Глава 5. Ой, мамо, люблю Грыця

— Вкусно, — с пафосной физиономией вынес вердикт Виталька и внимательно оглядел пирожок. — Только он не с вишней.

— Окстись, свет очей моих, — хмыкнула я, — где тебе Пацюк возьмёт вишню среди зимы?

Виталька насупился, тяжко вздохнул, словно Дожденко заставил его намотать пять кругов по стадиону, и принялся жевать пирожок. Вообще-то, выглядел он уже достаточно здоровым, но Шаленый твёрдо стоял на своём. Вот и приходилось на правах сердобольной старосты таскать ему пирожки.

— А что вокруг-то происходит? А то я тут от тоски загнусь, — пожаловался Виталька, уплетая пирожок. — Недавно попросил Савву что почитать принести, так эта сволочь притащила «Основы изготовления ядов».

Я хихикнула. Он бросил на меня недовольный взгляд. Красив, стервец. Лицо прям — модель. Глаза зелёные, как у нашего Чугайстрина. Каштановые волосы до плеч, шелковистые, с лёгкой волной; телосложение что надо. Мне предлагал встречаться, только отшила. Не успеешь оглянуться — с другой ворковать будет.

— Не любишь ты меня, Динка, — печально произнёс он, — совсем не любишь.

— Не-а, — показала я язык, — я злая и бесчувственная.

— Сестра злыдня, — тяжко вздохнул Виталька. — Так что нового?

Этот вопрос вернул меня в мрачное расположение духа. Но Красавицкий не виноват, нечего на него рычать.

— Заболел наш куратор, временно группу взял Дожденко.

Лицо Витальки вытянулось:

— Динка, чем заболел?! Мольфара же ни одна зараза не возьмёт! Мы ж в целительстве огого!

Заметив мой укоризненный взгляд, Виталька даже не подумал смутиться. Только хмыкнул:

— Ты меня не бери, я вечно то задания не выучу, то лекцию просплю. Но чтоб препод! Тут нечисто что-то…

— Ты просто не рад, что с нами Дожденко, — подколола я.

Виталька на время замолчал, потом тяжело вздохнул и потянулся за новым пирожком.

— Бессовестная. Хотя не буду врать, это тоже. Но разве тебе самой совсем не жалко куратора? Он же лучше всех, кто у нас был!

Я не нашлась, что ответить. Красавицкий вытянул наружу мысли, которые старательно прятала в тёмный угол. Чугайстрина было и жалко, и даже немного боязно… Вон, Громов к нам так и не вернулся. А что с Андреем Григорьевичем? Провёл пару, а на следующий день — хлоп! — Дожденко объявляет, что он на подмене. Как и тогда, осенью.

— Проклятая группа, — пробормотал Виталька.

Размахнувшись, выдала ему хорошенькую оплеуху. Больной ойкнул и подпрыгнул:

— Динка, с ума сошла? — прошипел он, потирая затылок.

— А ты глупости всякие не говори, — отчеканила я, — нефиг повторять всё за злыднями.

Дверь в лазарет открылась, и послышались тихие шаги. Спустя пару секунд к нам заглянул Шаленый.

— Сидите, — хмыкнул он.

Стянул с вешалки белый халат и принялся надевать. Хм, а до этого где его носило? Шаленого, не халат, разумеется. На территории без форменного одеяния он не появляется же никогда!

— Да, — осторожно кивнул Виталька, — а что?

— Ворковать с девочками с понедельника будешь, — отозвался Шаленый, — приём окончен. Дина, тебя под дверью Багрищенко ожидает, марш отсюда!

Продолжая ворчать и уже не обращая на меня никакого внимания, он приблизился к Красавицкому, который невольно сглотнул. Стараясь не расхохотаться, я быстро выскочила из помещения и даже не попрощалась. Сейчас им обоим не до меня.

