5

Мне показалось, что кто-то громко почти нечеловечески крикнул чью-то фамилию, которой я не разобрал. В следующее мгновение понял, что спал, а, окончательно освободившись от пут грез, осознал себя на корабле застигнутым непогодой.

Мы оказались буквально посреди океана, который встретил нас обжигающе холодным ветром и штормовыми волнами. Мир вокруг был серо-зеленым и размытым и выглядел совсем не так, каким я себе представлял его. Сквозь пелену дождя ничего нельзя было различить. Судно оказалось полностью отрезанным от внешнего мира — связь не работала, до ближайшей суши никак не меньше трехсот миль, но на этом наши беды не закончились.

Во-первых, куда-то делись люди. Можно предположить, что команду смыло за борт. Невероятное предположение, даже, говоря на чистоту, выходящее за рамки разумного. На судне остались: я и профессор Арт. Однако, команда командой, но где же остальные пассажиры?

Как я обнаружил Арта…

Мне удалось пробраться сквозь потоки воды — внутренности заливало, корабль знатно хлебнул как старая галоша; цепляясь за всё, что попало, оказался в каюте Арта. Она была недалеко. Профессор встретил меня испуганным взглядом. Его очки с небольшими круглыми линзами смотрелись немного нелепо на прямом красивом носе. Волосы Арта были мокрыми. Значит, он пытался выходить наружу?

— Что здесь происходит, Шелон? — спросил профессор.

— Я бы задал вам тот же вопрос.

— Куда-то делись все люди. Судно набирает воду, порой она отступает, но, кажется, мы пойдем на дно.

— Согласен.

— И вы заметили фигуры на палубе?

— Какие фигуры? Я не поднимался…

— Уродливые. Не человеческие, а… Трудно описать.

— Нет, не видел. Шторм, кажется, успокаивается.

— Я в этом ничего не понимаю. По мне он так и не сменил гнев на милость.

Гнев на милость? Что за обороты речи?

— Фигуры, — задумался я. — Вы сможете их описать?

— Руки и ноги тонкие, а тела уродливые, я бы даже сказал, куцые.

— Куцые?

— Да. Чертовщина какая-то.

— Не будем паниковать.

— Когда так говорят…

— Тише!

— Что?

— Вы слышите, профессор? Шаги, слышите?

— Нет… Хотя…

И в дверь кто-то ударил. Она чуть не слетела с петель.

— Это они, господи, это они!

— Уроды?

Арт, сглотнув, быстро кивнул и лихорадочно зашептал:

— Не, я понимаю, в такой шторм трудно, что различить, но я видел, я их видел.

— Что вы заладили! Может, волна ударила в дверь.

Безусловно, это было самообманом. Удар волны от сильного удара кулаком в дверь я смогу отличить, но даже сейчас на мгновение усомнился в своем опыте, ибо нельзя отрицать, ситуация оказалась неординарная.

— Кстати, мистер Шелон, как вы попали на борт «Черного Лебедя»?

— Мистер Кауфман хотел женить на своей дочери, но я отказался, сославшись на молодость, кроме всего прочего у меня были иные планы на ближайшие пять лет — морская экспедиция. Тогда сердобольный отец предложил помочь с экспедицией в обмен… Ну, вы понимаете?

— Конечно. Вы не особо лестно о нем отзываетесь, но сейчас это неважно. — Арт покачал головой. — Я ведь тоже из-за него оказался здесь.

— Поясните.

— Он устроил меня на это судно, пообещав несметные сокровища. Ведь мы плывем за сокровищами?

— Я достаточно богат, чтобы не тратить время на эту ерунду. Цель «Черного Лебедя» — остров Эфо. По слухам там обитают редкие животные — единороги. Меня больше привлекает экзотическая фауна, нежели сокровища.

— Однако! Рога единорогов. Философский камень всего. — Он поправил очки на переносице. — Думается с сокровищами и единорогами придется повременить.

И тут в дверь ударили второй раз, шпингалет слетел, образовался проем, в который протиснулась фиолетовая рука с перепончатой кистью.

— Они! Я же говорил! — крикнул профессор.

Стоит отдать ему должное, он не растерялся, выхватил из-за пояса пистолет и метко выстрелил в чудовищную лапу. Вот тогда и закралось сомнение, что он не совсем профессор, а если профессор, то профессор чего?

