Пролог

В Раю гораздо мягче климат,

Но лучше общество в Аду…

(И. Губерман)

Издревле, в начале времен, когда не было света и тьмы, не было добра и зла, не было счастья и несчастья. Лишь серые тона, лишь безразличье, и полу-счастье жили на земле. В те времена правитель мира был один. Один он властвовал землею, небом, жизнью и мечтой.

Сместилась ось земная и разбила она правителя напополам. Уж думал мир – конец настал! Но половины ожили, оправились, хоть вместе не срослись. И времена, похожие на наши начались. Оставим, не посмеем говорить о Властелине Света, обратимся к царству Тьмы.

Так повелось, что господа и Тьмы и Зла жили внизу. В ядре Земли расположился Ад – прекрасная, зловещая обитель. Но и Правитель Тьмы всесильный не вечен. И по наследству трон передавался раз в две, в три сотни лет. Сменялся родом род.

Самый настоящий пролог.

О том, что было до того как началась эта книга. Шестьсот шестьдесят шестой год до нашей эры – две тысячи пятый год нашей эры.

…Имеющий разум число сосчитает

Презренного зверя, несущего смерть

Число с человеком всегда совпадает

Шесть сотен на нем, шесть десятков

И шесть.

(«Омен»)

Я всмотрелся в зеркало. Из его глубины на меня уставилось лицо. Красивое лицо. Копна черных курчавых волос до плеч, высокий лоб, густые брови, глаза без зрачков (единственная неизменная часть моей внешности), орлиный нос и тонкий, плотно сжатый рот, над которым торчали лишние и чуждые этому лицу мушкетерские усы. Я щелкнул пальцами, и усы исчезли.

Я продолжил изучать отражение. Когда-нибудь это лицо будут узнавать все, от самого глупого ангела, до могущественнейшего демона. Вельзевул! От звука этого имени будут в страхе бежать святоши, свет будет меркнуть, испугавшись этих букв! Свет! Свет, наконец, поймет, что его место не пол вселенной, а лишь небольшая ее часть, а его предназначение – оттенять мощь Тьмы!

Я вернулся из области фантазий в реальный мир, и изменил внешность. Теперь из зеркала на меня смотрел молодой демон, с широкими крыльями за спиной, аристократической лисьей мордой, и только глаза не изменились – оставались такими же бездонными, лишенными зрачков. Я добавил несколько штрихов и остался доволен полученным портретом. Это больше соответствует реальности.

Итак, что же я имею? Да ничего! Вчера я взошел на престол, вчера только испил воды из Огненного Озера, а сегодня ужаснулся! Ад, всемогущий Ад, тот самый Ад, которым я так мечтал править – лишь плод моего воображения! Нет Ада! Нет мощи, в которую я верил, нет величия! Зато есть толпа голодных, грязных демонов, тысячи бессмысленно слоняющихся по свету душ, и огромное количество в стельку пьяных духов. Кто я? Я правитель без владений и подданных! Бессмысленная фигура в истории!

В ярости я стукнул кулаком по золотой раме зеркала. Рама глухо застонала.

— Замолчи! – велел я ей, и рама нехотя покорилась. Старые, вышедшие из повиновения вещи, старые глупые демоны, старый развалившийся мир….

Я оглядел комнату. Пустота… старый дубовый стол устало скреб когтями по полу, люстра лениво дремала, погасив большинство свечей, а те, что еще позволяли огню превращать плотный воск в жидкость, делали это так лениво, что комната погрузилась в полумрак. Стул пристроился возле стола и грустно собирал лохмотья старой обивки. Мне хотелось кричать. Хотелось кричать на всех: на ленивых слуг, на пьяных духов и демонов, на сонные вещи, на ВСЕХ‼! Мне хотелось тряхнуть их, расшевелить‼!

Дверь открылась, и в поеме показалась заспанная голова демона:

— Вше Величтво, к вм там демн… — пробормотал он пьяным голосом.

— Вон‼! – заорал я, и метнул в демона струю холодной воды.

Мокрая морда убралась, а через минуту…

Вошло самое настоящее чудо. Демону могло быть как сто лет, так и несколько тысяч. У него были черные, уложенные в строгую прическу короткие черные волосы, лицо духа: темные глаза, театрально закрученные усы. Легкая улыбка обнажала острые клычки. Но самое главное, он был совершенно трезв, сыт, здоров и… и в комнате началось что-то не-вообразимое! Словно в чулан ворвался луч солнца, поднимая тысячи пылинок! Свечи вспыхнули, стол вытянулся в струнку, и даже старый стул подскочил, готовый служить. Зеркало заиграло огнем, комната очнулась, готовая преклоняться перед вошедшим демоном. Или, скорее, духом. А тот слегка наклонил корпус в мою сторону и произнес бархатным, звучащим изнутри, глубоким басом:

— Здравствуйте, Ваше Черное Величество. Я осмелился явиться к Вам без предупреждения и готов принять от Вас любое наказание за свою дерзость.

Не смотря на вычурность фразы, она была произнесена тем тоном, которому столетиями учатся придворные духи. Но я насторожился – не козни ли это Света?

— Тебе повезло. Я не стану наказывать тебя за твое появление без приглашения. — Ответил я грозно, пожалев, что сменил любимый мною облик властелина на такой удобный образ простого демона.

— Ваше Величество великодушны! – он так умело обошел слово «добры», что я мысленно поаплодировал и уверенным голосом спросил:

— Кто ты?

— Мое имя Мефистофель.

— Ты демон?

— Я дух! – он уже выпрямился и смотрел мне в глаза смело, упрямо, ничего не боясь.

Я решил проверить кое-что и, резко двинув рукой, послал в него мощную струю воды – безопасно, но отлично показывает реакцию и умение. Доля секунды понадобилась воде, что бы долететь до молодого духа, но, долетев, она остановилась, съежилась и испарилась, хотя Мефистофель не сделал ничего. Он просто стоял с легкой улыбкой на губах.

— Кто остановил поток воды? – спросил я.

— Я – ответил дух, и поклонился.

— Как? Ты не делал ничего! Не было движения, а значит, не было действия! – поймал я его на лжи. Хотя, видит Преисподняя, я больше всего на свете хотел, чтобы этот дух оказался просто чудом, а не шпионом Света.

— Мне не нужны движения! Ваше Величество, я обучался магии у тех, чье искусство превосходит слабые знания Черного рода.

— У кого же – заинтересовался я, и, сев на тот самый старый стул, потребовал, – расскажи подробнее.

— Драконы учили меня мыслить, ведьмы учили варить отвары, способные исцелить или убить одним ароматом, Сфинкс раскрыл мне тайну времени, а джины научили пользоваться всеми этими знаниями. Я проходил практику в лесу с кентаврами и единорогами, но не усвоил и половины данных мне знаний. – Ответил он, продолжая глядеть мне в глаза.

— Ты говорил со Сфинксом! С тем, кто вечно хранит молчание! – изумился я и понял – этот дух, если он не врет, поможет мне!

— Да. Его молчание происходит от одиночества. Ему не бывает скучно, но зато бывает одиноко. Я потратил на учебу две с половиной тысячи лет.

— Я хочу, что бы ты рассказал мне о встрече со Сфинксом.

— Рассказать? Ваше Величество, моим словам вы не поверите, но если вам будет угодно, я покажу.

— Покажешь? Уж не владеешь ли ты тайной Показа, создания миража, утраченной тысячелетия назад?

— И этой и многими другими тайнами, Ваше Величество.

— Докажи – приказал я. Тогда Мефистофель поклонился и оглядел комнату. Его взгляд остановился на огромном медном зеркале.

Чуть прищурившись, словно от страшного напряжения, он заставил зеркало увеличиваться до тех пор, пока оно не закрыло всю стену. Но это я тоже умел. Так что наблюдал за действиями духа с усмешкой. Но как только зеркало покрылось толстой коркой льда, я перестал улыбаться. Потом с зеркалом начало твориться что-то совсем странное. Отражение предметов исчезло, зато стал появляться совсем другой пейзаж. Потом в комнату, как из открытого окна, хлынул поток жаркого воздуха, и…

***

Стояла жара. Жара гнетущая, почти осязаемая, порождающая призрачные видения, пробуждающая духов воздуха, и те, радуясь свободе, принимали обманчивые очертания, то соблазняя путника колодцем воды, то плодовым садом, то уютной тенью. Однако фигуре, одиноко идущей по песку, это, казалось, было безразлично. Фигура была облачена в бесформенное черное одеяние, похожее не то на мантию, не то на балахон.

