3

Меня ждали чистая постель и холодный ужин, от которого я отказался. Засыпая, вновь вспомнил странный сон о путешествии к острову Эфо. Сейчас капитан и команда «Пилигрима» должны были сойти на берег приморского городка для временного отдыха. Капитан, видимо, сидел в трактире, хотя сие заведение трудно было назвать трактиром. Капитану слышалось в этом слове — трактир — разухабистость, удаль, желание погрязнуть навсегда в угаре и мороке безвременья и безпространственности. Трактир — то, что располагает к греховным мыслям о пьянстве, эстетам здесь не место, нечего искать им в подобных местах новых и чистых ощущений. Только в ресторанах, что дорожат своей репутацией, алкоголь не более чем повод встретиться, не более чем второстепенный штрих, украшающий беседу двух и более людей, объединенных одним интересом.

Капитана портовый трактир немного удивил. Имея неприметное название — «Синий якорь» — заведение выбивалось из общих представлений о… Кстати, подумал капитан, а почему же якорь синий? Синие воды океана, в них легко затеряться синему якорю? Наверное, так.

Обстановка в трактире оказалась благорасполагающей: нет пьяных до свинства матросов, бродяг, неясных человеческих элементов, о которых можно сказать, что они лишь, продрав глаза, находясь еще во власти сна, заявились оглушить мозг очередной порцией вина иль пива, чтобы окончательно не проснуться. Как говорят в таких случаях: выпить, и весь день быть свободным от окружающей действительности.

Было раннее утро, трактир был полупуст. За столами люди сидели через одного. В воздухе витал смешенный аромат кофе, табака, выпечки и еле уловимый запах алкоголя, но алкоголя опять-таки приличного. Винный запах оказался не резким. Дух спиртного не бил в нос и не оглушал рассудок.

Капитан сидел за столом с негоциантом. Беседа подходила к концу, отчего возникло неловкое молчание, которое нарушил торговец:

— Я не желаю, Рэд, чтобы ты уходил разочарованным. Но и в тоже время не могу решиться на такую авантюру…

— Авантюру? — удивился капитан. — Но мы не пираты, не собираемся грабить корабль, то есть я не предлагаю тебе обчистить корабль. Всего лишь побывать на острове…

— Эфо?

— Да. Так его назвал человек, спасенным нами. И я видел… Я видел всё своими глазами. Веришь?

— Безоговорочно.

— Значит?..

— Всегда есть выход. Я работал с тобой не раз. Я когда-нибудь обманывал?

— Нет.

— И поэтом не дарю напрасных надежд, но готов помочь. Смотри… — Негоциант достал из внутреннего левого кармана кафтана, где обычно лежат монеты, чистый клочок бумаги и короткий карандаш. — Напишу тебе адрес. Это недалеко.

Он стал писать. Мягкий грифель тихо зашипел. Капитан обратил внимание на карандаш. Видимо, подарок. Его деревянная граненая рубашка покрыта изумрудной краской, что слегка облетела, а грани украшены золочением. С тупого конца карандаш был закрыт золотым колпачком, напоминающим дамский мизинец. Подарок от неравнодушной поклонницы, или…

— Вот и всё, — произнес купец и закрыл колпачком пишущую часть канцелярского аксессуара.

— Чей это адрес? — спросил Рэд.

Адрес, кстати, был знаком. Может, решил капитан, бывал в тех краях, ну, да, скорее всего, недалеко от моря, ясное дело…

— Господин Грегори и госпожа Олив. Хотя я бы поставил госпожу Олив на первое место. Она любит, как ты говоришь, подобные «авантюры».

Рэд с минуту рассматривал клочок бумаги, будто пытался запомнить адрес.