В коридоре никого не оказалось. Не веря, что Шаленый выдумал про Таньку, сунула руку в карман и, достав мобильник, начала набирать её номер. Долгие гудки, второй раз набрала — тоже никак. Пожала плечами и сунула телефон назад. Перед глазами вновь появилось перепуганное лицо Витальки, хихикнула в кулак. Ох, мужики…

Едва ли не вприпрыжку я побежала по коридору. Настроение вновь поднялось, задания на завтра успела все переделать, можно и в город смотаться. Слетев по ступенькам, совсем невовремя притормозила и ткнулась носом в чью-то широкую грудь. Ойкнув, попятилась и подняла голову.

— Осторожнее, панна студентка.

Голос низкий, тягучий, что прозрачный мёд. Говорит негромко, а кажется, что стены могут задрожать. И чудно как-то, слова понимаю, а говор не наш. Смуглый, статный, в плечах, наверно, косая сажень. Я ему едва до этого самого плеча достаю-то. Лицо чеканное, красивое, чуть архаичное, напоминает славянского идола. Нос с лёгкой горбинкой. Глаза — светло-голубые, холодные, смотришь — забирают куда-то вдаль — к заснеженным горным вершинам и слепящим лучам солнца. Белые-белые волосы лежат на плечах. Седой, что ли? Но на вид не такой уж и старый. Одет в чёрную куртку и брюки, на ногах — высокие шнурованные ботинки. Ворот и манжеты расшиты красным, зелёным и жёлтым. На боку висит узкий остроносый топорик с длинным древком, таким тёмным, словно ему не одна сотня лет. Если не ошибаюсь, Андрей Григорьевич называл его барткой.

Мужчина чуть улыбнулся, холод из глаз ушёл, оставив какие-то уют и… доброту. Словно сквозь затянутое тучами небо вдруг пробилось весеннее солнце. Мне стало немного не по себе… Втянула воздух — голова пошла кругом от запаха еловых шишек, свежей травы и дождя. Покачнулась, но он меня тут же поймал под руку.

— Вам плохо? — в голосе промелькнули нотки обеспокоенности.

— Нет, всё в порядке, — пробормотала я, пытаясь прогнать нахлынувший дурман. — Извините.

— Точно?

Я криво улыбнулась. Ой, да всё равно как, лишь бы свалить подальше.

— Да-да, извините, я пойду.

Ретировалась настолько быстро, что даже не оглянулась. Хоть и чувствовала недоумённый взгляд спиной, пока не скрылась за углом.

***

Снег скрипел под ногами, мороз кусал за щеки. Древко барки привычно постукивало по бедру. Люди оглядывались, но он их не замечал. Остановился в нескольких шагах от величественного возвышавшего многоэтажного здания с узкими окнами и покатыми крышами. Высеченные из камня крылатые горгульи чуть дрогнули, узнавая его.

— Ну, здраствуй, любый друже, — тихо произнёс Чугайстрин-старший, — давно з тобою не бачилыся[8].

По воздуху пробежала едва заметная рябь, вспыхнули золотистые искорки. Чугайстрин улыбнулся и сделал шаг вперёд. Снег стал прозрачным, истончился, расползся в стороны, оголяя чёрную землю. Миг — показалась сочно-зелёная трава. Где-то над головой зачирикали воробьи.

— Ой, что ж деется-то, — проворчала проходившая мимо бабуся, косо посмотрев на Чугайстрина. — Зима на дворе, а тута трава полезла. Не зря потепление глобальное, не зря…

Он только пожал плечами. В голубых глазах мелькнули шаловливые искорки, только на лице не дрогнул ни один мускул. Рановато ещё весну творить, да очень хочется.

Преодолев небольшое расстояние, Чугайстрин остановился возле массивных дверей, внимательно посмотрел на потемневшую табличку «Полтавский Национальный Университет Магии», словно хотел разглядеть что-то скрытое. Тяжело вздохнул, положил ладонь на дерево. Послышался скрип, и дверь медленно раскрылась, бессловесно приглашая зайти. Чугайстрин ступил в просторный холл и первым делом встретился взглядом с огромным портретом Гоголя. Тот чуть улыбнулся, приветсвуя, и снова всё вернулось на свои места.

