Глава 2. Южный городовой

Настроения не было никакого. Я смотрела под ноги, чтобы не сбить носки новых лаковых туфелек. Васька сделал подарок от всего сердца: ухватил за шкирку насупленную сестру, то есть меня, и потянул в магазин. Несмотря на день рождения, канун совершеннолетия и всё такое, никакого желания праздновать не было. На все попытки отмахаться Васька только фыркнул и сообщил, что если я сегодня не вылезу из общаги сама, вытянет за косы сам. Кос у меня нет; волосы, спасибо, чуть ниже плеч, но с этого злыдня станется.

Туфли, правда, и впрямь приобрели красивые. Чёрные, на высоком каблуке, с изящной золотистой пряжечкой и закруглённым носком.

Васька шагал рядом, насвистывая какую-то песенку. Ему, в отличие от меня, кажется, всё хоть бы хны. Не расстраивал ни хмурый вечер, ни ветер, забирающийся под лёгкую куртку и треплющий волосы. И хоть настроение валялось ниже плинтуса, всё же нельзя отрицать: хорошо, что брат вытащил в люди.

— Мелкая, мороженое будешь? — поинтересовался он, покосившись в сторону колоритной краснощёкой тётки за холодильной установкой.

Я пожала плечами:

— Пожалуй, нет.

— Тогда шоколадное, — не смутившись, кивнул Васька и потопал к тётке. — Стой тут.

«Нахал», — мысленно хмыкнула я, даже не подумав его слушать, молча поплелась к скамеечке. Меня он, конечно, выучил превосходно за столько-то лет! И шоколадное мороженое я действительно люблю больше всего.

Усевшись, молча уставилась перед собой. Полтавский вокзал не особо отличался от херсонского: тоже внушительное белое здание, смотришь: простор, свет да представительность. Только крыша тут зелёная, а у нас она красная. Кстати, вот это мы дали жару: проскакали от университета аж до вокзала. С какой радости, спрашивается?

Васька плюхнулся рядом и протянул мне вафельный стаканчик с самым обычным мороженым. Как говорят, советским. Другого не люблю просто. На мгновение стало очень грустно. Почему-то пришла мысль, что никто не будет знать меня, как брат. Он, конечно, на то и брат, но… Я только вздохнула и глянула на подмигнувший красным огоньком камень на перстне. После той встречи на лестнице Чугайстрина-старшего я больше не видела. Только Хвеся Харлампиевна сообщила, что он срочно отбыл в Ивано-Франковск из-за каких-то резко возникших проблем. Мне ничего сказать не соизволил. Кажется, даже забыл, что делал предложение. Ну, и ладно!

Я попробовала мороженое — во рту появилась приятная холодная сладость. Тогда он, кстати, ни слова не сказал, только смотрел так, будто хотел на месте испепелить. А потом резко развернулся и ушёл. А изгонявший злыдней Богдан усмехнулся, пожал плечами и уточнил:

— И где тут ваш лазарет?

Сильный порыв ветра, волосы защекотали лицо. Заправив пряди за ухо, я вздохнула. Богдан. Знаю, что мои действия со стороны смотрелись нахально и странно, но, увидев его, с первой же секунды, поняла кто это. А ещё потянуть в лазарет показалось так правильно и естественно, что не возникло и мысли остановиться. Правда, в лазарет меня не пустили, и поговорить больше мы так и не смогли. А хотелось… Впрочем, вру. И сейчас хочется. Однако про него больше не было никаких известий. Только три ночи назад ещё один сон приснился, а наутро я нашла сопилку под подушкой. Такую тоненькую, изящную, разрисованную изумрудными листиками.

— Чего страдаешь? — спросил Васька, тем временем уплёвший уже половину порции.

— Да так, — я пожала плечами, — погода и…

— Ой, я тебя умоляю, — отмахнулся он. — Мамка, небось, отругала?

Я насупилась. Зараза. Сам же сдал: «Динка замуж собралась, Динка замуж собралась». Естественно, мне устроили головомойку, пришлось долго пояснять, что никуда я не собиралась и не пойду. А Ваську потом с помощью Тани заперли в злыдневском подвале, на всю ночь. От Дидько влетело потом всем троим, потому что этот балбес опять попортил часть учебных материалов.

— Дурак, — весомо высказалась я.

— Сама такая, — ни капли не обиделся брат. — Согласись, я тебе помог. Полезет ещё раз этот хмырь приставать, а ты за родительскую спину, мол, с тобою целоваться мне мама не велит!

