Через поле, через лес

Верно говорят, утро вечера мудрее. Я с минуту, а, скорее всего, и дольше лежал на кровати в зале и смотрел на светлый потолок. Только сейчас посетила простая мысль, влетела как дерзкий ветер, хлопнув незакрытым окном, чуть стекла рассудка не разбились. Показалось, что услышал этот звон в голове, звон отрезвляющий, а затем: «Да как так-то! Как же! Слова в книгах, что в соседней комнате явно зашифрованы. Ключ. Это верно. Он есть, то есть должен быть. Но наклейка на бутылке из-под забродившего вишневого сока, надпись на двери о том, что будущее это настоящее, которое стало прошлым, они же… Они были на русском!»

Русский язык я знал, и знал, что это именно русский. Знал так же, что буквы, расположенные в алфавитном порядке, называют, вроде, кириллическим алфавитом.

Встав с кровати, быстро прошел на кухню в одних трусах. Заметил на столе «Вишенку» — забыл убрать в погреб — и замер. Подошел к столу. Все верно, русский язык. Ошибки нет. Но тогда, что за зловещий смысл прятался в геометрических фигурах в книгах и в планшетке, найденной в танке? Смысл, безусловно, был зловещим, ведь не случайно шифровка была найдена в военной машине. Тогда какую роль играют книги в соседней комнате, где я очнулся? Секретные сведения? Не исключено. Но там целый книжный шкаф секретных сведений.

Одевшись, прошел в соседнюю комнату, встал перед книгами.

Далее мои действия оказались простыми: сравнить несколько книг. Взяв из них четыре наугад, положил на пол аккуратно так, чтобы их можно было раскрыть, и чтобы они не загораживали друг друга. Вот первые страницы в них. Кстати, нумерация имелась. Передо мной лежали четыре загадочных фолианта. Сел на колени и, не торопясь, стал переводить взгляд с одного листа на другой. Символы не повторялись. То есть, передо мной лежали книги с разным содержанием. Если и остальные не повторяются — проверять муторное дело, — то имеется маленькая библиотека зашифрованных сведений.

На этом поток мыслей остановился, будто поставили на его пути непреодолимую плотину, точнее, я ее и поставил.

Допустим, сведения имеют секретный военный характер, так? Допустим. Что это дает? Ничего. Почему? Потому что я не знаю ключа, или забыл его, во-первых. Во-вторых, почему книги оказались в деревенском доме? Комната не похожа на штаб… Да почему это должно быть штабом?

Размышления зашли в тупик.

Встал с пола и машинально отряхнул коленки.

Кстати, моя одежда ни о чем не говорила. Она не была военной. Джинсы, кроссы, водолазка с длинными рукавами — одет по сезону. И вот еще что… В той части коридора, который расположен рядом с дверью, выходящей на огород, имелась вешалка с верхней одеждой. Я заметил ее вчера краем глаза, но не придал значения.

Позавтракав всё той же гречкой, осмотрел вешалку. Она располагалась на стене довольно низко — по плечо. Верхняя одежда поношена и неопрятная, явно для грязных работ. Два матерчатых халата, пара болоньевых курток на случай дождя, роба — плотные широкие штаны и что-то вроде грубо сотканного пиджака. Конечно, это не пиджак. Сюртук… Головные уборы лежали на полке. В основном кепки, бейсболки, панамки.

Бейсболка. Известное слово. Так же знаю, что она связана с американским футболом. Сейчас, решил я, смутные представления об американском футболе бесполезны. Данная информация пусть находиться в статусе мусора, ибо…

Я отвлекся и рассмотрел вешалку. Она изготовлена из круглого стального профиля, части ее сварены, металл хромирован.

Вышел в огород и внимательно осмотрел его. Как оказалось, он был не весь засеян. Имелся клочок земли два на два метра заросший сорняками.

Сама собой возникла мысль: «А не плохо бы прополоть от сорняков и перекопать клочок».

Заглянул в сарай, в котором вчера нашел походный термос. Какой-то садовый инструмент имелся, но он оказался проржавевшим. Вспомнил, что в доме в «аппендиксе», как я назвал то место, имелись принадлежности поновее. Видимо, сюда, в темный сарай, складывали все ненужное или отслужившее, но вот термос и велосипед… Глаза привыкли к полумраку. Прищурился. Точно, это не велосипедное колесо, а целый велосипед. Его я выкатил. Он оказался не таким уж и ветхим.

Вот на чем можно съездить до города.

Еще вчера убедил себя, что шоссе, идущее через лес, должно вывести меня к городским постройкам. Вот только интересно, проеду ли там? Перед танком дорога была в колдобинах. Но до леса на велосипеде быстрее получится.

Я решил заняться клочком земли: переоделся, взял лопату, большие и малые грабли. Последние отчего-то назвал «грабалкой».

Прополка нудное и методичное занятие, но, как оказалось, сознание освободилось от нестройного хора мыслей. Вначале решил, что работа направит поток размышлений в нужное русло, но русло высохло. Никакого потока. Если не генерировать мысль о том, что никаких мыслей в голове нет, то это удивительное состояние благодатной пустоты и отрешенности. Тело само совершает действия без участия мозга, оно знает, что нужно в каждый момент.

