслед ему устремилось несколько гвардейцев. Бренельд же отъехал назад, в середину войска, не желая, как обычно, подвергаться опасности в первых рядах. Годрик ждал их у себя для обсуждения дальнейших действий, но многие боялись, что он мог передумать и окопаться в замке, собирая подмогу. Впрочем, судя по тому, что слышал Сейтер, герцог не отличался решительными действиями. Так что он смело гнал вперед конницу, оставив пехоту далеко позади.

До самого вечера братья не обменялись ни единым словом, и только когда где-то далеко впереди показались огни Венброга, Бренельд вновь нагнал Сейтера. Было уже совсем темно, и на перекрестке дорог их ждали всадники с факелами. Тот, что был главным, выехал вперед и поклонился:

— Ваши высочества, барон Гинтил к вашим услугам. Мой господин ожидает вас к торжественной трапезе. Вашим людям будет удобно раскинуть лагерь здесь, на поле с восточной стороны от дороги.

— Это слишком далеко от замка, — коротко возразил Сейтер. Удобно, конечно. Но для кого?

Провожатый занервничал, не желая спорить. Похоже, у него был приказ расположить войско подальше от Венброга. Голосом немного выше прежнего он проговорил:

— Герцог настаивает.

— Хорошо, — кивнул Сейтер, не отдавая, впрочем, никаких распоряжений. — Тогда я готов следовать за вами со своими ближайшими сторонниками.

Барон с облегчением выдохнул.

— Рад это слышать, мой лорд. Разрешите узнать, сколько человек будет присутствовать за столом? Я должен послать в замок слугу с известием.

Сейтер с деланной леностью посмотрел направо и налево от себя:

— Человек сорок или пятьдесят.

Гинтилу не хватило воздуха и он молча открыл и закрыл рот, не зная, что сказать. Сейтер поднял бровь:

— Это что, проблема?

Проблема была серьезной, так как большой отряд угрожал безопасности Годрика, и барон искал предлог для отказа. В случае открытого наступления он наверняка должен был сдаться в плен, а наблюдатели, оставленные на дороге позади, предупредили бы гарнизон замка. Но наступления не было.

— Прошу простить, ваше высочество… Может быть, сегодня вы пригласите лишь избранных… — запинаясь, пробормотал Гинтил. — А позже мы сможем дать еще один прием. Венброг маленький замок, наш зал невелик, обычно мы имеем дело с очень небольшим числом гостей…

— Теперь вы имеете дело с членами королевской семьи, а для нас это не прием, а скромный ужин. Со мной поедут все, кому есть, что обсудить с Годриком. И кому, — напомнил Сейтер, — это было обещано.

Барон мял в руках поводья. Он молчал, так что Сейтер поднял руку, притворяясь, что хочет развернуть отряд обратно.

— Вы собираетесь нарушить обещание своего герцога? В таком случае наша сделка отменяется.

Перспектива взять на себя такую ответственность явно привела Гинтила в ужас, и он тут же воскликнул:

— Стойте! Ваше высочество, простите меня. Конечно же, вы можете проследовать в замок со всеми, на кого распространяется приглашение.

— Замечательно, — без всякого выражения проговорил Сейтер и дал знак двигаться вперед. Барон Гинтил развернулся и возглавил отряд. Сейтер поискал взглядом брата, и, обнаружив его у себя за спиной, шепнул: «Будь там, где я тебя вижу». Бренельд повел лошадь рядом, насмешливо указывая в спину барону. «Ловко!» — прошептал он одними губами. Сейтер улыбнулся ему краем рта и вновь придал лицу бесстрастное выражение.

Вслед за принцами потянулись бароны и рыцари, рядом с каждым под видом слуги ехал гвардейский ветеран. Этим людям нечего было обсуждать с Годиком, они лишь выполняли приказ Сейтера. Таким образом, колонна из ста человек отделилась от основных сил и направилась к Венброгу. Оставшиеся всадники и не подумали разбивать лагерь. Их приказом было ждать не более часа и переходить в наступление.

