Глава 14. Прием

Над погруженной во тьму долиной сгущался красный призрачный туман. Словно искры, в липкой дымке мерцали сотни ярких огоньков: меж холмов расположилось королевское войско, и костры сделали стоянку похожей на огромный ведьминский котел. Вчера, когда на горизонте наконец замаячили первые отроги Волчьих гор, Лотпранд приказал остановиться, разрешив стоять лагерем двое суток. Затем всего за один дневной переход войска должны будут пересечь границу Берении и, забирая на восток, приблизиться к Везенделу, первому замку на пути к резиденции Годрика.

«Вот и посмотрим, чего стоили все эти нападки и угрозы, — думал Фронадан, вороша длинной палкой угли в костре. — Посмотрим, сумел ли герцог настроить всех баронов против короля, и во что это ему обошлось. Либо мы приобретем в тылу надежную крепость, либо начнем второй Северный поход». Не замечая, что мясо на вертеле уже давно подгорело, он размышлял над словами Сейтера о возможности взять крепость без боя. Валленийские рыцари галдели под боком, мешая сосредоточиться, отовсюду слышался привычный лагерный шум, а соседний костер целиком утопал в тумане, так что людские силуэты, едва подсвеченные красным, напоминали демонов со знаменитой фрески в храме Вознесения. «Ведьмин котел». Почувствовав запах горелого, Фронадан бросил хмурый взгляд на мясо и уже потянулся к вертелу, как вдруг кто-то несильно толкнул его в плечо.

— Сир! — кричал Дрейгельд, — сир, вы слышите меня? — в одной руке рыцарь держал наподобие меча хворостину, а другой боролся со своим младшим братом, Ригмином, служившим у графа оруженосцем. — Я ж ему тогда и говорю, мол выбью из седла и не поморщусь, а он все тычет мне своей железкой в нос! Ну, я взял у Стерлиса копье и свалил его на землю! Одним ударом и прямо с места! Правда?

— Правда, — кивнул Фронадан, не совсем понимая, о чем идет речь. Рыцари расхохотались, а Дрейгельд наградил брата звонким подзатыльником.

— А ты не верил! Так и надо всем этим прохвостам! Учись, пока можешь, чтоб перед господином меня не позорить! — он собирался дать Ригмину еще одну оплеуху, но тот, извернувшись, опрокинул рыцаря на спину, и, катаясь по траве, братья затеяли новую борьбу. Валленийцы засвистели, смеясь и хлопая в ладоши, а Фронадан, терпевший до последнего, в конце концов, отошел подальше от костра и улегся на землю, бросив под голову седло.

«И все же неясно, отчего принц уверен в том, что барон Виттерик примет нашу сторону. Насколько я помню, он во всем поддерживал Годрика и яро следовал его идеям». Фронадан прикрыл глаза, чтобы не видеть над собой полотно тумана, висящее в воздухе, как погребальный саван. У огня тем временем продолжалось веселье: к валленийцам заглянули рыцари Гронарда, и вскоре над поляной зазвучал красивый чистый голос — Стерлис запел веселую пастушью песенку. «Если у Сейтера есть свой информатор, надеюсь, об этом уже знает Лотпранд. Но я не удивлюсь, если осада обернется старым добрым трюком — с одним мелким предателем и большой славой тому, для кого он открыл ворота». Фронадан недовольно заворочался, укрываясь плащом: весенняя сырость пробирала до костей. «Я предпочел бы знать о таком козыре до начала боя. Уверен, что Гронард согласится...»

— Хей, Фронадан! Поднимайся! — раздался над ним чей-то голос. Обернувшись, граф увидел Гронарда собственной персоной.

— Пошли, — сказал тот, вздыхая. — Сейтер и Лотпранд снова ругаются.

— Боже, опять? — нехотя поднялся граф.

Гронард только фыркнул в ответ:

— Опять. Что ты будешь делать… Тьфу!

В низком белом шатре царил полумрак. Чадящие лампы будто и не освещали палатку, а лишь выхватывали из тьмы встревоженные лица рыцарей, толпившихся в углах, подальше от принцев. Войдя внутрь, Фронадан заметил поодаль своих баронов рядом с людьми графа Хеймдала, но остался у входа рядом с другом, графом Ригебальдом. В центре шатра поверх щитов, положенных на бочки, была расстелена карта; рядом, друг напротив друга, стояли Сейтер и Лотпранд. Сейтер что-то горячо доказывал брату:

— Все, что теперь нужно сделать — это напомнить Виттерику о бесконечном милосердии короля. И он сдастся!

— С чего ты это взял?

— Да, братец, сам посуди: Годрик — птица невысокого полета, и мы легко его раздавим. Это знают все. А что может сделать барон? Я заберу только своих всадников, а здесь останется пехота, тяжелые латники и полсотни рыцарей! Ты бы не испугался? — спросил он со смехом.

— Нет, — мрачно ответил Лотпранд. Сейтер досадливо пригладил волосы.

— Ну, хорошо. Я не это имел в виду.

— А что? — Лотпранд растянул губы в улыбке, склоняясь над картой. — Расскажи мне.

Состроив недовольную гримасу, Сейтер не ответил, а Бренельд, глядя на его лицо, тихонько хихикнул. На мгновение в воздухе повисла тишина.

— Ну? Я слушаю тебя.

— Виттерик неглупый человек и, если я пройду в миле от его замка, он и носа оттуда не высунет, пока ты стоишь так близко. Он не может не видеть пользы от союза с королем и быстро к нам переметнется, не выдержав осады. Потому что, — он все больше распалялся, — мы можем разнести его замок, как старый трухлявый пень!

Лотпранд только поморщился:

— Ты опять за свое.

Сейтер развел руками:

— Что не так? Когда меня увидят в Гоудмите, они подумают, что мы уже взяли Везендел, и дело плохо. Я возьму замок без боя, ну или дождусь тебя, если они не сдадутся. Мы с Адемаром не раз проворачивали такое на востоке.

