Глава 3. Восставшие из чар

Осознание, что лежать неудобно, заставило повернуться набок. Попытка провалилась, чем вызвала немалое удивление. Пошевелил рукой — однако: ни ощущений, ни даже лёгких иголочек боли. Резко осознал, что перед глазами тьма и поднять веки нет сил. Мигом затопила паника, захотелось позвать на помощь, только губы, естественно, не дрогнули.

Так, спокойно. Мысленно произнёс заклинание. Его сеть серебристыми ниточками опутала тело, вмиг стало щекотно. Сосредоточившись и собрав все силы в кулак, проговорил про себя его снова, призывая заснувшее тело откинуть путы оцепенения. Некоторое время ничего не выходило. Я произнёс слова освобождения от чар, как изнутри вдруг рванул поток силы, от которого от макушки до пяток пронёсся огонь.

Охнув, я всё же перевернулся и шумно задышал. Чёрт раздери эти приключения за Чумацким Шляхом! Ощущения, будто меня пару раз сбросили с Говерлы. Ладно, неудачное сравнение. Осмотревшись, с удивлением понял, что нахожусь в темноте пространственного кармана. Оттого и самочувствие не из лучших, и кажется, что всё кругом идёт.

Прикрыл глаза и прощупал пространство магическим поисковиком. Справа слабо вспыхнула серебристая молния. Ага, хорошо, выход там.

То, что было под ногами, пружинило и покачивалось. Я поморщился и ускорил шаг. Правда, тут же голова закружилась, и меня ощутимо качнуло. Терпеть не могу эти пространственные штуки. Такое место нигде-ниоткуда. Достаточно удобное, чтобы хранить что-то, но никак не живых мольфаров.

Серебристая молния резко разошлась, и я буквально вывалился из кармана. По глазам ударил жёлтый свет. Ноги подкосились от слабости, лишь чудом успел ухватиться за край какого-то стола. Ноздрей коснулся знакомый запах старых книг, дерева и пыли.

— Андрей! — удивлённо воскликнул кто-то обалдевшим голосом и подхватил меня под локоть крепкой рукой.

Сообразив, что я в библиотеке, а рядом никто иной как Хованец, выдохнул с облегчением.

— Я вас тоже рад видеть.

Собственный голос прозвучал отвратительно: слабо, неразборчиво, словно я набрал полный рот воды. Однако сейчас было немного не до этого. Хованец смотрел на меня так, словно на какое-то чудо.

— Андрей! Андрюха! — Он неожиданно сильно ухватил меня (не думал, что Хованец такой богатырь при его-то росте), как нашалившего котёнка и ощутимо встряхнул: — Что ж ты нас так пугаешь! Живой!

— Я и не собирался помирать, — проворчал я, припоминая события минувших дней и медленно холодея от ужаса. Сколько же времени прошло? И что происходит тут?

Вдруг очень захотелось сесть, можно даже прямо на пол, без газетки. Вид у меня теоретически настолько примятый, что можно не беспокоиться за его презентабельность.

— Ой, что ж я, дурак старый, — пробормотал он, — садись.

Сознание стало куда-то уплывать. Только краем уха слышал, что Хованец говорит по телефону. С кем? А чёрт его знает, но, кажется, с Саввой.

Решив, что если откинусь и закрою глаза, ничего не будет, поэтому тут же выполнил задуманное и… провалился во тьму.

Толчок в плечо заставил вскинуться. Ну, ёлки зелёные! Не дадут поспать! Мне, между прочим, силы нужно хоть немного восстановить!

— Давай-давай, ваше чугайстерство, — усмехнулся Шаленый, — открывай глазоньки, и так уж провалялся десять часов.

Услышанное заставило вскочить, однако Савва уверенным движением вернул меня на место.

— Я сказал, глаза открыть, а не сбежать из лазарета. Лечить буду даже в условиях отчаянного сопротивления. Так что расслабься и получай удовольствие.