«Авантюра… Аван-тюра, — машинально повторял он про себя, — странное словечко, чужое. Кто его придумал, а главное, как оно сохранилось до наших дней? Кстати, имеются и другие слова, например, «аванпост», «авансцена». То есть выходит следующее… «Аван» — что-то, находящееся впереди, что-то идущее впереди. Да, авангард. Это значит… Воины, идущие впереди, а «авантюру» правильнее расшифровать, как тур, то есть путешествие, которое происходит впервые. Первопроходцы. Авантюристы. Исследователи неведомого. Они всегда оказываются раньше всех в новых местах… Убрал он золоченый карандаш в левый внутренний карман. Когда купцы прощаются друг с другом, то в поклоне прикладывают ладонь к сердцу, и в этом жесте нет ничего церемониального, ничего от этикета, только голая практика. В левом нагрудном кармане обычно лежит мешочек с деньгами и, прощаясь, торговцы проверяют его наличие, не украл ли деловой партнер монеты. Возможно, раньше так и было. Но сейчас негоцианты деньги не крадут друг у друга из нагрудных карманов, ибо мир слишком тесен, а репутация дороже».

— Что скажешь? Сомневаешься? — спросил торговец, видя на лице капитана замешательство и сомнение.

— Вовсе нет. Господин Грегори? Где-то что-то слышал… Спасибо за адрес.

— Вот и отлично. За работу с тобой я расплатился, но работа, помимо всего прочего, будет ждать тебя в будущем. Обещаю. А пока можешь отдыхать.

— Да, пускай команда отдохнет, а я прогуляюсь, — ответил Рэд, показывая клочок бумаги. — Узнаю.

Он убрал адрес в карман.

Негоциант покинул «Синий якорь».

«Господин Грегори и госпожа Олив? — подумал капитан, — Интересно, интересно… Большую часть времени провожу в море, но откуда, точнее, отчего кажется, я слышал эти имена. Наверняка, связано с какой-то скандальной историей».

Рэд вышел из трактира. Пахнуло свежим морским воздухом, в который тонкими нитями вплелись ароматы соли, йода и мокрого дерева. Это те запахи, что успокаивали его душу.

Существуют картины морского пейзажа, что дают отдых глазам. Там у горизонта, когда наступает закат, светило будто окунается в соленую воду, и вода пламенеет светом, а временами кажется, солнце как круглый сахарный шар, растворяется без остатка. Запахи. Звуки. Всё это возвращает душевное равновесие, а рассудок освобождается от сутолоки мыслей, и остается одна мысль: надо смотреть, слушать, вдыхать, ведь такой простор! И эта одинокая мысль, будто затерявшаяся среди пространств внутреннего мира, наслаждается обретенной свободой. Свобода — это одиночество, хотя какое одиночество? Ты просто наедине с морем. Оно манит, и хочется лечь на курс и плыть, плыть, плыть… А посреди водного простора, вспоминая портовые запахи, тоскуешь по земле. Такое вот странное чувство, так и мечешься между двух стихий, между водой и сушей.

Рэд достал клочок и еще раз прочитал адрес, насупил брови, припоминая. Господин Грегори. Госпожа Олив. Наощупь бумага не хрустела в пальцах, будто вобрала влагу, и капитан не удержался и понюхал сложенный клочок. От него пахло едва уловимым водянисто-цветочным ароматом.

Рэд, вернув бумагу во внутренний карман, отправился по адресу.

Он быстро нашел нужный дом, похожий на миниатюрный дворец, выстроенный в колониальном стиле, но что за стиль это такой, капитан вряд ли мог бы ответить вразумительно. Он никогда не задумывался над этим, много раз слыша о нем. Колониальный стиль? Причем здесь колонии, и какие колонии? Экстерьер таких домов — дворец, лишенный вычурности и архитектурных излишеств. Скорее всего, строение больше стремилось к функциональности, чем стремилось поразить красотой, и в то же время, не утратившее изящества линий. Это были не голые геометрические формы, его округления и изгибы, если так можно говорить, разбивали унылость тех самых форм, хоть внешне дом господина Грегори и госпожи Олив оказался однотонным — белого цвета. Внутри имелись проходные комнаты, залитые светом и воздухом — модель бескрайних пространств в миниатюре.