Она принадлежала мужчине – высокому, стройному, молодому. Его волосы, некогда черные, как смоль, теперь были пепельно-серыми, выгоревшими на солнце. Лицо, почерневшее от загара и пыли, поднятое к солнцу, уже потеряло какие либо приметы, выражение, и лишь глаза, безумно выделявшиеся своей живость, выражали страстное желание. Сложно понять, что искал он в пустыне, посреди песков, но ясно было одно – что бы ни было предметом его страсти, оно являлось и целью жизни. Вдруг на горизонте показались мутные громады, но мужчина не удивился, он просто шел. Шел быстро, но не напрягаясь, и лишь струящийся по лицу пот говорил о его смертельной усталости. И все же взгляд его пылал: каждый шаг – приближение к цели, за которую стоит отдать жизнь.

Между тем глыбы на горизонте, вместо того, что бы исчезнуть, как мираж, как бред, порожденный жарой, все увеличивались, становились осязаемыми, но все еще скрывались в дымке.

И все же мужчина понял, что перед ним. Он дернул головой, облизал пересохшие губы черным от пыли языком и сделал еще несколько шагов.

И, о чудо! До сих пор скрытые пеленой, теперь Пирамиды предстали перед ним во всем своем величие. Но мужчина не задержал взгляда на загадке мироздания, а направился к воплощению Тайн. Целью, ради которой стоило пройти сотни километров, был Сфинкс. Только подойдя к огромной каменной статуе, он остановился. А остановившись, начал шептать что-то быстро, словно скороговорку. Однако ничего не произошло.

Его лицо изменилось. Неужели все эти бессонные ночи прошли бесполезно! Неужели он где-то ошибся. Однако он взял себя в руки и осторожно втянул носом воздух. А потом облегченно улыбнулся. Ну конечно, старо как мир! За все надо платить, а валюта, как известно, только одна. Он вынул из складок балахона острый ножик, солнце отразилось на отточенном лезвии. Мужчина поднес нож к вене на руке и сделал надрез. Черная кровь потекла из раны, и, капая на песок, исчезала, капля за каплей. Наконец мужчина убрал нож, и рана тут же срослась – так срастаются они только у тех, кто не принадлежит к людскому роду.

Мужчина снова начал свою скороговорку, но на сей раз, закончив, он сказал громко:

— Здравствуй, воплощение тайн, загадка мироздания! – его голос, низкий, чуть хрипловатый, разнесся в разные стороны. А сам он смотрел на Сфинкса, словно ожидая ответа.

И ответ не заставил себя ждать. Каменная пасть раскрылась и произнесла:

— Кто ты, глупец, посмевший ради своей выгоды разбудить меня? – голос раздавался из ниоткуда, звучал без интонаций. – Я знал, что ты идешь, но кто ты – мне не известно. Пока неизвестно.

— Тебе известно все, владыка пустынь, но вряд ли моя скромная персона тебе интересна.

— Не раздражай меня, назовись. – Каждое слово произносилось со странным усилием, с ударением на каждый слог, и это делало и без того грозное зрелище говорящей каменной громады вдвойне страшным.

— Я не смею вызвать твой гнев, а потому преставлюсь: я Мефистофель, скромный дух, прилежный ученик у всякого, кто знает больше меня, и враг того, кто знаниям предпочитает тьму невежества и обманчивый покой лени.

— Скромный дух? Ученик? Ученик и скромный дух разбудил меня? Дух узнал заклятия, не известные даже дьяволам? Дух выкрал Великие Книги? Не лги мне! – в голосе не появилось интонаций, но речь с каждым словом становилась легче, словно создание вечности вспоминало забытые слова.

— Никто и никогда не посмел бы лгать тебе! Да, я дух, да я лишь ученик, но я не крал Книг. Уже много тысячелетий их никто не может украсть, ибо они канули в Лету.

— Книг больше нет?

— Увы. – Мефистофель развел руками, показывая крайнее сожаление.

— Но тогда как ты смог узнать заклинание, позволяющее пробудить ото сна даже меня? – удивилось создание Вечности.

— Я долго решал эту задачу, я изъездил весь Свет и все царство Тьмы. Я учился у всякого, я искал, и теперь я стою пред тобой, смиренно опустив голову, внимая каждому твоему слову.

— Ты сам вывел Формулу?

— Сам.

— И что ты можешь, дух Мефистофель? – в голосе появилась нотка улыбки, столько необычной для того, кто всегда хранит молчание.

— Я могу многое. Я могу творить заклинания без движения или слов, я могу появляться там, где захочу, но те, кто учил меня прежде, дали мне умение. К тебе я пришел за знанием.

— Ты мне почему-то нравишься, Мефистофель, но прежде чем я соглашусь или откажусь учить тебе, ответь мне: сколько тебе лет?

— Ровно две тысячи пятьсот лет. – Ответил Мефистофель.

— И сколько лет ты учишься?

— Две тысячи четыреста девяносто три года, как только мне исполнилось семь лет, я начал учиться.

— Ну что же, Мефистофель, ты знаешь, за сколько дней был сотворен мир, только отвечай просто и быстро. Назови цифру.

— За семь.

— А тебе, что бы постигнуть тайны этого мира, понадобится в триста шестьдесят пять раз больше.

— Ты согласен научить меня тому, что веками постигают люди, ангелы и дьяволы, за семь лет?

— Верно. Садись подле меня, Мефистофель. – Произнес Сфинкс.

***

Как только огромное каменное изваяние произнесло эти слова, зеркало затрещало, и снова вернуло свой обычный размер и отражение комнаты.

— Извините, Ваше Величество, то, что было дальше, касаться только меня и Сфинкса.

— Я понимаю, Мефистофель. Но теперь, когда я убедился в правдивости твоих слов, скажи мне, что же, ты хочешь здесь?

— Долг и мечта любого духа – служить всемогущему Дьяволу. Если вы прикажете, все мои знания, и весь я – к вашим услугам. Я знаю не много по сравнению с существами Разума, но по сравнению с любым духом мои знания практически неограниченны. –

Тут меня взяло сомнение: а не хвастается ли он? И где, все-таки, доказательства того, что он не служит Свету?

Я решил это проверить. Если он хвастун, то стушуется, если ангел – увернется от ответа. Есть только один способ узнать – ангелы не умеют видеть прошлое дьяволов.

— Скажи мне, ты должен понять мое желание проверить тебя, ведь не каждый день… — Мефистофель кивнул, словно говоря: «Вы правы», а я продолжил – и так, скажи мне, — я на секунду задумался – как звали моего тайного наставника? Того, о котором никто не знал, даже слуги.

— Вашего наставника звали – он прищурился – вы его называли Оргом, но его настоящее имя – Великий Молох. Он был Великим Князем Тьмы, а потом исчез. Вы нашли его. Он учил вас… раньше.

Я кивнул, потом произнес, тихо:

— Скажи мне еще, где он теперь? – я знал ответ на этот вопрос, но только я.

— Убит. – Ответил Мефистофель, постояв секунду с закрытыми глазами.

— Кто его убийца?

— Вы.

Я сел за стол и кивнул еще раз. Он – тот за кого себя выдает.

— Мефистофель! Я верю тебе. С сегодняшнего дня ты назначаешься заместителем начальника отдела кадров в этом замке. А там будет видно. Надо завтра встать пораньше, часов в восемь. – Это я уже произнес тихо, сам себе, а потом сотворил указ и протянул духу.

Тот с поклоном взял его и исчез, а я довольно улыбнулся: не перевелись еще духи в Аду! Не все сидят по кабакам!

***

Да, думал я, глядя на то место, где еще секунду назад стоял дух, мои мечты могут сбыться. Могущество Ада – это не пустые слова. Я уверен, что смогу воплотить в жизнь свои мечты. Еще я думал о том, что неплохо было бы создать семь должностей, по числу смертных грехов, что бы снять эти обязанности с Дьявола. А что? Почему бы и нет?

Мечты могут стать явью – думал я, ложась этим вечером спать и оглядывая свою спальню: небольшую комнату, освещаемую торшером в виде черепа огромной собаки, лежащем на четырех длинных змеях.