Неожиданно что-то гадкое и липкое коснулось его кожи. Чугайстрин вздрогнул и огляделся, потом нахмурился. А защитные заклятия-то подъедены порчей: чёрные пятна расползались по серебристому плетению охранки. Ай-ай-ай, что ж ты так, Павлуша?

Решив, что осмотр университета подождёт, Чугайстрин быстро направился к лестнице. Сначала безопасность, потом всё остальное.

Едва он повернул, сделал пару шагов, как в него врезалось что-то маленькое и гибкое. Вспыхнуло рыжим огоньком и ойкнуло. Оказалось, студентка. Совсем юная и хорошенькая. Курносая, с веснушками, кудряшками и желтоватыми глазами. Перепуганными и озадаченными донельзя.

— Осторожнее, панна студентка, — мягко предупредил он.

Только хлопнула ресницами, продолжая смотреть как диво дивное. Чугайстрин еле сдержал смех, до того забавно стало. Плюс ауру у неё такая тёплая, мягкая, так и хочется протянуть руку и приласкать, словно котёнка. Она вдруг покачнулась, пришлось поймать. Хм, даже пахнет молоком и мёдом.

Но оказалась упрямая, только выскользнула из рук, поминай, как звали. Несколько секунд посмотрев ей вслед, Чугайстрин одёрнул себя. Не до девчонок сейчас.

Сперва хотел зайти как все люди, через Хвеську. Но пани Языката куда-то умотала, даже не удосужившись закрыть кабинет. Только покачал головой и направился к Вию. Что ж… без приглашения, зато с достоинством.

Стоило только приблизиться, как ректорская дверь распахнулась, и в коридор выскочил всколоченный Дидько. Крутанулся на месте, будто сглаз хотел отвести, и увидел Чугайстрина. Побледнел, потом охнул:

— Григорий Любомирович, как же вы тут? Ой, то бишь, здоровэньки булы. Рад видеть и…

Чугайстрин поднял руку, Дидько смотрел на неё, как кролик на удава.

— Не тарахти. Я тут без приглашения, по делу. Вий занят?

Дидько невольно втянул голову в плечи и пробормотал:

— Хвеся у него сидит, — и, подумав, добавил, — с метлой.

Чугайстрин чуть приподняв бровь:

— Обороняется, что ли?

— Ну-у-у, — Дидько развёл руками, мол, кто этих ведьм знает. — Я… пойду?

— Ладно, — кивнул Чугайстрин, — иди-иди.

Завхоз испарился на месте, осталась только кучка сажи. Чугайстрин покачал головой. Вот чертяка же, потом точно получит по голове от уборщицы.

К Вию он зашёл без стука. Сидевшая на стуле Языката выронила от неожиданности чашку, которую передавала ректору. Тот не зря имел стул на колёсиках, вовремя отъехав назад, и горячий кофе пролился на пол.

— Нежданный гость хуже татарина, — спокойно произнёс Вий и повернул голову в сторону вошедшего.

Веки плотно сомкнуты, их кожа — белая, грубая, покрыта сетью трещин. Ни следа от магической иллюзии для студентов и преподавателей. Вид у него измождённый, силы будто утекают в никуда. Смотреть на его лицо — ещё то испытание, но Чугайстрин и не такое видел.

— Хвесенька, ты бы прибрала, а то ректор пяточки замочит, — ровным голосом сообщил он и сел на свободный стул напротив Вия.

— Ой, да, конечно, — засуетилась секретарша и унеслась с чашкой, чтобы потом вернуться с тряпкой.

Вий не произнёс ни звука. Оно и неудивительно. Чугайстрин собирался задавать неприятные вопросы. В кабинете остро чувствовались боль, вина, злость и раздражение. И всё не от Языкатой. У неё удивление перекрыло всё на свете.

Воцарилась тишина. Никто не смел её нарушить, словно это был какой-то ритуал. Потом Вий медленно опустил руку на стол — худую, костлявую, с загнутыми когтями. Потарабанил пальцами по полированной поверхности. Звук гулким эхом разнёсся по кабинету.

Чугайстрин смотрел прямо в слепые глаза, Вий — в небесно-голубые. Хвеся замерла каменным изваянием.