Именно в таком состоянии ума я заметил летящую птицу у горизонта. Она серым штрихом долго висела там, где должен был находиться город. Прервав прополку, встал и распрямил спину, спина гудела от непривычной работы, поясницу будто стянуло широким жгутом. Смотрел на птицу, и никаких мыслей не возникало. Для меня она была той же сорной травой, которую неосознанно берешь и выдираешь из почвы, отбрасывая в межу. Так длилось пару секунд. Затем ум заполнился мыслями, как пустой сосуд заполняет вода.

Пригляделся и понял, что, возможно, это не птица. Слишком громадной она была. Самолет? Или другой летательный аппарат? Возможно. Он бесшумно плыл на большой высоте. Планер? Он очутился почти надо мной, и я заметил только его серо-зеленый цвет и странную конструкцию. Такое впечатление, что его создатели вдохновлялись не птицами, а с летучими мышами. В форме крыльев угадывалось подражание этим ночным хищниках.

Летательный аппарат скрылся за домом. Необычность увиденного только одна — бесшумность неизвестного объекта и, возможно, высота.

Я вспомнил, что есть так называемые «кукурузники» самолеты, способные летать медленно и невысоко, но они производят достаточно шума, а этот просто планировал. Возможно, большой разведывательный дрон. Двигатели дрона работают от аккумулятора. Заметить лопасти винтов, конечно, не смог бы, но все равно они жужжат, но, если учесть высоту, то мог и не расслышать протяжного звука.

Покончив с прополкой и переодевшись в привычную одежду, невольно бросил взгляд на велосипед. Нашел в сарае ветхие тряпки и стряхнул с железной рамы, руля и сидения пыль. Прокрутил педали. Подшипники поскрипывали. Цепь ослабла, но двигалась по звездочкам легко. Я даже проехался на велосипеде по огородным тропинкам — не так уж и плох.

Найдя рюкзак, собрал еды и не забыл «Вишенку», закинул ношу за плечи и отправился в путь.

До танка доехал легко. Дальше держался обочины, так как асфальт был в колдобинах.

Передо мной появился город. Шоссе стало ровнее, съехал на него.

Пропускной пункт пустовал. Люди отсутствовали.

Подумал о том, что город-призрак перестает быть призраком, перестает носить печать потустороннего явления, когда ты оказываешься в нем, но я не увидел жизни.

Тогда откуда взялась поливальная машина? Она ехала на меня. Я свернул к тротуару и спешился. У этого громадного автомобиля апельсинового цвета не оказалось лобового стекла. На его месте имелась странная ячеистая структура, напоминающая солнечную батарею.

Поливальная машина проехала мимо, не остановившись, слегка забрызгав одежду. Ехала она плавно и бесшумно. Я не услышал характерного звука работающего двигателя внутреннего сгорания. Только плеск воды, шуршание и мерное гудение. Авто, кажется, на аккумуляторе. Кстати, дверей не обнаружил. Значит, без водителя.

Машина была похожа на гигантского оранжевого жука, фыркающего водой. Хотя жуков, брызгающих водой, кажется, в природе не существует.

После себя машина оставила мокрую полосу, запах влажного асфальта и еле уловимый цветочный парфюм.

Что же выходило? Людей нет, а автономная техника работает.

Я выехал на широкий проспект, разделенный вдоль зеленой зоной. В середине фонтанировали вращающиеся сифоны, поливающие газон, а в траве сновали роботы-косильшики. Формой они напоминали перевернутые банные тазы с массивными и широкими колесами. Заметил трех роботов. Ездили механизмы взад-вперед, доводя до идеального состояния зеленый покров. Механических стрекот триммеров напоминал песни кузнечиков.

Вновь спешившись, с минуту наблюдал за трудом, который никто не мог оценить, кроме меня.

Где люди?

Но если их нет, то продуктовые магазины закрыты, так как некому покупать еду.

Но я ошибся.

Первый, попавшийся по пути, супермаркет оказался открытым.

Естественно, он был пуст. Кассиров нет. Терминалы самообслуживания работали в ожидании покупателей.

Я оставил велосипед внутри магазина у входных дверей. Ближайшим был отдел молочной продукции. Выглядел он прилично. Это не удивляло, ибо роботы, например, могли наводить здесь порядок хоть каждый день. На полках нет хаоса. Йогурты, молоко, сметана, творог, молочные коктейли и так далее лежали аккуратно штрих-кодами к покупателю.

Я взял маленькую банку йогурта. Есть не собирался, а захотел проверить дату изготовления, и увидел следующее: «29.06.3434».

В смысле, три тысячи четыреста тридцать четвертый год?! Я не поверил своим глазам и взял пластиковую бутылку молока. Последние четыре цифры указывали на год. Непривычный формат даты. Обычно он выглядел так: «ЧЧ.ММ.ГГ». Почему год прописан полностью? Перебрал несколько молочных продуктов. Даты стояли разные, а вот «3434» встречалось везде.