Рэд направился по широкой тропе, ведущей к парадному входу. Тропа была очерчена бордюром, а сам путь усеян мелкими белыми камнями, которые приятно хрустели под стопами. Навстречу капитану вышел кто-то из прислуги и произнес:

— Добрый день.

— День добрый. Могу ли я видеть господ?

— Прошу вас, они сию же минуту выйдут.

Слуга указал вправо за куст. Только когда капитан приблизился, то заметил, что за высокой посадкой прятался белый круглый стол под широким зонтом — отличное место для отдыха в полдневную жару. Стол окружали кусты и деревья, которые создавали ажурную беседку, и полутень всегда присутствовала в этом тихом месте.

Рэд погрузился в плетеное кресло из ротанга, заранее вынув карту.

На пороге дома появилась госпожа Олив.

Была она одета в белое обтягивающее платье, отчего походка женщины показалась капитану скользящей. Плечи открыты, а на голове имелся намек на шляпку, скорей уж незамысловатое украшение, при изготовлении которого используется минимум материала с максимумом прибыли для производителя. Дорогая и модная вещица, оценил про себя капитан, вставая для приветствия и придерживая рукой карту, чтобы та не соскользнула от легкого дуновения.

— Здравствуйте, капитан…

— Капитан Рэд. Не стоит госпожа напрягать память. Вы вряд ли знаете меня, но негоцианта по имени Эфраим…

— О да, господин Рэд. Редкое имя. Конечно, я его знаю. Он частый гость в нашем доме.

— И вот именно господин Эфраим посоветовал мне искать меценатства у вас.

Госпожа Олив на несколько секунд опустила веки, чтобы изучить карту. За это время капитан рассмотрел ее лицо. Оно не было ни крупным не маленьким, черты идеально гармонировали, но не запоминались с первого раза, и только округлый нос немного, так показалось Рэду, виделся крупнее, но опять же не разрушал приятного впечатления. Когда же женщина подняла на гостя голубые глаза, в ее взгляде читалось горделивое отстранение, но гордость не разрасталась до гордыни и призрения, снова эта сдержанность и гармония.

— Мой муж скоро вернется. Думаю, ваше предложение стоит обсудить дома. Прошу.

— Благодарю.

— Следуйте за мной.

Они вошли в комнату для приема гостей. «Чайная комната», — отметил про себя капитан, заметив низкий стол по центру.

Стол был из темного дерева на массивных изогнутых ногах. На столе стояли чайные приборы на подносе, лежала открытая коробка черного шоколада, рядом располагалась вазочка с цукатами и марципанами, колокольчик и небольшой хьюмидор — он закрыт, а немного не в середине, нарушая симметрию, стояла толстого стекла ваза с белыми розами. По бокам, как водится, мягкие темно-бежевые в легкую коричневу кресла и диван. Рядом с ним настольный торшер. Дальше за столом у стены — камин цвета слоновой кости, на нем разнообразные безделушки, но полка не выглядела загруженной. Слева и справа от камина проходные окна. У правого окна Рэд увидел большую подзорную трубу, возможно, телескоп на треноге. Эти два окна выходили на океан.

Госпожа Олив предложила сесть гостю, позвонила в колокольчик и направилась к камину.

Как оказалось, на каминной полке стоял аллофон, который капитан вначале принял за изящную шкатулку. Слуховой динамик был спрятан за аллофоном, а маленький рупор выдвигался из недр устройства на телескопической штанге.

— Dico, — произнесла госпожа Олив. — Позовите, пожалуйста, господина Грегори. — Недолгое молчание. — Grazie, arrivederci. — И, обращаясь к гостю: — Мой муж выехал из конторы, он скоро будет дома.

Появился слуга.