Наконец Вий хрипло выдохнул и уронил одно-единственное слово:

— Жив.

Время застыло, Хвеся тихо направилась в подсобку, подальше от разговора, который должен был состояться. Чугайстрин незаметно выдохнул. Он хоть и не верил в смерть сына, но случалось всякое. Даже чугайстра можно задурить, сотворив мнимую связь с родственником.

— Как это произошло? — спросил он, глядя на хмурого Вия.

— Кто-то подсунул ему цвет отруты.

Чугайстрину на миг показалось, что он ослышался. То, что цвет отруты кто-то сумеет извлечь из-за той стороны Лысогорья.

— Что?

— Да вот, что слышал, — мрачно отозвался Вий. — При этом вся группа видела, что цветок принесла Хвеська.

— Не я это была, — буркнула та, появившись в кабинете.

Поднос с двумя чашками с кофе медленно проплыл в воздухе и осторожно опустился на стол. Хвеся подошла к мужчинам и села чуть поодаль от Вия.

Чугайстрин взял чашку, приятный аромат защекотал ноздри. Сделал глоток, тепло побежало к желудку. Хмурая Хвеся всё же знает, как и чем напоить гостя.

— Личина? — спросил между глотками.

Вий кивнул:

— Личина. И мастерская защита, раз ни одна из охранок университета не вычислила чужака.

Чугайстрин вздохнул:

— Может, и не чужак, раз так хорошо работает. Андрей где сейчас?

— В надёжном месте, не переживай, — размеренно произнёс Вий, — Шаленый за ним присматривает.

— Пространственный карман за библиотекой? — напряжённо уточнил Чугайстрин.

— Именно. Проблема в другом.

Чугайстрин прикрыл глаза и откинулся на спинку стула. Можно не говорить в чём: связь с сыном истончилась до такой степени, что это почти не чувствуется. Значит, с телом всё в порядке, а душа — не пойми где.

— Расскажи мне, что тут происходит. С самого начала.

Вий не произнёс ни слова, но было слышно, как встала Хвеська. Несколько шагов и тихое:

— Я пойду, Павел Константинович. Работы ещё много.

— Иди, — ответил Вий, — и метлу прихвати.

Хвеся и не подумала его послушать, пошла в коридор; метла, тихо потрескивая, поплелась за ней. Чугайстрин проводил эту картину недоумённым взглядом. Ходящие метлы попадались в первый раз.

— Это ещё что, — проворчал Вий, словно поняв, о чём тот думает. — Она её так скоро и разговаривать научит!

— Что-то даже мне захотелось перекреститься, — пробормотал Чугайстрин.

Вий погрозил пальцем:

— Но-но-но! Не хватало тут ещё стычки между христианскими адептами и роем нечисти. Сиди уже.

Чугайстрин криво ухмыльнулся:

— Да, уж, помню. Зато оторвались славно в прошлый раз.

— Этого ещё не хватало, — Вий явно не разделял его настроения, — тебе хорошо — раз! — и дрыснул в свои горы. А мне тут восстанавливать пришлось всё. Да ещё и Городового полтавского утешать, что мы не нарочно.

— Утешил? — с ледяным взглядом спросил Чугайстрин.

Вий хмуро кивнул:

— Да. Если б не угодил — не было бы тут нашего университета. Городовые порой такие мстительные твари — сам понимаешь. Но ладно, заболтались… Значит, знаешь Багрищенко?

Чугайстрин чуть нахмурился. Век бы не слышал об этой ведьме. Но раз спрашивают — плохо дело.

— Если ты про Оляну, то лучше б не знал.

Вий взял ручку, увенчанную черепом, и принялся сосредоточенно крутить. Провалы глаз черепушки тут же вспыхнули зеленоватым пламенем.

— С возрастом она только хуже становится. То не так, это не так… Последний раз шабаш был на Лыске, так перессорилась со всеми ведьмами. Впрочем, злыдням тоже прилетело.

Чугайстрина это не удивило. Но для приличия всё же поинтересовался:

— Надеюсь, её удавили?