Почему-то в голове вертелась назойливая мысль, что сейчас другой год, что это ошибка, или не ошибка, а четыре цифры имеют иное значение. Не номер партии, а, например…

Я задумался, вертя в руке маленькую банку молочного мусса. Она была прозрачной, и содержимое выглядело внутри аппетитно. Белые полосы чередовались с темно-красными слоями. Темно-красные полосы, наверно, ягодный джем.

Так увлекся рассматриванием и не сразу сообразил, что в магазине я уже не один. Боковым зрением заметил темный высокий силуэт человека и только несколько секунд спустя осознал это, а когда понял, побоялся повернуть голову налево. Силуэт не двигался, не производил звуков. Наконец, перевел взгляд на незнакомца.

Он был худощав, под два метра ростом, кожа желтая, черты лица вытянуты. Черные прямые волосы неаккуратно спадали на плечи. Темные глаза устало, но внимательно рассматривали меня. Одет незнакомец был в странную одежду черного цвета. Не мог понять что это на нем? Какой-то необычный покрой плаща? Он был длиной до щиколоток, а на плечах какая-то накидка, которая завязана у шеи на шнурок. Крылатка — вспомнил слово. Хотя, кажется, она выглядит по-другому.

— Значит, ошибся, — произнес вдруг незнакомец.

Голос его прозвучал низко и мягко. Я бы даже сказал артистично, бархатно.

— В чем? — спросил я.

— Ты не Лесник.

Я ничего не ответил, так как не понял. Да и кто это, Лесник? Наверно, его знакомый.

— Тебя как зовут? — спросил незнакомец, спокойно перейдя на «ты».

— Я не помню своего имени и происхождения, — честно ответил я.

— Надо же. А я Дракон. Имя такое.

— А Лесника как звать?

— Его так и зовут. Лесник.

Последнее слово Дракон произнес по слогам.

— А где все?

— А ты не знаешь? — удивился собеседник. — Здесь люди давно не живут. Они в других поселениях. Такие строения находятся под властью роботов и искусственного интеллекта. Простые люди сюда не сунуться.

Дракон осмотрел меня с ног до головы, словно решил убедиться, что я не простой человек.

— А ты?

— А я что, я не совсем обычный. Я — Дракон. Если хочешь, потом объясню и покажу в чем мое отличие от человека.

Говорил собеседник спокойно и отрешенно, даже один раз скользнул меланхолично по полкам с молочной продукцией.

— Ты, как я понимаю, ищешь людей? Верно? — спросил Дракон.

— Да.

Собеседник тяжело вздохнул и вымолвил:

— Не обращай на меня внимания. Я сегодня очень устал… Поэтому… Могу проводить к Леснику. Путь к людям проходит через его угодья.

— Пошли.

— Только не спеши, пожалуйста.

— Хорошо. Я помню. Ты устал.

— Покинем город и… Кстати, ты не боишься…

— Чего?

— Меня. Ну… Как незнакомца?

— Нет, — произнес я как можно уверенней, хотя его последняя фраза насторожила.

— Я не собираюсь тебя пугать, — предупредил Дракон. — Просто… Понимаешь, ты не похож на простого человека. Люди в тех поседениях, где бывал, боязливы, а ты ведешь себя спокойно и ты… другой.

Его туманные определения только сбили с толку, и, чтобы свернуть с этой темы, спросил:

— Так мы идем?

— Конечно. Скоро начнет ходить автономный электротранспорт. Мы сядем в автобус, проедем на противоположный край города, а оттуда… Дальше сам увидишь.

Он собирался идти к выходу, но я окликнул:

— Дракон?

— Да?

— Можно на «ты»?

— Без проблем.

— Ты часто бывал в этом городе?

— Иногда.

— Здесь везде роботы?

— Да. Я даже ходил в промышленные зоны. Там тоже есть они. Замкнутый производственный цикл. Без вмешательства человека.

Он пошел к выходу.

— А откуда они взялись? — спросил я, шагая за Драконом. — Ну, то есть, как давно здесь роботы?

— Когда я появился в этом мире, они уже были.

— Еще вопрос. — Мы вышли из магазина. — Ты так легко согласился помочь мне, почему?

Дракон шел впереди, затем остановился, развернулся и, секунду подумав, сказал:

— Ты такой, как я. У меня нет имени. Я не помню своего происхождения.

— Ты просто очнулся? — уточнил я, не веря в услышанное.

— Да. В подобном городе. В промышленной зоне. А Дракон, имя которое мне дали жители поселения.

Мы подошли к остановке. Она представляла собой крытую площадку из стекла, пластика и железа. По форме конструкция была похожа на створку гигантского моллюска. В нише под прозрачным потолком висела табло. Номера маршрутов сменяли друг друга в левой части экрана. Справа указывалось время до их приезда, а внизу стояла дата: «6 июля 3434 год».

— Табло работает, — задумчиво произнес я. — Зачем только, не понимаю.

Дракон стоял рядом, я видел его в профиль. У него был орлиный нос, и в сочетании с взглядом, который направлен в никуда, казалось, передо мной старая и уставшая птица.

— Это не наше дело, — произнес он. — Это дело ИИ. У ИИ нет целей, только функция — поддерживать всё вокруг в рабочем состоянии.