— Но Адемара здесь нет.

На щеках у Сейтера заходили желваки, он был готов взорваться, а Лотпранд лишь махнул рукой и снова улыбнулся.

«Если бы не эта улыбка, — услышал Фронадан за спиной шёпот Гронарда, — я решил бы, что Лотпранд его прихлопнет. Характер. Демон его побери, но характер еще тот», — и герцог шагнул вперед, примирительно вскинув руки:

— Сейтер! Лотпранд! Прошу вас! Незачем вашим высочествам спорить друг с другом! Разве нельзя найти решение — выступить на день раньше или иначе разделить отряды? Давайте рассмотрим варианты!

Глядя, как улыбается Риг, Фронадан не выдержал и улыбнулся сам. В том, что касалось отношений принцев, Гронард следовал искренним порывам к примирению, будто ссорились его дети.

Тихий шепот отвлек его от спора:

— Взгляни-ка на Ганахана.

— Что?

Риг сложил на груди руки, делая вид, что ничего не говорил. Не уверенный, что ему не послышалось, Фронадан отыскал в толпе сына Сейтера и замер в удивлении. Молодой человек наблюдал за отцом, крепко стиснув кулаки, лицо его покраснело, глаза пылали — он едва сдерживался, чтобы не выскочить вперед. Фронадан не раз слышал о взаимной неприязни между отцом и сыном, и мысленно похвалил мальчика за выдержку. Ничего, кроме взбучки, он за свои выступления не получит.

— Варианты? Рассмотрим! — загрохотал голос Лотпранда.

Чувствуя себя неловко, словно подглядывал за чужой жизнью, Фронадан спешно перевел взгляд на принца.

— Я могу отправить к Гоудмиту тебя, Гронард, с твоими сотнями. Но я не отпущу брата с его горсткой людей в погоню за призрачной славой! Мы вместе осадим замок и с радостью примем капитуляцию барона, если он сдастся. Но я хочу, — Лотпранд ткнул брата в грудь, — чтобы твои солдаты были под стенами Везендела, а не искали легкой наживы. Мне нужно, чтобы ты был там, где я тебе указал! — он ударил кулаком по карте, и щит Сейтера, лежащий как раз под изображением стен Везендела, натужно скрипнул.

— Я могу захватить Гоудмит и закрепиться там прежде, чем ты покинешь Везендел!

Но старший принц снова указал на обширный участок земли между восточной стеной замка и густым лесом и абсолютно спокойно проговорил:

— Сейтер, мой дорогой брат, ты будешь стоять вот здесь.

Затем, как ни в чем ни бывало, он похлопал брата по плечу и, повернувшись ко всем спиной, неспешным шагом покинул шатер. Когда же из палатки вышел Сейтер, сопровождаемый Бренельдом и своим сыном, лорды, до того молчавшие, хором заговорили.

«Зачем эта спешка?» — спрашивали одни. «Почему Лотпранд против?» — спрашивали другие. «Принц слишком горяч, он просто ищет славы», «Он явно что-то знает!» — слышалось со всех сторон.

— Я с ними с ума сойду! — вернулся на свое место Гронард. — Черт побери, откуда это ребячество?

Фронадан пожал плечами. Желанию Сейтера отделиться могла быть лишь одна причина — он вышел на тех, кто сдаст ему один участок обороны, и хочет одержать свою личную победу, получив замок и славу.

— А ведь мы могли через три дня иметь две крепости, а не одну! — послышалось сзади. Оулен, один из баронов Сейтера, прошел мимо и отвесил Гронарду весьма фамильярный поклон. Тот сердито отмахнулся:

— Юнцы! Вас просто бы изрядно потрепали!

— Как знать… Как знать… — барон развел руками и вышел из палатки, уже через несколько шагов растворившись в тумане.

— Все отдал бы за то, чтобы они никогда не спорили, — нахмурился герцог, ступая за ним в красное марево. — Лотпранд — отличный малый. Конечно, Сейтер слишком нетерпелив, но, видит Господь, я и сам хотел бы покорей добраться до Годрика! — он усмехнулся и покачал головой. — Не знаю, как ты, а я надеюсь, что Везендел откроет нам свои двери.

Фронадан не стал возражать. Попрощавшись с Гронардом и Ригом у их шатров, он медленно побрел в темноте к своей стоянке, и, добравшись наконец до родных синих знамен, не нашел у костра ни души. В ночном воздухе еще раздавались звуки шагов и были слышны голоса часовых, но очень скоро весь лагерь затих в ожидании нового дня, а красный дьявольский туман медленно осел на землю.

Карланта стояла перед гладко отполированным серебряным зеркалом, разглядывая свое отражение. Тугое платье из синей шерсти так обтянуло грудь, что стало трудно дышать, но служанка леди Асорвиг заверяла, что взяла самое свободное. Не проще ли сделать его чуть шире, чтобы просто влезать через голову? Не пришлось бы застегивать полсотни пуговиц, спускавшихся от горла до самого живота. А хвост пояса, украшенного серебряными бляшками, свисал так низко, что им, пожалуй, можно еще раз обернуть талию, но Карланте запретили это сделать. От теплой, подбитой куницей накидки она сначала отказалась — дворец герцога был совсем рядом — но служанка протестовала так, будто она собиралась идти голой. Проще было согласиться. Так же просто, без разговоров, пришлось терпеть целый час, пока она чесала и укладывала волосы. Их закрутили жгутом на макушке так крепко, что Карланте чудилось, будто кто-то сжал ее голову огромной рукой. Несколько колец, брошь и вышитый кошелек довершали образ. Девушка в отражении должна была ходить, не спотыкаясь о длинный подол, и говорить, не роняя достоинство, но сама Карланта не знала, как продержаться весь вечер. Служанка помогла ей одеться, но не дала никакого напутствия. Отчего она молчала: в смущении перед странной гостьей или в насмешливом презрении, — осталось неизвестным. Карланту больше занимали платья, а когда служанка ушла, она осталась наедине со своими страхами.

