Глава 2. Смерть прыстрасника

— Влюбился, как мальчишка, — произнёс Кирилл, глядя куда-то в ночную даль. — Сразу думал глупость, или приворотным угостили, ан нет…

Он передал мне трубку. Красивая, из тёмного дерева, и табак такой, что голова кругом идёт. И всё одно лучше сигарет. Мы сидели на старой потёртой лавочке возле дома. Время здесь тянулось странно, необъяснимо. Вроде столько времени прошло, а над головой до сих пор звёзды и тьма. Кирилл сейчас был где-то далеко, в воспоминаниях о событиях последних месяцев.

— Вий меня вызвал и велел собираться. Представляешь, — Кирилл как-то горько усмехнулся, — всего полчаса дал. Я, конечно, попытался спорить, но… — он вдруг сглотнул.

Я покосился на него:

— Что?

— Сразу меня слушал, — тихо произнёс Громов, — а потом начал приоткрывать глаза… — Повисла тишина, можно было расслышать, как стрекотали сверчки. — Меня такой страх окутал, что двинуться не мог. Словами не описать. Просто стоит он перед тобой, дыхание перехватывает, и понимаешь, что на своих двоих уже не выйдешь из кабинета.

Я не знал, но поверил. Запугать Вий-Совяцкий умел. Но в то же время не мог поверить, что можно было вот так встать и сбежать, даже не поставив любимую в известность.

Кирилл на меня не смотрел, поэтому и выражения лица заметить не мог.

— Вернулся в общежитие, почти не глядя покидал вещи в чемодан, и рванул на выход. Ощущение, будто околдовали.

— А соседка тебе ничего не сказала? — подозрительно поинтересовался я. Чтоб Ткачук и молча? Вовек не поверю! Эта злыдня может сама загрызть, но если кто чужой польстится на её собственность, пусть даже это всего лишь коллега на покусание, это будет очень большая проблема. Для польстившегося.

— Соседка? — Кирилл с искренним недоумением уставился на меня. — Ты о чем?

— Э, — реакция искренне удивила меня, — по комнате. Я живу с Ткачук. А ты разве был не с ней?

Он покачал головой:

— Нет. Я вообще жил один.

Пришла моя очередь удивляться. В горле запершило, что аж закашлялся. Картина в голове не складывалась: если Сашка сама недавно заселилась, то почему не сказала ни слова? Да и так уверенно со всем управлялась… Кажется, с закрытыми глазами могла найти нужную книгу или же задёрнуть штору мановением руки. Сил берёт мало, но ориентироваться на местности надо хорошо, иначе можно натворить делов.

— А тебя поселили с женщиной? — осторожно спросил Кирилл, явно верно истолковав моё замешательство.

— Именно, — кивнул я, — даже хуже, со злыдней.

Он вздёрнул бровь, переваривая услышанное.

— Черт знает что, — пробормотал Громов, — никогда такого не видел. Разве ж… — Он резко смолк и прислушался. — Что это?

Откуда-то слева долетел слабый стон. А может, и просто ветер. Голос явно нечеловеческий, но и на зверя не похоже. Сколько не вслушивался, больше ничего не разобрал.

— Кстати, что это за место? — спросил я, отгоняя нехорошие предчувствия.

Кирилл зябко передёрнул плечами:

— Да кто уж разберёт. Напитано мольфарской силой — и то славно. Я когда по Лысогорью пошастал, так понял, что мы можем создать пространственный отрезок, которому никто не сможет навредить. Только место будет почти мёртвым, мольфарская сила вымораживает многое. Наверно, ты и сам почувствовал, что аура тут пустая.

— Заметил, — кивнул я, выпустил дым и легонько закрутил его пальцами. Дым завис воздухе, потом запульсировал. Внутри появилось продолговатое перламутровое семечко, миг — второе. Раздалось раскатистое урчание. Дым повисел в воздухе, а потом резко развернулся и уселся дымным котом мне на колени.