И тут вспомнил:

— Погоди, здесь есть время?

— Ну, да.

— В доме, где я очнулся, не было часов.

— Ты очнулся в брошенном поселении.

— Люди ушли из него из-за близости города? Из-за близости роботов и ИИ?

— Скорее всего. В поселениях не следят за временем.

— Но как они… Скажем, работают?

— Им этого не нужно, — твердо проговорил Дракон. — Я сам был немного удивлен, но им достаточно знать утро, день, вечер и ночь.

— А как же день вчерашний? Как они ведут, в конце концов, записи. История… Летопись событий…

Дракон нехотя повернул голову и с упреком посмотрел на меня.

— Все-таки без имени тебе будет плохо, — и он посоветовал: — Придумай себе какое-нибудь… Прозвище. А насчет времени… Записи они ведут, только не датируют.

— Это странно.

— Немного.

Ничего себе немного. Люди, лишенные истории. Ведь история всегда привязывается к конкретным годам, месяцам и дням. Понятно, что отсчет относителен, ибо нулевую точку можно выбрать любую, но взять и не вести хронологию событий… В голове не укладывалось.

Я второй день находился в этом странном мире, а он до сих пор преподносит сюрпризы. Интересно, что еще узнаю о людях, когда окажусь в поселении. Может, они поголовно все вегетарианцы?

— А вот и наш маршрут, — сказал Дракон.

Медленно подъехал небольшой электробус с номером «23». Цифры ярко светились красным. Салон оказался пустым. Внутри стерильная прохлада и белизна создавали впечатление большого пространства.

Мы сели на соседние кресла так, что Дракон был передо мной. Я видел его широкую спину. Удалось лучше изучить материал, из которого сделан плащ. На плечах действительно накидка. Она из непромокаемой ткани, а плащ из добротной, но грубой материи, что плотно облегала фигуру. Плащ казался доспехами. Плечи Дракона возвышались над невысокой спинкой сидения. Монументальное тело соседа довлело над белой пластиковой конструкцией. Дракон виделся существом, которое неведомый бог в мгновенном акте творения высек из единого куска черной породы.

Автобус тронулся. Я сидел у окна, стараясь разглядеть город и приметить необычные детали, но кроме безлюдья и ездящих туда-сюда механизмов, роботов, транспорта ничего не заметил. В деревне было тоже одиночество, но оно не ощущалось так остро. Видимо, сознание привыкло воспринимать город шумным и суетным местом, вечно не спящим животным.

Странно, почему город — это животное? По периферии рассудка забродили туманные образы, то ли чудовищ, то ли рваных пугал, которых выставляют средь огородов разгонять птиц. Почему пугала?

Из неясных контуров существ, живущих во мне, я смог выудить только одно: я не любил город. Он воскресил только негативные эмоции. Если кому-то не нравилась пасмурная и сырая погода, с вечной грязью под ногами, что вызывает лишь брезгливость, то примерно такие же ощущения завладевали душой при слове «город». Мегаполис не завораживал чуждостью или чудовищностью, или технической продвинутостью, или исполинским размахом. К технике я был равнодушен. Также город не смог напугать. Хотелось лишь отмыться от всего бетонного, пластикового, стеклянного, стального.

— О чем думаешь? — спросил Дракон.

— О городе.

— А что именно?

Он повернулся вполоборота, и я вновь видел его хищный птичий профиль.

— Город вызывает у меня отторжение. Но почему люди не живут здесь?

— Загадка, — протянул Дракон. — Мне кажется, мы с тобой из одной прошлой жизни. Слова «конкистадоры», «народ майя», «колонизация Нового Света» для тебя что-то значат?

— Да, — ответил я пораженно.

Он будто заглянул в мои мысли, будто коснулся водной глади, и поверхность ответила рябью.

— И что они для тебя значат?

— Раньше были такие цивилизации: европейцы, майи, ацтеки, тольтеки. Европейцы колонизировали Новый Свет…

— Верно. В моей памяти они тоже есть. Я о понятиях. Когда испанцы высадились на мезоамериканском побережье, они нашли деревни майя, а вот их города, обустроенные и комфортные для жизни, пустовали. Странно. Тебе не кажется?

Я понял, к чему он ведет. Мы едем по комфортабельному мегаполису. Живи — не хочу. Но вокруг запустенье, и всё бы разрушилось, если бы искусственный интеллект и роботы с механизмами не поддерживали инфраструктуру, логистику и прочее.

— Ошибочно сравнивать города майя и этот город, — произнес Дракон. — Но я давно об этом думаю, и не нахожу ответа. Не технофобия же? Ее можно преодолеть.

— А ты давно живешь в этом мире?

— Давно, но я не считал сколько лет. Кажется, много.

Дракон замолчал и отвернулся. Показалось, что он вспоминает свое прошлое.

— Знаешь, — вновь заговорил он, не обернувшись. — Есть гипотеза. Ведь природа циклична и, если брать шире, вселенная также. Планета вращается вокруг звезды, солнечная система вращается вокруг центра галактики. Всё по кругу. Сменяется день ночью, а зима, весной и так далее: лето, осень… Жизнь в поселениях, я имею в виду биологическая, тоже циклична: рождение, развитие, старение и смерть. И так из поколения в поколение. Цивилизации тоже возникают и растворяются во времени.