— Спать! – сказал я вслух, и торшер начал медленно гаснуть

Скоро исчез из поля зрения шкаф с древними книгами и пергаментными свитками, потом пропал рабочий стол, стеклянный шкафчик, а потом все комната погрузилась во тьму. Я засмеялся и заснул.

Во сне я видел Ад во всем его могуществе: туда-сюда сновали демоны, исполняя каждое поручение, я принимал послов из царства Света, и они предлагали мне условия вечного мирного договора, а я сомневался, тогда послы шли на уступки…. Вошел хорошо одетый, трезвый демон и сказал:

— Ваше Черное Величество, как Вы и приказывали, завтрак готов. Ваше Величество, Вы просили разбудить Вас пораньше!

— Я занят! – сказал я, а демон продолжал:

— Вы просили разбудить Вас раньше! – я открыл глаза и тут же быстро заморгал: передо мной стоял демон, именно такой, какой мне представлялся во сне – чистый и трезвый, в хорошей ливрее и с отполированными до блеска крыльями.

— Что это значит? – спросил я ошалело.

— Ваше Величество, мосье Мефистофель сказал нам, что мы – кретины недоделанные, и,… и еще много разных незнакомых слов… – смущенно ответил демон, словно оправдываясь.

Я улыбнулся: ну конечно! Теперь в замке есть заместитель начальника отдела кадров. А если за дело взялся Мефистофель, можно расслабиться: весь вид демона говорит об этом. Я потянулся и махнул слуге рукой: «Свали в туман». Демон исчез, а я принял свой любимый облик – копна черных волос, глаза без зрачков и орлиный нос – и отчетливо произнес:

— Мефистофель! – дух тут же в центре комнаты материализовался.

— Да, Ваше Величество?

— Расскажи, что это значит? То есть, нет, как тебе это удалось? Так будет правильнее.

— Вы о чем? А! о демонах! Ну что вы, Ваше Величество! Это было так просто! Сейчас в Вашем распоряжении сто двадцать демонов, готовых к работе. Еще двадцать наводят в замке порядок, десять работают на кухне и еще тридцать семь облагоображивают территорию.

— Прекрасно! Мефистофель, я рад. Но скажи, что ты предпринял, что бы за одну ночь добиться того, что начальнику отдела кадров не удавалось за много столетий?

— Спалил начальника отдела кадров… — сказал будничным тоном Мефистофель, и объяснил свое действие – потому что он трус и лентяй, а к тому же редкостный халтурщик и вор. – А потом нахмурился: – это было ошибкой?

— Судя по результатам, нет. – Вздохнул я. – иди. И продолжай работать в том же духе, но… постарайся больше никого не сжигать.

— Есть! – и Мефистофель исчез так же внезапно, как и появился.

Я был доволен. Подошел к зеркалу и сказал:

— Вель-зе-вул. Я тот, чье имя будет известно каждому!

***

Прошло всего шестьсот лет, и мечты становились явью. Ад стал похож на Ад. Открывались школы и институты, академии, заводы, фабрики, магазины…

За появление в общественных местах в нетрезвом состоянии сажали в Ледяную камеру – самую страшную тюремную камеры для существ тьмы – на двадцать суток и взимали штраф, размером в пятьдесят дьяволов, что пополнило казну: демоны не сразу отвыкли от пьянок.

В мире людей возникали новые государства, нарождалась какая-то новая религия, но это не страшно, это только говорит об усилении могущества Ада.

Мефистофель наладил работу кадров в замке так хорошо, что я мог только дивиться – и как такое возможно?

А однажды я решился на осуществление своего проекта разделения обязанностей. Долго я не мог решить, как преподнести его своим подданным, и однажды…

Это был зимний день зимнего года, (в аду зимы очень длинные один год, и очень короткие второй год, поэтому года так и называют: первый зимний, второй зимний, первый летний…), так вот, был зимний день зимнего года. Стоял крепкий стоградусный мороз. Свет адского пламени отражался на снегу.

Я вошел в палату Темного совета как раз тогда, когда часы били тринадцать часов дня – время начала заседания Темного совета.

Вошел и огляделся.

Огромный зал. В центре возвышение – мое место, а по кругу, поднимаясь с пола до самого потолка, тысячи мест. Первые три ряда – для членов Темного совета, а остальные для прессы, любопытных граждан и послов из других стран. Идея пропускать на заседание Совета гостей только по билетам была принята, и это приносило не малый доход.

Совет состоит из пяти частей: Воины, Мечтатели, Предсказатели, Чиновники, Интеллектуалы.

Так вот. Я вошел в зал заседаний и осмотрелся. Гостей сегодня – тьма. Все члены Совета в сборе. Я поднялся на свое место и взял в руки микрофон (на земле его изобретут еще не скоро!). Зал замер.

— Дамы и господа! – начал я – Темный Совет. Приветствую вас! И первый вопрос, который я хочу задать вам, — я повернулся к духам-предсказателям – какой сегодня год? – Духи предсказатели знали много о будущем, но о настоящем — непростительно мало. Но все же, когда вопрос задает Вельзевул, отвечать приходится.

— Шестьдесят шесть лет осталось до конца этой эры.

— Верно, предсказатели. А теперь скажите мне, какой день сегодня?

— Тринадцатый день шестого месяца шеститысячного зимнего года.

— И это верно, предсказатели. А теперь мой вопрос будет к вам – я повернул голову налево, к зеленой массе чиновников. В отличие от расплывчатых предсказателей, они были весьма материальны. – Неужели такой день такого месяца такого года может не ознаменоваться важными для процветания Ада событиями? – я оглядел всех духов. Я наслаждался удивлением, которое вызвал у них мой вопрос. Наконец вверх, к самому потолку повалил дым от собрания тех, кого принято называть Призрачными Мечтателями.

— Да? – спросил я у них. Призрачные мечтатели заговорили четко и хором, как говорили всегда:

— Такой день не может не остаться в истории Ада просто потому, что он такой, и ничего в этот день не должно быть совершено.

— Призрачные Мечтатели! – рявкнул я – провалитесь в Адское пекло! – И тут же все Мечтатели исчезли из зала, покатились в Адское пекло, попискивая и цепляясь за все, что попадало в их несуществующие лапы. Несколько минут Темный Совет испуганно оглядывался, словно боясь, что и их постигнет та же кара. А я продолжил – И так. Кто хочет последовать за Мечтателями?

— Не.… Ни… — послышались тихие писки. Все-таки, хорошо быть Правителем Ада!

— Вот и хорошо! А теперь я скажу, что должно случиться в это знаменательное время. Мне надоело заниматься рутиной, вместо того, что бы заботиться о процветании Ада, надоело самому нашептывать людям гадости, как это положено особе моего положения, и посему с сегодняшнего дня в Аду создаются семь новых должностей!

— Каких! – крикнул кто-то из массы Воинов.

— Интеллектуалы! – позвал я, обращаясь к массе краснолицых, одетых во все красное духов. – Назовите известные вам смертные грехи!

— Сластолюбие – крикнул один, и тут уже началось перечисление:

— Чревоугодие!

— Алчность!

— Зависть!

— Праздность!

— Гневливость!

— Гордыня!

— Алчность…

— Верно – прервал я поток повторов. – Но почему я один должен всем этим заниматься! С сегодняшнего дня появляется семь должностей. Духи! Они очень хорошо оплачиваются, в придачу к ним вы получите земли и почести, но… назначены будут только лучшие. За всеми подробностями обращаться к духу Мефистофелю. Совет закрыт – и я исчез, оставив в смятение и недоумение и членов совета, и репортеров и гостей.

***

И так, семь должностей были созданы – я могу позволить себе создать должность, казалось бы, одним только словом. На самом деле я давно подготовил все документы.

Разумеется, из-за новых должностей тут же начнется свара. Никто и не подозревает, что обещанные земли не будут самыми плодородными и ухоженными, а привилегий будет не так много.

Но меня это не волнует. Я знаю, что после этого так же будут поступать правители из мира людей, знаю, но это будет потом. А сейчас…

А сейчас посреди комнаты заклубился сизый дым и появился взбешенный Мефистофель. О том, насколько он зол я судил по дыму – Мефистофель обычно просто возникал из ниоткуда. И я даже знал о причине его злости.