В дверях тихо кашлянули.

— Войдите, — позвала она, оборачиваясь к Трувору и делая неуверенный реверанс.

— Вы неотразимы, — улыбнулся тот, кланяясь в ответ.

— Ох, — Карланта еще больше взволновалась, — но это платье такое тесное. И я не знаю, куда девать руки! — она без конца поправляла складки подола, но понимала, что рано или поздно придется оставить их в покое.

— А куда бы вы дели их у себя дома? — серьезно спросил Трувор, подходя к столу и раскладывая принесенные книги.

— Держала бы в карманах куртки! — воскликнула Карланта и вдруг расхохоталась. Ученый тоже не выдержал, представляя ее в мехах во дворце.

Отсмеявшись, он подвинул к себе тяжелый старый том.

— Я хочу прочесть вам кое-что, — сказал он. — Это трактат короля Лавдиана, он описывает этикет двора. Вы понимаете, о ком я?

— Конечно! Это последний торпийский король, он правил до тысяча сто двадцать пятого года, после него Торп достался Гедевилу, он стал герцогом у Саврайсов...

— Да-да, абсолютно верно, вы хорошо подкованы в новейшей истории, — с улыбкой прервал ее мастер, — и мы недалеко ушли с тех времен. Торп консервативный город, как вы знаете. Сейчас я найду для вас несколько правил вечернего приема.

Он открыл книгу и после недолгих поисков зачитал несколько абзацев, среди которых были такие не совсем непонятные Карланте указания, как «выходить к столу согласно иерархии рода и чина» и «следовать в развлечениях за мастером церемонии», а также указания, по ее мнению, крайне смешные, такие как: «не пить воду для мытья рук» или «не просить кубок соседа, прежде, чем опустеет твой собственный».

— Это и правда смешно, — согласился Трувор, — но самое главное, теперь я покажу вам, как все происходит на самом деле.

Следующая книжка была в разы тоньше.

— «Приключения Биндла, шута и острослова», — прочел мастер на обложке. — Никто не опишет действительность лучше шута, у лордов и хронистов другая задача. Слушайте.

Трувор постарался найти те моменты, которые они уже знали по предыдущему тексту, но только у Биндла придворные делали все наоборот или не делали вовсе. Карланта смеялась без остановки и ее волнение быстро ушло — званый ужин перестал пугать тысячью сложностей. Оказалось, что южане и сами постоянно дают маху, а она была уверена, что не допустит таких ошибок, о которых писал шут. Когда в очередной раз она звонко засмеялась, утирая выступившие слезы, в комнату вошел удивленный Кэларьян:

— Что за шум? Я думал, в дом пустили ребятню! Чем вы тут занимаетесь?

На старике был старомодный балахон до пят и шапочка с пером, на груди блестела золотая цепь с почетным знаком гильдии.

— Мастер рассказывает мне придворные истории, — объяснила Карланта, делая уверенный реверанс. — Теперь я ничего не боюсь!

Кэларьян прищурился, оглядывая ее с ног до головы.

— Ты чудо как хороша, дитя, — сказал он и осекся — сейчас перед ним стоял не ребенок, а красивая молодая женщина. — Нам пора.

Карланта в последний раз взглянула на свое отражение, искренне поблагодарила Трувора и, взяв дедушку под руку, чинно направилась с ним к выходу. Неважно, что ждет ее на приеме — она была готова ко всему, будто вышла на охоту в родном Глорпасе. Только никто из ее племени не сможет ни понять, ни повторить это. Какое-то новое, щемящее чувство захватило ее целиком, но в нем не было ни страха, ни сожаления.

Письмо от герцога пришло на третий день после приезда, лорд Дагобер писал, что созывает ужин в честь Кэларьяна. В письме оговаривалось, что его спутники, если они достигли соответствующего возраста, должны прибыть вместе с ним. Кэларьян не на шутку разволновался, полез на чердак в поисках гильдейской мантии и снова послал к леди Асорвиг за платьями — выйти в свет в будничном наряде было совершенно неприлично. Карланта только и успевала радоваться — подарки сыпались на нее, как из волшебной пещеры в детской сказке. Единственное, что ее расстроило — Кэларьян не разрешил взять с собой мальчиков.

— В таком возрасте легко спутать великую честь с великим наказанием, — сказал он серьезно. — Конечно, они не настолько малы, чтобы бегать по залу, но без знания языка детям будет скучно. Я уже не говорю о правилах поведения за столом. Давай не будем подвергать их такому испытанию.

Карланта была вынуждена согласиться. На самом деле она не хотела подвергать испытанию себя и идти на прием одна, но Кэларьян был прав — это еще не повод мучить других.

Герцогский дворец стоял в отдалении от других зданий и возвышался над ними на добрых двадцать локтей. Его древняя центральная часть была квадратной, и каждый угол имел собственную башню. Двадцать лет назад к нему с двух сторон пристроили большие трехэтажные флигели, чтобы правящая семья чувствовала себя удобно — времена общих залов и тесных комнатушек остались в прошлом. В конце левого флигеля выделялась небольшая башенка с конической крышей — домашняя часовня, как объяснил Кэларьян.

У входа гостей встречал молодой человек в расшитом золотом камзоле. Он исполнял свои обязанности безупречно — когда Карланта прошла мимо, на лице его не отразилось ни тени любопытства, несмотря на то, что любой торпиец поневоле обратил бы на глорпку самое пристальное внимание. Карланта сильно выделялась среди бледных хрупких девушек Торпа, но Кэларьян сказал, что по незнанию ее бы скорее приняли за смуглую жительницу южных островов, а не за северянку. Волосы ее были темнее на затылке и совсем светлыми на макушке — будто опаленные солнцем, — а обветренная во время путешествия кожа сошла бы за просоленную. Крестьянка, ныряльщица за жемчугом, неизвестным образом попавшая в герцогский дворец и одетая, как настоящая леди. Однако, во дворце каждый слуга и каждая кухарка уже знали, что на ужин ждут таинственную глорпку, которая должна поразить их или, на худой конец, просто развлечь.

