ГламурOFF

По телевизору показывали анимационный мультфильм.

В желтых оптимистичных тонах зритель видел лес. То ли осенний лес, то ли летний. Не ясно. Мирно отдыхал лось. Он стоял в центре поляны и меланхолично жевал траву. Условная камера смещала резко зрительский интерес в сторону и показывала охотника. Он явно заметил зверя, ибо крался, держа в руках двустволку. Его взгляд устремлен справа налево туда, куда мы глядели в первый раз. Никакой драматической музыки не звучало за кадром, всё выглядело вполне натуралистично и без патетики, хотя слово «натуралистично» было тавтологией. Ведь на лоне природы и разворачивался сюжет. Слышно пение птиц, звуки летающих насекомых, невнятный шелест травы под ногами охотника, дуновение ветерка. Казалось, что микрофоны в сцене понатыканы везде, где можно, даже в небе, так как представлялось чистое небо с легкими белыми облаками. Зрителю могло показаться, что он слышит звук пролетающих облаков. В плане атмосферы — всё на высшем уровне. Пасторальная природа являлась контрапунктом к будущим событиям.

Драма на охоте.

Охотник почти подкрался. Он вскидывает ружье, замедляя шаг, прицеливается, прищурившись. Он сосредотачивается на лосе и не замечает ветку под ногами. Крупный план: нога охотника плавно опускается на сухую ветку. Хруст — такой пронзительный, что он заглушает все звуки природы. Следующий кадр: лось настораживается, изображая на морде удивление и испуг. Выстрел. Пуля пролетает мимо.

Любой бы сказал, что это дешевый прием, штамп — хрустнувшая ветка под ногой охотника и спасение жертвы в последнее мгновение. Это свойственно голливудским фильмам, но не будем судить строго режиссера, ведь дело в том, что перед нами мультфильм, не претендующий на оригинальность и вечность.

Лось срывается с места. Охотник бежит за ним, в надежде догнать. На ходу он производит еще один выстрел — мимо. Зверь продолжает нестись, сшибая рогами ветки, ломая кусты и, наконец, выбегает к опушке леса. Перед опушкой — луг. Зритель видит на лугу пару стогов. Лось прячется за одним из них. Он буквально приземляется на пятую точку. Животное шумно и тяжело дышит. Следующим кадром идет взгляд на мир с точки зрения охотника. Он внимательно изучает стога сквозь прицел ружья. Это похоже на action movie от первого лица. Своеобразный «DOOM» на природе.

Следующие события ломают логику повествования.

Зритель опять видит лося. Он тяжело дышит, но пытается справиться с дыханием. Зверь задерживает его, сглатывает и вдруг… Лось ехидно прищуривается, щерится и вытягивает соломинку из стога, вставляет ее в рот, играет губами, будто это зубочистка. Роскошные рога намекают зрителю на ковбойскую шляпу, а соломинка остается соломинкой, которой положено скрыть нервное напряжение героя и в тоже время показать его превосходство над ситуацией. Животное запускает передние ноги в сено и вынимает из чрева стога микроган XM214. Да, тот самый, из которого терминатор поливал полицию из окна здания, принадлежащего «Cyberdyne Systems».

Вот и весь анимационный фильм. Дальше, если так можно говорить, эпилог. Зритель видит перепуганного охотника, который прячется за стволами деревьев, подлетающие в воздух щепки из веток, клочки листьев и травы — всё это отсылка к фильму «Рембо». Затем показывают лося, стоящего на задних ногах. Он своим видом и мускулатурой напоминает Сильвестра Сталлоне. Звуки микрогана заглушают звуки природы. Кадр уходит в затемнение, но стрекотание пулемета остается. На темном фоне проявляется надпись «Nature Forever».

Гламуров, посмотрев мультфильм, вяло усмехнулся. Явно корпоративный отсос. Мягко говоря, реверанс в сторону партии зеленых. На горизонте замаячила благодарная Грета Тунберг. Но, может быть, его замыленный взгляд так воспринял ролик. Возможно, идеологи анимационного фильма захотели хайпануть на популярной теме, и никаких глубин глубины, а уж тем более синих занавесок искать не стоит. Мультфильм создан только с одной целью — улыбнуться на пару секунд. Авторам это удалось. Особенно Гламурова порадовал лось с микроганом. В реальности это животное — трехметровое чудовище грязно-соломенного цвета. Он лишь однажды видел его проезжая по федеральной трассе, проходящей через лес. Лось стоял у дороги. Гламурова поразили его рост и массивность. Такой легко бы справился с микроганом, так как XM214 весил десять килограмм, а в полном боевом сборе с боеприпасом и станком — сорок.

В дверь позвонили. Гламуров выключил телевизор и пошел встречать гостя. Открыл. На пороге стоял Виктор Комов.

— Здравствуйте, — произнес русский писатель.

— Здравствуй, дорогой, здравствуй, ну, не стой на пороге, проходи.

Гламуров сразу заговорил с гостем на «ты», не в силу доверия, а как раз наоборот. В его смысловом поле это означало дистанцию. Комов успел перед встречей глянуть пару коротких интервью. С журналистами Гламуров общался также.

— Тебя, наверно, удивляет, даже настораживает? — Олигарх остановился и внимательно посмотрел на Виктора. Виктор кивнул. — Что ж, тебе и карты в руки. Вопросы будешь задавать ты.

Они вновь двинулись в сторону кабинета.

Гламуров невысокого роста, коренастый и круглый. Лицо у него было пухлое с бегающими и в тоже время внимательными глазами, неспособными остановится надолго на одном предмете. Олигарх был лыс и имел венчик редких темных волос без седины. Можно решить, что перед нами отец и сын. Сын, приехавший к родителю для важной беседы. Сейчас отпрыск шел след в след за отцом. Однако это заблуждение рассеялось бы сразу, если бы зритель присмотрелся. Они не были похожи чертами лица, отличались и походкой. Гламуров, хоть и коренаст, имел слабое телосложение. Комов был выше ростом, худ и напоминал профессионального спортсмена, а не писателя. Не верилось, что его основной инструмент — это ноутбук, компьютер, клавиатура и мышь.

Они зашли в кабинет.

— Присаживайся. — Гламуров указал на кресло перед столом. — Так ты удивлен?

— Да.

— Что ж… — Гламуров задумался.

Комов бросил взгляд поверх головы олигарха. За его спиной он заметил выключенный телевизор явно с электронно-лучевой трубкой. Пространство шкафа, в котором находился телевизор, обрамлено полками с книгами.

— Почему я? — спросил Виктор.

— Я понимаю, понимаю. Ты же никогда не писал биографий. Чужих биографий. Ты — писатель жанровый, беллетрист. Пишешь фантастику, эзотерику, оккультизм. Но что тебя, дорогой, конкретно удивляет?

Комов сосредоточенно посмотрел в лицо олигарха. Его внешность напоминала птицу. То ли воробья, то ли… Виктор порвал нить размышления.

— Вы человек публичный, — начал Комов. — Ваша жизнь у всех на виду. Не только на виду у России, но и у всего мира. Кроме того, о вас написано много книг, воспоминаний. Вы сами написали о себе две книги.

— Верно, все верно, но, послушай, я хочу иного. Мифа. Легенды.

— Жизнь любого человека сразу становится мифом, как только превращается во вчера.

— Не то ты говоришь, дорогой, не то. Я хочу увековечить себя в твоем произведении. Ну, ты понимаешь. У тебя там, Шредингер, Эйнштейн, Ницше. Понял?

— Вполне. — Комов ненадолго задумался и вновь перевел взгляд на книги. — Тогда расскажите о себе, о своей жизни как можете. Никак написали в тех двух книгах, а иначе.

— Что ж, о себе, значит, о себе, — радостно сказал Гламуров. — Но с чего бы начать?

— Простой обыватель всегда задается вопросом: как вы добились успеха?

— М-м. Кажется, я начал понимать. Знаешь, дело не в успехе. Можно взлететь на вершину, но если ты взлетел, то не ходи под кремлевскими окнами.

— Почему?

— Снайперы. Вот. Такая шутка. Ладно, ладно, подожди, дорогой. Дай собраться с мыслями. С чего бы начать. Понимаешь, не с семидесятых годов же начинать? Работа в НИИ была интересной, но чего можно было добиться, имея пятую графу? Как ты полагаешь? Ничего особенного. Можно лишь упрочить свою линию, но не подняться выше известного уровня. Всё началось со второй половины восьмидесятых. Перестройка. Она дала мне возможность забыть пятую графу, дала шанс создать совместное предприятие, а по сути, замутить бизнес с итальяшками.

…

Гламуров сказал сам себе: «Мне уже стукнуло сорок лет, а я до сих пор не миллионер. Чем же можно пожертвовать, чтобы стать им?»