Замок стоял на возвышении посреди широкой равнины, как одинокий старый воин. Днем с самой высокой башни можно было разглядеть вдали еще три замка, а с западной стороны — небольшую речушку и одну из мельниц, принадлежавших Годрику. Сейчас же даже сама башня терялась в густой, непроницаемой тьме, но вокруг холма россыпью мерцали огни. Венброг был окружен палатками, в охранном лагере находились сотни беренцев, они сидели у костров в боевом облачении, и те, что расположились близко от дороги, провожали Сейтера долгими взглядами. Бренельд жался к нему так, что все время задевал ногу стременем и оттирал к обочине. Но самого его опасность только будоражила. Нельзя всерьез думать о всякой ерунде, когда цель так близка. Герцог был у них на крючке, и это все, что он хотел знать.

Когда они приблизились к замку, мост через ров был опущен. Годрик выполнял свои обязательства. Бренельд заметно успокоился, хотя именно сейчас и был самый опасный момент. Погрохотав по дощатому настилу, кавалькада въехала в небольшой внешний дворик замка. Сейтер против воли напрягся, всматриваясь в темные закоулки у стен. Он приказал воинам держаться ближе, и всадники теснились в воротах, чтобы помешать закрыть их и разделить отряд. Но когда они заполнили внутренний двор так, что лошади уже топтались на пороге жилых помещений, Сейтер наконец расслабился. В отряде были самые лучшие бойцы Гретта и Гвардии, теперь им была бы не страшна любая атака.

Люди спешивались, лошадей уводили в конюшни. Сейтер спрыгнул с коня и направился ко входу в замок, где маячили силуэты слуг. Грандж вошел первым и, не встретив засады, отступил в сторону. Тогда Сейтер упруго взбежал по ступеням и прошел через тесный, бедно украшенный холл к небольшой группе людей.

В центре стоял худой человек среднего роста, волнующийся больше других; судя по красному орлу на зеленом камзоле — сам Годрик. Они никогда не видели друг друга и до этой встречи обменялись лишь несколькими письмами. Годрик протянул руку, и Сейтер потряс ее с изрядным энтузиазмом, отчего герцог заметно приободрился. По его лицу было видно, что хороший настрой разрешил множество сомнений, связанных с их договором.

— Я рад видеть вас в своем доме. Все приготовлено для ужина и, если позволите, я жду вас в зале как можно скорее.

— Конечно! — Сейтер просто сиял. — Покажите наши комнаты и, освободившись от этого, — он постучал себя по пластинчатому панцирю, — мы сразу присоединимся к трапезе.

Герцог подозвал мажордома. Но было еще кое-что, требовавшее прояснения.

— Мы же не увидим за столом тупиц и трусов, не способных разделить наши с вами устремления, или, хуже того, женщин?

Годрик кивнул:

— Как и договаривались, ваше высочество.

— Замечательно, — Сейтер улыбнулся еще шире. Все шло по-задуманному.

Герцог нервно оглядывал прибывающих греттских рыцарей: комнат в его замке, конечно, не нашлось бы и на четверть гостей.

— Мои люди будут ночевать в лагере, — поспешил объяснить Сейтер, незачем тому волноваться раньше времени.

— Благодарю за понимание. Мы не начнем без вас. — Годрик поклонился и направился в зал, беспрестанно оглядываясь на людей, заполняющих холл.

Пожилой мажордом вышел вперед и пригласил гостей наверх. В сопровождении трех десятков рыцарей они поднялись на один пролет, и Сейтер внимательно осмотрел коридор, сравнивая его с описанием Фронадана. Кажется, их вели к комнатам, где ранее располагался граф. Слуга указал на несколько дверей, и рыцари разошлись, чтобы привести себя в порядок. Когда Сейтеру показали его отдельные покои, он втолкнул туда Бренельда, пропустил охрану и плотно закрыл дверь.

Обстановка внутри была, наверное, одной из самых богатых в замке, но, конечно, не шла ни в какое сравнение с комнатами в Хаубере. В камине горел огонь, на полке стояли серебряные подсвечники, стены были целиком обшиты панелями, но поверх них висели простые узорчатые гобелены. А увидев на столе большое, не отскобленное до конца пятно от пролитых чернил, Сейтер откровенно расхохотался. Бренельд недоуменно обернулся к нему от камина, где пытался отогреть замерзшие руки.

