6.

Обильная и сытная пища сыграла с бардом шутку, а может, усталость — Канье не заметил, как заснул в тихо покачивавшемся паланкине. Принцесса Тень не требовала от него поддерживать беседу, девушка, сидевшая в паланкине — компаньонка или служанка, — вообще с ним не разговаривала. Он не клевал носом, просто в какой-то миг весь мир словно исчез для Канье, а когда появился снова, Полталисмана обнаружил, что лежит на кровати в красивой маленькой комнате. Он не помнил, как и когда его перенесли в эту комнату. Бард огляделся, ощущая себя замечательно отдохнувшим; в комнате было темновато, хотя шторы на окне отдернуты. Канье подошел к окну и увидел Старую Столицу, тонущую в сумеречном вечернем полусвете. За окном оказался небольшой балкон; Канье вышел, с радостью вдохнув сладкий вечерний воздух. Старая Столица считалась местом провинциальным и захудалым. Почти каждый дом тут говорил об упадке и заброшенности, а ведь когда-то это был прекрасный город. По неведомой прихоти прадед нынешнего короля перенес старицу в Та́рден — маленький, но зато речной городишко. Старая Столица, даже имя которой оказалось, забыто, осталась городом-памятником, городом музеем прежних веков королевского правления. Многие жители покинули ее в первый же год, но многие остались. Канье вздохнул; судя по всему, этих последних «многих» было все-таки слишком мало.

Он находился сейчас во дворце. Не новое, но явно отреставрированное здание, и реставрация еще продолжалась — со своего балкона бард видел пристроенные к стенам мостки, валявшиеся на земле осколки старой лепнины, и свежую, украшавшую окна и промежутки между балконами. Канье подумал, что надо бы взглянуть на замок со стороны, но завтра, завтра. Сейчас слишком быстро темнело.

 Он услышал стук в дверь и покинул балкон. В комнате уже ждали служанка, принесшая ему ужин, и старик алхимик.

— Добрый вечер, — сказал он улыбаясь. — Богиня была добра к вам и послала вам долгий и крепкий сон. Я по рассеянности так и не представился. Меня зовут Шойе.

Канье не очень охотно назвал себя. Бард не видел смысла ближе знакомиться со случайными спутниками.

Он посмотрел на поставленный на столик поднос с яствами — девушка-служанка ждала, стоя рядом — и ощутил зверский голод. Из-под крышки фарфоровой супницы выбивался поистине божественный аромат. Мясо — не жесткое, вяленое, составлявшее обычный дорожный припас, а нежнейшее жаркое — исходило запахами еще более прекрасными. Отварные овощи, салат, кувшин сока, и даже глиняный кувшинчик с вином...

— Не хочешь разделить со мной ужин? — спросил он алхимика.

— Охотно, — старичок присел за стол, Канье кивнул девушке:

— Спасибо, больше ничего не нужно.

— Да, господин, потом я зайду за посудой, если вы разрешите. — Служанка вышла, аккуратно затворив за собой дверь.

Пока они насыщались, алхимик рассказал Канье немного о замке, а потом разговор зашел об его обитательнице.

— Умна, образованна, красива. Не подает ни малейшего повода для сплетен. К тому же принцесса мудра, вот только она еще и жестока.

— Как мудрый может быть жестоким?

— Самые мудрые часто и самые жестокие, — вздохнул алхимик Шойе. Он помолчал, присматриваясь к Канье, словно только сейчас увидел в нем что-то, и заметил: — Кажется, я мешаю вам. Лучше мне уйти.

Полталисмана не стал спорить. По правде сказать, старик был ему неинтересен, поэтому за все время пути бард не спросил его имени и редко к нему обращался, постепенно приучив старика молчать. Ему вообще все было безразлично. Канье вспомнил свой недавний интерес к замку и удивился — ну замок, ну красивый и что? Мало их на свете? У него самого нет вообще никакого дома, и чужие не могут его интересовать.