Мда. Это он не врёт. Нет зверя хуже университетского лекаря. Особенно, если он из рода злыдней. Хоть Савва ни разу об этом не говорил, но с таким характером никем иным он быть не мог.

— Всё так плохо? — поинтересовался я, и мне тут же сунули в руки стакан с лекарством.

— Пей, — велел он, хмуро оглядывая меня и что-то сосредоточенно прощупывая на магическом уровне. — У тебя, мой друг, истощение, плачевные дела с магическим ресурсом и даже лёгкая простуда.

Он пребольно ткнул меня под рёбра, я охнул и дёрнулся.

— Стоять. — Шаленый снова удержал меня за плечо и продолжил исследование. — Не хлопай ресницами аки нежная дева перед рыцарем — пей.

— Дурацкое сравнение, — заметил я и сделал глоток пахнущего травами зелья. Во рту разлилась горечь, в желудок упал жидкий огонь.

Я отчаянно закашлялся и выругал все лекарские штучки одновременно на русском и украинском, чем вызвал замечание:

— Языки знаешь, а над произношением надо поработать.

— Шли бы вы, пан Шаленый, — просипел я, — в…

— Адрес лучше запиши, — наставительно велел он, встав со стула и направляясь к шкафу с подозрительными склянками. — Теперь ты рассказываешь, во что вляпался, а я готовлю вторую порцию лекарства.

Поняв, что казнь… точнее, лечение отменить нельзя, я шумно выдохнул и принялся излагать историю от начала до конца. Савва оказался на удивление благодарным слушателем, который ни разу не перебил меня. Лишь звон склянок давал понять, что я не один. Когда дошёл до места о нашем с Кириллом решении пройтись по вырубленной в скале тропинке, раздалось скептическое хмыканье и вердикт:

— Идиоты.

Вздрогнув, как от пощёчины, я сделал невозмутимый вид:

— А что ещё было делать?

Как ни странно, ехидный лекарь только пожал плечами. Кстати, в этом весь Савва: «Дурак! — Почему? — Не надо было делать это! — А что надо? — А я откуда знаю?». Впрочем, это меня не особо задело. А вот что он спокойно отреагировал на мои слова про встречу с Громовым — показалось странным.

Савва сел рядом и дал мне ещё один стакан, до краёв наполненный лекарством.

— Пей.

— А…

— Никаких «а» — пей.

Горестно вздохнув, я сделал глоток и снова поморщился:

— Ну и гадость.

Лекарю же, кажется, моя реакция приносила чистое незамутнённое удовольствие. И с высоким градусом, как чистый спирт, ага.

— А ты что думал, — невозмутимо произнёс он, открывая журнал и сосредоточенно что-то туда записывая, — притащил за собой заклятье на крови и хочешь легко отделаться?

Я поперхнулся и закашлялся. Савва укоризненно посмотрел на меня, покачал головой и похлопал по спине. Обжигающая горечь от лекарства не исчезла, но дышать стало легче.

— Что, мой друг, удивился, поди? — ласковым голосом поинтересовался он.

Сказанное не укладывалось в голове. Какое ещё к чёрту заклятие? Кто успел наложить? И главное — когда? Даже если предположить, что тот самый злыдень, с которым я дрался… Нет, бред какой-то. Прыстрасник? Но они, если память не изменяет, таким они не балуются — силёнок не хватает. Призрачный Цимбалист? Да нет, это зараза придумала бы что-то поизящнее, не его стиль.

— Ещё как, — пробормотал я. — Сильное? Я толком сейчас ничего не ощущаю.

— Батенька, да у вас ещё и склероз, — хмыкнул Савва, снова принимаясь разглядывать свой журнал. — Или вера в собственное величие. После истощения что вы там желали почувствовать ещё?

Я только вздохнул. Этот гад был абсолютно прав. Пока не восстановлюсь — нечего даже и думать о попытках снять заклятие.