— Мэрф, распорядитесь насчет чая, — дала указание женщина, закрывая аллофон.

Слуга взял с подноса чайник и удалился.

Госпожа Олив села напротив капитана и вымолвила:

— Что ж, пока Грегори едет, я готова вас выслушать.

И Рэд рассказал всю историю с обнаружением в океане острова Эфо, указав его на карте.

Когда история подходила к концу, капитан услышал краем уха невнятное пыхтение самоходной коляски — вернулся хозяин дома. Было он одет элегантно и скромно в строгий костюм, словно рыцарь, закованный в черные доспехи. Как показалось Рэду, хозяин был слишком тепло одет. Лицо господин Грегори имел худое и вытянутое, но без намека на болезненную худобу, ибо цвет кожи чистый и ровный с легкой розовостью.

— Милый, — радостно встретила жена мужу, протягивая руки, — это великолепно, это удивительно.

Грегори, поцеловав руку Олив, обратил взор на гостя.

Гость встал и представился:

— Капитан Рэд. Смею заметить, вы удивлены.

— Отнюдь. Зная мою жену, отнюдь, — сказал хозяин дома и, улыбнувшись, вперил глаза в капитана.

Глаза Грегори были крупными и глубокого черного цвета.

Слуга принес чайник, разлил напиток в три чашки и, поправив на подносе маленькую сахарницу и молочник, ушел.

— Капитан Рэд, вы обязаны рассказать еще раз моему мужу эту удивительную историю обретения.

— Что ж, — сказал хозяин, — весь во внимании, прошу. — И указал жестом на стол.

И история обретения острова прозвучала во второй раз.

— Весьма любопытный случай, весьма, — задумчиво вымолвил господин Грегори. — Сама история загадочная, хотя я не люблю тайны, но как такое могло случиться, что «Пилигрим», ложась всегда на один и тот же курс, как заколдованный проплывал мимо Эфо, мимо острова, будто его и не было на картах? Что ж, стоит выпить чая и поговорить об этом подробнее.

В время чаепития хозяин бросал короткие фразы, уточняя детали о курсе, о корабле, о команде. Рэд понял, раз речь потекла в подобном русле, меценат найден, и Эфраим оказался прав, поставив на первое место госпожу Олив, она играла не последнюю скрипку в этой семье, а, возможно, даже и не играла, а была дирижером скромного оркестра.

«Интересно, — задумался капитан, отставив чашку, — у них есть дети?» Негоциант не обмолвился, да и зачем ему, так как это не относилось к путешествию на Эфо.

Эта странна пара — Олив и Грегори — не виделась супружеской четой. Даже слова «пара» или «влюбленная пара» к ним не подходили. Были они разными, не похожими друг на друга внешне, а в едва уловимых нюансах поведения: манере говорить, походках, жестах легко и ясно читалось — эти люди не с одной планеты. Госпожа Олив вся воздушная, как облако, но себе на уме, или, как иногда говорят, в своих мыслях она не расточительна и отчеркивает их, следит за словами. Хозяйка дома — женщина вполне земная, хотя и скрывается за маской отрешенности от мирских дел, но ей сие позволительно, ибо, наверно, господин Грегори довольно-таки богат. Он вошел в гостиную уверенной походкой, молчаливо показывая деловую схватку, не смутился перед незнакомым человеком, вот и после чаепития, никому ничего не говорю, встал и стремительно направился к аллофону.

— Dico. Послушай, Сэм, я возьму длительный отпуск, так что ты за главного в конторе. Что? Да, да, именно. Отличная фраза, почему она тебе не нравится? Да, со слов «во избежание подобных эксцессов» и далее по тексту ничего не меняй. Согласен. Звучит вычурно и канцелярски, тогда замени на «подобных случаев», или «недоразумений». Главное, чтобы документ был составлен прозрачно и ясно. Мне ли тебя учить. Да. Именно. Arrivederci.