— Звучит беспросветно.

— Это не пессимизм, это реальность.

— Со стороны выглядит как пессимизм, даже незачем жить.

Дракон вдруг обернулся и посмотрел в упор.

— Ты о цели и целеполагании?

— Скорей о целях и смыслах.

— Жизнь не нуждается в оправдании. Смысл жизни это красивая надстройка. Жизнь сама по себе уже смысл. Жизнь, я так думаю, полноценна. Она не ущербна. Она не нуждается в дополнениях.

— Жизнь ради жизни?

— А почему бы и нет.

— Но есть смерть.

— Именно. Смерть — то, что хочет обесценить жизнь. И, кстати, насчет самореализации. Можно напрячь силы и чего-то добиться, но, как ты сам понимаешь, самореализация возможна только в обществе.

— Социальная самореализация?

— Да. — Дракон кивнул и задумался на секунду. — И мне кажется, за вывесками «счастливая жизнь», «удачная самореализация» прячется болезнь, старость и смерть.

— Куда не кинь — везде клин.

— Это личный выбор каждого.

Мне не понравились его настроение и морализаторство, поэтому спросил:

— Скажи честно, сколько ты живешь на свете?

— Я же говорил, я не считаю года. Ладно… Признаюсь… Я очень старый. Я не могу сказать точно, верно ли ИИ в этом городе, да и в других городах ведет счет времени, но в поселениях, где живут люди… Короче, при мне уже умерло три поколения.

— Серьезно? Ты лет на пятьдесят выглядишь.

— В том поселении, куда мы направляемся, есть те, кого я помню ребенком. Они сейчас старики.

— Почему ты так долго живешь?

— Проклятье.

— А без приколов?

— Честно, не знаю. — Дракон бросил взгляд в окно. — Мы подъезжаем к конечной. Вон за теми домами, квартал еще пройти, будет окраина. Дальше, к сожалению, придется пешком через поле, а затем в чащу к домику Лесника.

Не думаю, что Дракон пошутил насчет возраста. Я не увидел резона в таких шутках. Он не произвел впечатления человека, который будет тратить умственные силы на фантазии.

С другой стороны Дракон прав насчет цикличности в следующем плане: если он существо долгоживущее, то, чем дольше живешь, чем больше видишь этих циклов, тем больше опыт. От него никуда не деться. Хочешь, или не хочешь, опыт влияет на твой характер, на твое мировоззрение. Бессмертное существо, или условно бессмертное, видит мир иначе, оно обладает иной нравственной оптикой, иными этическими ориентирами. Что может сказать насекомое, живущее один день, о человеке. Для насекомого, если бы оно умело говорить и мыслить, человек — божество. Насекомое живет один день, а я тысячи дней. Я почти бессмертный с точки зрения насекомого.

Мы вышли из автобуса, прошли квартал и покинули город. Впереди простиралось поле, поросшее невысокой травой. Тропинка еле просматривалась, и рядом не оказалось широких дорог — транспорт здесь не ходил.

— Послушай, — заговорил я, вспомнив. — Тебе ничего говорит словосочетание «закон динозавра»?

Дракон, идя впереди, на мгновение остановился, помотал головой и продолжил путь.

— Нет. Ничего… Давай придумаем тебе имя.

— Пришелец, — сразу ответил я.

— Почему Пришелец? Я тоже такой же пришелец, как и ты.

— Я вспомнил о законе динозавра. Ты, кстати, знаешь, кто такие динозавры?

— Да. Огромные и не только древние ящеры. Жили очень давно. А вот про закон динозавра не слышал.

— Сейчас объясню. — Я сделал паузу, собираясь с мыслями. — В моей памяти есть осколок странного воспоминания. Раньше люди думали: почему молчит вселенная? Мы же не единственные представители разумной жизни? На других планетах тоже есть разум? Есть. Тогда почему они молчат? Почему не выходят с нами на связь, если, например, они боле технически развитые?

— Ну, знаешь, пришельцы… А, так вот почему ты взял такое прозвище?

— Да.

— Причины могут быть разные. Может, они не хотят?

— Все поголовно?

— Я назвал только одну причину.

— Вот… А закон динозавра гласит: любой биологический вид, оказавшись на вершине эволюции, всегда обладает свойствами, приводящими этот вид к вымиранию. Это в копилку твоей цикличности.

— Логичное объяснение. Но опять же… Это лишь только одна причина. Каждый случай индивидуален.

— Согласен.

Я, заметив, что опушка леса не так далеко, спросил:

— А Лесник нас ждет. Точнее, тебя.

— Да, Пришелец. Он всегда ждет. У него такая работа.

Странный и туманный ответ на мой простой вопрос.

Мы вошли в лес.

Я не знал, как ориентируется Дракон, ведь тропинок не было. Он, кажется, владел шестым чувством, или, что вероятней, много раз оказывался здесь. Для меня всё одинаково: деревья, кустарники, мягкая подстилка из палой листвы, хвои и сухих веток. Если б не Дракон, я бы заблудился. Оставалось только следовать за ним. Он шагал уверенно, не совершая лишних движений.