— Кстати, от Кирилла не удалось перехватить магический след?

Он отрицательно покачал головой:

— Нет, тебя притянули одного.

Сердце сжалось. Чёрт, плохо. Очень плохо. Едва приду в себя, попытаюсь хоть какой-то отклик ауры найти. Вдруг получится?

В лазарет робко постучали.

— Кто там? — гаркнул Савва.

Дверь осторожно приоткрылась, серой молнией что-то метнулось внутрь и придавило мою грудь. Охнув, я уставился на огромного дымчато-серого котищу, довольно прикрывшего необычные перламутровые глаза. Савва потерял дар речи — звери в лазарете! Потом нехорошо прищурился, бросил взгляд на стоявшего в проёме Дидько, не решавшегося пройти внутрь.

— Это ещё что? — грозно спросил Шаленый.

Ответом — раскатистое урчание умостившейся у меня на груди зверюги. Кстати, что-то тяжеловат для обычного кота. Да зубы подлиннее будут, если не ошибаюсь. Тем не менее, поднял руку и погладил его по голове. Урчание стало громче и убедительнее.

— Это выскочило из пространственного кармана, — произнёс Дидько, сложив руки на груди. — Хованец скакал за ним по всему этажу. Даже меня позвал, однако поймать — куда там!

Савва поморщился:

— Завхоз, совсем сдаёте что-то. Не поймать кота — это как?

Кот продолжал ластится, а мне вдруг поплохело. Я, кажется, уже понимал, что произошло и почему он пришёл за мной.

— А ты сам попробуй, — хмыкнул Дидько.

Учитывая, что в его тоне не было даже капельки обиды, стоило бы насторожиться, но Савве это в голову не пришло. Он коснулся холки кота и тут же, вскрикнув, отдёрнул руку и задул на пальцы. Серая шерсть стала дыбом, кот вдруг зарычал.

— Тихо-тихо, — шепнул я, пытаясь его утихомирить.

Кот что-то ещё рыкнул, но прикрыв глаза, уложил голову на мою руку всем видом показывая, что на первое время прощает неразумных людишек.

Савва только покачал головой:

— Мольфарское создание. Ты скажи мне, Андрюша, — от голоса Шаленого у меня по спине пробежали мурашки, — как так вышло?

Повисла тишина. Стрелки висевших на противоположной стороне часов звонко отбивали каждую секунду. Дидько смотрел на меня с любопытством, Савва — с какой-то латентной кровожадностью.

Кот только свернулся клубком и довольно вздохнул. Молчание затягивалось, а терпение собеседников уменьшалось.

— Ну, понимаете, — начал я, — находясь по ту сторону Чумацкого шляха, я создал кота. Не наделяя разумом и не толком без физического тела — исключительно из дыма.

— Зачем? — поинтересовался Дидько.

— Ну… — пришлось признаваться, — успокоить нервы.

— Успокоил, — мрачно отметил Шаленый. — Ничего не скажешь. Ты же привязал его к своей сути, раз зверюга сумела прорваться оттуда к тебе.

Возразить нечего. Ещё неизвестно, как на это отреагирует Призрачный Цимбалист. Может запросто пришить дело, что вывожу из его пределов полезные сущности. Но с другой стороны… Он нам и так задолжал.

Савва только вздохнул:

— В любом случае Вий-Совяцкому это не понравится.

***

— Мне это не нравится, — с каменным лицом подтвердил Вий-Совяцкий, едва я изложил свою историю от начала до конца.

Хорошо хоть в кабинете больше никого не было. Увязавшегося за мной Дымка пришлось оставить за дверью, несмотря на то, что зверь порывался войти к ректору со мной.