Размахнулась, чтобы дать подзатыльник. Васька притворно испугался и шарахнулся в сторону:

— А-а-а-а, дяденька милиционер, спасите-помогите, убива-а-а-а-ают!

— Замолчи уже! — шикнула я. — А то и впрямь сейчас прибежит. Заберут за нарушение общественного порядка.

Васька красноречиво показал язык, но мигом посерьёзнел:

— Слушай, а точно не собираешься?

— Ты миллион раз слышал, что нет, — рыкнула я, прикрывая глаза и пытаясь успокоиться.

Внутри всё жгло мольфарским огнём, ещё минута — испепелю тут всё к дидьковой бабушке.

Повисла тишина, потом почувствовала, как Васька пытается отобрать у меня мороженое. Всё же треснула братца, услышав недовольное сопение.

— Эх, не повезёт твоему жениху, Динка. Он тебе слово, а ты ему — раз! — в лоб, — посетовал он, — поразбегаются все от тебя.

Однако меня такое положение дел ни капли не огорчало. Только усмехнулась:

— А не пойду замуж. Стану старой и страшной, буду висеть у тебя на шее и взывать к твоим братским чувствам!

Васька возвёл очи горе:

— Боженька, за что мне это, а? Почему мама не могла родить братика?

— Тогда бы она сошла с ума, два балбеса одинаковых, — буркнула я. — Впрочем…

В нескольких шагах от нас замерла девушка в тёмном плаще. Откинула капюшон, и по спине заструились иссиня-чёрные волосы. Огляделась, будто выискивала кого-то взглядом. Я тихонько ойкнула, признав Ткачук. Она нас не видела, глянула на часы и резко сорвалась с места, помчавшись в здание вокзала.

— Вась, — тихо протянула я, — это ж ваш куратор…

— Вижу, — оторопело отозвался он, — однако… Завтра же занятия. Куда она так рванула?

***

«Ну, дедушка, — думала Саша, нервно выстукивая ложкой по столику и глядя, как мимо проносятся позеленевшие поля. — Замуж ему подавай! Проблем он не хочет. Это я тебе припомню, я сделаю столько проблем, голуба моя, что мало не покажется».

Она сделала глоток чаю и горестно вздохнула. Напиток отвратительный, к тому же пересахаренный. Проводница типа Верка Сердючка Обыкновенная выдала кружку с таким видом, что сразу стало ясно: ни одно из Солохиных зелий с ним не сравнится по убойности.

Звонко поколотив мерзкий сахар, Саша ещё раз глянула на время. Времени должно хватить, Рудольф вряд ли с самого утра поскачет в Полтаву, а, возможно, ещё и задержится на целый день, тут уж как пойдёт.

Саша поморщилась: вот какой дидько дёрнул его в Херсон сорваться? Открывающийся филиал для провидцев? Как бы ни так! Вообще-то, он был единственный из основателей ПНУМа, который не тянул на свой статус. Вёл себя похлеще её оболтусов-третьекурсников. Если б не мощнейший дар, который позволяет видеть на десяток лет вперёд, Вий-Совяцкий удрал бы от него, сверкая пятками. С другой стороны, Рудольф не считал, что ведёт себя странно и откровенно довольствовался своим положением.

Саша бросила быстрый взгляд на закутанную в тёмную ткань метлу, приткнутую в уголке. Уж свезло, так свезло. Свой любимый транспорт укрыла покровом невидимости, накинула быстренько и пронесла без проблем. Плюс на купе наложила заклятие отталкивания, так спасибо всем злыдням, в соседи никто не набивается.

Правда, на проводницу это не действовало. Дверь открылась, и в купе заглянула круглая физиономия в синем берете с огроменной брошкой в виде листика.

— Ну, как чаёк? — поинтересовалась она низким грудным голосом, от которого Сашка чуть не подпрыгнула.

— Ничего… пережила.

Проводница ни капли не оскорбилась:

— Ещё?

Саша судорожно замотала головой:

— Нет-нет, благодарю.

Проводница прикрыла дверь, однако Саша заметила, как за ней мелькнула какая-то странная тень. Посидев несколько секунд, встала и тихо подкралась двери. Прислушалась. Нет, вроде бы ничего. Глубоко вдохнула и начала прощупывать на магическом уровне — пустота. Не помогла даже раскинутая злыдневская сеть, обычно выуживавшая любую нечисть, как паук муху из тёмного угла.