— Здесь наш дорогой кузен попал в ловушку. Мы разыграем эту партию иначе. Грандж, — позвал Сейтер, бросая перчатки на стол и расстегивая ремешки на наручах, — коридор за поворотом ведет к казармам, поставь там как можно больше людей.

Капитан Гвардии кивнул и вышел за дверь, распоряжаясь греттскими солдатами. По голосам было слышно, что там находятся беренцы и они спорят с Гранджем, не имея прав на открытое столкновение. Это еще больше насмешило Сейтера, он побросал наручи в разные стороны и быстрыми, лихорадочными движениями принялся за ремешки у плеч. Один из гвардейцев бросился ему помочь.

— Может, лучше оставить это? — неуверенно спросил Бренельд, указывая на броню, крытую дорогим бархатом.

— Ха! Бояться каких-то деревенщин? Нет. — Сейтер освободился от нагрудника и остался в красном стеганом акетоне. — Этого вполне достаточно. Никто не посмеет сказать, что я был не на равных.

Глаза у Бренельда как всегда сделались восхищенными и в то же время испуганными. Да неужели ему и самому не хочется испытать свою силу? В кого он такой пошел, что не чует азарта? Они загнали эту дичь, как теперь не вцепиться ей в горло!

Под его молчаливым взглядом Бренельд закусил губу.

— Что если… если нас все-таки осудят?

Начинается!

— Победителей не судят. Людям нужно, чтобы кто-то добыл им победу, детали не важны. — Сейтер развязал шнурок латного набедренника, гвардеец возился с ремешком на голени. — Они не хотят знать, как строится новый мир, иначе даже наш отец уже не показался бы им Светлым. — Гвардеец не поспевал и схлопотал тяжелый подзатыльник. Сейтер рванул ремешки под коленом, сбрасывая последние латы. — Не трясись. Просто делай то, что я говорю.

Брат смотрел на него во все глаза. Сейтер застегнул пояс с мечом и проверил, как ходит в ножнах клинок.

— Пойдешь со мной? Только лат не снимай.

Бренельд приоткрыл рот, метнул взглядом по сторонам — ну, точно зверь, а не охотник! — и с робкой улыбкой спросил:

— Ты говорил, я могу подождать?

Лицо у него стало ровно такое, как два года назад на Брогане. «Ты говорил, я буду командовать резервом», «ты говорил, что хальтов немного». Тьфу! Не помощник, а обуза. Два года псу под хвост — он выглядел не лучше даже среди мертвецов, когда нашли Лотпранда. Здесь зрелище будет похуже. Сейтер смерил брата взглядом с головы до ног: тощий, но сильный, справился бы, если захотел. А с таким настроем его просто задавят.

— Сиди. Толку от тебя. Слюнтяй!

Бренельд состроил обиженную мину, но все равно было ясно, что он рад. Сейтер отвернулся и пошел к выходу.

— Посмотрим, как ты запоешь, если сюда вломятся беренцы, — бросил он через плечо, чтобы стереть ухмылку с лица брата, и захлопнул дверь. Засова на ней уже не было, кое-чему беренцы все же научились. Сейтер огляделся — от порога до самой лестницы стояли у стен его люди, одни все еще в доспехах, другие нет. Он махнул рукой графу Хеймдалу и рыцарям без лат, чтобы те шли вперед него в обеденный зал, и подозвал Гранджа.

— Сколько человек за поворотом?

— Двадцать.

— Оставляю еще дюжину. И ты лично приглядишь за ним. — Он указал на закрытую дверь. — Отвечаешь головой, ясно?

Грандж неохотно кивнул и встал у стены, положив руку на обух боевого топора. Капитана пришлось поучить вежливости — каким бы тупицей не выставлял себя Бренельд, нельзя, чтобы слуги позволяли себе не уважать его. Они еще увидят, что значит кровь Саврайсов. Надо только выбить дурь из этой ленивой башки.