Сказать, что Вий-Совяцкий был не в духе — ничего не сказать. Нет, он не рвал и не метал, но от этого легче не становилось. Я сидел, уставившись на собственные руки, не рискуя поднять глаза. Всё-таки ничего хорошего. Мне рассказали ещё в лазарете, что тут побывал Призрачный Цимбалист и частично снял злыдневское заклинание. Радовало ли это меня? Ха, угадайте с трёх раз! При этом Вий-Совяцкий почему-то отказывался наотрез говорить, что же пообещали этому гаду в роли оплаты.

Вздохнув, я всё же мельком глянул на хмурого ректора:

— Что же будем делать?

Он фыркнул, постучал по столу ручкой с черепом. Глаза последнего, кстати, не сияли мертвенным зелёным светом. Сложилось впечатление, что кто-то выпил из него магическую силу. А зря. Хорошая была игрушка.

— Упыри, — мрачно бросил Вий-Совяцкий. — Первым делом разберёмся с ними, потом всё остальное.

Я нахмурился. Комиссия ему в первую очередь, значит! А человеческая жизнь уже ничего не стоит? Пусть даже он выгнал Громова, но не губить же!

— А Кирилл как же? Не можем же мы его оставить?

Вий-Совяцкий с любопытством уставился на меня. Даже приподнял правую бровь.

— Мы? — деликатно уточнил таким тоном, что по спине пробежали мурашки. Почему-то показалось, что в воздухе запахло кровью. Бред, конечно, но…

— Мы, — подтвердил я, каким-то чудом выдержав невозмутимое выражение лица. — Он не хотел университету ничего плохого.

Вий-Совяцкий молчал. Смотрел из-под полуприкрытых век. Даже перестал постукивать ручкой. Абсолютная тишина оглушала, била по ушам. Резко захотелось вскочить и выбежать из кабинета. Я сжал кулаки. Ну, нет, испытывай свои фокусы на ком-то другом. После знакомства со звёздной вечностью в глазах Призрачного Цимбалиста и песни Ночной Трембиты уже как-то не страшит гнев ректора. Да ещё и при дневном свете.

— Нет, — глухо ответил Вий-Совяцкий. — Игры с полумертвецами — не моё дело, Андрей Григорьевич. Уж вы как-то сами. В крайнем случае, попросите помощи у матушки.

Он растянул губы в улыбке, но мне отчаянно захотелось вмазать по ней кулаком со всей дури. Чтоб неповадно было. Молча поднялся, сверля его тяжёлым взглядом.

— Не ваше дело, пан ректор Полтавского Национального Университета Магии, у кого я и что буду просить, — чётко произнёс я, выделяя каждое слово, стараясь как можно яснее донести, что не нужно касаться этой темы.

Вий-Совяцкий только чуть склонил голову набок, но я всё же заметил пробежавшую по его лицу тень удивления. Ну и чёрт с тобой! Тоже нашёлся мне тут хрыч всевластья!

— Разрешите удалиться, — сообщил я и, не дожидаясь ни слова, быстро развернулся и вышел из кабинета.

Дверь на удивление получилось закрыть тихо, без нахального хлопка. А хотелось же, ох как хотелось. Внутри все кипело, сердце, казалось, сейчас разорвётся на части. Скотина! Есть вещи, о которых говорить не стоит. Табу.

Я прислонился к стене и глубоко вдохнул. Что-то совсем уж потерял голову. Оно и так понятно, что Вий в курсе моего настоящего происхождения — вон сколько с отцом дружат. Правда, легче от этого не становилось.

Дымок подошёл ближе и посмотрел огромными перламутровыми глазами, полными сочувствия. Потёрся о мою ногу: одни раз, второй, третий… По коридору разнеслось громкое урчание.

— Хоть ты меня понимаешь, — пробормотал я, приседая и подхватывая кота на руки.