И жертвой стала способность будущего олигарха писать научные статьи, и он начал их писать не для себя, а для коллег за услуги материального характера. Так, обрастая знакомствами и связями, Гламуров начал ввинчиваться, подобно штопору, вверх. Он стремился управлять автопроизводством, тем более повеяло ветром перемен: теперь не преследовали за бизнес. Появились кооперативы. И первое, что пришло в голову — это кооперация с итальянскими инвесторами. По сути, дело проверенное и перспективное.

Гламурова чуть не хватил инфаркт, когда он увидел производство автомобилей. За этим неуклюжим зверем стояли большие перспективы. Вот где можно развернуться и погреть руки. Экспортные варианты машин следовало продавать за границу по максимально завышенной цене, а затраты на их производство снизить. Можно и схалтурить. Он так и делал вначале. К концу этого простого бизнеса Гламуров торговал только паспортами транспортных средств — машины оставались на территории страны. Олигарх быстро поднялся. Он заработал шесть миллионов долларов. По тем временам огромная сумма. Казалось бы, такая прибыль должна была отразиться на работниках предприятия, однако Гламуров богател, а у работников ничего не менялось. Зарплата оставалась такой, какой и была.

Это не понравилось местным авторитетам. Они, конечно, не возмущались тем беспределом, который он творил на предприятии, судьба простых работников их не волновала, их волновал большой куш в руках Гламурова. Бог сказал, что надо делиться, но олигарх, как истовый атеист, не собирался делиться. Вот поэтому его и решили убрать.

Однажды обычным будничным утром, выйдя из подъезда, Гламуров направился к своему автомобилю, но был остановлен незнакомым голосом, прозвучавшим за спиной:

— Борис Олегович! — Олигарх обернулся. — Здравствуйте.

Гламуров увидел рептилоида, который смотрел на него в упор. Еще Борис заметил жуткую картину: все пешеходы, автомобили замерли, даже воздух застыл, стало труднее дышать, однако Гламуров сохранил самообладание и, стараясь говорить спокойно, вымолвил:

— Я что, сплю?

— Неплохо. Железные у вас нервы, однако, — сказал рептилоид. — Нет, вы не спите. Мы просто сильно замедлили время.

— Кто это «мы»?

— А вы соображаете.

— Это розыгрыш?

— Нет. Мы — высокоразвитая цивилизация рептилоидов. Я являюсь ее представителем.

— Сколь ни были вы велики, никто не может останавливать время или замедлять его.

— Точнее, мы изменили ваше субъективное восприятие времени. На самом деле люди и машины не застыли, они по-прежнему движутся с обычной скоростью.

— Чего вы хотите?

— Вот это деловой разговор. Мы хотим, чтобы вы сказали себе: «стоп, хватит». Зачем вам становится самым богатым человеком на Земле? Вы об этом подумали?

— Обычно так говорят конкуренты.

— Нас не интересует ваше золото. Тем более, золото вас погубит.

— Не в этот раз. Да и вообще…

— Дело в том, — перебил Гламурова рептилоид, — ваша машина заминирована. Это местный авторитет. Сеня Звукозапись. Знаете такого. На бомбе таймер. Вам надо выждать десять секунд, авто взорвется, и вы останетесь живы.

— Зачем вы помогаете? Вы же хотели остановить меня? Как не воспользоваться таким шансом? Раз — и…

— И нет проблем? — Гламуров кивнул. — Не все так просто, Борис Олегович, мы даем вам шанс, точнее время вашей жизни удлиняется, а значит, появляется время подумать над простым вопросом.

— Зачем я хочу стать самым богатым человеком?

— Да.

— А почему бы мне и не хотеть?

— Вас до сих пор беспокоит пятая графа? Ваше еврейское самолюбие защемлено, и вы собираетесь отыграться за весь свой блудный народ? Не смешите. Никого уже национальные вопросы не интересуют. Это ширма, за которой можно поднять бабла, как говорят на вашей планете.

Гламуров напрягся. Его стала раздражать эта галлюцинация. Кстати, галлюцинация — вариант, поскольку в последнее время его мучила бессонница.

— Я знаю, — с грустью произнес рептилоид. — Вижу, надоел. Но прошу вас ответить самому себе на этот вопрос.

— Хорошо, — зло ответил Гламуров. — Я отвечу.

— Договорились.

Рептилоид исчез. Время вернулось в привычное русло: люди шагали с обычной скоростью, машины, застывшие на шоссе, вновь тронулись в путь, закачались тонкие ветки деревьев от дуновения ветра. Звуки, Гламуров также заметил, исчезнувшие вначале, теперь вернулись. Стало легче дышать. Мир наполнился жизнью.

Олигарх стоял за пару десятков метров от своей машины и задумчиво рассматривал ее. Он прокрутил в голове диалог с рептилоидом. Это был обычный бред, но важный вопрос: «Зачем вам становиться самым богатым человеком на Земле?» остался. Всё умерло, все слова быстро выветрились из памяти, а вопрос превратился в триггер, воскрешая который, Гламуров видел перед мысленным взором рептилоида: невысокого, с развитой мускулатурой, зеленого и почти без одежды. Или тот был одет? Он не смог припомнить, будто слепое пятно мельтешило и не давало до конца рассмотреть неожиданного собеседника.

Прозвучал взрыв. Машина олигарха взлетела на воздух. Сеня Звукозапись не пожалел взрывчатки: автомобиль подпрыгнул, объятый пламенем, и, перевернувшись вверх колесами, приземлился на крышу. Крыша промялась. Это, действительно, мог быть конец всему: богатству и известности. Даже если бы олигарх и не сидел в салоне, а лишь подошел близко к машине, то смерти не миновать.

Гламуров рефлекторно вздрогнул, когда прозвучал взрыв, но остался на месте. В лице он не изменился. Не побоялся, что осколки долетят до него и смогут ранить. Они и не ранили. «Значит, Сеня Звукозапись?» — был второй вопрос, оформившийся в сознании. Первый же, который задал рептилоид, Гламуров задвинул в долгий ящик, а потом редко вспоминал о нем.

…

— Вы серьезно? Рептилоид? — удивился Комов.

— Да дорогой, именно, такой ящер, похожий на гигантского варана, что стоит на задних лапах.

— Но об этом вы не написали не в одной из своих двух книг.

— Ты что, Виктор, с дуба рухнул? Как я это напишу в автобиографической книге? Да даже если в виде шутки, не всякий поймет. Зачем? Для чего? Для кого? Ведь тут дело в моей биографии. Реализм. Понимаешь?

— Теперь понимаю. Напиши я о вас и о встрече с рептилоидом, никто бы не удивился: художественный вымысел.

— Именно, именно, мой дорогой, я об этом и хотел сказать. Ведь куда мне деть моего варана, я не знаю. До сих пор сомневаюсь, он реален или нереален. Может, действительно, галлюцинация, которая объясняется переутомлением нервной системы?

— Сомневаетесь? Почему?

— Это, как говорят сейчас, был тогда уникальный трип.

— Всё выглядело неотличимым от действительности? Детально?

— Да. Кстати, ты пьешь?

— Алкоголь не употребляю.

— Хорошо. Сок?

— Томатный.

— Можно.

Гламуров встал с места и быстрым движением сдвинул полку с книгами. Книги оказались настоящими, но вот как работал механизм, Комов не сообразил. Полка уехала в стену, освободив место дверце, за которой пряталась холодильная камера. Олигарх достал сосуд из толстого стекла с широким горлом и два стакана.

— Томатный. Как и обещал, — произнес Гламуров, вернувшись к столу.

Он разлил по стаканам сок и сел.

— Твое здоровье, дорогой. — Они молча выпили. — М, а ты знаешь, что томатный сок вреден для здоровья?

— В смысле?

— Анекдот такой бородатый есть. Спрашивается: вреден ли томатный сок для здоровья и жизни человека. Правильный ответ: да. Почему? Что такое томатный сок? Это, казалось бы, здоровье, а здоровье — занятие споротом на уровне любителя. Но что толку плавать на любительском уровне, если нужно переходить в профессиональный спорт? То есть томатный сок открывает тебе новый уровень. Ты начинаешь профессионально заниматься спортом. Каким? Не важно. Просто начинаешь. Ты делаешь успехи. А что такое успех в профессиональном спорте, особенно если вышел на международный уровень. Международный уровень — это большие деньги, а большие деньги — это известность, женщины, а женщины — это венерические заболевания и, как следствие, смерть от них. Поэтому не стоит пить томатный сок, если, конечно, не хочешь умереть.

— Я бы так сказал: ложная цепь рассуждений. — И Комов улыбнулся. — Что стало с Сеней Звукозаписью?