— За мной, — скомандовал Сейтер оставшимся рыцарям и сбежал по ступеням, его люди устремились следом. Внизу они свернули в коридор, где через каждый шаг стояли стражники в зеленой форме. На беренцев было жалко смотреть — они не доверяли пришельцам, но, связанные приказом герцога, могли только сверлить их тяжелыми взглядами. Против воли губы Сейтера растянулись в широкой ухмылке, когда он спокойно прошел мимо вояк, чуявших кровь, как скот на бойне.

Наконец-то. Так много времени потребовалось, чтобы здесь оказаться. Так долго приходилось выжидать, но теперь его ждет награда. Вся злость на Бренельда испарилась, ликование било через край, и улыбка никак не сходила с лица, пока Сейтер вступал под низкий свод парадного зала.

Маленький зал был набит до отказа, за двумя длинными столами теснились беренцы вперемешку с уже рассевшимися гостями — человек по тридцать от каждого лагеря. За главным столом на помосте сидел Годрик, слева — юноша с таким же красным орлом на груди и сыновьей гербовой отметкой, рядом с ним — невероятно тучный лорд со знаком черного креста. Правое кресло пустовало в ожидании гостя.

Светловолосые хозяева смотрели взволнованно, но с интересом, глаза у некоторых откровенно горели в ожидании тех выгод, что принесет эта встреча. Последние носили гербы с башнями, дубовыми листьями, ключом, горностаями и медведем, — богатейшие и ближайшие Годрику лорды.

Наслаждаясь тем, что придворные смотрят на него, как завороженные, Сейтер медленно выдохнул и прикрыл глаза — прекрасно, здесь собран весь цвет беренского общества. Кажется, только сейчас он действительно поверил в то, что план удался. Нет, конечно, все это время он действовал быстро, расчетливо и верно, но лишь теперь, в этот самый момент, все стало по-настоящему реальным.

Твердым шагом прошел он прямо в центр зала.

Вот он. Триумф.

Годрик постукивал ногтями о тарелку, ожидая, пока высокие гости спустятся к трапезе. На стол выставили наконец горячие блюда, и придворные томились в аппетитных ароматах — сегодня они едва перекусили, приберегая настоящий праздник к появлению Сейтера.

Тарин потянулся к жареной оленине, но Годрик шлепнул сына по руке и строго оглядел другие столы. Что подумает принц о беренских манерах, если увидит ощипанные куски мяса?

Хотя если быть честным, принц оказался не столь утончённым, как можно было ожидать от царственной особы, а походил, скорее, на полевого командира, уже забывшего, что такое высокий двор. Шагал резко, не носил никаких украшений и коротко стриг волосы. Конечно, богатые доспехи и точеное, красивое лицо с горящим взглядом не позволили бы спутать его с подданными, но Годрик ожидал от этой встречи большего блеска.

Нет, пожалуй, он несправедлив, принц все же выехал из армии на марше. Так даже лучше, ближе к местным, но, вместе с тем, он будто привел всю эту армию с собой, хотя они договаривались о встрече лишь главных сторонников — лордов и рыцарей. Годрик поморщился. В Венброг прибыло слишком много людей, и похоже, что некоторые, с грубо слепленными солдатскими лицами, — просто охрана. А значит, принц опасался ловушки, помня, как захватили здесь его кузена.

Это было приятно и внове — чувствовать, что тебя боятся, что ты можешь сделать с принцем все, что захочешь, здесь, в своём доме. Воистину, для Берении начинается новая эпоха!

В кресло рядом с Тарином тяжело опустился Бериг, у стены позади него выстроилось несколько человек личной охраны.

— Бериг, из-за тебя мы выглядим перепуганными сельчанами. Я же просил.

— И я прошу, — толстяк вытер лоб расшитым платком, — расставь солдат в зале, пока ещё не поздно.

— Прекрати. Мы встречаем нашего будущего венценосного брата. Как будут помнить этот день? Один король принимал другого, вооружившись до зубов? Так могут счесть, что я получил корону силой. Нет. Я буду держаться, как равный.