За тяжелыми замковыми дверями они попали в небольшой коридор и, когда Кэларьян шепнул, что сейчас они находятся в толще стены, Карланта раскинула руки и не тронулась с места, пока не признала безуспешными попытки обнять всю ширину кладки. Дальше в арочном проеме, за мягкой на ощупь занавесью, ее взору открылся старый приемный зал замка — квадратное помещение, занимавшее весь первый этаж, еще два века назад служившее и обеденным залом, и единственной комнатой для досуга. Сейчас здесь не было никакой мебели, а все стены были заняты гербовыми щитами, знаменами и деревянными скульптурами рыцарей и святых в нишах. «Здесь герцог принимает просителей и вершит суд», — шепнул Кэларьян, подталкивая Карланту в спину, пока она, задрав голову, медленно шла вперед, рассматривая цветные фигуры на щитах, терявшихся во тьме высоких сводов — зал освещало всего четыре огромных подсвечника по углам, а с потолка свешивался пустой крюк от люстры.

— Нам сюда, — Кэларьян стал заворачивать к дверям, ведущим во флигель, но Карланта, не слушая, брела дальше вдоль стены, представляя каждый щит в руке закованного в сталь воина, а знамена — бьющимися на ветру над головами солдат. В ее воображении разыгралась уже не одна битва, когда слуга, стоящий у прохода, сошел со своего места и сделал вежливый, но настойчивый жест, приглашая гостей следовать дальше. Старику пришлось догнать Карланту и, взяв под локоть, направить к дверям.

Новый зал был построен с намного большей роскошью: широкие окна уже не походили на бойницы и были украшены цветными витражами, на высоте в три человеческих роста по кругу шла галерея с изящной балюстрадой, а у стен стояли открытые шкафы с дорогой посудой, фигурками из белоснежной кости, оружием и другими предметами, назначение которых Карланта не могла понять. Напольные подсвечники, расставленные через каждые шесть-семь шагов, сверкали позолотой и были откованы в форме диковинных растений, каждый из них венчало два десятка толстых свечей. Все эти вещи немало стоили и ласкали взор своим блеском. С трудом отвлекшись от них, Карланта увидела столы, составленные буквой П; самый маленький из них стоял на небольшом помосте и, как она уже знала, был предназначен для герцога и его семьи. Посуда на этом столе была золотой, на других — серебряной. Слева от входа ютились два стола попроще, на них слуги уже готовили неподъемные вазы с фруктами, разливали вино по кувшинам и резали хлеб.

В зале находилось достаточно много людей, они были заняты беседой и заметили вновь прибывших, только когда к ним подлетел пожилой слуга и с грациозным поклоном взялся проводить к столу. Вид большого собрания быстро вернул Карланту на землю, волнение снова подступило к горлу, а руки похолодели. Но не успели придворные как следует рассмотреть ее и подойти поближе, как прозвонил колокольчик, возвещавший о начале приема. Кэларьяна и Карланту отвели к почетным местам по правую руку от герцогского стола. В другое время там размещались бароны и главы гильдий города, но первым было затруднительно вовремя приехать во дворец из дальних владений, а вторые без споров уступили место Кэларьяну — настоящей звезде сегодняшнего вечера.

Все гости подошли к столу, но не садились в ожидании хозяина замка; слуги поднесли им чаши для рук с ароматной водой и салфетки из беленой ткани. Карланта, пытаясь подсмотреть, как это делают другие, поболтала пальцами в воде, усердно вытерла их салфеткой и обернулась к дедушке, чтобы тихонько посмеяться над этой странностью, но он всегда становился очень серьезен, когда нервничал, и она решила промолчать.

— Герцог Дагобер Гоурд и леди Ливия, — вдруг объявил звонкий голос, проникший, казалось, в каждый уголок помещения. Люди притихли и обратили взгляды к портьерам, прикрывавшим двери за помостом. Двое слуг раздвинули тяжелые складки, и в зал вошел герцог. Это был уже немолодой мужчина с седыми прядями в бороде и густых волосах, отпущенных ниже плеч. Немного грузная фигура отличалась, тем не менее, непринужденной величавой осанкой. Его одежду покрывало узорчатое шитье, рукава были оторочены мехом — горностаевым, отметила про себя Карланта, — а количество золотых украшений превышало все мыслимые и немыслимые пределы. Леди Ливия шла, возложив ладонь самыми кончиками пальцев на его высоко поднятый локоть, ее наряд ни в чем не уступал мужнему, а светлые волосы были уложены в сложную прическу такой высоты, что оставалось только дивиться тому, как та держится у нее на голове. Еще несколько персон, явно превосходящих по положению всех остальных, вошли вслед за ними и остановились у главного стола. Герцог же провел жену вперед, к краю возвышения, и, отвесив легкий формальный поклон обществу, проговорил:

— Я рад приветствовать дорогого гостя в своей скромной обители. Магистр Кэларьян, мы были лишены вашего общества столь долгое время, что печаль, томившая наши сердца эти годы, может сравниться только с радостью вновь видеть вас. Я надеюсь на скорое продолжение наших бесед, даривших столько приятных часов в прошлом.