— Да ты и сам знаешь, что стало. Крышка гроба ему стала, дорогой. Видимо, рептилоид с ним не проводил разъяснительной беседы. Взлетел на воздух наш Сеня и следующим рейсом отправился на кладбище. Короче, я понял, что взрывы еще будут и надо рвать когти из этой провинции в Москву. Надо нырять в большую политику. Но я начал с волонтерской деятельности. Тогда как раз шла Первая Чеченская война. Я решил налаживать контакты с террористами, которые считали себя повстанцами. Ну, меня это особо не касалось. Террористы, борцы за свободу национального меньшинства, разница-то? Как говориться, хули нам, олигархам. Короче, под видом волонтера освобождал из плена российских солдат за большие деньги. Деньги шли главам этих самых повстанцев.

— Кара Мурзаев?

— И ему тоже. Кстати, это псевдоним. Никто не знал, как его на самом деле звали. То ли Кара, то ли Мурза.

…

Машина подъехала. Гламуров сел на заднее сидение. В салоне был полумрак — стекла затемнены. Водительское место отгорожено прозрачной звуконепроницаемой перегородкой. Борис видел лишь аккуратно подстриженный затылок шофера, темные короткие волосы, бычью шею, опущенный воротник черной кожаной куртки. Во время движения водитель иногда бросал взгляд по сторонам, и Гламуров мог рассмотреть профиль человека, однако был он безликим. «Точно болванка, — решил Борис — ни эмоций, ни мыслей». Будто природа прошлась грубым резцом, хотела добавить индивидуальности, но, подумав, отчего-то плюнула и не стала ничего делать.

Значит, никто не будет мешать на протяжении нескольких часов — это хорошо. Гламуров хотел посмотреть артхаузный фильм. Он специально взял портативный DVD плеер с диском. После просмотра тридцати минут он пожалел о потраченном времени. С другой стороны, пялиться в окно — то еще удовольствие. Такая же скука. Скука смертная, потому что умирают все желания, кроме желания застрелиться. Вот и во время просмотра трехчасового высоколобого шедевра возникли те же тоскливые чувства, насилующие душу и мозг.

Сюжет истории прост, так как никакого сюжета нет и не надо следить за главным героем. Вначале появляется черный фон и звуки природы: дождь и редкие порывы ветра. Идут титры. Наконец возникает изображение. Оно черно-белое.

Гламуров увидел вспаханное поле, моросящий дождь, который порой переставал идти, сменяясь туманом. Его рваные молочные клочья прятали пашню, но порывы ветра сносили туман в сторону. Осень, решил Борис, оттого что рядом с полем располагалась опушка леса и видна светло-серая прибитая дождем трава и местами лежали светло-серые листья. В цветном варианте они должны быть желтого цвета. То есть, глубокая осень. Возможно, октябрь месяц.

Несколько минут — Гламуров не знал, сколько — он наблюдал непогоду, и на периферии сознания стала клевать мысль, что это русская глубинка. Ну, а о чем может снимать прогрессивный режиссер-интеллектуал? Конечно, о России. Три часа тянуть кота за хвост — вот цель. Три часа чернухи и скуки. А как же иначе? Таков был взгляд столичного режиссера на русскую глубинку. Фамилию этого интеллектуала Гламуров прочитал в титрах и тут же забыл.

«Дождался», — мысленно произнес Борис, заметив какое-то движение на экране. Человеческая фигурка появилась вдалеке. Она вяло и неуверенно поплыла к зрителю, словно угрожая исчезнуть, растворившись в ненастном дожде и в перманентной то ли овеществленной скуке, то ли тумане. Человек, видимо, обходил поле, и немудрено: непогода превратила вспаханное поле в грязь. Наконец, Гламуров рассмотрел персонажа. Это был мужчина средних лет с огрубевшими чертами лица. Под глазами мешки от вечного недосыпа и алкогольных возлияний. Небритый подбородок. В голову Бориса стали стучаться затертые эпитеты: мужик от сохи, обветренный взгляд, тяжелая человеческая судьба отразилась на его лице и прочие общие слова и размытые метафоры, что особо не обременены смыслом.

Гламуров поставил видео на паузу и осторожно поднял взгляд на водителя. «А вот он смог бы сыграть этого героя, — решил олигарх, — неделю попить и дня три-четыре не бриться. Да и особо играть тут нечего».

Борис снял с паузы фильм. Незнакомый мужчина приблизился к зрителю и прошел мимо. Зритель теперь смог рассмотреть человека со спины и окончательно составить мнение о его образе жизни, или, в крайнем случае, о его одежде. Герой был одет в штормовку. Под ней — теплый свитер. Его воротник полностью скрывал шею. На ногах — болотные сапоги. За плечом мужчины висел грязного зеленого цвета матерчатый рюкзак. Теперь Гламуров несколько минут разглядывал спину человека. Человек уходил и уходил, пока не исчез из вида.

Следующий кадр.

Видимо, где-то недалеко от того места, где скрылся герой. Борис достаточно хорошо рассмотрел голую землю, воткнутую в нее лопату и рядом косо стоящий кол, на конце которого прибита дощечка с нарисованной стрелкой. Стрелка указывала вниз. Странный пейзаж уже начинал надоедать, но ситуацию спас мужчина. Он остановился у кола с табличкой, обреченно посмотрев на стрелку, скинул рюкзак на землю, взял лопату и начал копать. Основной хронометраж фильма занимала копка ямы.

Конечно, периодически человек прерывался на отдых. Он тяжело и громко выдыхал, изо рта густо валил пар, мужчина наклонялся к рюкзаку, доставал из него литровую фляжку. Рюкзак копатель всегда держал рядом с собой даже в яме. Фляжка контрастировала с убогостью и безысходностью происходящего: она весело блестела начищенной нержавеющей сталью. Человек открывал ее и отпивал, причем все эти шумы слышались четко, порой налетающий дождь не заглушал звуков, которые производил герой. Это было сделано специально, решил Борис. Зритель должен прочувствовать каждой клеточкой организма заброшенность места и меланхолию.

Мужчина, видимо, пил чистый или разбавленный спирт, ибо в такую промозглую погоду только об алкоголе и подумаешь.

Герой копал яму. Вскоре герой исчез из поля зрения и камера начала показывать его сверху. Человек уходил все глубже и глубже. Было слышно, как лопата с шумом врезалась в грунт, как грунт смачно шлепался, отбрасываемый заступом. И вдруг камера показала героя снизу. Гламуров увидел на контровом свете согнутую фигуру, яму, ее осклизлые стены. Камера показала, как вода ручейками меланхолично стекает вниз. И всё прекратилось. Наступила тьма и все звуки пропали. Тьма и тишина длились несколько минут. Борис успел подумать, что DVDплеер завис, но нет, таймер считал секунды.

Наконец-то, финал. Вновь показали яму (вид сверху), и всё встало на свои места. Оказалось, стены ямы осыпались и завалили человека. Естественно, герой сразу погиб. В последнем кадре показали кол с табличкой. На этот раз стрелка показывала вверх, и камера скользнула вверх, в небо. Кадр стал белым, а затем ушел в затемнение. Трехчасовой артхаузный фильм кончился. Пошли титры.

«Ну, и хрень», — подумал Гламуров.

Или это была экранизация поговорки: не рой другому яму, сам в нее попадешь? Но, во-первых, из фильма не ясно, кому он рыл яму. По лицу не разберешь, был ли персонаж хоть на кого-то зол, чтобы рыть тому яму. Во-вторых, так ямы не роют. У мужчины не оказалось лестницы, по которой можно выбраться после окончания работы наверх, да и в такую отвратительную погоду не роют. Мысль Гламурова потекла по иному руслу: «Интересно, а какая там почва была? Глинистая? Песчаная? Что хуже, рыть, когда сухо, или в сырую погоду? Быстрее осыплется сухая или влажная почва? Какова сила сцепления частичек? И насколько были плотными слои? Так! Блин! Стоп!»

Гламуров выключил DVD плеер.

Вместо того чтобы думать о встрече с генералом, он думал о фильме, точнее о трехчасовом бреде, который неизвестно для чего и для кого снимали. Конечно, «интеллектуалы» найдут в кино глубокие смыслы, но походило оно не на метафору российской жизни, а на самобичевание. Как заколебало Бориса самобичевание. На нем, безусловно, можно срубить бабла, но сколько можно мурыжить одну и ту же тему?

Машина остановилась. Гламуров вышел и направился в сторону приземистого домика. Зашел в него. Генерал и несколько солдат (офицеры, судя по нашивкам) ждали его в самой большой комнате деревенского дома.

— Товарищ генерал, здравствуйте, — произнес Борис.

— Надеюсь, вас проинструктировали?

Гламуров, окинув взглядом убогую обстановку, рассмотрел двух офицеров. Они сидели у окна и тоже бросили взгляд на олигарха.

— О чем? — насторожился Борис.

