Трещина

Путь от станции до деревни занимал на машине минут десять, не больше. Узкая дорога в две полосы сегодня была оживлена: чуть ли не каждую минуту навстречу попадалось авто. Много раз ездил этим маршрутом. Я его, кстати, и любил за то, что можно проехать без проблем, но такое оживленное движение на трассе случилось впервые.

Впереди заметил машину ДПС на обочине. Полицейский вышел на дорогу и привычным жестом попросил припарковаться.

— Документы. Нет, не выходите, если все в порядке, то можно и… — Я протянул водительские права. — Страховочку, пожалуйста, покажите. Так. Вижу. Счастливого пути.

Странно, кого они тут ловят? Длинный рубль? Можно от скуки и спросить, да сейчас уж поздно — полицейский ушел. Я посмотрел в зеркало заднего вида и заметил его у служебной машины. Он о чем-то переговаривался с напарником, сидящим в салоне, затем перевел взгляд на мой автомобиль, будто решил удостовериться, уехал я или нет. Могло показаться, что полицейский сосредоточено посмотрел мне в глаза. Дальше произошло нечто странное. Он приложил левую руку к виску. Я еще подумал, что смахивает капли пота, что не удивительно, чуть ли не тридцать градусов было, и это в середине осени. Но нет, полицейский в шутку отдал честь.

Что за ерунда? Причем жест такой залихвацкий, радостный. Что-то беспечное в этом движении руки. То ли у полицейского хорошее настроение, то ли…

Я оборвал поток бессвязных мыслей и посмотрел в лобовое стекло. Время растянулось как резина, будто смотришь на мир в замедленной съемке. Очень медленно. Слишком медленно. Движений почти незаметно.

Я чуть ослабил давление на педаль тормоза. Левой ногой приспустил сцепление. Автомобиль тронулся.

Служебная машина уже исчезла с зеркала заднего вида, но перед мысленным взором так и стоял последний кадр немого кино: полицейский, отдающей честь. Нет, он просто в хорошем настроении, и я не понимаю, зачем так долго о нем думаю. Ну, мало ли. Может, у человека день рождение, например, или ребенок родился. Чем зацепил сознание этот незначительный эпизод?

Меня будто опустили в мутную воду неопределенности. Я видел и не видел дороги. Я замечал ее границы, но не осознавал, где еду. Вот этот путь, соединяющий станцию с поселком. Путь, похожий с высоты летящего самолета на паутинку, которая рвется от порыва ветра.

Впереди я заметил идущую по обочине девушку. Ее появление вывело из задумчивости. Оля? Это точно она? Нет, просто незнакомка похожая на нее. И все-таки это она, Оля. Я быстро приближался к ней, но казалось, стою на месте, а девушка спиной движется на меня, словно судьба настигает. Странное ощущение. Да, это Оля. Но что она здесь делает? Ее дом в деревне через четыре дома от моего, но я знал, они, то есть ее родители, давно продали дом. Почему она здесь? Что-то случилось? Наверно.

Оля остановилась и развернулась. Она подняла руку. Я слишком резко затормозил.

— Простите, а вы не подбросите… — Ее лицо застыло в странном выражении. В нем были и радость от неожиданной встречи, и удивление, и какая-то горечь. — Женек?

— Вроде, я. Привет. Садись.

Она села, принеся с собой знакомый запах, который я давно знал, но так и не смог объяснить, в чем его химия и привлекательность. Это не парфюмерия. Я бросил короткий взгляд на Олю. Она смотрел вперед. Нажал на газ. Она молчала.

Взгляд невольно возвращался к ней. Светлая кожа. Простое лицо не красивое, но приятное. Светло-русые волосы заплетены в косу. Именно такой я и ее помнил с детства, именно такой ее и любил. Любил?

Серый язык дороги шуршал под колесами. Я молчал. Музыка не звучала. Мне почему-то всегда отвлекала мелодия, хватало звуков улиц, но сейчас пожалел, что оставил магнитолу в городе.