Ответив на низкий поклон Кэларьяна еще одним легким кивком головы, герцог провел жену к ее месту и сам занял высокое позолоченное кресло в центре стола. В этот момент гости начали рассаживаться, пажи вышли вперед с кувшинами вина, а прочая прислуга потянулась к столам с подносами. Кэларьян представил Карланту пожилой паре, чье место находилось рядом с ними, а двум парам напротив пришлось назваться самим, так как десять лет назад они еще не были представлены ко двору. Затем худощавый паж, стоявший за спиной у Карланты, отодвинул ее кресло, и она целую минуту боролась со своим платьем, чтобы аккуратно уместиться между столом и стулом, и разложить подол по полу вокруг мокрых от снега ботинок.

Когда эта сложная процедура была окончена, она вновь обратила внимание на соседей и увидела, что молодая дама напротив лениво разбрасывает по тарелке кусочки нежного розового мяса, от одного вида которого Карланта уже чувствовала себя одновременно голодной и счастливой, и ей захотелось сказать женщине что-нибудь приятное.

— Ринен дан, — вежливо произнесла она, что означало «приятного аппетита». Дама немного опешила и бросила неясную фразу:

— Иден дан ринен, ту вар нис Берени?

— Простите, на самом деле, я не говорю по-торпийски. Пожалуйста, скажите это на всеобщем.

Дама смущенно наморщила носик — она не слишком хорошо знала всеобщий и не собиралась продолжать разговор, так что Кэларьян перевел за нее:

— Леди Тагест говорит: «как аппетит может быть хорошим, если в соседней Берении проходит армия?»

— Но, — протянула Карланта, воспринимая ее формальные слова всерьез, — это у них, там, а Торп ни в чем не виноват. Да? Хотя мне тоже страшно, — она хотела быть дружелюбной.

Дама молча сверлила ее взглядом, разговоры вокруг утихли, ложки перестали стучать по тарелкам, придворные с интересом разглядывали Карланту, ожидая продолжения. Она занервничала и, не зная, как избавиться от пристального внимания, без единого указания Кэларьяна взяла третью в ряду вилку, нож для резки мяса и принялась за еду, не поднимая глаз. Через некоторое время легкий шум застолья возобновился.

Кэларьян не спешил есть и оглядывал стол в поисках знакомых лиц. Он уже поздоровался с главой Гильдии философов и с владельцем банка, который управлял его финансами. Старик Онсворд — первый знакомый, встреченный по пути от ворот домой три дня назад, — слегка поклонился, приложив руку к груди. Некоторые люди, которых он мог назвать знакомыми, тепло приветствовали его, а те, кто его не помнил, кратко улыбались и кивали. Остальные были слишком молоды и еще не решили, стоит ли этот старик такого внимания. Десять лет прошло, целых десять лет…

— Магистр!

Кэларьян одновременно услышал голос герцога и почувствовал, как Карланта теребит его за рукав. Дагобер Гоурд звал его с той обходительностью, которую обычно проявляют к дряхлому дедушке, замечтавшемуся у окна в своей спальне. Кэларьян откашлялся и склонил голову:

— Простите, ваше сиятельство, я был поглощен воспоминаниями.

— Понимаю, — добродушно отмахнулся от извинений герцог. — Что ж, вино уже выбрано, желудки готовы отпустить наше воображение подальше от стола и мы хотим услышать рассказ о вашем увлекательном путешествии. Не откажите в удовольствии, прошу!

Кэларьян согласно кивнул, снова покашлял, собираясь с мыслями, и неспешно заговорил. Он начал с того, как много лет назад нашел в корсийской библиотеке копию забытой хроники Хирта, и тогда образ Севера впервые поразил его воображение. Для тех, кто не слышал о такой, он объяснил, что все подробности войны с глорпами известны лишь по этому манускрипту. Далее, минуя некоторые детали, он назвал свой побег экспедицией по давно назревшим научным проблемам и, несколько дольше, чем нужно, описывал сборы и вещи, взятые в дорогу, пока не заметил скучающие лица слушателей и не перешел к дороге и встрече с глорпами.

В этот раз Кэларьян описал свою встречу со Старейшими гораздо более удачной, чем она была на самом деле. Общаясь жестами, было непросто объяснить, почему он хочет остаться в деревне и не может удовольствоваться обменом железных орудий на богатые шкуры и идти своей дорогой. В конечном итоге его сочли нагат — ищущим расположения духов через путь испытаний — и позволили занять один из нежилых домов. Словно извиняясь за наводящее скуку вступление, он стал расписывать подробности своей дальнейшей жизни, и, увлекшись, ввел всех присутствующих в такое оцепенение, в котором они уже не могли понять, сочувствовать старику или попросту не верить.

Один из молодых рыцарей долго слушал с приоткрытым ртом, но потом вдруг тряхнул головой, прогоняя пробравшее до костей впечатление, будто он сидел вместе с Кэларьяном в его холодном, еще не обжитом доме, и воскликнул:

— Магистр! Вы кого угодно напугаете своим рассказом! Я не представляю, как бы мы страдали, — он подмигнул своим друзьям, — если бы вдруг оказались там по прихоти какого-нибудь волшебника. Потому что вряд ли мы нашли бы причину для такого путешествия по собственной воле, — тут ему улыбнулись многие из гостей. — Поведайте лучше, что из привычных сердцу радостей согревало вас вдали от дома? Как в тех местах с охотой?

Карланта радостно закивала, присоединяясь к просьбе, ей хотелось, чтобы Кэларьян скорее рассказал об охотниках ее племени, о богатой добыче, о гонках и состязаниях в стрельбе. Никому не интересно, что было в его заброшенном доме и как он учился ловить рыбу подо льдом. Кэларьян улыбнулся ей и сообщил, что, по его мнению, в Глорпасе каждый охотник без страха выйдет на медведя с одной рогатиной, а каждый ребенок сумеет добыть себе ужин; и что уважаемые лорды нашли бы охотничьи угодья глорпов изобильными и неистощимыми.

Лица вокруг сразу оживились, дамы зашептались, мужчины проявили интерес.

— Какую благородную дичь вы встречали, магистр?