— Пока на твоей голове нет короны, — Бериг был мрачен. — Будь осторожен. Ещё раз говорю тебе…

Прервав его, в дверях появился мастер церемоний и ввел дюжину южан. Только что с похода, они все равно выглядели столь роскошно, что поддоспешные акетоны некоторых могли перещеголять золотым шитьём лучшие парадные камзолы беренцев. Годрик закусил губу. Как они смотрелись, по мнению этих лордов? Деревенщины, лесные князьки, одетые, наверное, так, как у принца ходит прислуга! Он быстро оглядел своих подданных, пока южане рассаживались в ожидании Сейтера. Столы теперь были забиты людьми так, что не поднимешь локоть.

Уворт и Борг, как всегда, не нашли камзолов лучше, чем те, в которых они провели торжественные встречи последних трёх лет, младшие Борги вообще ходили в шерсти, а не в шёлке. Хеварг, похоже, вытащил из сундуков наряд своего деда. Но отослать их из Венброга все же нельзя, эти семьи — исконные союзники Дерика Беренского, а сейчас они так крепко сели на долговой крючок, что, не глядя, поддакнут любым условиям. Одна надежда, что в конце стола на них никто не посмотрит. Главное, чтобы принц видел самых влиятельных лордов Берении, занимающих почетное место, а когда все доходы герцогства перестанут утекать в казну Вилиама и окажутся в руках настоящих хозяев севера, тогда беренский двор наконец заживёт по-человечески.

Хеварг освободится от долга перед короной за целых трех поколения. С Берками они смогут завершить суд по поводу земли, на которую претендует ушлый галасский барон по какой-то древней побочной ветви. Сами — а не в королевском суде крючкотворов Вилиама. Северная земля не должна уходить к каким-то южным богачам, она должна остаться в руках беренца.

В коридоре послышались шаги, мастер церемоний согнулся в глубоком поклоне. Принц Сейтер вступил в зал — лёгкий, энергичный, на лице все так же сияет улыбка.

Годрик шепнул Беригу: "Он нуждается в нас не меньше, чем мы в нём!". Придворные подались вперёд, рассматривая Саврайса во все глаза, улыбаясь друг другу и тихо поздравляя с той удачей, что им выпала вместе с договором герцога.

Принц размашисто прошёл в центр зала и остановился, оглядывая гербы богатейших лордов: медведя Вардов, дубовые листья Берков, ключ Хеггов. Улыбка его окрасилась сытым довольством человека, получившего то, чего он давно желал. Да, он тоже видит, что эти люди — достойные соратники; всё пройдёт так, как они договаривались. Вместе они создадут новую Берению.

Годрик поднялся, в зал вошли еще несколько охранников Сейтера. Всё-таки это лишнее, они могли бы ждать снаружи, не мешая высокому собранию своим дубовым видом.

Желудок заурчал, сообщая, что все уже изрядно утомились ожиданием и стоит наконец расслабиться за хорошей трапезой. Пажи сняли с угольных жаровен кувшины с пряным вином.

— Итак, я полагаю, мы можем приступить…

Сейтер все ещё широко улыбался, показывая зубы, но уже как-то совсем иначе. Последние его люди, входящие в зал, вдруг развернулись, захлопнули двери, а беловолосый лорд — белее любого беренца — закинул в скобы засов. Все южане разом встали со своих мест.

Уворт вскочил, хватаясь за меч у пояса, и сипло рявкнул: “Это обман!”, — но в следующее мгновение каким-то диким образом рухнул в украшенную яблоками оленину, разбив головой кувшин.

Между рёбер его торчала рукоять кинжала.

Принц развёл руки в стороны:

— Приступим.

Зал взорвался тысячью звуков. Загрохотали падающие скамьи, закричали десятки глоток, сталь зазвенела о сталь. Длинные столы вскипели суматошным движением: придворные вскакивали, жались к стенам, прикрывая себе спину, бросались на гвардейцев, спотыкались друг о друга, мешались в бестолковую кучу. Лица сбросили наконец маски жадного ожидания и исказились первозданным чувством — страхом за собственную жизнь.

За главным столом оступился белый, как смерть, герцог, челюсть его затряслась, руки не находили за что взяться. Сын вцепился в его пояс, крича что-то по-беренски, тучный лорд неуклюже выбирался из кресла.

Сейтер поднял меч и кинжал, не отпуская взгляд Годрика. Это была его добыча, и никто не смел ступить на помост раньше. Какая-то дюжина локтей отделяла его от цели, но бой успел сомкнуться вокруг плотным кольцом, затягивая в свой кровавый зев.