Кирилл тихо засмеялся:

— Молодец, я как-то не додумался так сделать. Да и поначалу совсем сил не было. Я ж из универа почти сбежал. Только на Таню успел охранку дополнительную кинуть. А потом весточку через Трамвайщика посылал.

Я поморщился:

— Эта вредина, которая катается на трамвае по невидимым путям?

Кот на моих коленях успокаивающе заурчал и потёрся головой о мою руку. Я почесал его между ушками, которые слабо удерживали материальную форму, и дымились, словно только что погашенные угольки. Перламутровые глаза довольно прикрылись.

— Он самый, — улыбнулся Кирилл, — собиратель грёз. Трамваев по Полтаве давно не ходит, а какой-то чудак загадал Городовому, чтобы трамвайчик никогда не исчез. Вот и исполнили.

Кот вытянул лапу и потрогал коготками колено Кирилла, словно одобряя его рассказ. Тот рассмеялся и погладил её.

— Через него потом и передал весточку, — вздохнул он, — но пришлось почти сразу же уехать в Киев. Родни у меня нет, надо было срочно искать работу. И знаешь, нашёл. Правда, в обычной школе, читать историю. Но выйти туда так и не смог — пришло письмо от Вия…

— От кого? — не поверил я своим ушам. Чтобы этот хмырь рассылал почту выгнанным работникам? Какая трогательная забота, да только явно это не про ректора ПНУМа.

Кирилл криво усмехнулся:

— Ага, ты сразу сообразил. А я, дурак влюблённый, решил, что Вий передумал. Мозги напрочь отключились просто. Ещё и посмотрел: стоит герб университета, обрадовался. Хотя, конечно, подозрения закрались, но… не до них было.

— А что в письме написали-то? — поинтересовался я.

Где-то вновь раздался призрачный стон, но ещё слабее прежнего. Кирилл не обратил внимания и продолжил рассказ:

— Писали, что Танька вляпалась в неприятности, на неё открыли охоту дражайшие родственнички. И мне нужно поскорее вернуться. Письмо потом в гадюку превратилось и резво уползло. Я только оторопел, помянул Вия парой слов, как вдруг перед глазами потемнело, и рухнул без сознания.

— Мда-а-а-а, — протянул я, — родня у неё ещё та. Приятного мало.

Деревья зашумели, раскачиваемые ветром. Кот недовольно дёрнул ухом и принялся топтаться у меня на коленях. — А дальше как? Очнулся уже здесь?

— Мне повезло, — медленно произнёс он, глянул на меня и криво усмехнулся. Половина лица так и осталась недвижима, от чего стало немного жутковато. — Оказался в этом доме. Поначалу и пошевельнуться не мог. Видимо, тот, кто пихнул меня в портал за Чумацкий Шлях, вытянул слишком много энергии. А потом ничего… отошёл. Лес тут рядом, еду добыть можно. Да и домик нашпигован всякой бытовой магией.

— Может, это дача какого мольфара? — хмыкнул я.

Кирилл слишком резко пожал плечами:

— Не знаю. Вряд ли, разве того, кто совсем не боится Призрачного Цимбалиста. Я как оклемался, вышел разведать что вокруг. Увидел усыпанную звёздами дорогу. Стало и страшно, и жутко любопытно. Сразу пойти не решился, но этак через два часа вдруг сообразил, что вовсю шагаю по этой дороге.

Я покачал головой:

— Неудивительно. Цимбалист как заиграет, так душу всю вытянет. Удрать — ещё та сила нужна.

Кирилл кивнул:

— Вот-вот. Я еле сумел сбежать. Уж так затягивал, чего только не обещал — бррр.

Ответить было нечего, я вернул ему трубку. Попали туда — не знаю куда, что делать — ещё большее не знаю. Конечно, надо как-то выбираться, только как?

— Первое время знаешь, как я мечтал отсюда убраться — у-у-у-у, — Кирилл спрятал трубку в карман. — А некуда, лес тут зачарованный: ходишь кругами туда-сюда, а толку никакого нет. Только и слышен смех Цимбалиста.