— Ни лани, ни косули там не найти, но столько оленей, сколько проходит в межсезонье с севера на юг и обратно, вы не увидите за всю свою жизнь.

— А из черных зверей? — раздался вопрос ближе к дальнему краю стола.

Кэларьян нахмурился, пытаясь вспомнить, кого так называют охотники.

— Вепрь, волк, лиса, росомаха, — подсказал кто-то из молодежи рядом.

— Ах, это частые гости на севере, за исключением кабана, да, Карланта?

Та поспешно кивнула.

— А что насчет дорогого меха? — спросила одна дама, кокетливо поглаживая свой воротничок из куницы.

Карланта буквально подпрыгнула на месте и впилась взглядом в Кэларьяна.

— Может, юная дикарка ответит сама, раз она говорит на всеобщем? — добродушно предложил кавалер леди Тагест.

Кэларьян недовольно нахмурился, услышав такое обращение, но Карланта, поглощенная тем, чтобы самой не допустить какой-нибудь грубости, не обиделась. Она глубоко вдохнула и даже открыла рот, чтобы ответить, но все слова вдруг вылетели у нее из головы. Оказалось, она была совершенно не готова говорить перед большим количеством людей, в тишине, когда все взгляды направлены только на нее! Щеки ее покраснели, затягивающаяся пауза смущала, но, когда Кэларьян уже хотел продолжить, она вдруг выпалила:

— Мы добываем песца, горностая, ласку. Еще белку и водяных мельге.

На этом слове многие переглянулись, не понимая, и Карланта попыталась объяснить:

— У них жесткий волос и мягкий подшерсток…

— Да, я понял, это дешевый мех, — поднял ладонь сеньор, спрашивавший о благородной дичи. — А вот совсем недавно мне пришлось заказать три дюжины песцовых шкурок, — на этих словах его супруга довольно улыбнулась, — интересно, сколько таких зверей вам удается добыть за сезон?

— От сотни до двух, это сильно зависит от года, — ответила девушка.

Дворянин присвистнул:

— Богатые одежды можно сшить из такого меха…

— Главное — это мясо, — улыбнулась Карланта.

— Ты забываешь о вежливости, — шепнул ей в этот момент уголком рта Кэларьян. Карланта с ужасом поняла, что не добавляет положенного обращения к господам, как ее учили.

— Это правда, что вы едите мясо сырым? — спросила ее недружелюбная соседка.

— Довольно часто, леди Тагест. Мясо замерзает очень быстро, и хорошо хранится.

— Какой же мерзкий, должно быть, у него вкус, — скривилась леди в ответ.

Карланта пожала плечами, но тишина никем не нарушалась и, сообразив, что не все ее видят, она сказала:

— Мне никогда так не казалось.

— Конечно, девочка, ведь ты питалась так всю жизнь и была вынуждена жить в очень тяжелых условиях, — мягко проговорил герцог, внимательно слушавший беседу со своего места. — Как сделать вывод о качестве пищи, когда ее не с чем сравнить, верно? Зато теперь ты отведала настоящих блюд и, я уверен, больше никогда не вернешься к былым предпочтениям.

— Наверное, — неуверенно ответила Карланта.

— Какие низкие манеры, — тихо вздохнул герцог, супруга его едва заметно кивнула, печально поджав губы.

— Эммм, ну, хорошо, — проговорил молодой человек, начавший эту тему. Теперь даже он растерялся. — Как я понимаю, нужда и привычка избавляет от щепетильности. А какие развлечения знают такие непритязательные люди? Военные забавы? Или скачки?

— Нет, мы не скачем, у нас есть гонки на собаках! — с улыбкой воскликнула девушка и, спохватившись, добавила вежливое «сир».

Молодой человек прыснул в кулак, в разных концах стола послышался смех. Кровь отлила от лица Карланты. Ей стало стыдно, хотя она и не понимала, над чем смеются придворные. Кэларьян накрыл ее ладонь своей, вступая в разговор:

— В легкие сани впрягают от двух до шести собак и на ровной поверхности они могут развить скорость, сравнимую со скоростью галопа. Искусство править упряжкой требует той же тщательной подготовки, что и верховая езда.

Кэларьян догадался, что молодежь вообразила глорпов верхом на собаках, и был благодарен старикам, которые слушали рассказ молча и не фантазировали сверх меры.

— Да, — тихо сказала Карланта без всякого энтузиазма.

— Как выглядит уздечка для собак? Среди них одна коренная и несколько пристяжных? — подал голос мужчина лет сорока, в черно-красном камзоле с золотой цепью на плечах, которого Кэларьян назвал бароном Дригетом.

Карланта смутилась, так как ничего не поняла, и ученому пришлось объяснять на пальцах, что имелось в виду.

— А, — сказала глорпка, разобравшись в незнакомых словах, — нет, мы запрягаем иначе, парами, друг за другом. И правим голосом, сир.

— Голосом? — неверяще усмехнулся барон. — Не может быть. Как же это происходит?

— Мои лорды, — поднял руку Дагобер, — на этой ноте нам следует окончить ужин и перейти в малую гостиную. Лошади, охота, собаки, — эти темы требуют к себе большего уважения и соответствующей обстановки. Прошу, — он встал и широким жестом указал на дверь за помостом. Слуги открыли проход, и герцог первым прошел в темную арку. Заскрипели отодвигаемые кресла, мужчины брали со стола кубки, наполняли их у пажей и проходили вслед за хозяином, подавая руку своим дамам. Карланта, вновь покрасневшая из-за волнения, на ходу торопливо составляла в уме целую речь для ответа и несколько раз наступила на свой длинный подол, и еще как минимум два раза — на чужой.