— Зачем едешь? — спросил я.

— Да так. — Оля пожала плечами.

— Без цели?

— Ну, как бы есть цель. — И она замолчала.

Секунда. Другая. Третья. Время, по капли падающее в небытие. Его не воротишь. И не мечтай. Быть молодым — хорошо. Хорошо думать, что жизнь лежит перед тобой точно открытая книга, как черновик, и можно помечтать, а чистовик ты напишешь позже. Ложь. Все набело с момента рождения. И никаких иллюзий.

— Цель? — поинтересовался я. — Какая?

— Встретить тебя.

Только секунда короткая и безумно длинная, как сама вечность. Черная капля повисла, готовая сорваться, но она медлит. Наконец, падает в черный колодец. Судорожный всплеск мыслей на дне сознания. Я не ожидал такого ответа. Я будто приперт к стене.

— Зачем? — осторожно спросил.

И Оля посмотрела вдруг на меня. Взгляд туманный и обволакивающий. Все, что угодно, только не смотреть, только не вглядываться в зеркало прошлого, которого не вернешь. И время вновь растянулось. Это уже не черные капли воды, а субстанция похожая на смолу. Время липкое, мерзкое, тягучее. До деревни десять минут? Да кто это сказал? До деревни целая вечность. Пока доберешься, весь поседеешь. Когда же кончится эта дорога?

— Я хотела задать тебе один вопрос. — Голос отрешен.

Я молчу. Жду продолжения. Время — черная смола. Я — муха, попавшая в липкий плен прошлого.

— Жень, ты, о чем мечтал?

— В смысле?

— По жизни.

Это самый трудный вопрос. Не буду же ей отвечать, что ни о чем? Хоть это и правда. Мне жалко себя, а больше я жалею ее, но я не могу вымолвить ни слова. Я трушу. Как последняя сволочь. Знаю, что разрушил ее мечту. Уже без всяких «возможно» и «кто же знал».

— Что молчишь?

Ни капли упрека в голосе. Простой разговор. Встретились случайно двое и мирно беседуют.

— Извини.

— За что?

— За то, что не могу ответить на вопрос.

— А он разве сложный?

Нечто родилось в голосе — интонация, которую я не могу расшифровать, но которая заставляет насторожиться.

— Да нет. Вопрос самый простой. Но я не могу ответить.

Что за ерунду я мелю?

Оля молчит. Тягостно шуршит асфальт под колесами, только чувствую, как два щербатых вальца прокатывают мою душу, оставляя ее живой, но плоской и апатичной.

— У тебя какие-нибудь дела? — спросила она.

— Да нет. Машину ставлю на прикол. Гаража в городе нет. Зимой я не езжу.

— Да вроде осень теплая.

— Не говори. Жара. Почти тридцать градусов в октябре.

Я был готов отдать всё, что угодно, чтобы кончилась эта дорога. Еще одну минуту тягостного молчания я бы не вынес. Наконец-то, деревня. Метров двести осталось.

— Поверни налево. Мне на кладбище, — сказала она.

Я не кивнул, не произнес. Я как робот исполнил приказ. Нажал на тормоз, утопил педаль сцепления, закрутил руль против часовой стрелки.

Мы въехали на территорию кладбища — железные ворота оказались открыты. Высокий штакетник находился справа, за ним — кресты. Прямо стоял скит. Я развернулся перед ним, чтоб удобнее было выехать.

— Не поможешь?

Только сейчас заметил у Оли на правом плече небольшой рюкзак. Забрал его. Он оказался легким.

Мы зашли на кладбище и направились мимо могил. Оля впереди. Я, как побитый пес, поплелся сзади. Было смешно видеть со стороны эту картину, если не было б так грустно.

Нас накрыла тишина. Самая настоящая. Ее нарушал шелест листвы. Птиц не слышно. Кладбище находилось рядом с деревней, но, казалось, ютилось на краю света. И никого рядом нет, кроме нас. Один на один в странном молчании. Я не сказал о мечте, которой не было, да и Оля не произнесла ни слова, хотя знаю, что скажет, если спросить. И я этого почему-то боюсь.