Тот потёрся мордой о мою щеку, жёсткие усы защекотали шею. Я поморщился и фыркнул. Кот снова заглянул мне в глаза. На мгновение стало не по себе: в перламутре вдруг разлилась беспроглядная тьма с засиявшими миллиардами звёзд. Дымок моргнул — вновь внимательные глаза, пусть и волшебные. Так, кажется, пора идти в общагу. А то скоро увижу, как из двери Вий-Совяцкого выходят обнажённые танцовщицы в шляпках и туфельках.

Встав, я побрёл по коридору, удерживая кота на руках. Тяжёлый, кстати. Маленькая зверушка, ёлки-палки. Мимо прошла незнакомая девица, оглядела с ног до головы, словно раньше никогда мужчины не видела, а потом зарделась аки роза.

Я прошёл мимо. Не до девочек сейчас. Тут ещё серьёзный вопрос: как отреагирует на моё возвращение дражайшая злыдня? Уж не запустит в голову что-то тяжёлое? Ну, так. От доброты душевной.

Однако пустая комната неприятно удивила. Уже ожидая цыганочку с выходом, впал даже в лёгкий ступор, когда меня встретила гробовая тишина. В остальном, в принципе, вполне порядок. Чистота, мои вещи аккуратно сложены (Саша, что ли? Или кто тут ещё решил позаботиться?), даже пыли нет. Надо же… Опустив кота на кровать, задумчиво ещё осмотрел комнату. Странно, ощущение, что её тут давно нет. Или у меня уже галлюцинации с чутьём приключились? Тогда плохо дело.

Устроившись рядом с котом, бездумно ухватил лежавшую на столе книгу. Чёрт. Сердце кольнуло. Громовское «Лысогорье». Кирилл всё-таки талант. Сумел не только побывать в ведьмовском мире, но и книгу написать. Эх, нельзя так, надо вытянуть человека. Пусть Вий себе что хочет думает и развлекает своих упырей скоморошьими плясками.

— Андрей? — неожиданно с порога раздался удивлённый голос. Мужской, что характерно.

Подняв голову, я встретился глазами с Дожденко. Тот держал в руках несколько книг и, кажется, пытался сообразить, как я тут оказался.

— Как видишь, — хмыкнул я, инстинктивно пряча громовскую брошюру за спину. Ярослав, конечно, парень хороший, но пока не стоит ему быть в курсе наших сугубо мольфарских разборок.

Он быстро зашёл и плюхнул рядом, ощутимо хлопнул меня по плечу.

— Ну, слава богу! А то тут такие слухи по универу ходят, что мама дорогая! И отец твой приезжал, и…

— Отец? — оторопело перебил я, пытаясь сообразить с какой целью он тут крутился.

Нет, безусловно, он мог испугаться. Всё же по ту сторону Чумацкого Шляха не каждый день ходишь. Но всё же что-то здесь было не так.

— Ну, да, — кивнул Дожденко, — ты разве не помнишь? Тебе ж подсунули в аудиторию цвет отруты.

Я отмахнулся:

— Помню. Не обращай внимания. Это, кхм, просто наши личные отношения.

Дожденко подозрительно посмотрел на меня, явно ничего не понимая, но и не рискуя уточнять. Дымок тем временем вытянулся и принялся обнюхивать характерника.

— У, какой, — хмыкнул Ярослав, подняв руку, чтобы погладить.

Дымок вдруг зашипел, резко отпрянул и юркнул под кровать. У меня пропал дар речи. Чего это он? Вид Дожденко оказался не менее озадаченным.

— До полнолуния вроде ж ещё далеко, — пробормотал он. — А коты уже против меня. Ну и ладно…

В этот момент захотелось хлопнуть себя по лбу. Ну, конечно же! Хороший характерник принимает облик зверей. При этом чаще всего — волка. А вот Дымок вряд ли оценит большую собаку у себя под боком. Лишь покачав головой, только спросил:

— Как там мои?