Малая гостиная оказалась уютным помещением с небольшими окнами и несколькими столиками в углах, на которых стояли блюда с закусками и серебряные кувшины с вином. Дамы рассаживались на одной половине комнаты, мужчины прошли на другую. Карланта и Кэларьян стояли в нерешительности, пока их не подозвал нетерпеливым жестом сам герцог, устроившийся на резной скамье с высоким балдахином. Все присутствующие остались стоять перед ним, за исключением трех дряхлых стариков, занявших кресла у столика с выпивкой. Тугие на ухо, они уже нашли себе достойное занятие.

Карланту обступили мужчины, и она немного растерялась, но рассказ о гонках, уже готовый сорваться с губ, заставил ее чувствовать себя уверенней. Как это всегда бывало, увлеченная, она забывала о любых страхах. Вопросы сыпались один за другим, и она едва успевала отвечать, обращаясь за помощью к Кэларьяну всякий раз, когда слышала незнакомое слово или когда понятия об одних и тех же вещах в корне расходились у южан и северян.

Прошло уже около часа, когда сквозь немного поредевшую толпу Карланта вдруг заметила, что женщины бросают на нее любопытные взгляды со своей половины зала, где они разложили шахматные доски. Сначала Карланта думала, что им не стоит мешать, зная, как серьезно относился к этой игре Кэларьян; но потом в ее памяти вспыхнуло воспоминание, и она будто услышала голос Трувора, читающего трактат Лавдиана: «и дамам следует предаться благопристойным занятиям, держать себя в скромности и не вступать в беседу без приглашения». Это означало, что женщины не могли подойти к ней сами, а она даже не подумала об этом и теперь, наверное, виновата перед ними! Страх пробежал холодком внутри живота, Карланта замялась, пытаясь шепнуть Кэларьяну мучавший ее вопрос, но прошло еще по крайней мере полчаса, прежде, чем это удалось. Кэларьян провел еще некоторое время в той же нерешительности, что и она, пока не нашел возможности перебить говорившего барона Дригета и не спросил разрешения герцога пригласить леди поучаствовать в разговоре. Герцог довольно равнодушно согласился, и дамы переместились к ним. Они стали задавать свои вопросы, и Карланте пришлось объяснять, какую глорпы носят одежду, как раскраивают шкуры, какими иглами пользуются вместо железных, так как железо в их краях дороже золота. Теперь приуныли мужчины, они отходили небольшими группками и заводили свои беседы в стороне от обсуждения ниток и иголок.

Карланта чувствовала себя теперь куда более раскованной, ей нравилась дотошность, с которой женщины расспрашивали о том, что им было интересно, и она увлеченно рассказывала им все, что знала. Речь снова зашла о мехах, и она с восхищением заметила, что таких красивых оторочек и воротничков она никогда не видела, и женщины приняли это, как должное, ничуть не удивляясь. Карланта уже сделала столько комплиментов их нарядам и вкусам, что в какой-то момент расстроилась, не видя на лицах большого удовольствия. «Наверное, им делают такие комплименты каждый день, — решила она, — и я не сказала ничего нового, а только утомила их своим восторгом. А что думают они, глядя на меня?» Карланта вдруг поняла, что так и не услышала комплиментов ни своему платью, ни умениям своего народа. Слушательницы только улыбались и что-то говорили друг другу на торпийском. Впервые задумалась она об истинных причинах их смеха и улыбок и стала чаще заглядывать дамам в глаза, но только почувствовала себя хуже — все они были как минимум на полголовы выше и, непривыкшая смотреть на всех снизу вверх, Карланта ощущала себя маленьким ребенком. О том, что по меркам двора она действительно была слишком юна и не заслуживала большого уважения, в пылу обиды она уже не помнила, хотя Кэларьян пытался объяснить перед ужином, какое положение занимают в обществе шестнадцатилетние девицы.

Подавленная, Карланта пыталась найти повод, чтобы закончить беседу, но ей не пришлось долго ждать — один из стариков, клевавший носом в кресле, окончательно уснул и захрапел, вынудив герцога объявить о конце приема. Карланта была несказанно рада и, вцепившись в локоть Кэларьяна, принимала бесконечные слова прощания уже в каком-то тумане.

Когда дворец выплеснул пеструю толпу на улицу, она вздохнула полной грудью и, глядя на облачко пара, поднявшееся в воздух, потерла нос шерстяной перчаткой. Свежий морозный воздух немного взбодрил ее. Совершив последние поклоны и рукопожатия, они с Кэларьяном вышли за ограду и медленным шагом направились в сторону дома.

Старик наблюдал за своей подопечной с мягкой улыбкой:

— Ну что, девочка, пришелся тебе по вкусу торжественный прием?

— Да, — ответила Карланта, слишком быстро и слишком натянуто, что не ускользнуло от его внимания.

— Трудно было? Не переживай, никому это не дается легко. Разумеется, кроме тех, кто больше ничем не занимается, — он, конечно, хотел ее рассмешить, но Карланте было не смешно. Тогда он сделал еще одну попытку: — Ты еще не видела бал, тогда все это показалось бы мелочью по сравнению с танцами на четыре пары…

Вовремя заметив, с какой тоской посмотрела на него Карланта, старик замахал руками, заставляя себя молчать:

— Прости, прости, я говорю глупости. Нам обоим нужно немного прийти в себя.

Некоторое время они шли молча.

— Я там никому не понравилась. Они смеялись надо мной, — сказала, наконец, Карланта, неловко ковыряя серебряный завиток на поясной накладке.

— Ну-ну, — похлопал ее по руке Кэларьян, — все эти люди просто не очень хорошо понимают тех, кто на них не похож. Я тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Но мне почудилось, что ты довольно мило беседовала с некоторыми леди. О чем вы говорили?

— О разном. Дедушка, я разговариваю совсем не так, как они, поэтому на меня странно смотрели.

Кэларьян молча развел руками, не зная, что сказать.

— Ведь ни одна из дам не сшила свое платье сама; они и не пробовали выделывать мех, а смотрят так, будто сделали бы это лучше меня.