— Вы как представитель, то есть лицо, мирной миссии, должны присутствовать при переговорах с Мурзаевым вместе с нами.

Гламурову не понравились слова военного.

— Послушай, дорогой мой, я не лицо, не картинка на обложке книги, я тут ведущая скрипка. Ваша задача обеспечивать мою безопасность, а не вести переговоры. Переговоры лежат на мне. Я за них отвечаю. Понимаешь?

— Но…

— Ничего, — сказал по слогам олигарх. — Ничего не надо говорить. Ваше дело молчать и исполнять. Ты думаешь, дорогой мой, если ты старше меня по званию, я буду тебе подчиняться? Хрена. Ваши нашивки здесь не канают. Вот так вот. Я здесь главный, потому что у кого реальная сила, тот и правит. Понял? Чемоданчик с выкупом у меня в машине. Скажи своим офицерам, чтобы забрали. А ты… — Борис выделил голосом местоимение. — Ты веди меня к Мурзаеву. Гарантирую, все сложится наилучшим образом, если будешь слушаться меня. Понял?

…

— Вы довольно жестко, я бы даже жестоко с ними обошлись, — сказал Виктор Комов.

— Ну, а что тут попишешь, дорогой, ситуация, сам понимаешь. Мне в солдатики играть некогда было. Нужно было действовать. Да и этот хренов киношедевр не шел из головы. Не поверишь, но мне тогда показалось, что я как бы нахожусь внутри фильма.

— Почему не поверю? Поверю. Так что военные? Проглотили горькую пилюлю?

— Ну, а куда им деваться с подводной лодки? Это сейчас они носы задрали. Правильно, нынешний президент бывший гэбэшник. Они поддержку чуют. А тогда? Тогда у них был алкаш, дирижирующий оркестром. В общем, генерал промолчал. Они сделали так, как я им велел. В переговорной комнате, точнее в такой же убогой мазанке, но в другой, я беседовал с глазу на глаз с террористом.

…

Гламуров зашел внутрь и сразу обратил внимание на длинный большой стол, за которым сидел Мурзаев. Он зыркнул на Бориса и пальцем указал на противоположный край стола. Олигарх сел, положив перед собой чемоданчик.

— Ну, здравствуй, Борис, — медленно произнес Кара. — Как видишь, я свое слово держу. Никого.

Гламуров осмотрелся. Действительно, кроме них в доме никого. Телохранителей Мурзаева не было.

— Ты, я вижу, тоже человек слова, — продолжил Мурзаев, — и тебе стоит доверять. Пока стоит. Пока слово не нарушишь. Что ж, говори.

— В общем, Кара, как и обещал. — Борис похлопал по чемоданчику. — Как и договаривались заранее. Теперь твое слово.

Олигарх толкнул чемоданчик. Он с шумом скользнул по столу и остановился перед террористом. Мурзаев протянул руку и, взяв чемоданчик, чуть приоткрыл его. Гламуров глянул в лицо Кары. Лицо террориста как было каменным, таким оно и осталось, будто и не рад подарку.

— Алла Акбар, — вымолвил Кара, закрыв чемоданчик, и посмотрел на Бориса.

— Это только начало.

— Я понимаю. Война с неверными требует не только идей и слов, но и денег.

— Послушай, Кара, можно я задам тебе один, м-м, теологический вопрос?

Мурзаев улыбнулся в бороду и произнес:

— Борис, чего смущаешься? Будь как дома. Задавай хоть не один вопрос, хоть несколько. И не бойся умных слов. Я их понимаю. У меня же высшее. В советское время я в МГУ учился. А в СССР было самое лучшее в мире образование.

— Ну, так говорят, Кара, а на самом деле, откуда нам знать? Не с чем сравнивать. Я-то не выездной был из-за пятой графы.

— А! — Мурзаев улыбнулся широко и сверкнул рядом ровных белых зубов. — И теперь ты отрываешься не по-детски, да? Так какой твой теологический вопрос?

— Кара, а ты в Аллаха веришь?

— Ты это к чему сейчас?

— Сам понимаешь, дорогой, такая ситуация щекотливая, вот и…

— Да ты не юли, говори прямо.

— Твоя, скажем так, деятельность. Война с неверными.

— Ты об этом? Слушай не волнуйся. Я решу всё. А война с неверными, что ж… Скажем, в Средневековье были крестовые походы. Христиане на устах с именем пророка Иисуса вырезали всех инаковерующих. А что мне мешает? Ты осуждать меня сюда приехал, да? Но меня судить некому. Давай на чистоту. Все мы знаем, что никакого бога нет. Аллаха тоже нет. А раз бога нет, значит, всё дозволено, да?

— Достоевский. Знаю. Слышал. А вдруг есть. Вдруг тебя Аллах покарает.

— Слушай, тебе пленные нужны, а то я себе оставлю?

— Нужны, нужны, ты что, дорогой? Я за этим как раз и приехал.

— Тогда забирай, да?

Мурзаев опустил взгляд вниз направо и протянул руку. Он достал рацию.

— Да. Это я. Прием. Да. Товар на месте? Хорошо. Отпускаем, — сказал Кара в рацию, затем Гламурову: — А теперь всё. Иди с миром. Да хранит тебя бог, или кто там у вас?

— Я тоже, дорогой, в бога-то не верю.

— Ну, как доберешься до Москвы, позвони. Обязательно. А то я волноваться буду. Такие партнеры, как ты, на дороге не валяются.

И Мурзаев вновь улыбнулся.

…

Гламуров забрал стакан у Комова и, взяв свой, поставил их в бар. Закрыв бар, олигарх повернулся к писателю и произнес:

— Вот так состоялась первая встреча с террористом. Как оказалось, раньше он имел простую советскую биографию. Родился в семье инженеров, закончил успешно МГУ и так далее, и тому подобное. Вот так, дорогой. — Борис сел за стол и тяжело выдохнул. — Больше мы с ним не встречались, но много беседовали по телефону.

— Его, вроде, убили? Или это фейк?

— Да. Во Вторую Чеченскую. Там появился эффективный менеджер, так что войну назвали антитеррористической операцией. Вот тогда Мурзаева и смешали с асфальтом в прямом смысле слова. Жертва ребрендинга войны. А, может, на самом деле Аллах покарал. Он терпел, терпел, терпел, терпел, терпел, да и плюнул. Сказал: раз ты меня не уважаешь, вот тебе ФСБ, дорогой.

— Так это правда?

— Да. Лоханулся Кара. Он же в гору пошел после таких обменов пленными. Стал почти главой республики. Нелегитимным, правда. Машина там, особнячок, девочки-гурии, цацки, все дела, навороченный телефон. Компьютер в кармане. По тем временам это был статус. Вот по нему и вычислили местоположение с точностью до метра. Вначале, конечно, пришлось попотеть, чтобы пробить номер, но зато дальше как по маслу. Кара в машине ехал и трындел, тут его запеленговали и ракетой — бац! — и нет главы республики. А мне только на руку. Кстати, я сам денег давал на его устранение. Слишком много знал Кара Мурзаев, а теперь ничего не расскажет.

— Что было дальше?

— В принципе, надо было убирать алкаша-дирижера, да и он сам собирался уходить: устал. Здоровье подорвал, только не на политическом поприще, конечно.

Гламуров внимательно посмотрел на Комова и, вновь тяжело вздохнув, заговорил:

— Пожалуй, предвыборная компания, которую я затеял с целью моментальной смены президентов — старого на молодого, оказалась главным моим просчетом.

…

В новой агитационной программе не было дебильных лозунгов вроде «Голосуй, или проиграешь», «Голосуй, или в рот тебя чых-пых». Надо уже было пользоваться другими лозунгами, более мягкими и незаметными.

Однако Гламуров проиграл выборы, несмотря на то, что его кандидат, которого он поддерживал, выиграл те самые выборы. Кандидат вышел из-под контроля. Возможно, он не знал о контроле и поэтому вышел из-под него, но всё это словоблудие и доморощенное философствование стоило отложить в сторону. Новый президент действовал иначе, чем предполагал Борис, не в тут сторону двигался глава государства.

Гламуров встретился с ним на его новом рабочем месте.

— Здравствуйте.

— Проходите, садитесь, пожалуйста. — Президент указал на место.

Можно было и не указывать, кроме них двоих никого не было в зале приемом: ни журналистов, ни советников, ни пресс-секретарей.

— Спасибо. Я бы хотел поговорить с вами на очень важную тему, касающуюся нас.

Президент удивленно посмотрел на Гламурова, но промолчал, лишь вымолвил:

— Что ж, это интересно. Интересно то, что это касается только нас двоих. О чем же вы хотели сообщить?

— Ваши последние распоряжения, буду говорить напрямую, коснулись моих деловых интересов.