Слева снова донеслись стоны, даже еле слышно прошелестел голосок:

— Не могу-у-у…

Котейка на моих ногах вскочил и зашипел. Дымная шёрстка стала дыбом. Мы быстро переглянулись. Ничего хорошего он не предвещал.

— Надо бы сходить посмотреть, — пробормотал я.

— Угу-у-у, — протянул Кирилл, поднимаясь, — сейчас, погоди. За печью тут лежит старенький посох. Сейчас принесу.

— Но…

Договорить я не супел — он унёсся в дом. Даже если на посохе нет защитных чар, то ещё не значит, что его может ухватить любой. Я остро пожалел, что сейчас моя бартка лежит в шкафу общежития. Эх, и весточку Александре не послать, мол, кинь топорик, милая. А ведь кинула бы, злыдня… И ещё как!

Кирилл вышел из дома, неся в руках изогнутую палку из тёмного дерева. Ни тебе резьбы, ни мольфарского порошка, даже клеймо не выжгли.

— Я его недавно нашел, — произнёс он, — никаких чар не наложено, но силы он из пространства черпает. Штучку эту явно мастер делал, только почему-то не подумал её как-то оградить.

Поначалу я не решался брать посох, но потом всё же взял. Ладони чуть обожгло, а потом разлилось приятное тепло. Энергия будто шла из него, пробиралась под кожу и соединялась с кровью. Кирилл с любопытством наблюдал:

— Видишь как. То ли безмерно добрый человек был…

— То ли место это так повлияло, — осенило меня, — не зря напридумывали баек про Чумацкий Шлях.

— Может, — согласился он, — поэтому держи крепко.

— А ты?

Громов криво ухмыльнулся и похлопал себя по бедру, возле его ладони тут же мелькнул еле заметный огонёк.

Брови недоумённо поползли вверх:

— Полог невидимости на бартке? Ты что, везде с ней ходишь?

— А то, — довольно осклабился Кирилл, — лишней никогда не будет. Пошли уже.

Звуки больше не повторялись. Дымный кот увязался за мной. Кирилл только неодобрительно поглядывал на него, но ничего не говорил. Я тоже не умничал: если, не приведи бог, моё создание не растворится в ближайшие полчаса, то надо будет срочно что-то решать. Местечко запросто могло наделить его разумом.

Узкая горная тропка спускалась вниз, к тёмным водам озера. Надо же, только звёзды светят, а так хорошо всё видно. И пейзаж вроде какой-то знакомый. Из-под ноги выскочил камешек, я покачнулся, но Кирилл ухватил меня за шиворот.

— Смотри под ноги, — буркнул тоном старика, что я даже невольно кинул на него взгляд.

И впрямь что-то происходило: Громов сгорбился, шёл медленно, словно было тяжело. Назад не смотрел, а окликнуть почему-то язык не повернулся. Эх, проделки Чумацкого Шляха!

Озеро закрывали заросли кустов, только чуть виднелся поблёскивавшая под звёздными лучами водичка. Раздался шорох, ветки дрогнули. Пролетел стон:

— Не-е-е-т…

Я только крепче сжал палку. На крики о помощи не похоже, но мало ли кто там прячется — может, Цимбалист проказничает? С него станется учудить шалость. Правда, это ему шалость, а мы потом костей не соберем.

Я прошептал несколько слов, однако Кирилл развернулся и зажал мне рот.

— Тише, — шикнул он, — вдруг тут чары против нас обернуться.

— От охранки ничего дурного не будет, — возразил я.

— Знаю, но вдруг она перекинется на…

Он резко смолк. Воздух застыл в лёгких. Раздвинув чёрные ветви, к нам медленно выползало мертвенно-бледное существо.

Мы с Кириллом медленно попятились. Существо замерло, белесые длинные пряди его закрывали лицо. Оно издало гортанный вопль, я вздрогнул. Голова вдруг закружилась, кровь вспыхнула огнём, даже захотелось глянуть — не разжёг ли кто рядом костра?