— Спасибо, Ваше Величество – рявкнул он, едва дым улегся, по возможности больше испачкав ковер и стены. Мефистофель не обратил на это внимания и продолжил ругаться – Никогда не думал, что за шестьсот лет службы можно получить такую награду! Кто просил Вас сваливать вашу затею с грехами на мою голову? И еще ладно, если бы вы побеспокоили себя и сообщили мне об этом, хотя бы, за час до Совета, так нет же! Вашему Черному Величеству было не до того, ***! Я еле отделался от Ваших верных подданных. ***! И что же это я такого вам сделал плохого, что вы решили на меня и это повесить? Мало духов в Аду что ли? ***‼!

— Послушай, Мефистофель… — начал я, не думая обижаться на его наглый тон, но Мефистофель меня прервал:

— Или вы снимаете это счастье с меня, или я ухожу. ***! Не желаю участвовать в этой затее. Она может быть и хороша, но не для меня. Нет, нет, нет, спасибо, но я здесь не причем. ***, ***, Я мирный дух с наклонностями консерватора, и вашей *** мне не надобно! Я все сказал.

Такой ругани я в жизни не слышал, и не смог не улыбнуться. Однако Мефистофеля это, видимо, задело за живое.

— Ах! Вашему Величеству весело! Ну конечно! Вашему Величеству всегда весело! Я даже догадываюсь, зачем Ваше Величество все это устроило! Вашему Величеству нужен при дворе клоун? – Иронично, но с нотками истерии в голосе прорычал Мефистофель – Ну так вот – я этим клоуном быть не желаю! ***! Ищите себе другого шута, а с меня хватит! – и дух исчез, оставив после себя кучу дыма и вони.

Я сел за стол и попытался убрать дым и запах протухших яиц, но, впрочем, не особенно усердно: если Мефистофель хотел, что бы его не скоро смогли забыть, можно было держать пари – этот дым и запах будут преследовать меня еще долго.

И все-таки, не смотря на ссору с духом, не смотря ни на что – я был счастлив. Так счастлив, как никогда. Теперь оставалось придумать совсем немного. Надо заставить мир произносить мое имя с ужасом. Нужно, что бы, произнося имя Вельзевула, люди, ангелы и демоны содрогались – вдруг Вельзевул их услышит? Ха! Обо мне будут думать, как о чем-то ужасном, как о воплощении зла и порока, и никто не вспомнит, что на самом деле я был невысок, узок в плечах, немного хромал и боялся тараканов. Никто. Правда, никто не вспомнит и о моих положительных качествах – ну кому придет в голову, тысячелетий этак через триста, что великий и ужасный Вельзевул писал в молодости стихи, и влюблялся…

Я смотрел на огромный глобус, стоящий передо мной, и тщетно пытался понять, в какой точке этого глобуса находится рассерженный Мефистофель. Надо помириться с ним. Такого врага я никому не пожелаю.

Да! Насчет врагов! Я и не говорил, что с врагами мне повезло! Да, именно повезло! У меня их сравнительно немного. И мятежей очень мало, что радует! Правда, был один крупный заговор, но я его вовремя углядел, раскрыл, заговорщиков велел упрятать в тюрьмы подальше (даже просьбы Мефистофеля пощадить одного из них не тронули меня!), и все снова стало тихо. Видимо, меня и вправду боятся!

Я встал, потянулся, глянул на часы и вышел из кабинета. Запах и дым последовали за мной. Демоны смотрели на меня с немым вопросом: зачем Правитель Ада загрязняет замок, но я сделал вид, что все так и должно быть.

Я собирался размять ноги и пройтись до центра и обратно, но не тут-то было. Едва я вышел из замка, как увидел на дороге целую толпу галдящих демонов и духов. Я подошел и громко спросил:

— Что здесь происходит?

— Ваше Величество!

— Ваше Величество!? – кинулись все ко мне, и тут я сам увидел причину испуга моих подданных. Дорогу закрывала невидимая стена. Одна из тех, которые так любил Мефистофель. Хотя стена была невидимой, она прекрасно чувствовалась.

— Ваше Величество, здесь стена!

— Ее невозможно обойти!

— И облететь!

— Ваше Величество‼!

— Тихо – остановил я демонов. А потом громко произнес:

— Мефистофель! – к моему удивлению, дух появился,… но по ту сторону стены.

— Да, Ваше Величество. – Иронично поклонился он.

— Мефистофель, я был не прав. Ты знаешь.

— Знаю – кивнул Мефистофель, увидев которого, надо сказать, все демоны разбежались, кто куда.

— И ты меня простишь?

— Ваше Величество, только при условии, что вы снимите с меня эту обязанность.

— Хорошо.

— Я согласен – и стена исчезла, а я подошел к Мефистофелю.

— Мефистофель, я должен сказать тебе одну вещь. Мне кажется, что за эти шестьсот лет ты стал для меня не слугой, а другом. Я предлагаю тебе свою дружбу.

— Дружбу? Духу? Вы шутите! Дух не может быть другом дьяволу, только слугой, – опешил Мефистофель. Однако, вместе с растерянностью я уловил в его голосе нотки возмущения и недоверия.

— Нет, дух может быть другом дьяволу, если этот дух — ты. Да, я дьявол, но мои знания и умения – ничто, в сравнении со знаниями, которыми владеешь ты. Будь моим другом. – И я протянул руку. Мефистофель колебался долю секунды, а потом протянул свою. Ладонь у него была холодная, широкая, с длинными цепкими пальцами, и удивительно сильная. – И еще, Мефистофель, называй меня по имени: Вельзевул.

—? – поднял брови Мефистофель.

— Да, – я кивнул.

— Хорошо, Ва… – но под моим взглядом поправился – Вельзевул. – Я довольно улыбнулся.

***

Мой слуга, ставший теперь другом, был личностью весьма неординарной. И дело было не только в его магических способностях и поразительном умении нравится. Чем больше я его узнавал, тем больше меня поражала широта и глубина его познаний. Не было темы, на которую он не мог рассуждать. Не было тайны, которую он не мог раскрыть. Но при этом, при всех его талантах прирожденного придворного, оратора, при его поразительном умении нравится и быть в центре внимания, он не любил торжеств. Они его явно раздражали. Обычно он появлялся на празднике на час-полтора, а потом исчезал, словно его и не было.

Мне жутко хотелось узнать – что же он делает в это время. Любопытство – не порок, как известно. Так что на этот раз, немного повеселившись, и убедившись, что все гости заняты разговорами, я тихо последовал за Мефистофелем. Конечно, если бы он исчезал магическим путем, мне бы его ни за что не найти, но он предпочитал покидать праздник пешком. И я пошел за ним.

Тихо шли мы по коридорам замка, пока, наконец, не оказались в комнате Мефистофеля.

Он вошел и сразу же сел за стол, мурлыча под нос какую-то песенку. Неожиданно перед ним появилась толстенная, наверное, в ладонь толщиной, книга. Он раскрыл ее на последней странице, вставил туда еще десяток белых листов, и, взяв перо, начал выводить буквы каллиграфическим почерком.

Надеясь на то, что магия замка сильнее внутреннего взгляда Мефистофеля, я встал у него за спиной.

«Кентавры. Умнейшие создания из всех, что обитают в мире Лесов. Эти люди с лошадиным телом обладают интеллектом во много раз более развитым, чем даже духи. Живущие в согласии с природой, иногда своим образом жизни они напоминают дикарей. Но это впечатление рассеивается, стоит заговорить с ними…»

Я удивленно приподнял брови – что это? Причем тут кентавры? И лишь через нескольку минут до меня дошло – он пишет книгу?! Я разрывался между желанием обнаружить свое присутствие и спросить, и боязнью, что моей магии не хватит, что бы защититься от него – Мефистофель не любил, когда кто-либо лез в его жизнь. Я некоторое время колебался и решил сбросить завесу магии, но меня остановил голос Мефистофеля:

— Здравствуйте, Вельзевул, – сказал он, не отрываясь от работы, – страница была уже полностью исписана.

— Добрый вечер, Мефистофель. Извини, что вторгаюсь в твою жизнь, – сказал я, а потом спросил. – А как ты узнал, что я здесь?

— Я вас слышал. Вы пошли за мной из зала, – ответил он, усмехнувшись.

— Однако ты не подал виду – возмутился я.

— А зачем? Вы хотели узнать, куда я ухожу – вы узнали.

Дух отложил перо и вытянул руку вперед, словно разминая пальцы.