— Но интересы страны вы ставите ниже своих интересов, или я ошибся?

— Ах, бросьте, дорогой мой, давайте, мы не будем играть в темную, не прятать в рукавах карты, начнем играть в открытую.

— Хорошо. В открытую, так в открытую. Интересы страны для меня стоят выше ваших интересов. У меня вот такая формула. А у вас?

Гламуров, задумавшись, посмотрел на молодого президента: «Или он реально не понимает, или дурака включил? Как же к нему подъехать, чтобы… как бы…».

— Вы должны понимать, господин президент, что дело даже не в моих интересах, что интересы многих будут затронуты.

— Что ж, значит, будут затронуты.

— Но вы об этом пожалеете.

— Не будем загадывать на будущее, ведь оно никому неизвестно.

— У вас нет больше никаких аргументов?

— Нет.

Странное дело, даже невероятное: Гламуров покинул приемную оплеванным.

…

— По сути, он вас интеллигентно послал, — сказал Комов.

— Да. Если б нынешний я рассказал об этом самому себе прошлому, то тот, который из прошлого, не поверил бы. Решил, что развод. Обман.

— И что вы сделали.

— Виктор, дорогой мой, вы, пожалуйста, не издевайтесь. Вы же сами понимаете, что случилось дальше. Если в девяностые бомбы разрывались все ближе и ближе от меня, то, ясен пень, нужно было утекать из провинции в столицу. Но когда бомбы рвались по всей стране, нужно уезжать за границу и просить политического убежища. Свои активы, что на территории России, приходилось постепенно сливать, потому что все равно их у меня бы отняли. А ведь какие куски уходили из рук. Большие и маленькие. Кидался ими направо и налево. Продавал людям проверенным и совершенно левым и мутным личностям, о которых я впервые слышал.

— Об Антонове, слышали?

— Да знаешь, сколько их было.

— Дело секты мертвецов.

— А, да, теперь припоминаю, дорогой, да, припоминаю. Было. Я ему тоже что-то слил, не помню только что. Наверно, какую-нибудь мелочь, ерунду. Помню и о секте мертвецов. Мутное дело. Убийцу Антонова так и не нашли.

— Вы не пытались вернуться на родину?

— Как сказать. Особо нет, но отметиться надо было. Я письма президенту писал.

— Зачем?

— Конечно, тебя это удивляет. — Гламуров задумался, погрузившись в воспоминания. — Но… Вот как сказать? Я пытался напроситься на встречу? Нет. Хотел раскаяться? Вряд ли. Я мог пойти на некоторые жертвы, уступить что-то или кого-то. У меня, понимаешь, проблемы с бизнесом начались, а тут еще… — Гламуров замолчал на пару секунд. — Ну, вот как-то так.

…

Комов вспомнил 31 декабря 1999 года, когда два президента поздравляли страну с зимним праздником. Или только один поздравлял? Первый сказал точно: «Я устал, я ухожу». Эта фраза стала мемом. На самом деле он сказал: «Я устал». Затем сообщил об уходе. Но в людской памяти это слилось в одно предложение. А вот второй? Что он говорил? Как бы Виктор не силился вспомнить, но на ум ничего не приходило, никаких даже общих фраз. О чем говорил второй президент? Что обещал? Или не обещал? Конечно, в сети можно было найти это историческое поздравление, но Комов не стал искать.

…

Они с минуту помолчали. Наконец, олигарх спросил Комова:

— Еще вопросы, дорогой, есть?

— Нет. — Виктор пожал плечами и задумался. — Я бы спросил о двух письмах президенту России, но не буду спрашивать. Там, наверно, ничего интересного.

— Да. Ничего. Общие слова. — Гламуров пригладил редкие волосы. — Знаешь, дорогой, ну, что я мог написать ему? Открыть глаза? Да он и так все знал. Второе письмо получилось более личным, но я не буду об этом распространяться. — Писатель показал открытые ладони. Жест говорящий: «я сдаюсь». — Вот именно, дорогой мой. Правда. Истина. Кому они нужны?

— А разве нет? Не нужны?

— Ой, Виктор! Давай, ты не будешь лукавить. Все же занимаются самообманом и тратят на него уйму времени. Я сейчас тебе одну притчу расскажу. Интересную. Хочешь?

— Конечно. Вы для того меня и позвали.

— Так вот. Представь себе, что ты идешь по широкой грунтовой дороге, пересекающей поле, а поле огромное. Оно слева и справа от дороги. От горизонта и до горизонта. А дорога хорошая, комфортная. Сухая, а главное, не пылит. Идти — одно удовольствие. И вот, ты шагаешь и шагаешь, и замечаешь впереди какие-то предметы, торчащие из земли. Ты приближаешься и видишь, что рядом с дорогой, стоит только пару шагов сделать в сторону поля, находятся лопата и шест. Лопата воткнута в землю, шест — тоже. На конце его табличка прибита с четкой надписью: «Здесь следует искать истину. Копать здесь». И стрелка вниз для особо одаренных. Ну, ты не будь дураком, начинаешь копать, а лопата отличная: приемистая, наточенная. Она легко снимает дерн. Ты копаешь, копаешь, копаешь и вдруг краем глаза замечаешь, что что-то торчит в поле, но вдалеке. Присматриваешься. Две палки воткнуты в дерн. В общем, ты перестаешь копать и отправляешься к тем палкам. Оказывается, это тоже самое, те же предметы: лопата и шест с табличкой: «Здесь следует искать истину. Копать здесь». И вновь знакомая стрелка. Так вот, мой дорогой, какая твоя первая мысль будет?

— Обман.

— В точку.

— И что мне делать?

— Возвращаться на дорогу и продолжить путь.

— А истина?

— Никакой истины не существует, понимаешь? Все эти лопаты и указатели, говорящие, что они знают, где истина, на самом деле отвлекают тебя от твоего пути. Я подчеркиваю, твоего пути. Твой путь — и есть истина. Так что, если кто-то предложит тебе узнать правду или истину, не верь тому, это развод для лохов. Истина лишь в том, что все эти таблички и лопаты существуют для того, чтобы сбить тебя с толку. Вот так вот, дорогой мой.

— Да, в этом есть здравое зерно. — Комов посмотрел поверх головы олигарха. — Я вижу, у вас тут мое собрание сочинений?

— Да. — Гламуров вполоборота развернулся и кинул взгляд на книжный ряд. — Это так называемое народное собрание сочинений. Избранное.

— Да. Я помню. Издательство еще художников привлекало, а я выбирал иллюстрации. — Виктор посмотрел на Бориса. — Извините, а где у вас туалет.

Гламуров объяснил.

Комов зашел в туалет и пару секунд смотрел с любопытством на сливной бак и унитаз. Он бы сказал, что санузел выполнен в ретро стиле. Обычно бак ставится на унитаз, или прячется в стенной нише, а унитаз вешается. Здесь же сливной бак находился на высоте двух метров, от него шла труба, которая внизу подсоединялась к чаше унитаза. Чтобы слить воду, нужно потянуть за конец шнура. У Гламурова он был в виде золоченой цепи, оканчивающейся рукояткой в форме груши. Груша как бы из хрусталя, но на самом деле, это, скорей всего, искусственный хрусталь. Общее впечатление от санузла — гремящая безвкусица. Хромированные и золоченые детали не вязались с фарфоровой белизной.

Справив нужду и смыв за собой, Виктор стал внимательно разглядывать конец шнура, который шел к сливному баку. Шнур оканчивался большим золоченым кольцом, висевшим на рычаге. Он был из латуни. Рычаг оканчивался крюком так, что золоченую цепь можно легко снять. Это и сделал Комов, положив цепь в карман. Он еще раз осмотрелся и вспомнил, что рептилоид говорил Борису: «Нас не интересует ваше золото. Тем более, золото вас погубит». Видимо, Гламуров нарочно решил всё вызолотить. Он будто говорил: «На, смотри, судьба, ты ничего не сможешь со мной сделать, я покрыл золотом уборную и до сих пор жив, оно не смогло меня погубить!» Было в этом мальчишеское зубоскальство, безмозглое и непоследовательное.

Затем Комов вспомнил одну из серий о Джеймсе Бонде, то ли «Золотой палец», то ли «Человек с золотым пистолетом», в которой девушку покрыли золотом, и она задохнулась. Или ее перед этим убили?

Виктор отогнал навязчивую мысль. Если думать об этом, то не сможешь решиться.

Он вернулся к Гламурову в кабинет и вновь бросил взгляд на книжную полку.

— А можно глянуть ближе? — спросил Виктор.

— Да, конечно, дорогой.