Длинная белая рука существа потянулась к Кириллу. Он шагнул назад и вдруг так и замер, с едва приподнятой ногой. Согнутые пальцы прошлись по его ступне, существо вдруг злобно зашипело и отпрянуло.

— Закоханый[10], — разобрал я слово и замер от внезапно возникшей догадки. Неужто прыстрасник? Дух плотских утех и потерянных душ? Не поверил бы вовек, что он может выглядеть столь мерзко, но голова кругом, пьяно-шальное состояние и, кхм, чёрт… возбуждение. Будто смотрю не на белокурую сестричку девочки из «Звонка», а настоящую красавицу.

Шипение повторилось и резко оборвалось. Кирилл рухнул без чувств, прыстрасник потянулся ко мне.

— Чистый, свежий, — выдохнул он, — еда…

Последнее слово отрезвило, да так, что я с размаху треснул прыстрасника по голове. Удар вышел вскользь, миг — возле меня стояла обнажённая красавица. Белокурые волосы мягкими волнами спадали до бёдер, алые губы улыбались, в глазах — все звёзды Чумацкого Шляха. Нежные руки обвили мою шею, дыхание обожгло скулу.

— Так как, красавец? Прогуляешься со мной до озёра? Искупаемся при свете луны?

Не смотри, не смотри ей в глаза, мольфар, если жить хочешь. А жар-то от тела идёт огого! Так бы сжал покрепче, впился в губы… Какое там озеро? Здесь тоже ничего, трава мягкая, ночь на дворе, хоть и прохладно, а, да неважно! Всё равно есть как согреться.

Проворные пальцы начали расстёгивать мою рубашку.

— Никогда мне таких не встречалось, — дурманом лился мурлыкающий голос, — только тебя и ждала, уж растеряла всю надежду.

Я шумно выдохнул и оттолкнул её.

— Сгинь.

Сияющие глаза широко распахнулись, она охнула, полные груди приподнялись при вдохе. Гибкие руки вновь коснулись меня.

— Сгинь, чтобы глаза не видели, уши не слышали. Сгинь, чтобы и следа не осталось, — тихо произнёс я заклинание — простенькое, но в таком месте точно беды не навлечёт, только слова и конкретное указание. — Сгинь, будто не являлась.

Посох вспыхнул бордово-красным светом, прыстрасник вскрикнул и закрыл руками голову.

— Нет! Пощади-и-и-и! — завыл страшным голосом. — Прошу!

Посох сам рванул вперёд, утягивая меня. Ткнулся в белое тело, прыстрасника окутало пламя, душераздирающий вопль заставил содрогнуться. По мне словно пропустили электрический ток, посох выпивал силу из существа, но отпустить его не получалось — руки будто приклеились.

Яркая вспышка заставила зажмуриться, ударная волна сбила с ног. Я упал на землю, пребольно стукнувшись затылком. Попытался встать, но ноги не слушались. Сознание вдруг заволокла тьма; последнее, что я услышал — затихающий, полный ненависти шёпот:

— Пр-р-р-р-роклинаю. Получи сполна, мольфар-р-р-р-р… Никогда ты её не найдёшь, никогда с ней не будешь. Пр-р-р-роклинаю…

Пробуждение всё же пришло. Но приятным его назвать никак было нельзя. Голова раскалывалась, бок саднил. Я поморщился и приподнялся. Боль прострелила затылок, охнув, потёр его. Мда, уж. Нехорошо приложился, теперь бы ещё проверить, что с Кириллом.

Прыстрасника нигде не было. Я покосился на валявшийся рядом посох. Хороша штучка, ничего не скажешь, однако. Высасывает энергии без возможности восстановления. Ну и ну. Потянулся было за ним, но пальцы замерли, почувствовав шедший от дерева холод. Странно. После того, как втянул энергию, наоборот должен гореть огнём. Нахмурившись, я медленно поднялся, стараясь не делать резких движений.