Слева мелькнуло лезвие, нацеленное в шею, — Сейтер пригнулся и с разворота вспорол бок нападавшего кинжалом — белый камзол с медведем Вардов окрасился алым. Бегущий на него справа великан широко замахнулся, открываясь — болван! — и не успел опомниться, как острие меча вошло в плоть между вышитыми дубовыми листьями. Третий, одутловатый рыхлый юноша с ключом Хеггов в гербе, пытался неуклюже уколоть с наскока, но легче легкого было уйти от этого непоставленного удара, от этой ленивой слабой руки, и, оказавшись сбоку, вонзить кинжал в почку.

— Мой принц! — Сир Леонард отбросил ногой тело, не поспев вовремя и хватая Сейтера за плечо, как будто ему требовалась какая-то помощь, как будто он не справлялся. Но кровь на его акетоне была только чужая. Сейтер сбросил руку рыцаря и шагнул вперед.

На помосте Годрик уже вытянул из ножен меч — его острие моталось в воздухе туда-сюда и мелко тряслось, своего сына он удерживал за спиной, их окружили трое беренцев, не растерявшихся от страха. Один из них что-то тихо рычал своему герцогу, отсюда не было слышно.

— Я… Я… — Годрик не знал, что собирался сказать, и все оглядывался на толстого лорда в двух шагах сбоку, но тот лишь глубоко дышал, открыв рот.

— Пожалуйста! — раздалось за спиной Сейтера. — Сколько вам нужно? Я отдам все!

Он поморщился и махнул Леонарду. Меч рыцаря сверкнул в воздухе, голос забулькал и умолк, еще несколько таких стонов заткнули гвардейцы Гранджа.

Сумятица внизу редела, в воздухе повис густой запах крови, одинаково покрывшей тела северян и южан на полу. В затихшем шуме стало слышно схватку за дверями снаружи. Во всем Венброге сейчас шел бой, и, чем бы он ни кончился, люди в зале его не переживут.

Сейтер толкнул раненого беренца, ошалевшего настолько, что не заметил, как повернулся к врагу спиной, растолкал своих греттцев — они мешали идти туда, где он еще не закончил. До помоста оставались считанные шаги. Годрик вертел головой, будто никак не мог разглядеть то, что происходило, и наконец снова встретился с Сейтером взглядом.

Да, теперь была его очередь. И он еще мог подороже продать свою жизнь.

— Бериг! — закричал вдруг герцог толстому лорду. Истошно, отчаянно, как будто тот мог что-то сделать, мог отвести руку, несущую смерть. Дыхание толстяка на миг сбилось, выпуская тихое: «Я говорил тебе… Я тебе говорил…»

Сейтер поднялся на одну ступень. На вторую. Уперся рукой в заставленный яствами стол и перемахнул его, сбив кубки с горячим вином на пол. Трое беренцев выставили мечи вперед, герцог за их спинами качался на нетвердых ногах. Ловя его взгляд, Сейтер пригнул голову и медленно пошел кругом, держа меч и кинжал наготове. Хеймдал и Леонард встали позади, но не смели приближаться, гвардейцы опрокинули стол, занимая ступени.

— Бериг!

Толстяк отступил чуть назад, уже не обращая внимания на своего господина. Бериг — этим именем было подписано слишком много посланий в Гретт. Это имя должно быть первым в списке мертвых.

Сейтер сделал резкий выпад. Барон принял его меч на свой, заскрежетала сталь. Силищи в этой туше немерено, передавит — Сейтер широко махнул кинжалом, метя в шею, но Бериг поймал предплечьем его запястье и тут же оттолкнул меч. Сильный. Но медленный. Мечи расцепились и пошли петлями, но Сейтер успел погрузить свой в необъятное тело, когда Бериг еще только надрезал его акетон.

Тяжелое тело повалилось, чуть не придавив ботинок Сейтера, и, воспользовавшись мгновенным шансом, узколицый беренец, худой и ловкий, метнулся вперед. Леонард за спиной не выдержал и тоже прыгнул навстречу, но Сейтер заблокировал кинжалом атаку быстрее, чем тот подскочил, и рассек смельчаку шею.