Выругавшись сквозь зубы, снова плюхнулась на полку и мрачно уставилась на чашку. Даже если предположить, что кто-то за ней следит, то… Всё равно бред какой-то выходит. Кому это может быть надо? Разве что тому, кто устраивал всю гадость в университете. Но тогда хороший вопрос: почему почти два месяца он и носа не выказывал? Разве что сила Цимбалиста и впрямь может впечатлить. Эх, Цимбалист, что ж ты зараза-то такая? Не мог себе Хранительницу найти среди дам постарше? Динке ведь ещё учиться и учиться, какая тут может быть сокровищница мольфаров?

За окном давно стемнело, но не было и мысли смотреть туда. Почему-то наружу полезли воспоминания давно минувших дней: безразличное лицо матери, презрительное — отца. Не уродилось дочка с ведьмовской силой: слишком слабенькая, дар уж больно непостоянный. Дед как ни пытался уговорить, но родители были непреклонны — отнесли на Лысую гору, думали в день шабаша провести ритуал привлечения силы.

В ушах стояли дикие крики, ведьмовский хохот, треск горевших костров. Тянуло сыростью, ночной прохладой и скошенной травой. А потом по глазам ударил белый огонь. И сила влилась, боль пронзила всё тело. Только потом оказалось, что не ведьмовская вовсе. Какой-то злыдень пробрался вслед за родителями и накинул чары, опутал злыдневским заклятием, вот тебе и Лысогорье…

Саша сжала пальцы так, что побелели костяшки. Что пришло — то пришло. Злыдня так и не нашли, сильный, гад, был. Родителей Саша больше не видела, Вий забрал её в Полтаву и тут и воспитывал. Правда, дал другое имя и ловко скрывал, что она ему приходится родной внучкой. Отказ от ребёнка — редкость, но тут уж больно гонористая матушка выдалась, не зря Вий отговаривал сына брать её в жёны.

Саша снова глянула на часы и мотнула головой. Так, ну хватит уже, а то начнутся сопли и слёзы. Сейчас на первом месте — дело.

Поезд начал замедлять ход. Саша ухватил сумку и запакованную метлу. В южных городах ведьм тоже полно, никто не удивится.

Прикрылась дверь, проводница объявила громовым голосом:

— Херсон!

Саша встала и направилась к выходу. Что ж, теперь всё зависит только от неё.

Ночная свежесть заставила чуточку вздрогнуть. Нет, её не назвать неприятной, наоборот, очень даже хороша, с едва уловимым запахом цветущих деревьев и степи. Все южные города — немного странные. Саша понимала, что, скорее всего, это просто её блажь. Но истина была где-то рядом. Здесь всё чувствуется острее, не так, как дома, и не так, как на севере. Здесь корни помощнее будут, и силы подревнее. Они так и не покинули этих мест, хоть и удачно спрятались.

В зале ожидания людей было совсем мало: пара сонных девчонок, грузная тётка, по виду — родная сестра проводницы, и худой вытянутый мужичок, что-то с интересом разглядывавший в спортивном журнале.

Саша быстро миновала зал и выскочила на улицу, снова окунувшись в ночной воздух. Темно, тихо. Лишь где-то вдалеке слышится гул мотора случайного автомобиля. Фонари разливают жёлтый свет, листву маленьких изогнутых деревьев шевелит ветерок.

Скинув с метлы ткань, Саша быстро уселась, покрепче ухватывая за деревянную ручку:

— Ну, милая, давай полетаем, — прошептала она и рванула с места прямо в усыпанную звёздами черноту ночи.

В лицо ударил ветер, внутри всё сладко сжалось от вскружившего голову простора и свободы. Хотелось расхохотаться, взмыть ещё выше, покружить над спящим городом и камнем рухнуть к дорогам и мостовым, распугав мелких пакостников, вышедших пошалить в ночное время.

Промчавшись над широкими улицами, Саша свернула к дому Рудольфа. Каким-то образом он умудрялся всё время останавливаться в красивейшем здании с куполом и каменными ребятишками, некогда носившем звании гостиницы «Европейской». Потом шло время, гостиница стала меньше, получила другое название и вовсе закрылась. Но Рудольф неизменно находил себе уютненькую комнатку и пил по утрам чай на стареньком балкончике, глядя на проносившиеся внизу машины, и слушал шёпот старого Херсона.

Саша опустилась и огляделась: так, какое-то кафе с непонятной белеющей глыбой у входа, магазины, ага, вот этот спуск! Дом там, значит — нечего задерживаться.

Она резко направилась вперёд, как вдруг послышался оглушительный рык. Сердце ухнуло в пятки, Саша замерла, неверяще глядя, как белая глыба медленно поворачивается в её сторону. Миг — ни следа от бездушного камня. На неё уставился огромный каменный лев. Сел на задние лапы, зевнул, склонил кудлатую голову набок.