Писатель подошел к шкафу и, смотря на корешки книг, нащупал в кармане рукоять из искусственного хрусталя. Хрусталь. Хруст. Комов быстрым движением вынул цепь от сливного бачка и рукоятью ударил по голове олигарха. Удар пришелся в висок под углом. Борис взвыл, но не потерял сознания. Виктор свободной рукой захватился за редкие волосы на затылке Гламурова и ударил со всей силой его лицом о столешницу. Олгиарх не потерял сознания, но стал вялым. Он забрызгал кровью стол. Комов перехватил золоченую цепь как удавку и задушил Гламурова.

Когда всё было кончено, Виктор тяжело дышал и рассматривал взъерошенный затылок Бориса. Гламуров лежал лицом на столешнице в луже крови.

Писатель продолжал держать цепь сливного бачка за концы, затем ослабил хватку и распутал цепь. Осмотрелся. Вновь обмотал цепью шею Гламурова. Теперь это была петля. Она походила на ошейник с хрустальным украшением, правда, собака недавно сдохла. Опять осмотрелся — и потащил мертвое тело за свободный конец цепи. Труп мягко стек со стола и глухо ударился об пол. Олигарх лежал на спине. Комов с большим усилием, периодически останавливаясь на отдых, приволок труп в туалет.

Сколько времени Виктор потратил на перетаскивание, не знал. Он втащил Гламурова на середину уборной и сел на унитаз, дав себе еще раз отдышаться.

Рядом с зеркалом воздух задрожал, как в летнем мареве, затем образовался светящийся круг, из которого вышел рептилоид. Он был одет в длиннополый серый жилет с множеством карманов. В руке дрейк держал непонятный предмет, похожий на эфес с рукояткой от шпаги. Рукоятка напоминала кастет, а эфес оказался небольшим. Вместо лезвия выглядывал стальной обрубок, раздваивающийся в конце. Это походило на змеиный язычок. Рептилоид молча подошел к трупу, приставил «язык змеи» к виску Гламурова, подержал с минуту. При этом по эфесу забегали разноцветные огоньки.

— Надеюсь, ты не сильно повредил ему мозг, — произнес дрейк, когда процедура закончилась.

— Вряд ли, он еще был жив. А вот удушение…

— Мозг без кислорода был не более пяти минут. Я засек время.

— А мне показалось, что я пёр его целую вечность.

— Не забывай, мы можем менять субъективное восприятие времени.

Комов, указав на устройство в руке рептилоида, спросил:

— Так вот это у вас называется ментальной копией личности?

— Точнее, это прибор, в который закачивается личность.

— Зачем вам личность Гламурова?

— Мы дадим ей новую жизнь.

— Для чего?

— В двух словах не расскажешь. Мы хотим понять, почему разумные существа именно на этой планете подвержены злу как дурной привычке.

— Вы думаете, что зло — это дурная привычка?

Дрейк снял устройство копирования с руки и положил его в свободный карман жилета. Из другого кармана он достал пачку сигарет и зажигалку. Закурил. С нескрываемым блаженством прикрыл глаза и выпустил сизую струйку дыма вверх. Виктор, во-первых, только сейчас заметил, что у рептилоида пятипалая конечность, во-вторых, он держал сигарету между большим и указательным пальцем. «Так, кажется, держал сигарету Курильщик из сериала “Секретные материалы”, — вспомнил писатель. — Они эту херню смотрели?»

— Обрати внимание, — произнес дрейк, показывая сигарету. — Табак вреден для здоровья. Я это знаю, но продолжаю курить. Эту дурную привычку я приобрел на Земле в двадцатом веке. Я знаю, что мои легкие замусориваются, благо я смогу поменять их на новые и чистые. Нашей медицине это сделать, как два пальца об асфальт. Но что стоит бросить курить? Вроде бы, ничего, да? Но я продолжаю курить и сознательно наносить вред своему здоровью. Так и со злом. Ты осознаешь, что это плохо, но все равно наносишь себе вред.

— Но ведь табак — наркотик.

— Верно. И зло — тоже наркотик. Мы думаем над тем, как избавить землян от этой зависимости. Ищем эффективные методы. Ладно. — Рептилоид, не затушив сигареты, бросил ее на пол. — Хватит философствовать. Пошли. Ребята здесь приберутся.

— А когда вы… Ты приобрел дурную привычку?

— Во времена гитлеровского рейха.

— А, ну, да. Ты говорил.

— И как и обещал, расскажу подробно.

Дрейк вошел в светящийся круг. Комов последовал за пришельцем. Круг замерцал, стал тусклым и исчез. На его месте остался дрожащий воздух.

Через пару секунд вновь возник сияющий круг, из которого вышли пять рептилий, одетые в специальную одежду: сверху рубашка с коротким рукавом, ниже пояса то ли длинные фартуки, то ли юбки. На лицах гостей респираторы, в руках устройства, напоминающие небольшие круглые щиты, — это пылесосы. Один из рептилоидов держал в руке чемоданчик. Он поставил его на ребро в центре уборной, раскрыл верхнюю часть как книгу. Изнутри чемодана вырвались изумрудные лучи, которые стали ощупывать все вокруг.

— Сканирование закончено. Запускайте уборщиков, — скомандовал пришелец.

…

Серый моросящий дождь за окном и низкое небо. Ветки деревьев не колыхаются — ни ветерка, поэтому воздух кажется ватным и липким, но Гламуров этого не чувствовал. Его труп лежал в уборной, шея все также перетянута золоченой цепью от сливного бачка. Рептилоиды уничтожили все следы: микрочастицы, отпечатки пальцев, остатки потожировых, однако ничего не сделали с камерами на улице. Они беспристрастно зафиксировали, что Виктор Комов посещал олигарха тогда, когда предположительно тот был убит. Внутри дома съемка не велась.

Когда Гламуров перестал отвечать на звонки, когда охранник, патрулирующий территорию, заподозрил неладное — Комов не выходил, тогда и стали связываться с охраной и ей пришлось войти в дом. Труп обнаружили. Цепь была обмотана вокруг шеи Гламурова.

Прибыла карета скорой помощи и забрала мертвого олигарха.

— Даже не верится, — произнес Борис, глядя в окно и провожая глазами отъезжающую машину. — Я, вроде, жив, но я знаю, что умер.

— Ничего удивительного, — ответила тень. — Все реально. Мир субъективный, мир объективный. Тот мир. Этот мир. Они равнозначны. Что тут такого сверхъестественного?

— Кстати, а что сделал рептилоид?

— Ты сам слышал. Загрузил твою личность на временный носитель. Скопировал.

— Но я-то здесь.

— Временно. Пока он не выгрузит тебя в иной мир, ты будешь болтаться в реальном мире. На Земле.

— Бред какой-то. Я же атеист.

— Значит, полетишь отдельным VIP классом, — неумело пошутила тень.

— А ты вообще кто?

— Частично я — это ты. Твоя философствующая часть. Можешь звать меня мудрец Ша.

— Мудрец Ша?

— Угу.

— Мда. — Гламуров замолчал и посмотрел в ту точку, где скрылась карета скорой помощи. — Вот я дурак!

Лицо олигарха изобразило разочарование.

— В чем дело?

— Я же написал в завещании, чтобы меня похоронили на родине.

— И?

— Так они похоронят меня в России, а предки мои из Израиля. Израиль — моя родина.

— Надо было точно формулировать. Поспешил ты…

Гламуров повернулся спиной к окну, и сосредоточенно рассмотрел Ша. На типичного мудреца он не был похож, то есть на пожилого мужчину с залысиной, окладистой седой бородой и смеренной мудростью в глазах. Это была действительно тень: темно-серый чуть размытый силуэт.

— Когда человек умирает, — заговорил Ша, — его личность распадается на множество составляющих. Может, что-нибудь читал о многослойной структуре человеческого «Я»?

— Нет. Эзотерика — ерунда. Я пытаюсь объяснить происходящее со мной логически. Мне не вериться до сих пор. Может, это сон?

— А что есть сон? Еще одна реальность, которую ты видишь в реальности. Если тебя успокоит, то называй это место лимбом. Пересылочным пунктом. Скоро все кончится, и ты вернешься туда, куда тебе назначено, а я покину тебя.

— Куда я вернусь?

— Мне не ведомо.

Олигарх сел на диван и внимательно посмотрел на мудреца. Он был спокоен. Ша вальяжно развалился в соседнем кресле, по крайней мере, так увидел Борис, изучая серое копошение рядом с мебелью.

— Ша, а ты обманщик, дорогой мой. Если ты моя душа, ну, типа часть души, личности, то кто я? Либо меня не существует, либо тебя не существует. Но я-то знаю, что я есть, ибо вот он я.

— Да будет тебе известно, у человека две души: Земная и Небесная. Они должны соединится. Бесчисленное множество привязанностей, память о Земле, телесные ощущения — всё это мешает встречи двух душ. Как только ты забудешь о бренном, ты встретишься с Небесной душой. Не сразу, конечно, а много-много лет спустя. Земное забывается не быстро.