Вскоре мы выбрались на большую лесную поляну. В центре ее стоял дом Лесника. Я был готов увидеть сказочную избушку, в которой живет-поживает лесной житель, безусловно, человек, но давно слившийся с окружающей природой так сильно, что сам стал сказкой. Однако стоял добротный большой дом, приземистый и основательный. Казалось, сюда его занесло из близлежащей деревни. Трудно объяснить всей глубины неясных ощущений, но краем сознания понимал: ну, не так должен выглядеть дом Лесника, не так. Строение убивало всю потаённую недосказанность лесного мира, всю чудесность окружающей природы. Коротко говоря, деревянный дом, будучи чужеродным, ломал пейзаж.

Я и Дракон поднялись на высокое крыльцо. Дракон уверенно постучал в дверь. Никто не ответил, никто не встретил нас. Дракон толкнул дверь. Она поддалась. Мы вошли внутрь. Пройдя темный коридор, зашли в просторную комнату. Большую часть пространства занимала русская печь и массивный стол, стоящий у окна. Окно, кстати огромное, поэтому в комнате было довольно светло. Вокруг стола располагались лавки — широкие с толстыми сидениями.

— Располагайся пока за столом, — предложил Дракон. — Лесник вернется с минуту на минуту. Скорее всего, проверяет ловушки, или ушел на недалекий промысел.

Мы сели.

— Лесник охотится? — спросил я.

— Ну, а как ему здесь выжить? Охотой, конечно. Недалеко река — рыбу ловит. Да ходит в заброшенные города, вещи там себе присматривает.

— И не боится в город ходить?

— Роботов боятся — в город не ходить, — переделал Дракон известную поговорку. — Его остальные жители поселений и ценят за то, что в городские зоны заглядывает. Может, им чего-нибудь и перепадет от Лесника.

— Странно это. Вещи не боятся брать, а в город…

— Да у них это противозаконно.

— Наказывают?

Дракон утвердительно кивнул.

— А вот это еще страннее, — произнес я. — Запрещать, я имею в виду. Ясно, никто не хочет с законом проблемы иметь, но сами законодатели разве не понимают глупость правила — не ходить в брошенные города?

— Видимо, нет.

— А Леснику можно?

— Он вне закона. Ему можно. Он постоянно не живет в поселениях. Появляется там, как гость, а здесь, в нейтральной зоне, его дом.

— Нейтральная зона? — уточнил я.

— Территориальное устройство мира простое. Мегаполисы — запретные зоны. Земли, отделяющие запретные зоны от зон поселений, называются нейтральными. На нейтралке появляться не запрещено, но не рекомендуется.

Я попытался переварить полученную информацию. Не скажу, что она удивила или напугала, только хотел ее осмыслить и запомнить, ведь жить в этом мире придется по правилам этого мира, как бы они не казались тебе дикими. Как говорится, со своим уставом в чужой монастырь не суйся.

Память моя, ушедшая в глубокое подполье, подала несмелые сигналы, которыми намекнула, что до пробуждения я жил в другом, но таком же безумном мире. В мире, который оказался пораженным смертельной болезнью, но еще не осознавшим собственную обреченность, и только я видел гибель того мира. А вот этот мир? Стоял ли он на краю гибели, или уже перешагнул запретную черту, и всё, что сейчас вижу — послесмертие?

От мыслей отвлекли гулкие шаги за дверью. Шаги были громкими и уверенными. Сразу ясно — пришел хозяин дома — Лесник. Он шагнул через порог и, остановившись, рассмотрел нас.

Скинув рюкзак с плеча, Лесник сказал:

— Здорово, Дракон. Кто это с тобой?

— Пришелец.

— Я вижу, что пришел. Как зовут?

— Так и зовут. Пришелец.

— Ясненько…

Лесник откинул капюшон и, громко шелестя мешковатым одеянием, шагнул ко мне и протянул руку:

— Лесник.

— Пришелец. — Я пожал в ответ его ладонь. — Имени своего не помню.

— Ясненько… Как Дракон, значит. Очнулся здесь, а не родился, как я.

— А вы…

— Ты, — поправил Лесник.

— Ты жил раньше в поселении?

— Жил. Потом меня заколебала такая жизнь, ну, я и ушел. Оказывается, можно жить и без общества. — Он посмотрел на Дракона. — Почти без общества.

Лесник, сев рядом с нами за стол, положил руки перед собой и задумался. Я невольно опустил взгляд на них.

Вспомнил его рукопожатие: крепкое, уверенное. Ладонь его была большой, горячей, с огрубевшей кожей. На мгновение показалось, что я пожал руку в тканевой перчатке.

Сам Лесник на лесника не походил. Это, конечно, всё смутные мои представления, вынесенные из прошлой жизни, но лицо его было обыкновенное, худое; не имелось черт, за которые сразу цепляется память. Есть только бородка клинышком, что, кажется, не вязалось с моим образом человека, постоянно живущим на природе. Кожа Лесника загорелая, но это лицо с жиденькой бородкой, эта голова — всё виделось искусственным. Будто природа пошутила, приставив небольшую голову к массивному телу.