— А что ты делаешь? – поинтересовался я, хотя понимал, что меня это касаться не может.

— Я пишу книгу о созданиях Света, Тьмы и Разума, – отозвался он несколько холодно, но без злости.

— А можно? – я протянул руку, показывая, чего хочу.

Книга тут же оказалась в моих руках. Тяжелый том в кожаном переплете и с белыми страницами, появившимися у людей только к двадцать первому веку – бумага формата А4. Я открыл книгу на первой странице:

Энциклопедия существ Тьмы, Света и Разума

Было выведено на титульном листе чем-то красным. Кровью? Буквы были старинными, а первый лист казался достаточно старым – веков пять-шесть, наверное.

— Титульный лист старше переплета, – заметил я.

— Да. Этот лист особенно мне дорог. Это подарок. Текст написан кровью, как вы могли бы заметить. – Мефистофель, судя по всему, был не очень доволен, что я смотрю книгу, но отказать не мог.

— Обычно кровью подписывают договора, скрепляют союзы, а тут… — я фыркнул.

— Это кровь одной замечательной девушки. Разума. Она подала мне идею затеять эту работу. И она же подписала своей кровью титульный лист – чтобы я не бросил свой труд, – объяснил быстро Мефистофель. Сразу стало ясно – лучше не спрашивать дальше. Следующий ответ может быть не столь любезным.

— Ясно… — протянул я, и открыл книгу в другом месте. На букве «Б». Бесы.

«Бесы – низшие создания в мире Тьмы. Рабы по своей природе, они выполняют в Аду самую черную работу, не сожалея о своей участи ни одного мгновения. Их умственный потенциал очень невелик – они почти не способны к изучению грамоты, арифметики, любых других наук. Зато тяжелый физический труд не подрывает их здоровье, они могут спокойно, без малейшего вреда для себя, работать на шахтах, на вырубке леса, на стройках и в Печах Ада…»

Я был сильно удивлен. Всегда считал, что бесы – тоже, что и черти. Хотя, биологию я в школе плохо учил, так что…

Я огляделся вокруг – почему-то в этом уютном маленьком кабинете (даже не комнате), я чувствовал себя совсем обычным. Не думал ни о величии, ни о славе. Мне просто хотелось сидеть здесь, читать книгу, поглядывать на работающего духа, и больше ничего. Здесь было очень тихо, словно мы находились на дне океана или на необитаемом острове. Потом я снова стал листать книгу. Что-то было… что-то недавно я хотел узнать… О каком-то существе…

— Мефистофель! – позвал я.

— Да?

— Не знаешь, часом, о чем я хотел тебя спросить?

— Отличный вопрос! – рассмеялся он. – Я просто поражен! Вы же не спрашивали!

— Ну, ты всегда знаешь больше, чем хочешь показать.

— Нет. Этого я не знаю. Но я знаю, в какой момент возникло у вас это желание. Могу показать – может, вспомните.

Я кивнул, и стал ждать. Мефистофель сосредоточился, посмотрел на маленькое зеркало на стене, и начал показывать: зеркало увеличилось, раздвинуло книжные шкафы, заполнило всю стену, покрылось льдом. А потом лед треснул, и в комнату ворвались звуки праздника. Шум, смех и звон бокалов сливались в единый звуковой ряд. Картинки мелькали с огромной скоростью, и, вдруг, все успокоилось, мелькание закончилось, и я увидел самого себя, идущего по залу.

***

Я шел вперед, оглядываясь и даря улыбки темным существам. Вдруг двери зала распахнулись и вошли двое. Один – мой давний друг, племянник, Высшее Темное Существо (надо будет, кстати, спросить у Мефистофеля, откуда такое название) Баррон. Одет он был чрезвычайно просто (как и всегда): черные брюки, черная водолазка с высоким горлом, черные сапоги. Бесцветно-блеклые волосы зачесаны назад, маленькие руки без перчаток и без всяких украшений. В общем, все, как обычно. Его спутник был мне незнаком. Это был мужчина, завернутый в черный плащ с капюшоном, так что видны были только красные глаза. Баррон подошел ко мне, обнял и своим бесцветным протяжным голосом сказал:

— Позволь представить тебе моего друга, и все. Ни имени, ни звания.

— А кто он? – поинтересовался я.

***

— Стой! Можешь прекращать! – тут же остановил я Мефистофеля. Я помню, что хотел спросить!

— Отлично. – Мефистофель прищурился, и зеркало снова стало обычным маленьким зеркалом на стене. – Так что же?

— Во-первых, кто такие Высшие Темные Существа?

— Это… как бы вам объяснить, что бы покороче… Это темные создания, обладающие рангом и силой дьявола, но не имеющие права вступить на престол. Дьяволы для народа, так можно сказать. – Объяснил Мефистофель.

— А ты…?

— Я дух, – отрезал он.

Я понимал, что тему происхождения Мефистофель не любил обсуждать. Еще бы! С его познаниями и силой он вполне мог бы быть даже созданием Разума, но кровь значит слишком много. Он навсегда останется духом, даже если может убить дьявола одним взглядом.

— Однако вы сказали, это, во-первых. А во-вторых?

— Во-вторых, скажи мне, это существо, друг Баррона, он кто?

— Он… вурдалак, наверное, или вампир, – пожал плечами Мефистофель. – Между ними есть разница, но на взгляд их не различишь.

— А они разве существуют? – с сомнение спросил я.

— А почему бы и нет? Существуют, и неплохо себя чувствуют. Если вы откроете книгу, – он бросил взгляд на свою работу, – на странице тысяча второй, то мне не придется читать вам лекцию о вурдалаках и вампирах.

Я так и поступил.

«Вампиры. Одни из самых необычных, нереальных созданий Тьмы. Большинство жителей Ада твердо уверены, что вампиры – вымысел. Но на самом деле они существуют. Просто живут, в отличие от похожих на них оборотней и эльфов, в мире Глупости или в крайних районах Чистилища, то есть там, где есть люди – их пища. Вампиры – одни из самых красивых и умных существ Тьмы, но, вместе с тем, они же, являются и самыми опасными. При желании, вампир может одним движением разорвать горло не только человеку, но и демону, троллю, дьяволу, дракону.»

— Хм! То-то мне этот товарищ не понравился, – я рассмеялся.

— Да? Значит, у вас очень хорошо развита интуиция. Я за знакомство с вурдалаком чуть не поплатился жизнью, – сказал Мефистофель, откидываясь в кресле, видимо поняв, что я не дам нормально поработать.

— Расскажешь? – спросил я, чувствуя, что злоупотребляю хорошим настроением Мефистофеля. Он нахмурился. Бросил на меня взгляд, говоривший что-то вроде: «А не пошел бы ты!», но коротко ответил:

— Я был молод. Очень молод. Я искал кентавров, и боялся встречи с ними. Но вместо них нашел в лесу, в мире людей, одного вурдалака. Для вас, как и для многих других, кто с ними не встречался, разница между вампирами и вурдалаками невелика… Но разница эта существует. И заключается в том, что вампиры питаются только кровью людей. Они невероятно сильны, но не опасны для созданий Тьмы. Света или Разума. Вампиры – аристократы, они не любят грязи. Они не так опасны и не так отвратительны, как их сородичи, – Мефистофель дернул плечами, бросил взгляд на зеркало, но потом покачал головой. Нет, он не хотел устраивать Показ. – Вурдалакам не важно, кто их жертва – человек или демон. Им нужна не только кровь, но и плоть. Они сжирают свою жертву полностью.

Я содрогнулся, а Мефистофель продолжил:

— Я не хочу подробно описывать эту встречу, скажу лишь, что она была отвратительна. Я отделался сравнительно дешево.

Дух резко встал, расстегнул пуговицы рубашки, сбросил ее на пол, обнажив смуглую мускулистую грудь, потом повернулся ко мне спиной, и я увидел несколько глубоких шрамов, рассекавших его спину. Я ужаснулся – какой силой нужно обладать, что бы оставить такие незаживающие следы на теле духа!?

Мефистофель дал мне минуту на то, чтобы рассмотреть шрамы, потом быстро оделся и, повернувшись ко мне, сдвинул брови к переносице. Книга тут же оказалась в его руках.

— Спокойной ночи! – быстро сказал я и встал.

