Глава 12.

Ладонь Старшей Дочери Йоль нежно ласкала резную крышку ларца. Сокровище, считавшееся безвозвратно утерянным, Легенда Населенного Мира, было в буквальном смысле у нее под рукой. До восхода Черной Сестры оставалось еще несколько часов. Но жрица просто физически была не способна выпустить ларец из рук.

— Госпожа… — Голос вошедшего, глухо вибрировал от напряжения. — Я хотел бы просить о замене.

— Ритуал согласован лично Магистром и имя чарема было названо еще три весны назад. — Лицо Старшей Дочери было все также отрешенно, даже взмахом ресниц не выдавая охватившее Жрицу неудовольствие.

— Госпожа…

Вскинутая рука, мимолетно обнажившая запястье, украшенное священными текстами, властно указала на вход. С подобным не спорят. Прощальный поклон достался лишь обтянутой черным шелком спине.

***

— Хосспадиии, я уже прописалась под этим топчаном. Вот ты знаешь, Изя, в нашей, пардон, моей вынужденной голодовке есть неоспоримый плюс.

— Ну удиви меня.

— Вспоминая мои мученья с апробацией кошачьей мочеполовой системы, я как-то не горю желанием повторить сей подвиг с учетом нового тела.

— Дорогая, меня просто изумляет твоя способность в стрессовых ситуациях говорить сложноподчиненными предложениями.

— Изя, в стрессовых ситуациях у меня стимулируются либо ноги, либо язык.

— Маш, лучше бы у тебя стимулировались мозги, глядишь, не пришлось бы вновь пылиться.

***

Вахир смотрел на закат.

Прощальные лучи Тавроса были прощальными в буквальном смысле этого слова. По крайней мере, для него. Чарем был спокоен, и хотя его жизненный путь оказался недолог, он сумел стать полезным своему клану. Он был горд тем, что его ущербность, его неспособность войти в Храм и принести Дочерям семена новой жизни, не перевесят Чаши Весов. Имя, снявшего с клана Пустынный Синтар, навечно будет выбито на Стене Ди Сорро. И что с того, что прописано оно будет его кровью. Зато его мать сможет входить в Храм с высоко поднятой головой.

— Прощаешься? — Голос за спиной был привычно сдержан.

— Зачем ты ходил к Жрице? Или думал, я не узнаю?

— Если есть хоть один шанс…

— Ты не посмеешь!

Стремительно развернувшись, Вахир замер, потрясенно глядя на друга. Казалось, тот постарел на десяток лет за те несколько часов, что они не виделись. И лишь глаза, пылая безумным огнем, жили на его лице.

— Попрощайся со мной.

И вновь шатер… И вновь, глаза в глаза, когда не нужны слова, чтобы понять, сердце другого бьется лишь для тебя. И вновь, огонь, растекаясь по венам, вспенивает кровь, когда кажется, сгоришь лишь от одного прикосновения. И этот миг, пока еще мир вокруг существует, тянется вечностью, внезапно обрушиваясь в пропасть при легчайшем касании губ и, чудится, что уж этот вздох, точно последний. И тихий шепот потом, оставаясь клеймом на сердце:

— Я не буду жить без тебя…

***

— Маш, я хочу тебе кое-что сказать, даже, как бы это… признаться.

— Изя, давай попозже...

— Маша! Мне хочется покаяться, а ты мне сбиваешь весь настрой.

— Изя, мать твою, не сейчас!

— А когда, мать ТВОЮ!

— Изя, я прошу тебя, давай ты попозже мне все расскажешь. У них сейчас уже до секса дело дойдет. А я хочу посмотреть, вдруг пригодиться.