— Ну, Дракон, ты просто так не приходишь ко мне, верно?

— Верно.

— Что на этот раз?

— Всё то же. Я и Пришелец идем в поселение…

— Долго идти.

— Вот и я об этом. Поэтому нужно лететь.

— У вас есть самолет? — не к месту вставил я.

Дракон беседовал с Лесником, явно не собираясь вовлекать меня в разговор.

— Дело не в самолете, — задумчиво вымолвил Лесник. — Ты Пришельцу не говорил про полет?

— Нет.

— Да что… — начал я фразу и не закончил.

— Погоди. — И Лесник поднял ладонь.

— Дело в том, Пришелец, — сказал Дракон. — Мы полетим на мне.

— Поэтому Дракону нужна медвежья солонина, а также бочка чистой воды. Кстати, все на месте. Посуду я не убирал с того раза.

Я ничего не ответил на фразу Лесника, потому как в моем сознании столкнулись слова «полет», «солонина» и «бочка воды», рассыпавшись вдребезги. Это были понятия из разных сфер, и только этот дикий мир легко соединил их вместе.

Я ждал продолжения.

— Не буду тебе объяснять. Проще показать. Пошли в баню.

Эти слова Дракона относились ко мне. Он, не дожидаясь, встал и направился к выходу.

Я последовал за ним.

Объяснения? Бесполезно. Вряд ли он сейчас хоть что-то объяснит. Дракон с первой минуты знакомства показался мне неразговорчивым, словно за долгую жизнь он устал рожать предложения, иссякло у него желание болтать языком и рассыпать перед слушателями мелкий бисер слов.

Мы вновь оказались в коридоре. Баня была большой пристройкой, и дверь в предбанник находилась в том же коридоре. Предбанник — целая комната — освещался керосиновыми лампами. Они стояли повсюду: на полу, широком столе, полках, лавках. Одна лампа горела на крышке, что закрывала пузатую деревянную бочку.

Я удивился: кто зажег керосиновые лампы? Если Лесник ушел на промысел, а мы точно сюда не заходили, то только он. Значит, Лесник ждал гостей.

Дракон взял лампу с бочки и переставил ее на стол.

— Садись, — предложил он.

Разместившись за столом, я заметил рядом с бочкой низкую кадушку. Сверху сложена посуда: два алюминиевых блюда, нож, вилка, пивная кружку из дерева.

Дракон поставил блюда на середину стола, кружкой зачерпнул воды из бочки, а из кадки вилкой подцепил большой кусок солонины и небрежно бросил его в одно из блюд. Действия он совершал медленно и задумчиво. Я заметил его сосредоточенный взгляд — он, кажется, что-то обдумывал, а затем, вдруг застыв с кружкой воды, спросил, бросив взгляд мне за спину:

— Я так и не спросил, что у тебя в рюкзаке?

— Ветчина.

— Надеюсь, хватит солонины.

Дракон, сев за стол напротив, отхлебнул воды и кашлянул, прочищая горло.

— Кроме ветчины есть вишневый напиток, — вымолвил я, не желая молчать.

— Нет, вода лучше.

Он отвечал заторможено, паузы между словами увеличивались, и тишина начала давить на мозг. Вот сейчас лучше поговорить, неважно о чем. Мне показалось, что Дракону тяжело, его мучают непонятные сомнения.

— Драконом прозвали неслучайно, — опять заговорил он. — Ты, главное, не пугайся. Просто смотри. Хорошо?

Вот зря сказал! Как только просят не паниковать, паника начинается. Я осознал: тянуть время бессмысленно. Чем дольше, тем хуже.

— В конце концов, объясни…— не выдержал я.

Дракон не ответил, лишь помотал головой. Он, опорожнив кружку, взял вилку и нож и, не торопясь, отрезал кусок солонины. Отправил его в рот. Затем следующий. А потом еще. Трапеза проходила в тягостном молчании. Кусок солонины убывал. Но тут я заметил одну странность — пальцы Дракона испачкались чем-то зеленым. Это не от куска медвежатины. Он не касался руками еды. Присмотрелся — не грязь. Это были змеиные чешуйки, которые прорастали из кожи. Ногти стали удлиняться, белеть и чуть изгибаться. Чешуя захватывала тело. Она полностью покрыла кисти, переползла, наверно, на предплечья. Дальнейшего ее распространения не видел, так как рукава плаща и накидка скрывали тело. В конце чешуя захватила голову, она будто сформировала защитный щит вокруг нее. Человеческие черты лица исчезли. На меня смотрела голова рептилии.

Дракон опустил глаза в блюдо. Оно было пустым. Я даже не заметил, как кусок мяса размером с бычью голову исчез в чреве.

— Теперь крылья. Это самое сложное.

Дракон встал из-за стола.

В предбанник зашел Лесник.

— Чувствуй себя как дома, Пришелец, — хмыкнул он.

Дракон бросил только косой взгляд в его сторону и вошел в баню.

— Ты как? — обратился Лесник ко мне.

— Нормально.