Вернувшись на место, Грегори красноречиво посмотрел на капитана и машинально взял чашку.

— Что же вы решили, господа, — обронила фразу Олив.

Фраза была пустой и ненужной, цель ее одна — заполнить возникнувшую паузу.

Господин Грегори, продолжая держать чашку, произнес сухо:

— Капитан Рэд, можно еще говорить о предстоящей авантюре, но… Но это чересчур высокопарные слова для сего случая. Я не вижу авантюрности путешествия на остров Эфо. Скорей могу сказать следующее: мы имеем дело с научным любопытством, с исследовательским духом и жаждой всего нового. Если Ксанф действительно стремился и остался на том острове, заверяю, там превосходные условия для проживания.

— Субтропики, — рассеяно вставил слово Рэд, не понимая, к чему была брошена последняя фраза.

— Да дело даже не в этом. Отбросив таинственность, хочется встретиться с тем господином. С Ксанфом. Увидеть в живую этот остров, ощутить, так сказать, твердь под ногой, а не созерцать издали Эфо. Ты как смотришь на это, милая.

— Безусловно, я согласна. Не все же жить прошлым, или мечтами о грядущем. Не хотелось быть безумной старухой в номере гостиницы, пишущей письма прошлому, которые не дойдут до адресата, ибо адресат мертв.

— Верно. Решено. — Хозяин, поставив чашку на поднос, протянул руку капитану. — Сделка заключена. — Капитан пожал руку в ответ. — Пусть ваша команда отдохнет, день или два, столько, сколько вы сочтете нужным. Затем приходите в наш дом.

Рэд откланялся и покинул чету.

Он, возвращаясь в портовую часть, размышлял о том, как верно сказано господином Грегори и госпожой Олив. Хозяин упомянул о твердых основаниях, ибо видеть остров и быть на нем, стоять на его берегу, безусловно, разные вещи. Мелькнула несмелая мысль, от которой капитан отмахнулся: «Да нет, был Ксанф, и был остров, не мираж ведь?» А госпожа Олив упомянула о номере в гостинице. Ведь что большинство людей делают в своей жизни? На что ее тратят? Ничего не делают, и тратят время напрасно. Они будто видят течение реки из окна номера. Жизнь проплывает мимо них, уходит за горизонт, общественные условности сковывают ум и волю, а надо просто встать, выйти за дверь и увлечься речным потоком. Неважно, куда он унесет тебя, зато не будет скуки бытия. Можно думать о совершенных ошибках, сожалеть о поступках, но это и есть бесплодное брожение мыслей. Перебирать прошлое, перебирать то, чего не существует, то, что стало памятью.

Приход капитана Рэда в дом Грегори стал минувшим, застыв в памяти вселенной и нескольких человек. Прошло три дня, и «Пилигрим» направился к своей цели. Погода на море стояла тихая, легкий ветер беспокоил водную гладь, рисуя рябь и искажая отражение малооблачного неба.

Когда корабль приблизился к острову, то проступила пестрядь суши, населенная тропическими деревьями и растениями. Облака над Эфо, как показалось команде, сгрудились. Они, словно живые, теснились на бескрайней синеве, превращаясь в белопенные башни всевозможных конструкций.

— По крайней мере, с виду обычный остров, — изрек господин Грегори, когда люди ступили на берег.

Его изящно-тонкая трость вонзилась в сырой песок, словно проверяя материальность суши.

Олив осмотрелась.

— Здесь заросли, — сказал капитан. — Стоит исследовать побережье.

И люди отправились вдоль линии прибоя. Обувь утопала в теплом песке, песок сухо хрустел под ногами.

— Я ошибся, — произнес Грегори, смотря вглубь острова.

Там ясно виднелось свободное пространство — небольшой клочок, где не было ни деревьев, ни кустов. Рэд присмотрелся. Это оказалось поистине странно: песок плавно переходил в камни, будто сквозь него проступила тропа, выложенная то ли песчаником, то ли обожженной глиной светлого тона. Капитан не смог определить материал, его больше отвлекала эта тропа узкая для колес самоходных колясок, но широкая для одного человека.