— Слушай, проповедник! Кончай, а! По-твоему, я должен верить на слово?

— Ну, знаешь! — возмутился мудрец. — А как ты хотел? Или у тебя вопросы? Так задавай.

— Что со мной будет? С телом.

— Подумай о душе. А так, ну… Новость о твоей смерти, видимо, уже попала в руки ушлых журналистов. Сегодня днем твой портрет будет во всех периодических изданиях, в Интернете. Далее позвонит президент России главе этого государства и попросит выдать тело. Завещание, сам же говорил.

— А зачем меня депортировать в Россию? Необязательно слово в слово следовать тексту.

— Ты забыл, в какой стране находишься?

— Ну, да. Жаль. И все-таки, для чего усложнять?

Мудрец неопределенно улыбнулся. Наверно, движение серой массы в районе головы следовало понимать, как улыбку.

— А для того, чтобы… — Голос Ша дрогнул.

Он будто надломился, и кто-то другой произнес медленно и четко:

— Тебя вряд ли боялись, скорее, ненавидели, но если и был страх, то все с наслаждением ждали минутной слабости, чтоб раздавить, унизить любым способом. Ведь таковы твои «друзья». Я думаю, для тебя это не открытие. Депортация мертвого тела на родину? Воспринимай, как хочешь. Можешь думать, что это еще один способ унизить тебя, раздавить, мысленно размазать твои мозги по стенке.

— Абсурд. Это похоже на тупое шоу. К чему оно?

— А почему бы и нет? Почему бы не пощекотать нервы или не повеселиться? Мы живем в мире абсурда. Так что самое нелепое — есть самое логичное.

— Мне кажется, мой дорогой, ты уходишь от ответа.

— Ладно! — Ша сдался. Он, помолчав пару секунд, спросил: — Ты хочешь знать, что будет с тобой? С твоим телом? Рассказать? Или показать?

— Валяй, показывай.

…

Облака были похожи на сказочное поле, вспаханное неведомым пахарем, неизвестно каким плугом. Где жил этот небесный пахарь, никто не знал. Вот он, прошелся здесь, но ничего из этих облаков не вырастет, ничего они не принесут. Это не грозовые тучи, это мирная небесная пашня.

Пассажир еще долго рассматривал облака в иллюминатор. Он заставлял себя смотреть на них, ибо в салоне заняться было нечем, а липкая скука, казалось, облепила механизм часов и стрелки двигались слишком медленно.

Пассажир, наконец, оторвался от рассматривания пейзажа за стеклом и глянул на соседа. Тот, неуверенно кивнув, уточнил:

— Сопровождаете груз. — То ли вопрос, то ли утверждение.

— Так же, как и вы. А что? Я вас, кстати, впервые вижу в нашей команде. Новичок?

— Да. — Сосед ответил и чуть не зевнул. Получилось наподобие кривой улыбки. — И зачем труп депортировать?

— Завещание Гламурова.

— У богатых свои причуды.

— Верно. И здесь особая философия: свое не пахнет. Что было бы, если тело оставили там, за проливом. Воняло бы. А тут, пусть будет.

Сосед ничего не ответил, затем поблуждал взглядом по небольшому салону и вымолвил:

— Странно это все. Будто ты персонаж глупой пьесы.

— Жизнь глупа и непредсказуема.

Они могли бы так целыми часами футболить слова, вяло и с неохотой давать друг другу вербальный пас, но сосед внезапно произнес громко и бодро:

— Похоже, вечер перестает быть томным. Пора разогнать скуку. — Он встал в проход между креслами, вынув пистолет. — Всем оставаться на местах! Это захват! Нам нужен Гламуров! Где его тело! В багажном!?

…

В каждой шутке есть доля правды, в каждой правде есть доля шутки, и пассажир, сидящий у окна, ощутил себя персонажем-статистом в чьей-то пьесе. Он смотрел на своего соседа, что стоял в проходе между кресел с оружием. Экстремист был главным. Он указал двум подельникам пройти к экипажу и потребовать снизиться.

Главарь, не торопясь, переложил пистолет из одной руки в другую, демонстрируя свое превосходство.

— Значит, так, — проговорил он. — Вас приветствует Радикальная Ультра Патриотическая Организация России. Сокращенно РУПОР. Наш девиз: «Россия только для русских». Поэтому. Я буду говорить с держателем магнитного ключа от гроба Гламурова. Выходи в проход и отдай мне ключ.

Пассажир у окна осторожно приподнялся и, подняв вверх руки, вышел в проход.

— А, так это вы держатель? — удивился главарь. — Ключ точно у вас?

— Да. Только…

— Ничего с тобой не случится, если ты отдашь ключ!

— Я не об этом. Осторожно с гробом. Не нарушьте герметичности.

— Какую, нахрен, герметичность?

— Тело находится в вакуумной упаковке.

— Как свежее мясо в супермаркете?

— Типа того.

— Странно, ты беспокоишься о мертвом, а нужно беспокоиться о себе. Хорошо. Мы не собираемся уничтожать труп. Ничего с олигархом не случится, всё самое плохое с ним и так случилось. Где ключ?

— Во внутреннем кармане.

Главарь кивнул одному из экстремистов. Тот, ощупав одежду пассажира, извлек пластиковый прямоугольник, похожий на банковскую карту, и передал его.

— Отлично. — И обращаясь к пассажиру: — Я гарантирую, мы упаковку не потревожим. Понимаешь? Кивни. — Тот кивнул. — А теперь сядь на место. У окна и рассматривай облака.

Пассажир сел.

Радикалы, держа оружие на изготовке, прошли в грузовой отсек. Он оказался просторным, и ничего кроме двухметрового ящика в нем не находилось. Ящик не напоминал гроб. Скорее уж тару для перевозки длинных и узких предметов. Гроб — вытянутый стальной параллелепипед, поперек корпуса нанесены три ярко-оранжевые широкие полосы из флуоресцентной краски. Ящик был притянут широкими ремнями к полу.

— Посмотри, что там за бортом, — приказал главарь.

— Снижаемся, — ответил экстремист.

— Отлично.

Главарь лихорадочно отстегнул ремни ящика, достал магнитный ключ и засунул в щель. Что-то пискнуло. Механические замки открылись. Главарь приподнял крышку ящика и глянул внутрь.

— Он.

— А зачем нам сбрасывать его в море? — спросил подошедший бандит. — Доставили бы на родину, там и разобрались бы.

— А вот хер ему! — крикнул главарь и вновь посмотрел на тело Гламурова.

Оно действительно было упаковано в герметичную пищевую пленку, которая плотно прилегала к трупу. Пленка, правда, была толще, чем для пищевых продуктов.

— Наше дело не уничтожить тело, а помучить его. Он слишком много трудностей доставил многим людям в России, так пусть же немного попутешествует. Конечно, я с тобой соглашусь. Нечего этой твари поганить нашу светлую родину. — Он бросил взгляд в сторону. — Открывайте люк!

Люк открыли. Завыл ветер. В проеме показалась полоска неба и вода. Экстремисты закрыли ящик и толкнули его по наклонной плоскости. Гроб скатился и ухнул в воду. Еле слышный всплеск, и все увидели быстро удаляющийся предмет с оранжевыми полосами.

Люк закрылся.

— Приятного путешествия, — произнес главарь в наступившей тишине.

…

Гламуров испытал смешанные чувства: удивление, злобу и неверие. Но больше всего он был зол на мудреца, который показал ему часть истории.

— Ерунда! Не верю!

— Почему?

— Ну, этого не может быть…

— Потому что этого не может быть? Откуда тебе знать?

— РУПОР? Ты серьезно? Я о ней ни разу не слышал. Какие-то уроды, возомнившие себя не знай кем.

— Ну, что есть, то есть.

…

Коренастый мужчина средних лет, который так и дышал агрессией, схватил всей пятерней стальное пресс-папье, но в итоге лишь нервно переложил предмет на другое место — слева от себя.

— Какого хера! Я не въехал! Где Гламуров?! Точнее его труп!

Подчиненный, бледный как полотно, посмотрел испуганными глазами на шефа, но был нем как рыба. Он совершенно не понимал творящихся дел, тем более в эту организацию он устроился совсем недавно. Молчание, кстати, входило в перечень его обязанностей. Молчать, исполнять, не рассуждать — прекрасная формула. Причем универсальная.

Его сознание царапнула мысль: «А для чего нам труп олигарха?»

— Мы зря окучивали полицию, чтобы получить тело? — метал молнии шеф. — Зря организовали депортацию тела на родину согласно завещанию олигарха? Нам никто не мешал, и здравствуйте вам. Труп испарился. Я фигею дорогая редакция! Чего молчишь? Отвечай!

— Говорят, эту акцию оплатила какая-то политическая организация.