— Нет. Еще нет. Лучше задать все вопросы сейчас. Потом я не захочу на них отвечать! – медленно проговорил Мефистофель. Я сел. Дух тоже опустился на место, резким движение руки поправил и без того идеально ровный воротник рубашки и пристально посмотрел на меня. Книга теперь лежала на столе.

— Ну, хорошо… Скажи мне, Мефистофель, за что ты так не любишь вампиров и вурдалаков? – спросил я на одном дыхании и непроизвольно прикрыл один глаз.

Я часто задавал себе этот вопрос, но, черт возьми, я никогда не собирался спрашивать об этом своего страшного друга.

— Да… — выдохнул Мефистофель. – Неужели так заметно?

Я кивнул. То, о чем я только догадывался, теперь получило свое подтверждение. Теперь я знал, что объединяет заключенных Четвертой и Пятой тюрьмы.

— Ну, ладно. Я скажу, хотя это и не делает мне чести. Я ненавижу вурдалаков и вампиров, вы правы! – Я содрогнулся от тона, которым это было сказано.

— Но почему?

— Знаете, Вельзевул, есть у каждого из нас свое маленькое проклятье. Один все время попадает в аварии, другой не может пойти в лес, чтобы не заблудиться, третий, творя огненные заклинания, обязательно обожжется…

— Да…

— Для меня таким вот проклятием являются вампиры и вурдалаки. Каждая моя встреча с ними заканчивается либо тяжелым ранением, либо победой, которая достается ценой страшных усилий. Они все время встают у меня на пути… они убили единственную девушку, которую я любил… это ее кровь на титульном листе! – он оскалился и зарычал. – Они убили ее, а я буду убивать их. Каждого из них перед тем, как посадить в тюрьму, я спрашиваю: зачем они убивают невинных!?

Я промолчал. Что тут сказать!? У каждого есть свои слабости. У Мефистофеля их очень мало. И он имеет на них право.

Я взял со стола лист бумаги и быстро написал:

«Приказом Вельзевула.

Усилить охрану заключенных в Четвертой и Пятой тюрьмах. Вооружить охрану осиновыми кольями. На выходе из каждой камеры повесить чеснок.

В.»

Мефистофель с благодарностью посмотрел на меня. Я улыбнулся и протянул ему руку.

Он крепко сжал мои пальцы в своих и тоже улыбнулся….

***

Я возвращался домой с заседания Темного совета. Ничего интересного там не было. Как обычно, Призрачные Мечтатели предлагали дурацкие проекты, а Предсказатели рассмешили всех, сказав, что в семьдесят пятом году этой эры произойдет страшная катастрофа, которой предстоит разрушить Ад, а потом удивлялись хохоту в зале – на дворе семьдесят девятый!

Впрочем, Предсказатели редко говорят что-то дельное. Думаю, что со временем я упраздню Темный Совет.

Я уже занес ногу над последней ступенькой на крыльце дворца, как увидел маленький сверток перед дверью. Щелкнув пальцами, я сотворил маленький шарик света и наклонился к свертку. Наклонился, и отпрянул – это был ребенок. Прямо на одеяле лежал конверт. Преодолев отвращение – не люблю детей – я взял конверт и вынул письмо.

«Вельзевул! Это твой ребенок. Как и ты – этот младенец является истинным дьяволом и воплощением тьмы. Я не хочу, что бы что-то, а тем более ребенок, напоминало мне о тебе и о моем позоре. Я отказываюсь от какого либо участия в судьбе этого существа, так что делай с ним все, что хочешь. P. S. На свет это исчадие ада появилось 31 октября».

Подписи не было. Я фыркнул – эта женщина отказывается от участия в судьбе ребенка, а я? Мне-то это счастье на что? Меня раздирало два противоположных чувства – злость и желание рассмеяться. Выходов из этого положения было несколько: можно было бы прямо сейчас сжечь ребенка, можно было оставить в замке, а можно было приказать, что бы его отнесли в приют.

Я открыл дверь, переступил через сверток и вошел в замок. Потом громко и четко произнес:

— Мефистофель!

Дух появился как всегда из пустоты, и с легким поклоном спросил:

— Звали, Вельзевул? – он так и не перестал говорить мне «вы». Я пытался уговорить его перейти на «ты», но пока безуспешно.

— Звал. И ты даже знаешь зачем? – Мефистофель прищурился, а потом усмехнулся:

— Знаю. Вы хотите знать, что делать с лежащим на крыльце ребенком?

— Да.

— Ну, это просто,– Мефистофель что-то прошептал, а потом продолжил, – сейчас с ним разберется женщина, которой я многим обязан в жизни, она воспитала меня, а теперь позаботится об этой девочке.

— Девочке? – удивился я – Только этого мне не хватало! Ладно, черт с ней. Ответь мне еще вот на какой вопрос: кто написал эту записку – я полез в карман за запиской, но Мефистофель покачал головой, давая понять, что ее содержание ему известно. – Черт! Ты знаешь все?

— Не все. Но многое, – улыбнулся Мефистофель.

— Ты ведь знаешь, кто она? – спросил я.

— Знаю. Я много чего знаю. Но извините, Вельзевул, я вам не стану этого говорить.

— Почему?

— А вы сам подумайте, так ли вы хотите это знать? Приятно ли вам будет узнать, что эта девочка – дочь преступницы, или той, о ком вы не хотели бы вспоминать? Зачем вам это знание, Вельзевул, зачем? – мягко спросил Мефистофель. Я задумался: за последний год передо мной прошла длинная вереница женщин, многих из которых я презирал, а к нескольким питал какую-то нежность, некоторые из них были ведьмами, другие – людьми. Одни графинями и герцогинями, другие – уличными девками. Мефистофель все это знал. Он был прав.

— Да, Мефистофель, ты совершенно прав – вздохнул я. – оставим эту тему.

— Хорошо. Я могу идти?

— Иди…

Прошло два года, за которые я совершил столько немыслимых ужасов, что мир действительно стал со страхом произносить мое имя. Созданные мною должности, обозначающие семь смертных грехов, так хорошо действовали, что огромное количество людей попадало в Ад. За эти два года я подписал перемирие со Светом, разрушил множество городов на земле и твердо понял, что не женюсь. Последнее меня несколько тревожило – нужен наследник. Тогда-то я и вспомнил о найденной на пороге девочке.

Я вызвал ту женщину, чьим заботам поручил ребенка Мефистофель.

Она появилась так же, как появлялся сам Мефистофель, из пустоты, без дыма и лишних звуков. Она была высокой, полной, румяной и, наверное, невероятно старой. Она поклонилась мне и произнесла мягким грудным голосом:

— Чем могу служить Вашему Величеству?

— Я хочу спросить тебя о ребенке, отданном тебе два года назад духом Мефистофелем. Девочка жива?

— Конечно!

— Здорова, надеюсь?

— Ни разу не болела. Растет не по дням, а по часам, уже разговаривает и несколько раз поджигала взглядом бумагу.

— Ты знаешь, что она моя дочь?

— Мефисто сказал мне,– я чуть тряхнул головой на сокращенное имя Мефистофеля, и спросил:

— Как ее назвали?

— Астарх. Я решила, что это хорошее имя.

— Я хочу посмотреть на нее.

— Я могу показать ее вам прямо сейчас.

— Это было бы не плохо.

Она выпрямилась во весь рост и четко произнесла:

— Мефисто, возьми Астарх и появись рядом со мной. Немедленно.

Я еще раз тряхнул головой, теперь удивившись приказному тону. На моей памяти Мефистофель на слово немедленно отвечал, даже мне, потоком отборной ругани, или пожеланием «не быстро» катиться куда подальше, но тут появился рядом со своей воспитательницей мгновенно. У него на руках сидела маленькая очаровательная девочка с курчавыми черными волосами и огромными, широко раскрытыми глазами.

— Здравствуйте, Вельзевул. Здравствуйте, дорогая моя госпожа – обратился Мефистофель к женщине с непривычной мягкостью в голосе. – Вот и мы. – Мефистофель так тепло улыбался, глядя на женщину, что я чуть не фыркнул, но вовремя сдержался.

— Ваше Величество, вот ваше дочь, – сказала женщина и взяла девочку, а потом обратилась к ней – Астарх, ты ведешь себя некрасиво, нужно поздороваться! – девочка перевела на меня свои большие глаза, и я отметил, что в них, как и в моих, нет зрачков. Какое-то время она пристально разглядывала меня, а потом произнесла чистым голосом, без детской картавости:

— Здравствуйте. А кто вы? Я вас не знаю.