Дорога из желтого кирпича застывшими волнами уходила в заросли, изгибаясь вправо.

— Воздух здесь какой-то… — Госпожа Олив задумалась. — Наэлектризованный.

Но больше всего удивило то, что скрывалось за поворотом. За ним возникли открытые пространства, песок превратился в серую почву, поросшую густой травой, а искусственная тропа, вытянувшись как струна, терялась вдали, где виднелось непонятное высокое строение.

Путешественники, приблизившись к нему, рассмотрели не то храм, не то замок, не то богатый каменный дом — таких строений они раньше не встречали, да и такие здания казались невозможными, то есть не хватило бы человеческой фантазии придумать их, а с точки зрения законов архитектуры невозможно построить. Странный дом должен упасть под действие силы тяготения. Дом подражал облакам, что парили над ним, но если облака, будучи причудливой башнеобразной формы, что отливали нежным розовым и зеленым, были всего лишь скоплением пара, то белый камень с темными агатовыми включениями не мог зависнуть в воздухе. Перед взорами людей открылась не застывшая в камне музыка, а природное явление, спустившееся с небес.

— Я не верю в происходящее, — вымолвил Касс.

Рэд только покосился на него, но ничего не ответил. Команда, как фигурки на шахматной доске стояли и смотрели вперед, затем синхронно подняли взоры. Взоры скользнули по белоснежной башне, заканчивающейся лукообразным пиком. Господин Грегори и госпожа Олив, ничего не говоря, направились внутрь, и команде ничего не оставалось, как последовать за ними.

Внутреннее убранство храма также оказалось белого цвета, а свет, так почудилось всем, пронизал стены здания насквозь, отчего те светились, но это невозможно, ибо стены, сколь не виделись воздушными, имели осязаемую толщину.

— Мы внутри большого цветка, — сказала Олив.

— Точно, — подтвердил Грегори. — Будто присутствуешь при зарождении нового мира, будто застывшее мгновение, а вон вдали новая жизнь.

И все обратили взгляды на противоположную стену храма, и только после сего осознали, что находятся в зрительном зале. У дальней стены располагался причудливой формы орган, перед ним на возвышении, как на авансцене, стоял Ксанф лицом к вошедшим гостям. Перед Ксанфом был пюпитр, что похож на церковный аналой, на пюпитре горели две свечи в тяжелых серебряных подсвечниках. Они освещали лежащую книгу.

— Здравствуйте. Я приветствую вас на острове Эфо, — произнес Ксанф.

Касс, приблизившись к авансцене, узнал книгу, лежащую на аналое. Это был Arcanum. Это был его фолиант, точнее он недавно стал его владельцем по воле случая, или по воле Ксенофонта, который нарочно оставил книгу у камина в тот морозный снежный день. Да и никакого Касса не было в храме, он — Колобов.

— Здравствуйте, — повторил Ксенофонт. — Наверно, вы удивлены, что оказались здесь, хотя, обладая такой книгой и зная историю ее обретения, чему поражаться? Дорогих гостей я обязан угостить, но, к сожалению, у меня поспели только яблоки.

На авансцене из воздуха возникла плетеная корзина, заполненная доверху спелыми фруктами, возник, словно в тумане, детеныш единорога. Он начал есть яблоки.

— Пожалуй, стоит проснуться, — сказал Гурылёв. — Мы зашли чересчур далеко в своих фантазиях.

— Это не фантазия, — покачал головой Ксенофонт. — Никто не знает, как на самом деле устроен мир.

— Надо сказать прислуге, чтобы одернули шторы, — вымолвила госпожа Оловицкая.

И свет наполнил храм. Колобов машинально зажмурил глаза, но свет пробивался сквозь тонкую кожу век.