— Открой, — сказала она.

Я все понял. Ослабил веревку на рюкзаке. Оля достала пластиковые цветы. Она, не торопясь, намотала длинный стебель на арматуру железного креста. Также, не спеша, повторила процедуру с другим букетом. Я неотрывно смотрел за движением ее пальцев.

Сколько лет прошло после нашей последней встречи? Лет шестнадцать-пятнадцать. Не меньше. Что было с ней? Этого я не знал. Могу лишь предполагать по фотографиям в социальных сетях. В том прошлом, длиною в полтора десятка лет, что было у меня? Ничего, кроме попыток оправдать существование. Оправдать небольшую трещину, разверзшуюся до гигантского разлома, от которого невозможно отгородиться рукой, ибо он загораживает весь горизонт.

Мой взгляд скользнул ниже. Прочел табличку. Здесь похоронен ее отец. Мать жива. И это странно. Странно то, что я знаю, что Олина мать жива. Откуда? Взгляд скользнул ниже. Сухой холм могилы зарос жесткой щетиной травы. Отчего умер ее отец? Диабет, ослеп, инсульт — сухие слова, дошедшие в виде слухов, вместили короткую жизнь человека. Или всё было в другой последовательности? Да что гадать, я особо не интересовался, так зачем рассуждать сейчас?

Я заметил, Олины пальцы вцепились в крест. Я впился взглядом в эти пальцы, боясь отвести взгляд, боясь, что в мое поле зрения попадет ее лицо, и я увижу его вопреки. Оля молчит. Кажется, она побледнела. Нет, это осень, и желтые листья отсвечивают на солнце.

— Ну, ладно. Пошли, — произнесла она отрешенно.

И в этом октябрьском дне, в жаре и духоте почувствовал, как в висках бьется кровь. Сердце ухает редко и тяжело.

Я пропустил Олю вперед.

Мы подошли к машине. Она открыла дверь, но задержалась. Облокотившись о крышу авто, Оля, смотря на меня, спросила:

— Неужели у тебя ничего не было? Никакой мечты?

Я впиваюсь взглядом в ее глаза. Не хочу отпускать их. Хочу смотреть бесконечно. Хочу молчать без конца. И больше никаких вопросов и никаких ответов.

— Неужели не было? — вновь спросила она.

— Ты знаешь… — И я осекся.

Зубцы шестеренки цепляют камешек, они пытаются перемолоть инородное тело, но все бесполезно. Шестеренки заедают. Нечто подобное происходит в моей голове. Меня переклинивает.

— Знаешь, есть вопрос. Серьезный. Ты должен ответить на него, каким бы он странным тебе не показался.

— Хорошо, я отвечу.

— Ты бы женился на мне сейчас?

Странный и неуместный вопрос. Всё похоже на безумие, но я ответил:

— Да.

— Поехали.

Куда? Я и так знаю, куда. Домой. Просто домой. Не оглядываясь, не думая.

Я запустил двигатель, и мы покинули кладбище.

— Жень, погоди, ты же хотел поставить машину на зиму?

— Хотел, да расхотел. — Я вспомнил полицейского и его странный жест.

— Почему?

— Потому что я…

Проглотил конец фразы.

Я слежу за дорогой, боковым зрением замечаю пристальный взгляд Оли. Что несет взгляд? Я не знаю. Если есть мечта, хоть какая-то, надо ее воплотить. Если нет мечты, что мешает помочь осуществить ее для другого?

Впереди появляется знакомая машина. Она все также стоит на обочине. Полицейские, видимо, сидят в авто. Я приложил пальцы к виску и отдал честь.

— Жень, ты чего? — спросила Оля.

— Сейчас расскажу…

И начинаю рассказывать историю длиною в жизнь. Жизнь бесконечную, порой никчемную, в которой вот эти полицейские есть единственный интересный эпизод. Но с этого момента все будет иначе?