Кирилл лежал там, где упал. Я двинулся к нему, но резко замер. Его окружала какая-то тонкая чёрная грань, будто кто-то разлил нефть, а потом прикрыл её стеклом. Я осторожно подошёл, в нос ударил острый запах, по коже пробежал холодок.

О боже, магия злыдней! Но откуда здесь?

Кто-то неподалеку тоненько захихикал: мерзко, неприятно, аж холодный пот прошиб. Мол, я тебя вижу, а ты меня нет. Я товарища твоего злыдневской плёнкой окутал, а тебе его не вытащить.

— Кто здесь? — выкрикнул я, понимая, что совершил глупость. Не захотят — не ответят. Хихиканье смолкло, совсем рядом что-то прошуршало, меня с силой толкнули в бедро. Я пошатнулся, но чудом удержался на ногах. Собрал энергию, сплёл пальцы, между ними засиял изумрудно-зелёный шар. Пространство вокруг осветило, выхватило чернильную тень, тянувшуюся к Кириллу.

— Убирайся прочь! — рявкнул я и швырнул в неё шаром.

Тень отпрянула, но шар взорвался, обдав её снопом искр. Она кинулась ко мне, но я увернулся. Под пальцами вновь мягким огнём защекотал кожу зелёный огонь.

— Уби…

Тень вдруг закружилась смерчем, вбирая в себя зелёный свет, стала выше и шире. Сквозь тьму я внезапно разобрал оскаленную пасть и мерцающие глаза-угольки: злые, отчаянные. Тень выпустила чёрную паутину, швырнула её в меня, но наткнулась стену зелёного пламени. Я усилил поток энергии, кинул защитный купол на Кирилла.

Концентрация злыдневской магии стала сильнее, я почувствовал, как в тело впиваются миллионы иголочек. Сосредоточился и зашептал заклинание. Но с губ слетел не человеческий голос — по Чумацкому Шляху разлетелся скорбный плач трембиты. Он становился громче, пробирал до костей, поднимался всё выше и выше, словно к горной вершине. Пальцы окутало приятное тепло, зелёный огонь ворвался в бешено крутившийся смерч и испепелил его на месте.

Ноги подогнулись, и я рухнул на колени. Лоб взмок, пришлось его вытереть рукавом, попытался подавить мерзкую дрожь. Заклятье «Голос трембиты» — ещё та зараза. Сил жрёт неимоверно, но, конечно, и результат даёт что надо.

Я подобрался к Кириллу. Грудь вздымается, дышит. Значит, порядок. Похлопал по щекам, он с трудом разлепил глаза:

— Просыпайся, спящий красавец.

Он поморщился и невольно потёр щеку.

— Поосторожнее.

— Ну, звыняй, что не поцелуем, — хмыкнул я и помог приподняться. — Знаешь, пока ты тут в отключке валялся, мне пришлось вырубить и прыстрасника, и злыдня.

— Злыдня? — Кирилл недоумённо уставился на меня.

— Ага. — Я зажёг маленького светляка и легонько подкинул его в воздух. — Смотри, что тут вокруг. Да и сам сейчас магию почуешь.

Однако Кирилл смотрел только на меня. И с каждой секундой становился всё бледнее, в глазах отразился ужас.

— Андрей… — его голос дрогнул.

— М? Что?

Столь резкая перемена заставила насторожиться, однако я не мог взять в толк, что его так напугало.

— Что с тобой сделал прыстрасник?

— Э-э-э… Да ничего.

Громов стал ещё бледнее и нервно махнул рукой в сторону озера:

— Ничего? Да ты только взгляни на себя!

***

Сплетённые из света звёзд и луны длинные пальцы замерли на струнах. Ветер шаловливо коснулся цимбал, прозвенел что-то печальное и тут же исчез, испугавшись желтоватых глаз. Глаза были большими, чуть продолговатыми, без зрачков. Поминутно неодобрительно щурились и поглядывали на землю.