«Большой, зараза, — отметила про себя Саша, прикидывая, как бы обойти зверюгу. — И откуда взялся? Ночной страж, что ли?»

За спиной льва вдруг вспыхнул маленький ярко-красный огонёк, ноздрей коснулся запах дыма.

— Куда путь держишь, красавица? — прозвучал приятный мужской голос, от которого, правда, по спине пробежали мурашки.

Саша напряжённо вглядывалась в темноту, но не могла ничего разобрать. Смешок, снова мелькнул огонёк.

«Неужто сам Городовой? — озадаченно подумала Саша. — Но чем я могла привлечь его внимание? На обычных злыдней Городовые внимания не обращают».

Белая зверюга зычно рыкнула, Саша ойкнула и отшатнулась. На загривок льва легла чья-то рука — ничего не рассмотреть, разве что очертания едва угадываются.

— Не бойся, красавица, он не обидит.

Неутешительное обещание. Может, зверюга и неопасна, но только для своего хозяина. К Городовым Саша относилась с большой, кхм, осторожностью. Существа с огромной властью, отсутствием человеческой памяти и ледяным взглядом. Они слышат голоса всех жителей города, знают, когда прервётся жизнь каждого из них. При этом никогда не угадаешь, о чём думает Городовой. У них нет возраста, нет прошлого, нет слабостей. Точнее только одна — Город.

Саша сообразила, что стоит истуканом, вцепившись в ручку метлы.

— И всё же… — тихо произнесла она, — чем не угодила, уважаемый Городовой?

Смешок. Холодный, но в то же время несколько озадаченный. Миг — вокруг её талии обвились руки, по коже разлился холод.

— Не ты, — хрипло ответил он. — Поговорим лучше.

Они резко взмыли в воздух, Саша взвизгнула и вцепилась в его крепкие плечи. Голова немного закружилась: холод, каменная пыль, во рту появилась странная горечь. Внутри всё сжалось от осознания — обнимавший её настолько далёк от всего человеческого, что страшно и представить.

Однако Городовой не собирался далеко лететь. Опустился на втором этаже кафе, на которое Саша мимолётом взглянула, едва ступив на землю. Усадил за столик, сам сел напротив. Здесь горела миниатюрная магическая лампа, разливая мягкий золотистый свет. Метла, кстати, оказалась в его руках. Он её рассматривал с любопытством, словно особую диковинку. В то время сама Саша уставилась на него: если б издалека увидела, особо бы внимания не обратила. Ну, молодой парень, волосы до плеч, белые-белые. Лицо — миллион таких, только вот ни единой морщинки, ни единой складочки, будто из камня высекли. Черты резкие, но достаточно приятные. Глаза до безобразия светлые, только всмотревшись, можно понять, что радужка светло-светло-серая, а зрачок настолько маленький, что едва разглядишь. Левое ухо проколото — серьга в виде стального якорька, видимо символ портового города. Саша невольно хмыкнула. Вроде Городовой, а пижон.

Он услышал и поднял голову. По спине пробежали мурашки, захотелось отвести взгляд, больно уж дикое ощущение, когда на тебя таращится камень. Только камень — живой. Она глубоко вдохнула:

— Послушайте, а…

Дверка, ведущая на этаж, резка распахнулась, на пороге показался улыбчивый официант. Маленький, едва до локтя Саше. Застыв от изумления, она даже забыла, что хотела спросить. Это ещё что за чудо? По ауре явно из нечисти, но при этом совершенно не зловреден.

— Чего изволите, Данила Александрович? — поинтересовался официант звенящим голосом.

— А сделай нам кофе, — невозмутимо отозвался Городовой и бросил на Сашу пристальный взгляд, — панна злыдня предпочитают с молоком или коньяком?

Саша вышла из ступора и спешно отказалась:

— Нет, благодарю.

— Хорошо, — кивнул Городовой… или как там его назвали — Данила Александрович? Хм, даже так?

Саша чувствовала себя неуютно, но понимала, что сбежать не выйдет. Даже если разговор ей ничего хорошего не принесёт, придётся терпеть. Перечить Городовому — запросто можно вылететь из его владений и больше никогда не появиться.

Он наконец-то отставил метлу, осторожно облокотив её на ажурный балкончик.

— Возможно, я был излишне… стремителен, каюсь, грешен.

Ни капли раскаяния в его голосе Саша не услышала. Только подалась вперёд, стараясь рассмотреть каждую черточку непонятного существа рядом. Первоначальный мандраж прошёл, страх притупился, зато вспыхнуло любопытство. Если б не глаза — вполне мог бы сойти симпатичного, кстати.