Я не мог не улыбнуться, а поулыбавшись какое-то время, громко расхохотался. Однако женщина, имя которой мне до сих пор не было известно, сердито обратилась к девочке:

— Астарх! Я тебе сколько раз говорила: убери этот приказной тон!

— Извините, – девочка опустила голову в искреннем раскаянии. Однако я должен был подумать, к тому же мне надоела почти немая сцена, и я знаком показал, что узнал все, что мне было нужно и хочу остаться один.

— Мефистофель! Задержись!

— Хорошо, — ответил дух, и остался на месте, в то время как женщина с ребенком растворились в воздухе.

— Ну что, Мефистофель, как вижу, о девочке заботятся…

— Еще бы! Эта женщина сделает из нее достойную жительницу Ада.

— Нет! Я хочу сказать тебе, что отныне эта девочка и ее воспитательница будут жить в замке, потому что я хочу сделать ее наследницей престола.

—?

— Не удивляйся. Она – моя единственная дочь, кроме того, я не женюсь, значит, других детей у меня не будет, и… — я развел руками.

— Нет! – громко и твердо сказал Мефистофель.

— Что нет?

— Вельзевул, вы хотите сделать наследницей престола девочку, чья мать вам не известна? Я раскрою вам глаза! – Мефистофель говорил быстро и отрывисто. Всегдашнее его спокойствие исчезло. Глаза его горели огнем. – Ее мать была некогда очень невинной девушкой, и, как часто бывает, стала очень порочной женщиной. Ее мать сидела в тюрьме, она воровка, мошенница, Вельзевул, подумайте… — Мефистофель махнул рукой, и в воздухе возникло усталое злое лицо отчаявшейся женщины. – Она сошла с ума в тридцать четыре года! Гены – страшная вещь! Подумайте, Вельзевул!

— Мефистофель. Я уверен. Все будет отлично.

— Но учтите, Вельзевул, я вас предупредил… Что-то еще будет… Не надо… — Я отвел глаза, но своего намеренья не изменил.

***

Однако Мефистофель тревожился напрасно. Юная Астарх росла быстро, училась прилежно, но Мефистофеля это не успокоило. Он отказался учить ее темной магии и даже ее основам, оправдав свой отказ словами: «Это надо найти самому, а не получить от другого».

День рождение девочки – тридцать первое октября, праздновал весь Ад. Да что Ад — даже люди, называющие этот день Праздником нечистой силы, устраивали торжество.

Астарх же к этому празднеству относилась спокойно, предпочитая учиться, а не веселиться. Ее воспитательница, чье имя я так и не узнал (как сказал мне Мефистофель – у нее просто не было имени), жила в замке, строго следя за поведением и манерами девочки.

Однако чем старше становилась Астарх, чем больше узнавала, тем хуже становилось мне. Бывали моменты, когда я хотел вскочить, как всегда, и побежать, но не мог, чувствуя боль в каждом суставе. Порой я забывал, что делал десять минут назад, а иногда дыхание сбивалось, и вместо ровного, такого привычного для меня, появлялся хрип. Между тем как Мефистофель не менялся, и только его умное лицо изредка принимало озабоченное выражение.

Однажды, сидя за бумагами, я почувствовал, как слезятся глаза. Я испугался и произнес, сам не понимая зачем:

— Мефистофель.

— Да, Вельзевул, – Мефистофель появился перед моим столом.

— Мефистофель, послушай, я не понимаю, что со мной, я иногда чувствую…

— Вельзевул, сколько вам лет? – спросил Мефистофель, не дослушав меня.

— Уже около тысячи – сказал я, и понял, на что намекает дух.

— Разве вы не знали, что правитель Ада не бессмертен?

— Знал, – прошептал я. – Но я не хочу умирать! Я хочу править Адом!

— Вельзевул, смерть вам известна, ведь так? Она не несет ни боли, ни страха…

— Мефистофель, а ты?

— Я дух, и потому бессмертен. Только правитель Ада смертен, это закон.

— Да… так это приближение смерти? – Мефистофель наклонил голову.

— Но, во всяком случае, я со спокойной душой оставлю престол Астарх и надеюсь, что ты не оставишь ее одну?

— На все воля Провидения, но если я смогу, то помогу ей, – ответил Мефистофель, а потом прошептал, – если не будет поздно. — Но меня не устроил такой ответ.

— Поклянись, что не бросишь ее одну, поможешь ей взять в руки управление Адом, не допустишь мятежа?

— Вельзевул, вы знаете, что клятва – это слишком громкое слово. Достаточно будет того, что я пообещаю вам не оставлять ее, но только в том случае, если это будет угодно Провидению. Если же Провидение, чью волю я всегда принимаю смиренно, если Провидение не захочет, что бы я остался рядом с ней, тогда…

— Хорошо. И еще, как ты считаешь, когда я умру? – спросил я, с некоторым трепетом, боясь услышать ответ, и все же желая получить его.

— Я не могу предсказывать будущее, но кое-что мне известно: это случится скоро. Я не знаю, какая сила нанесет по вам удар, но он будет роковым.

Я кивнул.

— И так, поговорили о будущем, теперь о делах.

— Я к вашим услугам, – наклонил голову Мефистофель.

— Мне нужно, что бы ты проверил Огненную Тюрьму. Только как следует, с осмотром всех камер, с проверкой всей документации и бухгалтерии.

— Хорошо. Когда вам будет угодно, что бы я туда отправился?

— Чем раньше начнешь, тем раньше закончишь, так?

— Тогда я отбуду туда немедленно. Это все?

— Все. Мефистофель… — сказал я. А потом добавил. – А что, если я умру, так и не увидев тебя еще раз?

— Я сомневаюсь в этом, но если вас это тревожит…

— Да. Я хочу попрощаться с тобой, ведь ты – мой единственный друг. Прощай.

— Прощайте…

— Нет, скажи мне «Ты».

— Пусть будет по-твоему, Вельзевул. Прощай, – Мефистофель улыбнулся, протянул руку, положил мне на плечо, и… исчез.

***

Не от лица Вельзевула

Мефистофель опустился на порог замка и прислушался. Стояла полная тишина. Нигде не слышалось хлопанье дверей, или громких разговоров. Замок был тих…

Принюхавшись, словно собака, он вошел в замок. Всюду была Пустота…

— Вельзевул! Ваше Величество! – проговорил он, зная, что таким образом даст знать Вельзевулу, что вернулся. Но не последовало ответа. Сердце его сжалось. Неужели Провидение опередило его?

И, чуя неладное, Мефистофель пошел за струей воздуха, несущей тревогу. Тревога эта постепенно стала предаваться и ему самому, когда он понял, что идет в комнаты Астарх.

Он прикоснулся пальцем к двери, и та открылась, не смотря на то, что была заперта на задвижку и замок.

Здесь тоже была тишина, но другая. Наполненная злобой и ненавистью, она была почти осязаема. Мефистофель прошел дальше, открывая дверь за дверью, и, открыв предпоследнюю, дверь спальни Астарх, остановился, словно наткнувшись на невидимую стену.

Та, которая воспитала его как сына, которую он любил больше матери, которая и Астарх воспитала, как свою дочь, лежала теперь на полу. Мефистофелю достаточно было одного взгляда на тело, что бы понять – она мертва. Души здесь больше не было. Мефистофель, сдерживая слезы, огляделся в поисках виновника, и тут открылась потайная дверка, и вышла Астарх. Ее рука сжимала окровавленный нож, на губах играла безумная улыбка.

— Ты? – прошептал Мефистофель. Слезы высохли, не успев появиться.

— Да, я, Ты удивлен, не так ли? – холодно спросила девушка. – Наш провидец не смог понять, что я не простая девчонка! – она захохотала.

— Ты, маленькая дрянь‼! Когда Ад узнает об этом… — Мефистофель не мог сейчас говорить хладнокровно. Жгучая ненависть учащала его дыхание, заставляла сердце биться сильнее.

— Никто не узнает, верно? – спросила она, расстегивая верхнюю пуговицу на блузке. Мефистофель заметил это, и его губы скривились, выражая то отвращение, которое наполняло сейчас все его существо. Дрянь!