— «Какая-то», — передразнил начальник подчиненного. — Конкретнее можешь?!

— РУПОР.

— Чертов РУПОР! В каждой бочке затычка!

— По проверенным данным тело сбросили в море.

…

— Это вообще кто? Что за организация, которая организовала депортацию тела? — спросил Гламуров.

— Я, думал, ты знаешь.

— Не, дорогой мой, откуда?

— Может тот, кому ты насолил в девяностые? — уточнил Ша.

— На лицо не припомню. Да и зачем им труп? Понятно, если бы они хотели заказать меня, но труп? Они что, некрофилы?

…

Матрос, как и положено быть матросу, человек дюжий и выносливый с обветренной кожей находился на палубе судна и надраивал кнехт, или не кнехт, а какую-то другую железную штуковину. Он хмуро и сосредоточенно смотрел на нее, ожидая, видимо, появления отражения лица на металлической поверхности.

Судно когда-то принадлежало Гламурову, поэтому след бывшего хозяина остался на борту — потускневшая надпись «ГламурOFF Сorporation». Судно перевозило химическое сырье для удобрений.

Методично начищая инвентарь, матрос отвлекся. Со стороны это выглядело так, будто он сильно задумался и, поскольку мысль была тяжелой, полностью погрузился в нее. Рука с бархоткой остановилась. На самом деле, матрос заметил краем глаза нечто на поверхности воды. Оно резко выделялось оранжевым цветом, а раз объект на воде имеет яркий цвет, значит, или это спасательная шлюпка, или иное спасательное средство. Именно об этом он и доложил капитану.

Капитан вышел на палубу и, посмотрев в бинокль, пробормотал:

— Карлингс мне в зад! — И, грязно выругавшись, убрал бинокль. — Вроде шлюпка, но почему закрытая. Она идет прямо к нам параллельным курсом. По уставу мы должны принять потерпевших на борт.

Команда не собиралась возражать. Закон о взаимопомощи никто не отменял и странный ящик с яркими оранжевыми полосами вскоре подняли на палубу.

Матросы сразу стали спорить о содержимом.

— Интересно, что там?

— Какая-нибудь ерунда.

— Золото, бриллианты.

— Хорошо заливать! Кто ж такими грузами бросается?

— Контрафакт.

— А, может, груз был плохо закреплен? — философски изрек тот матрос, который первым его и заметил.

— Руки бы повыдергивать такой команде!

— Тихо! — пресек разговоры капитан. — Я сообщу на землю и передам приметы груза и его номер, вон он на торце выбит. Сразу ясно, что он особенный. И электронный замок имеется.

Матросы деловито покивали головами. Шесть человек закинули на плечи двухметровый ящик и, пошатываясь под тяжестью, занесли его в трюм, где хранились химикаты. Капитан, провожая взглядом матросов, подумал: «Как гроб несут».

Какого же было его удивление, когда с земли сообщили, что, судя по приметам, это тело Гламурова.

— Тело? В каком смысле, тело? — не понял в первую секунду капитан.

— В мертвом смысле, — пошутил диспетчер. — В этом ящике труп Гламурова.

— Твою флотилию!

— Именно. Ящик тяжелый?

— Так точно.

— Значит, тело на месте. Ты чего, не слышал о смерти олигарха?

— Да слышал я! Просто не думал, что вот так вот получится. А как он в море-то оказался?

— Долгая история. Ладно. Ждем вас в порту. Конец связи.

…

— Эх! — крякнул от удовольствия Ша. — Чудны твои дела, Господи!

— Не юродствуй, дорогой, — беззлобно заметил Гламуров.

— Твое замечание здесь не уместно. Я ни капли не юродствовал. Даже не ёрничал.

— Когда вообще этот бардак закончится?

— Считай, закончился. Тело отправили поездом до города. Там, как ни странно, все прошло без приключений.

— А дальше?

Слова олигарха прозвучали устало. Он представил себя старым львом, которому ничего не остается, как вспоминать свое разудалое молодое прошлое и, вроде, вот она реальность — только схвати ее зубами, но время утекло. Шерсть свалялась в колтуны, когти притупились, мышцы одрябли, зрение изменяет, да и зубы поредели — нечем хватать и жевать добычу. Остается вспоминать прошлое и беспомощно грезить.

— Дальше сам увидишь. Немного осталось. Рептилоид скоро загрузит твою личность. Есть у них что-то вроде то ли облачного хранилища, то ли виртуальной реальности для умерших существ.

…

Работник морга взял папку и вышел из кабинета. Он осторожно проследовал по коридору, боясь оступиться. Алкоголь еще не выветрился. Голова была чумная и болела. В ушах стучало. «Полный вынос мозга», — определил он свое состояние, открывая дверь в небольшое помещение, стены которого были выложены кафелем, потрескавшимся от времени. В углу стояла «труповозка» — тележка, накрытая белой плотной тканью. Под тканью угадывалось тело.

— Ну, здравствуй друг, — сказал работник морга, убрав покрывало и рассматривая застывшую улыбку на пожелтевшем лице. — Чему, ты, улыбаешься? А, я понял. Ты приехал домой.

Санитар открыл папку, но тут же захлопнул ее, произнеся:

— Давай без церемоний. Меня зовут Василием. Можно просто Вася. Тебя я знаю. Ты — Борис Олегович Гламуров. Сокращенно: БОГ. Правда, мертвый бог. Олигарх. Извини, у меня похмелье и поэтому слишком много болтаю, люблю, знаешь, пофилософствовать, а кроме того, это отвлекает от головной боли. Спросить можно? Спасибо, что не возражаешь. Так, вот. В чем высшая справедливость? Молчишь? Конечно. Ибо ты знаешь ответ. Высшая справедливость заключается в том, что я жив, а ты мертв. — Василий тяжело вздохнул. — Ладно, поехали в последний путь. За тобой пришли. Знаешь, кто-то позвонил. Какие-то придурки. Назвались рептилоидами. Заплатили неплохо. — Работник морга накинул простыню на тело. — Тебя надо доставить в крематорий. — Василий выкатил тележку в коридор. — Тебе повезло. Это соседний корпус. Ехать недолго. Сказали: сжечь, а прах смыть в унитаз. Да, я не шучу. Прямо в унитаз. Так и сказали. А у тебя раньше был унитаз? Золотой, наверно?

Василий резко оборвал монолог и, толкая перед собой тележку, замурлыкал под нос песню, которая состояла только из одной строчки: «Мы рептилоиды народ не злой».

…

Ша, не обращая внимания на Гламурова, пробормотал себе под нос:

— Я познал много одиночеств, и вот было одно, самое глубокое, и я понял, оно навсегда.

— Какова моя судьба? Ну, не тела, конечно.

— Я же сказал. Ты будешь принадлежать рептилоидам.

— Да это невозможно.

Ша не ответил. Он лишь пожал плечами.

— Понятно, что рай мне не светит, — начал рассуждать вслух олигарх. — Следовательно, я окажусь в аду.

— Хм, больно ты кому-то там нужен. Твоя личность не того уровня. Ад еще надо заслужить. Я же сказал, к рептилоидам, значит, к рептилоидам. На большее не рассчитывай, — прозвучал бездушно голос.

— А если бы их не было? Этих разумных ящериц?

— Тогда небытие.

— А что, там можно жить?

— Как сказать, — Ша смутился и замолчал ненадолго. — Это можно назвать существованием, но ты особой разницы не почувствуешь. Наверно. Как для человека, который ничего не добился в земной жизни, ты, возможно, просто не обратишь внимания.

Гламуров растворился в воздухе. Следом за ним исчез и мудрец.

…

Олигарх очнулся на каменном полу. Он вздрогнул от резкого голоса с грузинским акцентом:

— Встань! Иди работать!

Борис осторожно разлепил веки и посмотрел на человека. Его не узнать он не смог. Это был Сталин в запыленном военном френче. Лицо генсека было испачкано пылью.

— Иосиф Виссарионович? — удивленно выдохнул Борис.

— Да. Че вылупился?! — Сталин нахмурился. — Ты, кстати, вообще кто?

— Гламуров.

— Кто, блять?!

— Самый богатый человек мира. Был.

— Тот и оно! Был! Тут все были.

— А я… Мне обещали небытие.

— Хм! — Генсек презрительно фыркнул в усы. — В каком-то смысле ты и находишься в небытие. Короче, держи.

Иосиф протянул Борису кирку. Только сейчас олигарх заметил, что собеседник держал по инструменту в каждой руке. Гламуров машинально взял его.

— Пошли, — приказал Сталин.

— Куда?

— На рудник! Камень для Вавилонской башни добывать! — Эти слова генсек произнес, не оборачиваясь.

Борис встал и, стараясь не выпускать из вида широкую спину Иосифа, последовал за ним.