Бард не заметил, как ушел алхимик, и даже как служанка убрала посуду и унесла остатки ужина. Давным-давно стемнело, и та же девушка зажгла в его комнате свечи и огонь в камине. Канье подумал, что стоит, наверное, лечь спать, но вместо этого пересел в кресло у камина и стал смотреть в пламя. Огонь был красив, завораживающе красив… Ощутив нечто вроде прилива вдохновения, Канье решил немного поработать; была одна песня, которая никак не давалась ему.

Он взял арфу и принялся тихонько наигрывать мелодию, вспоминая слова, те слова, которые хотел сложить в песню и почти уже сложил...

— «Злой зверь, таинственный зверь

В холодной черной ночи,

Рвется сердце мое от потерь —

Как утешить его, научи!»

«Я огонь научу, как не стать золой,

Но огонь не приемлет лжи.

Тот, кто сказал тебе, что я злой,

Был ли он добр, скажи?»

«Злой зверь, обманчивый зверь,

Посули мне свет и покой!

Я поверю, пусть сердце кричит «Не верь!» —

Яд надежд всегда под рукой».

«Клевета и ложь далеко глядят,

Но во всем видят лишь порок.

Кто сказал тебе, что надежда — яд,

Эту чашу выпить не смог».

«Злой зверь, одинокий зверь,

Умерла любовь — не вернуть.

Дай мне смерть, чтобы горшая из потерь

Больше мне не теснила грудь».

«Одиночеству не нужны слова,

А любви не нужен покой.

Если я скажу, что любовь жива —

Ты примешь ее такой?»

У песни не было конца, и Канье никак не удавалась придумать его. Не удалось и сейчас, потому что в дверь снова постучали.

— Входите, — разрешил он, откладывая арфу.

Стучавший вошел. Им оказался человек, владевший хищным ножом.

— Доброго вечера, — сказал он, — я подумал, что могу быть тебе полезным, раз уж у обоих бессонница.

— У меня нет бессонницы, — не согласился Канье. Визит его тревожил — некстати вспомнился приказ сидеть и петь, которому не вышло не подчиниться.

— Меня зовут Даррал. Но я согласен зваться просто Дарра.

Это совсем не понравилось Канье. Почему-то барду казалось — назови он сейчас свое имя — и никогда уже ему не избавиться от общества этого человека.

— А тебя зовут Канье, — не дождавшись ответа, продолжил Дарра, — и ты бард, причем хороший.

— Тебе так понравилась моя песня? — не преминул съязвить Канье, хотя ему вообще не хотелось говорить с Даррой.

— Мне понравилось твое самообладание. Хочешь, покажу тебе замок?

Полталисмана не удивился, хотя Дарра не был похож на человека, который живет в замках и знает их настолько, чтобы служить гидом. Он вообще не мог себе представить владельца хищного ножа служащим кому-нибудь.

— Мне неинтересно, — сказал Канье достаточно резко, давая понять незваному гостю, что он тут лишний.

— Это ты зря, — не приглашенный сесть, Дарра не стал садиться. Он прислонился плечом к дверному косяку и сложил руки на груди. Видно было, что ему удобно. — Замок хорош и на него стоит посмотреть. Коридоры удивительно просты и логично приводят именно туда, куда ожидаешь. Украшений не слишком много, но все — высшего качества и являют собой образец вкуса. Окна — отдельный разговор. Как раз тот случай, когда высота и ширина их в должной пропорции. Картины...

— Мне неинтересно, — повторил Канье.

— Ну смотри, — Дарра оттолкнулся от стены, поправил рукав и шагнул к двери. — А твой друг алхимик тут уже товарища себе нашел.

Чего бы он ни хотел достичь этим сообщением, Канье не стал переспрашивать. Алхимик мог поступать как ему угодно.

Дарра ушел. Канье еще немного побренчал на арфе, пытаясь подобрать навязчивую мелодию, не отстававшую от него уже несколько дней, и решил все-таки лечь спать. Уснул он мгновенно.