— Если бы, — проворчал Вий, — большинство ведьм ушились на какие-то вечорницы, даже не в курсе были. Но речь не про то. У Олянки есть племянница — Таня. Сирота с двух лет, Олянка за ней приглядывала. Вот и довела девчонку до того, что та сбежала.

Чугайстрин вздохнул:

— Всё же надо было её прибить ещё пять лет назад.

— Девочку?

— Не умничай, — невозмутимо сказал Вий, — но это ещё цветочки, ягодки будут дальше.

Чугайстрин нахмурился:

— Дальше что?

— Танька поступила ко мне. При этом пришла и выложила всё, как на духу. Мол, сбежала из дому, тётка сгрызла, помогите.

Чугайстрин невольно присвистнул:

— То ли смело, то ли безрассудно.

— И то, и то сразу, — подвёл черту Вий. — Но Танька унаследовала материнскую силу, поэтому заранее знала, что не откажу. А может, и прознала чего, что я готов Оляну придушить при первой возможности.

На некоторое время повисла тишина. Череп повернулся в сторону Чугайстрина и подмигнул одним глазом. Мысли в голове немного не укладывались: откуда у Оляны такая племянница? С другой стороны, зная лютый норов всех Багрищенко, неудивительно, что девчонка не захотела прогибаться под эту стерву.

— Дальше — хуже, — тем временем продолжил Вий. — Я взял девочку на мольфарское отделение. На ведьмовском Оляна бы быстро вытянула её назад, всё же её парафия. Конечно, не прошло и недели, как пани Багрищенко припарковала метлу на моей крыше и устроила скандал. — Он усмехнулся. — Такое представление было — я тебе скажу. Давно уж так душой не отдыхал, даже глаза сумел чуть приоткрыть.

Чугайстрин допил кофе, стараясь не давиться от смеха. И поделом ей.

— В общем, заткнулась и улетела, разве что молнии не метала. А то Дидько бы ей вилами помог выход найти.

Череп тоненько захихикал. Чугайстрин покосился на него.

— Твой амулет согласен с этим.

— Ещё бы, — буркнул Вий, — но, как ты понимаешь, на этом все неприятности не закончились. Куратором у Тани был Громов.

Чугайстрин выжидательно смотрел на друга. Ну, Громов… И ладно, что тут такого? Порой невероятно заносчивый молодой человек, но… гений. Иногда можно и потерпеть. Уже четвёртый год в университете работает, пока жалоб не было.

— Роман у них случился, — мрачно сообщил Вий.

— Дурэнь навиженый[9], — пробормотал Чугайстрин, добавляя ещё несколько словечек покрепче. — С какой радости? Он что, не знал, что ли?

— Да кто их разберёт, — развёл руками Вий, — может, и правда, любовь. Только не в университете. Ты знаешь, не хватало тут ещё разводить неположенное.

— Это мне говорит ректор, у которого общежитие не разделено на мужскую и женскую часть, — невинно улыбнулся Чугайстрин, прожигая взглядом Вия. — А ещё хорошо понимаю, что славно ты меня надурил, Павлуша.

— Разделено, но… Есть исключения, — ни капли не смутился Вий, — впрочем, не мне оправдываться. За общежитие ты сам знаешь что да как, а с сыном твоим… Не мог я и помыслить, что ему будет грозить опасность. Мольфар не из слабеньких, да ещё и защитные силы от матушки достались.

Чугайстрин поморщился, будто попробовал целиком сжевать лимон.

— Не напоминай. Лучше скажи, как его доставать будем?

Вий потарабанил пальцами по столу, череп звонко клацнул маленькими челюстями.

— Работать будем, прощупаем весь университет, злыдневские силы тут как на ладони. Если ничего не выйдет — придётся звать наших.

Чугайстрина не особо радовала такая перспектива, но деваться некуда. Порча и впрямь не слабая.

— Кто-то охотится за Багрищенко. Даже пробивает ауру преподавателей, вот в чём беда. Откуда они могли взять отруту — ума не приложу. Ведь уничтожили же всё!

Покряхтев, как старик, Вий медленно поднялся со стула и медленно побрёл к окну. Уставился слепыми глазами на кружившую за стеклом метель.