Раздался дикий вой, чёрной птицей пролетело на землёй проклятие. Призрачный Цимбалист только вздохнул, сорвал с неба несколько мерцающих искорок, сжал в ладони, а потом сдул на землю.

— Глупый старый прыстрасник, — выдохнул он, и ветер рядом зашумел. Может, даже б и захихикал, только не положено ему, ветру-то.

Цимбалист задумчиво провёл пальцами по струнам, те нежно отозвались.

— Говорил — не трогай закоханых. Так нет же… Кровь у них пьянит, душа у них слаще, на всё готовы, лишь сказку свою продлить да из чаши вечной любви глоток сделать.

Ветер согласно прошелестел, снова тронул струну, но цимбалы обиженно молчали. Не любят, когда всякие их трогают. Вот и всё.

— А этот дурень туда же. Хоть раз да испить, вот и испил… Теперь даже праха не найти, мольфар ведь своё дело знает. Хоть странный он, ох, стра-а-а-анный.

Цимбалист вздохнул, нарисовал в воздухе круг. Круг на миг замер, потом замерцал золотистой окантовкой. Через него, словно через маленькое окно, виднелся угол Гоголевской улицы. Прошла ворчащая бабуся в коричневом пальто и красной шапке, пробежал школьник, таща на поводке упиравшегося пса, тёмные стены ПНУМа угрюмо и молчаливо взирали на прохожих. Вдруг раздался задорный звон, заставивший Цимбалиста невольно выдохнуть.

— Клятый звонарь, ишь как разошёлся, — пробормотал он.

В поле зрения появился высокий седовласый мужчина в чёрной одежде, расшитой красным, жёлтым и зелёным. Медленно обернулся, словно почуял взгляд Цимбалиста. Светло-голубые глаза, что лёд весенний, — тонко, ненадёжно — посмотришь подольше и прямо в холодную горную речку свалишься.

— Чугайстер, — выдохнул Цимбалист, — то-то и оно. То-то я и вижу неладное творится. Как же пустил свою кровиночку сюда, а не учёл остального?

Ветер только вздохнул. Цимбалист ласково провёл ладонью по инструменту, струны дрогнули, миг — исчезли цимбалы, растворились сияющей пылью среди созвездий. Встав в полный рост, он ещё раз глянул на землю: там, где-то у черного озера ещё чуется след злыдня. Но это не его печаль, уж пусть мольфары с ним сами и разбираются. Тут уж игра будет куда интереснее. Он довольно потянулся и, заложив руки за спину, быстро зашагал по Чумацкому Шляху. Ох, что-то совсем засиделся-то в глухих краях. Надо бы выйти, посмотреть что да как, старых друзей потешить да и… самому потешиться.

Чем дальше шёл Призрачный Цимбалист, тем быстрее таяла тьма вокруг. Проступали силуэты домой, расчерчивалась брусчатка дорог, вверх взлетали рвущиеся в небо крыши зданий. Истончался, уменьшался сам Цимбалист, мерк звёздный свет. Вот уж и роста вполне человеческого стал и одежкой обзавёлся: дорогие брюки, драповое полупальто, щегольские ботинки с бронзовыми бляшками по бокам. Протянул руку — вынул из воздуха шляпу, водрузил на голову. По плечам рассыпались тёмно-русые кудри, глаза закрыли стёкла круглых очков. За ними-то почти и не разглядеть, что взгляд цепкий, страшный, нечеловеческий. Растянулись губы в приветливой улыбке; Цимбалист отряхнул с плеча снег, осмотрелся по сторонам. Щелкнул пальцами — из воздуха сама выпрыгнула трость: чёрная и лаковая, с набалдашником в виде черепа.

— Ну, здравствуй, матушка Полтава, — тихо поприветствовал он, едва склонившись. — И ты, синеглазая Ворскла. Давно не виделись. А теперь и времечко пришло.

Глаза черепа на набалдашнике трости засияли мертвенно-зелёным светом.

[10] — (укр.) влюблённый