— Я уверен, что они никогда не сделали бы это лучше тебя, — улыбнулся Кэларьян.

— Да нет же, я не хочу быть лучше, я хочу быть как они, — попыталась объяснить Карланта, заглядывая ему в глаза. — Чем я хуже?

— Ничем! В том-то и дело! — воскликнул тот.

— Ты не понимаешь, — горестно проговорила Карланта, рука ее перестала сжимать его локоть и равнодушно повисла, а взгляд уперся в землю под ногами. На все обещания Кэларьяна помочь ей с этикетом, нарядами и поведением она отвечала мычанием или ничего не значащими «хорошо» и «наверное».

Так они дошли до дома, где заспанный слуга впустил их в темный холл. Обитатели дома уже давно отошли ко сну, стояла глубокая ночь. Пожелав друг другу добрых снов, старик и девушка разошлись по комнатам.

Войдя к себе, Карланта присела на кровать и посмотрела на отражение в окне, подсвеченное огнем в камине. Она увидела себя очень красивой, гораздо красивее, чем была когда-либо в жизни, а потому особенно остро ощутила несправедливое отношение женщин на приеме.

«Ну, почему, почему все так получилось, — бормотала она, расстегивая пуговки на накидке и стаскивая ее через голову. Забрызганный мокрым снегом подол неприятно прошелся по голой шее. — Брр! В следующий раз надо вести себя иначе!»

Она расстегнула рукава платья и несколько верхних пуговиц на груди, не зная, что делать дальше. Платье было очень тесным, Карланта потянула его наверх, но тут же застряла, прическа цеплялась за пуговицы, а плечи были настолько узкими, что она уже не смогла опустить руки. Наклонившись, она решила стряхнуть с себя платье или выползти из него задом наперед, но многометровый подол окутал ее плотным коконом, мешая двигаться. Разгоряченная борьбой, Карланта резко выпрямилась и, зажимая подол коленями, все же стянула платье обратно на талию. Обиженная на все вокруг, чувствуя, как в горле предательски встает горький комок, она в сердцах пнула лежавший на полу расшитый кошелек и прошла к подоконнику, где стоял кувшин с водой. Уже выпивая третий стакан, она все же вспомнила, в каком порядке надевала это платье и попробовала сначала вытащить руки из рукавов, потом скатать спереди подол, и уже после этого снять тяжелое платье через голову, как порой снимала, не расстегивая, пояс с птичьими тушками. Длинная бельевая рубашка прилипла к взмокшей спине и приятно холодила кожу. Эта маленькая победа на мгновение обрадовала, но еще оставались плотно скрученные волосы, которые после целого дня намертво сковали голову.

Не без восхищения тем, как ловко удерживали пряди бесчисленные шпильки, Карланта нащупала одну из них и без всякого результата потянула наружу. Другая подалась легче, потом вытащились еще три, но тугой, гладкий улей из волос никак не желал распадаться. Сглотнув вновь вставший в горле комок, Карланта представила, как смеялась бы горничная, которая помогала ей одеться, но которую никто не подумал оставить на ночь, а теперь она, наверное, уже спит или помогает своей хозяйке. Карланта дернула сильнее, но булавка не поддалась, зато с другой стороны головы все шпильки утонули в густых локонах так, что она уже не могла их нащупать.

Одна слезинка сбежала по ее щеке, затем вторая. Карланта опустила руки на стол, беспомощно глядя на свои неуклюжие грубые пальцы, и чуть было не расплакалась, когда вдруг сзади послышался скрип приоткрываемой двери. Увидев в окне отражение братьев, на цыпочках входящих в комнату, она украдкой смахнула слезы и обернулась с усталой улыбкой.

— Почему не спите? Завтра будет тяжелый день.

— Мы ждали, когда ты вернешься, — ответил Иарбег, а Сагран посмотрел на ее голову, подошел и принялся вытаскивать шпильки из прически. Он что-то поворачивал, что-то раскручивал и постепенно волосы Карланты освобождались от мертвой хватки и падали ей на плечи.

— Спасибо, — сказала она с облегчением, пожимая ладошку брата — та оказалась липкой.

— Противно, — скривился мальчик, вытирая руки об одежду. — Что это?

— Соседская служанка сказала, что у меня жесткие волосы, они не слушались и торчали во все стороны. Она разбила яйцо и пригладила их белком.

Все трое переглянулись и со смехом протянули: «Фу!». Карланта обняла мальчиков, благодарная за ожидание — при них она не могла грустить или плакать.

— Как там было, на ужине? — спросил Сагран, накручивая ее волосы на палец и разглядывая спирали, остающиеся из-за липкого белка.

— Было скучно, — отмахнулась девушка, а потом вдруг вскочила со стула, разом подняв в воздух хохочущих братьев, и, покружившись на месте, плюхнулась с ними на кровать.

— А, поэтому ты была такой угрюмой! — воскликнул Иарбег и ткнул ее пальцем в бок. Карланта взвизгнула куда громче, чем это было допустимо в ночной тишине, но она совершенно не выносила щекотки. Она уткнулась в подушку, смеясь, а потом решила, что лучше побить этой подушкой брата, так как он не прекращал ее щекотать. Поднялся шум, и в какой-то момент Карланта подумала, что изрядно распустилась с тех пор, как уехала из дома.

— Тс-с-с! Тс-с-с! — зашипела она, пытаясь успокоить расшалившихся детей. — Тихо! Слушайте. Я расскажу вам, как охотятся в этих краях. И как тут зовут животных. Тихо!

Мальчишки затихли, слушая, но не успела луна переместиться от одной крыши к другой, как они уже сладко посапывали во сне. Карланта еще долго смотрела на дома за окном и на темный силуэт горы вдалеке, она хотела перенести братьев в их комнату, но потом передумала и уснула прямо так, как дома, где все дети спали рядышком под одним пологом.