— Но меня, как вы понимаете, это не смущает, — продолжил он и усмехнулся, перехватив её взгляд. На миг повисла тишина. Ей стало немного неловко, что поймали как девчонку за таким занятием, однако Городового это совсем не смутило.

— Скажите-ка, панна злыдня, — голос Городового понизился, превратился в шум ветра, — почему за вами идёт заговорённый на кровь след?

Саша вздрогнула. Сразу даже не поняла, что он имеет в виду. Злыднев след, заговорённый на крови, — чрезвычайно мощное заклинание, с которым осмеливаются работать только переступившие вековой рубеж злыдни. Используя свою кровь или того, кто её добровольно отдаст, можно натворить таких дел, что волосы дыбом становятся. При правильно положенном злыдневом следе на конкретное существо, можно легко подчинить его волю и превратить в раба.

Саша нахмурилась. Так, стоп. Она всё же не девочка с первого курса, почувствовала бы хоть что-то. Да и под виевским надзором не осмелились бы. Значит, заклинание наложили не на неё. А ввели в так называемый режим ожидания.

Саша скрипнула зубами.

— Хай йому трясця, — прошипела она, — сильный?

Городовой чуть склонил голову в знак согласия. Светлые глаза неотрывно смотрели на неё.

— У нас не так много злыдней, способных на такую работу. Тонкую, хочу заметить. Но все же звон тревоги пронёсся над городом, уважаемая панна. Поэтому и позвал вас на беседу.

Саша не нашлась что ответить. Да, конечно, Городовой любую чужеродную заразу первым делом учует. Куда там простым магам, пусть даже они обучаются в Полтавском университете или Киевской Академии, или…

Дверь распахнулась, показался официант с подносом, на котором стояли белые чашечки, сахарница, блюдце с конфетами, пузырёк с шоколадом и корицей. Быстро поставил на столик, отвесил забавный поклон. Городовой было потянулся к карману, однако официант нахмурился:

— Нет-нет, Данила Александрович, никаких денег. Ланда обидится.

Городовой удивлённо приподнял бровь, потом усмехнулся и покачал головой.

— Ну, раз сама… Спасибо.

Официант глянул на Сашу, снова поклонился и покинул балкон. Она бездумно протянула руку и взяла чашку. Ланда? Это ещё что такое?

— Не смотрите так, — неожиданно улыбнулся он, — каждое здание имеет свою душу. И нет вины, что этой понравилось название кафе, в котором мы сидим, между прочим.

Некоторое время Саша молчала, но потом не выдержала и хихикнула. Вот уж да. То есть, она знала, что с любым домом можно поговорить, но вот… ещё не приходилось. Кофе, кстати, оказался вкусным.

— Сколько у меня есть времени? — посерьёзнев, спросила она.

Городовой тоже сделал глоток, продолжая сверлить её своим неживым взглядом.

«Интересно, а в постели он тоже камень камнем?» — неожиданно пришла в голову совсем неуместная мысль, которую тут же пришлось погнать поганой метлой.

— Зависит от целей, — внезапно совершенно спокойно ответил он, — если сутки или чуть больше — нестрашно, я заморозил заклятие, хозяин не посмеет перечить праву Городового. Но вот, скажем, неделя — намного хуже. Сам я не удержу, придётся обращаться к Стольному.

Сашу такой ответ устроил. Успеет поговорить с Рудольфом — и назад. С провидца можно струсить и совет, как отделаться от заклятья на крови. Возможно, не сам алгоритм, но хотя бы направление. А Стольный — товарищ серьёзный, к нему лучше не соваться без особой надобности.

— Так что? — поинтересовался Городовой.

— Суток хватит, — твёрдо сказала Саша. — Обещаю, что вечером же сяду на поезд.

Он кивнул, в глазах промелькнуло слабое подобие на огонёк удовлетворённости. Саше вдруг показалось, что Городовой смотрит на неё куда дольше, чем позволено правилами приличия. Она спешно допила кофе.

— Большое спасибо за угощение, — пробормотала и вдруг сообразила, что уже светает.

— На здоровье, — мягко ответил он со странной улыбкой на губах.

Снизу донёсся утробный рык, Саша бросила взгляд на улицу: огромный белый лев уменьшился, улёгся возле клумбы с чернобрывцами почти возле входа в кафе и зевнул. Всего секундное касание солнечного луча — лев застыл снежно-белой статуей.

Саша присвистнула, в ушах прошелестел голос-ветер:

— Я на вас надеюсь, панна злыдня. Не подведите.

Она резко повернула голову и замерла — Городовой исчез.