Растерянность на лице Ярослава мигом сменилась угрюмостью:

— Сил моих нет, — признался он. — Знаешь, нельзя так говорить, но и впрямь дождаться не мог, когда ты вернёшься. Эти обормоты заездили меня. И у моих-то ещё ветер в голове, что огого! А первый курс — вообще!

Я невольно усмехнулся:

— Ну, знаешь, брат, мы в своё время такими же были.

Дожденко поморщился:

— Нет, были б такими, то в универе не остались работать в любом случае. Ушли бы на тропу вольных, кхм, торговцев.

Я рассмеялся. Ну, спасибо, хоть не сказал, что шарлатанов. Хотя в наше время люда всякого хватает.

— А твоя-то где? — неожиданно резко перевёл тему он.

Я моргнул, но потом сообразил, что речь идет о Саше.

— Не знаю. Пришёл, а не ждёт никто. Видать, поехала искать лучшей доли.

— Как же, — хмыкнул Ярослав, вставая с кровати и вновь подхватывая свои книги, — эта поедет. Разбежится и ещё раз поедет. Просто весь день этой злыдни не видел, а это странно. Пани Ткачук у нас вообще-то трудоголичка.

Я пожал плечами:

— Рано или поздно явится.

Хотя, конечно, странно. Вий-Совяцкий за прогулы может и вытурить с работы. Тут, значит, какая-то серьёзная причина.

— Завтра выходишь? — уточнил Ярослав с плохо скрываемой надеждой в голосе.

Не раздумывая ни секунды, я кивнул, ибо программу и самому нагонять надо, да и делом пора заняться. А то Шаленый ещё удумает меня обратно в монастырь, тьфу, лазарет засадить!

Лицо Ярослава посветлело:

— О, да. Счастье есть!

***

Счастье — оно бывает разное. Во всяком случае, все его оттенки явно виднелись на озадаченных лицах моих студентов. Радовало, что всё ж нет откровенного ужаса и уныния. То есть, меня ребята любят больше, чем Дожденко. Мелочь, а приятно. Динка вообще смотрела на меня широко распахнутыми глазами, словно впервые заметила.

Пока я с деловым видом пролистывал журнал, внимание женской аудитории становилось всё сильнее. На меня глазели, как на дивный экспонат из Полтавского краеведческого музея. Разумное объяснение, разумеется, было. Хоть мне и не хотелось его признавать. Прыстрасник, изжарь его Дидько на завтрак, все же после смерти сделал «подарочек», который при восстановлении магии, расцвёл во всей красе. И теперь вместо скромного преподавателя Андрея Чугайстрина получался какой-то мачо (недоделанный, на мой взгляд) с явной целью не научить студентов, а затянуть всех в постель.

Учитывая, что в мои планы это не входило, а смотрели на меня так, будто я уже сделал не менее дюжины неприличных предложений, такое положение дел никак не радовало. На которые, кстати, согласились.

Вздохнув, я медленно произнёс, оглядывая замерших студентов:

— Ну, что? Готовы продолжать обучение? В конце концов, остался всего месяц. Потом мы должны выехать на практику. А там придётся показать всё, что выучили за этот год, что…

Я оборвал себя на полуслове, уставившись на руку Дины. Бронзовый перстень с вспыхнувшим рубиновым огнём камнем. Внутри кольнуло. Что за злыдневские истории? Откуда у неё мосяжный перстень отца?

Дина в этом время что-то шепнула Багрищенко. Та раздражённо дёрнула плечом. В аудитории повисла напряжённая тишина, студенты смотрели на меня, не понимая в чём дело. Дина подняла голову и вздрогнула. Невольно убрала руку с парты, словно пряча от меня перстень. При этом в жёлтых глазах было нечто вроде раскаяния. Только отчего и почему — я так и не понял. Да что здесь творится? Поймаю после пар и…

— Андрей Григорьевич, — громко раздался занудный голос Козявкина, — вы меня слышите? Правда, что Практика у нас пройдёт на Лысой горе?