Горячая влага окатила лоб и щеку, капли потекли под ресницы. Сейтер быстро отер глаза, а Леонарду достался удар локтем наотмашь — за неверие в силы господина и за то, что лезет, куда не нужно. Кровь на щеке сохла, стягивая кожу. Это не его кровь, все это чужая кровь, — пело сердце, стуча бойко и жарко, требуя продолжения, но для троих противников нужен холодный ум, нужно успокоиться и унять этот жар.

Годрик ошалело водил мечом перед собой и дышал часто, как собака, его сын что-то лепетал отцу на ухо, двое оставшихся беренцев пытались удержать в поле зрения и Сейтера, и гвардейцев.

— В-вы… — начал снова Годрик. — Вы… Зачем? Чего вы хотите?

Сейтер развел смертоносные лезвия в стороны, выравнивая дыхание.

— Этот замок? Эту землю? Я хочу все.

Годрик кивал, быстро и часто.

— Да… Да!

— И ваши жизни, конечно.

Беренцы закрыли собой господина, сжимая рукояти мечей, у Годрика задергался кадык.

— Н-не нужно, это н-не нужно!

— Это необходимо. — Сейтер вновь пошёл по дуге, выставив жала клинков вперёд, выискивая лучшую возможность, чтобы ударить. — Один мудрый советник говорил Вилиаму, что покоренный род нужно истребить до последнего звена. Тот не послушал. Вот, к чему это привело.

— Н-но вы же…

Вместо ответа Сейтер прыгнул к правому беренцу, более легкому и подвижному, оставляя тяжелого и коротконогого, с гербовой башней на животе, слева, чтобы обороняться сразу от обоих. Тот не устоял перед искушением напасть, начал неожиданно ловкий выпад, и Сейтер наконец ощутил то долгожданное острое чувство, что в этом бою накатило впервые, но не успел выложиться на всю, борясь за свою жизнь, как руку беренца перерубило лезвие меча Хеймдала.

Издав гневный рык, Сейтер ударил своего врага ногой в живот, повалив на ступени к гвардейцам, а вопящего от боли беренца с башней прикончил точным уколом в горло. Хеймдал уже отскочил в сторону, чтобы не получить удара, как Леонард, и Сейтер повернулся к Годрику. Тот пятился назад, к стене зала, юноша за его спиной плакал.

Какой сын не встал бы рядом с отцом в эту минуту? Его сын, Гани, рвался бы вперед, рычал, как волчонок, и уже обагрил бы меч кровью десятка врагов. Маленький и бесстрашный. Такого сына нет ни у кого.

Сейтер сделал шаг, другой. Легонько стукнул острием меча о меч Годрика. Еще раз. Глаза герцога влажно блестели, глядя сквозь него на зал, лицо было столь несчастным, что уныние это отравляло сердце. Не было радости биться вот так, хищники не зарятся на падаль.

Сейтер ударил Годрика ботинком по колену, выбивая из равновесия, подождал, пока тот ровнее возьмет меч. Губы герцога дрогнули, распахнулись в отчаянном крике, меч зашел на удар, и тогда Сейтер нырнул под лезвие, оказавшись с ним лицом к лицу, и без замаха всадил кинжал под грудину, отрезав вышитому на гербе орлу крылья.

Тело медленно осело на пол.

Юноша с искаженным от ужаса лицом отступил, запнулся и упал, но не поднялся — не смог или решил, что это ему поможет, что он может сдаться.

— Пожалуйста, — заговорил он на всеобщем, — я прошу…

Взрослый, высокий, потяжелее Гани, но отвратительно слабый. Что бы он сейчас ни сказал, все неважно. Даже слабых избирают, как символ отмщения, а за ними встают сильные люди, знающие, как этот символ правильно использовать. И пусть теперь все значимые фигуры Берении убраны с доски, нельзя оставлять даже шанса на восстание под знаком красного орла. Это Сейтер знал хорошо. Поэтому весь цвет Берении должен был увянуть.

С последней жизнью в этом зале ушла в историю и слава вольнолюбивой северной земли.