— Поверь мне, узнаю все, – губы его еще сильнее изогнулись, а из груди вырвался рык, когда он увидел, как Астарх отдергивает руку от второй пуговицы. – Но в первую очередь узнает Вельзевул. Он проклянет тебя!

— Ха! Ха! Ха! Бедный Мефистофель! Так ты не знал? Да, все-таки пять тысяч лет, это возраст! Сдавать начинаешь‼! Вельзевул уже больше никого не проклянет! Ну-Ну, держи хорошую мину при плохой игре! Да, представь себе, он умер! Ха-ха‼! Великий и ужасный Вельзевул умер!

— Вашими стараниями, – спросил ядовито Мефистофель, переходя на «Вы».

— Даже если и моими – тебе я об этом говорить не стану!

— Но если узнает Ад о том, что вы сделали с той, которая заменила вам мать, вас проклянут все.

— Да кто узнает?

— Все. Убийца!

— Ха‼! Нет, никто не узнает. Ведь ты тоже сейчас… УМРЕШЬ‼! – она пустила в него поток ядовитого газа, но Мефистофель, не моргнув глазом, отбил поток, и сражение началось.

Астарх была так сильна, что, чтобы отбить ее проклятия, Мефистофелю приходилось поднимать руку, пользуясь жестами, совершенно очевидно, что Астарх была не последним магом в Аду. Однако на стороне Мефистофеля были его знания и опыт.

Заклятия, пролетая мимо цели, крушили обстановку, люстра угрожающе закачалась, а через мгновение упала, засыпав сражающихся осколками, но Мефистофель и Астарх не обратили на это внимания. Мефистофель действовал холодно, спокойно, и только глаза выражали сжигающий его изнутри огонь. Астрах действовала быстро, резко, ей не хватало практики, и она стала уставать. Ее проклятия были уже менее мощными и более небрежными, она сжимала зубы, чтобы не показать слабости, но, наконец, упала на пол, сраженная.

— Убивай меня, пес, – прохрипела она.

— Ну что ты! Я не стану пачкать руки в крови такой, как ты, – ответил Мефистофель. – Но, впрочем, я думаю, что ты не виновата в том, что сделала, – Астарх широко раскрыла глаза. – Да, такие пороки передаются по наследству, и… — он развел руками.

— От кого я их унаследовала? От отца?

— Нет… от матери.

— Как ты смеешь! О мертвых нельзя говорить плохо! Моя мать умерла, когда мне было меньше недели, и отец, похоронив ее, отдал меня на воспитание к той, кого я только что убила, – Астарх была задета за живое. Тут расхохотался Мефистофель.

Теперь, услышав это, он понял, как отомстить. Ему, искусному обольстителю, не было ничего проще, чем посеять в душе, оскверненной любым, пусть даже самым маленьким грехом – нет, не раскаянье, — но сомнение. Будь она чистокровным дьяволом, у него не было бы над ней никакой власти, но она была дьяволом лишь наполовину. Дьявол не ведает сомнения, ему чужды муки совести, но человеческая кровь, которая текла в ее жилах и окрашивала кровь в алый цвет, вместо черного, почувствует сомнение, а это – самая страшная мука.

— Ты не знаешь? Я думал, ты любопытнее.… Расскажи мне, Астарх, где могила твоей матери?

— Могила, – прошептала она. – Могила…

— Ну, да, обычно покойников хоронят, не так ли? Или твоя мать была бесплотной, в чем я сомневаюсь?

— Я никогда не видела… — медленно проговорила она, а потом закричала – ГОВОРИ! КТО МОЯ МАТЬ‼! ГДЕ МОЯ МАТЬ!!! – Мефистофель скрыл довольную улыбку.

— Так ты не знаешь? Хотя, впрочем, это никому неизвестно, даже Вельзевулу. Никто не знает, кроме твоей матери и меня.

— Тебя? А ты здесь причем?

— Я знаю все… — он перешел на шепот, заставляя, таким образом, Астарх говорить громче.

— Расскажи!

— Нет, я не стану рассказывать.

— Ах…

— Я тебе покажу…

— Покажешь…

— Смотри ,– и Мефистофель провел рукой в сторону висевшего на стене зеркала.

А зеркало повело себя странно. Сначала оно покрылось коркой льда, а потом очертания предметов начали меняться. Из светлой комнаты отражение превращалось в темную грязную комнату, корка льда исчезла, а потом появилась толпа существ. Секунда – и они приняли вид демонов и бесов. Хотя звука не было слышно, Астарх поняла, что это – настоящая пьянка. Вглядываясь в лица, она скоро увидела Вельзевула. На нем повисла молодая девушка. Сам Вельзевул был на столько на веселее, что едва стоял на ногах, и все же поднял девицу на руки и понес куда-то. Она хохотала, веселилась. Изображение стало двигаться, как камера, следя за Вельзевулом, но тут нервы Астарх не выдержали и она завизжала:

— ХВАТИТ‼!

— Хватит, ну что ж. А вот другая картина, – Мефистофель указал на поменявшееся изображение. Теперь женщина беззвучно хохотала, извиваясь в руках служителей закона.

— ДОВОЛЬНО‼! С меня хватит! Довольно! Вы… — она тяжело дышала. – Вон из этого дома. Вон. ВОН‼!

— С превеликим удовольствием, – Мефистофель отвесил столь непочтительный поклон, что Астарх хотела, было запустить в него чем-нибудь, но тот растворился, оставив в воздухе лишь едва заметную дымку.

***

Мефистофель оказался у себя, в родном замке, в любимой комнате. Комнат в его замке, который он предпочитал называть домом, было неограниченное количество, но пользовался он только одной. Той, в которой стоял Шкаф.

Шкаф он впервые увидел много веков назад, у одного старого дракона. Дракону Шкаф был не нужен, и он с удовольствием подарил его Мефистофелю за одну услугу.

Притащив Шкаф домой, Мефистофель совершил страшное кощунство – разобрал его на мелкие кусочки. Не один год ушел у него на то, что бы выяснить строение Шкафа и все его удивительные свойства. Ведь Шкаф подчинялся владельцу беспрекословно и мгновенно давал хозяину все, что тот пожелает.

Изучив строение Шкафа, Мефистофель усовершенствовал его, и теперь ему не нужна была никакая мебель – Шкаф подавал ему все, что он захочет. Кроме, увы, кровати. Ее пришлось ставить рядом.

И так, Мефистофель оказался в своей любимой комнате, и тут же подумал о бутылке ведьминого напитка. Протянул руку на Шкаф и снял бутыль. Мир заволокло призрачной дымкой…

Шел тысяча семьсот пятый год.

Следующие сто лет выпали из его памяти, запитые крепчайшим ведьминым вином, а еще на двести лет он сам выпал из жизни общества, разводя розы в своем саду, не показываясь никому на глаза, затаившись, исчезнув, обратившись в страшную легенду, одну из тех, какими всегда полон Ад.

***

А за эти годы произошло множество изменений в правительстве. Если кратко рассказывать об последних трех веках, то выйдет такой перечень событий:

Дух Вельзевула, неприкаянный, метался по Аду, наводя ужас на его обитателей.

Но не было покоя и Астарх. Оставшись одна, она тихо сходила с ума. Обреченная до самой смерти чувствовать на руках кровь своей воспитательницы, она мечтала найти того, кто заставит ее забыть о своем преступлении, о своей вине, о своей матери…

И она нашла его.

Молодой дух по имени Сатана, невысокий, с живыми умными глазами, финансист по образованию завладел если не ее сердцем, то ее мыслями. Оптимист, умеющий найти во всем свои плюсы, он очаровал Астарх.

И в тысяча восьмисотом году они поженились.

Почти сразу после этого события Астарх отреклась от престола, передав его своему мужу.

А в тысяча девятьсот восьмидесятом году у нее родился сын, она хотела назвать его Вельзевулом, но передумала в последний момент, и решила – будет Ловьядом.

Еще спустя пять лет, на свет появилась дочь, Анатас.

А еще через пять родился второй сын, Трэч. Астарх умерла в родах, моля Провидение о том, что бы ее душа успокоилась, смогла забыть лежащий на ней грех. Ходили слухи, что как только Астарх навсегда закрыла глаза, в горах успокоился дух Вельзевула.

Стареющий Сатана женился на молодой ведьмочке Анфисе.

А к две тысячи пятому году и Сатана почувствовал приближение смерти…

Конец пролога.