— Эту дрянь впитал один из студентов, превратился в чудовище. Пришлось его упокоить, ибо назад не вернуть. Таню пытались отравить, но прогадали — пострадал её одногруппник.

— Жив? — поморщился Чугайстрин. В университете происходило что-то непонятное и мерзкое. Какая зараза так хорошо пустила свои щупальца, что уже наделала столько гадостей?

— Жив, — подтвердил Вий. — Но что будет дальше — не знаю. Плохи наши дела, чем скорее разберёмся, тем лучше.

— Ещё бы, — хмыкнул Чугайстрин, понимая, что затягивать ни в коем случае нельзя и снова спросил: — Что будем делать?

— Для начала позовём сюда Багрищенко, попробуешь её силу. А там…

***

В комнату я добрела не в лучшем состоянии. Честно говоря, сама не понимала, что произошло, чего это тот мужик произвёл такое впечатление? Ну, здоровый, красивый, явно не из универа. Дальше-то что? Сердце колотилось, как бешеное. Плюхнулась на кровать и сделала глубокий вдох. Так, спокойно, без нервов.

Сила у него, правда, обалдеть — так и шурует во все силы. Это ж сколько ему лет, что так держится? Ух!

Я подошла к зеркалу и спешно пригладила волосы руками. Это как он ещё не испугался до одури, когда я в него почти влетела. Но всё же интересно… к кому он?

Размышления прервала ввалившаяся Танька с огромным пакетом.

— Где тебя носит, лентяйка? — накинулась она. — Ждала-ждала, уж думала бежать на помощь!

— Кому на помощь? — тупо уточнила я, отходя от зеркала, чтобы помочь ей выгружать из пакета фрукты на стол.

— Витальке, ясен пень, не тебе же! — хмыкнула она, с удовольствием раздирая мандарин и брызгая на меня соком.

— Ай, дура, прекрати! — я быстро вытерла щеку. — Делать нефиг, что ли?

— Ну, не сердись, — примирительно произнесла Танька. — Я вот в гостях была, нас завтра гулять зовут.

— Кто и куда? — Я принялась доставать из пакета оставшиеся конфеты и мармелад.

— Трамвайщик, — многозначительно произнесла она.

Охнув, я так и села на первый попавшийся стул. Даже немного забыла о седовласом незнакомце и собственной несуразности.

— Вот это да-а-а-а-а! Показался всё-таки?!

— Ага, — довольно сообщила Танька, разматывая шарф и расстёгивая жилетку. — Я прям обалдела. А он такой маленький, обаятельный, бородища лопатой. И сам трамвайчик так смешно звенит тоже.

Я рассмеялась:

— Хорошо, уговорила. Обязательно пойдём, — и тут же, набравшись смелости, выпалила, — слушай, а ты не видела…

— Ой, мамо, люблю Грыця,

Грыць на коныку вэртыться,

Грыцю шапка до лыця —

Люблю Грыця-молодця!

Я вздрогнула, уставившись на мобильник подруги:

— Ты что за извращение на звонок поставила?

— Это народная песня в обработке Mad Heads! — обиделась она. — Неуч ты, Динка!

— Сама такая, — буркнула я, мрачно наблюдая, как она прикладывает трубку к уху. Впрочем, через несколько секунд весь задор сменяется угрюмостью. Танька нахмурилась, а потом тяжко вздохнула.

— Ну, вот скажи, какого ещё?

— Что случилось? — обеспокоенно поинтересовалась я.

— Вий вызывает.

— Ты что-то натворила?

— Нет, — ещё один тяжкий вздох. — Ладно, потопала тогда. Смотри, не слопай всё сладкое.

Я осмотрела заваленный сластями стол. Даже если постараюсь — ничего не выйдет. Потом глянула на Багрищенко:

— Может, мне с тобой?

— Не, — помотала головой Таня, — это тебе даже не Чугайстрин. Вий выпрет за милую душу. Так что, сиди тут, не съест же он меня! Хотя…

[9] — (укр.) — дурак сумасшедший