Но ничего нормального не было. Только ощущение, что пронесся над бездной на огромной скорости. Летел на всех парах, заметил впереди провал, на мгновение зажмурил глаза — и пропасть оказалась позади. Внутри взорвалась пустота: никаких мыслей и эмоций. Лишь ощущение, что душа осталась в той бездне, ведь сознание не способно пережить такое, но я был на месте. Вот мое тело, мое сознание, моя душа, мой интеллект, да называй, как хочешь.

Художник-сюрреалист нарисовал дикую картину. Хотелось спросить: какие запрещенные вещества употреблял он, чтобы призвать такую музу? А он призвал уродливое существо, музой назвать это нельзя. Она безобразна, ибо ничего хорошего из наркотиков не получается, и поэтому ущербное вдохновение подарило сюрреалисту следующее: открытую дверь в парную, на полу которой стоит большое корыто, заполненное водой. В него осторожно опустилась антропоморфная рептилия в плаще и накидке.

Лесник обошел корыто, взял ковш и стал лить воду на угловатую голову Дракона. Дракон сидел, не шевелясь, и сосредоточенно смотрел перед собой. Его зрачки превратились в вертикальные щели, окруженные желтой радужкой. Вряд ли он видел меня. Взгляд Дракон провалился внутрь. И это выглядело пугающе: глаза глядели вперед, а взгляд ухнул в черную бездну.

Наконец Дракон моргнул и будто оттаял.

— Что? — спросил Лесник.

— Теперь можно на бок, — ответил Дракон.

Он тяжело перевалился через правое плечо, цепляясь когтистой лапой о высокий борт корыта. Я заметил, что из-под накидки выглянули крылья. Сейчас они были зелеными обрубками, но росли на глазах.

Дракон перекатился на живот и утопил голову в воде. Я не услышал бульканья. Кажется, он дышал под водой, так как спина поднималась при каждом вдохе. Крылья отросли и полностью скрыли корыто.

Дракон встал и буквально протиснулся в предбанник — сложенные крылья мешали свободно передвигаться.

— Скажи, — с опаской вымолвил я, — и давно ты… Ну, превращаешься?

— Всегда. Вначале это происходило случайно, затем научился менять форму тогда, когда захочу.

— И почему ты превращаешься в дракона?

— Скорее я рептилия, умеющая летать.

И тут меня осенило:

— Так это был ты?!

— Я.

— Ты летел над деревней, а я принял тебя за дрона?

— Я.

— И у танка…

— Тоже я. По ошибке сначала решил — Лесник…

— Ты переставил термос с гречкой, пока я копался в танке?

— Ну, я должен был убедиться? Смотрю, греча. Лесник таких каш не берет на прогулку. Обычно вяленое мясо, солонина. То, что долго не портиться.

— И все-таки, почему ты превращаешься?

— Потому что человек имеет двойственную природу. Животное и высокий разум, хотя насчет разума есть сомнения.

— Но я тоже человек.

— Я пошутил. Честно, не знаю. Есть трансформация — и всё. Принял как должное.

— Я вижу, вы общий язык нашли, — встрял в беседу Лесник. — Отдыхайте. А я пойду.

Хозяин дома покинул нас.

— Может, ты знаешь, что за геометрические фигуры были в планшетке, которую я нашел в танке?

— Магические пассы.

— Чего?

— В фигурах зашифрованы жесты руками. Заклинания. Не голосом, а…

— А че они в танке делали?

— В смысле, че? Вся сложная техника приводится в движение магией.

— Но я пользовался плитой, светом…

— Я сказал сложная. Сложные механизмы требуют магии, понимаешь?

— Бред, — шепнул я.

— Ну, что есть. Пойдем на свежий воздух. Надо обсохнуть, да и тесно здесь.

— А когда полетим? И как?

— Сядешь мне на спину и полетим. Я смогу поднять тебя. Но полетим вечером, чтобы людей не пугать.

— Могут сбить?

Дракон глухо рассмеялся и громко прокашлялся.

— Артиллерии у них нет, — ответил он. — Но почему-то всегда пугаются, что странно, ведь не первый раз так появляюсь. Пора бы привыкнуть. Кстати, ты был на башне?

Вначале я не сообразил о чем он спрашивает, но тут же вспомнил: брошенный транспорт, заколоченный дом и наблюдательный пункт, который принял за водонапорную башню.

— Я, кажется, понял, о чем ты. Да, был.

— Вот туда и отправимся. С нее легче взлетать.

— То есть у поселенцев есть сложная техника, и они ее приводят в движение с помощью магии.

— Ну, да… Я же сказал, что…

Мы вышли на лесную поляну.

Уже спустился вечер. Еще было светло. Воздух пропитался влагой и прохладой. Лесные запахи, казалось, поредели. Днем лес, прогретый лучами солнца, источал великое многообразие ароматов. Они будто толпились, борясь за человеческое внимание, каждый из них желал отпечататься в памяти, а вечером большая часть запахов впадала в сон, чтобы проснуться на следующий день.

— Еще тепло, — произнес Дракон. — Пойдем к башне. Заодно обсохну. Я знаю короткий путь.

Короткий путь, как оказалось, это просто идти напролом. Он как таран ломился вперед, а я не отставал от него.