Рука существа исчезла, и последовал третий удар, которым меня отбросило к Арту. Дверь с грохотом распахнулась. На пороге стоял монстр. При тусклом освещении каюты его трудно было рассмотреть; бросив короткий взгляд, я смог оценить только крупные детали.

Удивительно, как чудовище могло стоять на ногах, и это не смотря на сильный шторм. Существо имело плетеобразные фиолетовые отростки — руки и ноги, а туловище, действительно, как говорил профессор, оказалось куцым, оно было рыбой, у которой вместо плавников отросли конечности. Монстр походил на четырехпалого паука с телом рыбы.

Арт выстрелил вновь и чудище упало в воду.

— Наверх! — крикнул профессор.

— Нам нужно пробраться к шлюпкам!

— Как вы себе это представляете при таком шторме?

Мы выбрались в проход между каютами. Воды было по колено. Наконец, оказались на палубе. Опять цепляясь за все, что попало, пробились к корме. Здесь нас встретили паучьи рыбы. Арт начал стрелять без разбора. Не знаю, попал ли он, но монстры скрылись. Шлюпка каким-то образом уцелела.

— А теперь?!

— Прыгайте в лодку, Арт!

Он прыгнул.

Появилось чудовище. Оно подошло сзади и схватило меня за левое плечо. Я развернулся и правой рукой ударил в туловище. Ударил будто опару. Кулак, казалось, погрузился в мерзкую плоть. Запомнил только безмозглые рыбьи глаза и сверкнувшую молнию в мертвых зрачках, и что-то слева сверкнуло — длинное, стальное. Существо было вооружено тесаком. Я тут же перехватил правую кисть монстра и с легкостью вывернул ее — под пальцами почувствовался влажный хруст, точно сломался хрящ. Перехватив тесак, разрубил им тело нападавшего пополам, скорей уж разрезал, ибо лезвие прошло с легкостью, как нож проходит сквозь масло. Может, чудовища были без костей, лишь хрящи окутанные плотью?

В это мгновение палубу захлестнуло волной. Она смыла монстра, а меня сшибла с ног. Я чуть не выпустил тесак из рук. Ослабил трос, но лебедка, держащая шлюпку, дернулась и застряла. Я бросился в шлюпку. Под весом наших тел лебедка быстро завращалась, и мы упали в море. Последнее, что услышал, это крик Арта: «Вы нас погубите!» Затем шлюпка ударилась о воду, я потерял сознание, кажется, на мгновение. Голова гудела, а тело ломило от холода. Темная фигура Арта мелькала передо мной, он собирал горстями воду, выбрасывая ее за борт.

— Помогайте! — крикнул он.

Я бросил тесак на дно шлюпки и присоединился к профессору. Он был прав. Если мы не утонем, то умрем от переохлаждения, надо не допустить, чтобы вода затопила шлюпку.

Шторм ослабевал, высота волн уменьшилась, а мы, не останавливаясь ни на секунду, в тупом азарте выплескивали воду за борт. Затем прекратили судорожные действия, когда поняли, что океан успокоился.

Тяжело дыша, я осмотрелся, надеясь обнаружить наше судно на поверхности.

— Вряд ли, — произнес Арт, догадавшись о моих действиях. — Нас, видимо, далеко отнесло, да и «Черный Лебедь» канул на дно.

— Что это за монстры? — машинально спросил сам себя.

— Откуда мне знать, но… Мистер Шелон, вам не кажется, что это ненормально, то есть неестественно?

— Мало ли какие сюрпризы таит природа.

— Я не о том. С точки зрения здравого смысла эти ходячие рыбы не могут оказаться на судне по своей воле. Подобное анатомическое строение предполагает плавать в толще океана, но никак не ходить в сильный шторм по палубе.

— Что? О чем вы? — спросил я, плохо понимая намеки.

— Руки и ноги у них подобны спичкам. С таким двигательным аппаратом по суши передвигаться трудно.

— Я сломал одному монстру руку. Она мне показалась, то есть кость показалась не кость вовсе, а хрящ.

— Вот видите!

— А тело у них, как опара. Но к чему…

— К тому, что они не могли сами попасть на «Черный Лебедь».

Я замерз, и мысли мои, казалось, тоже замерзли, они были сосредоточены только на холоде, а думать о природе чудовищ, о том, как они очутились на корабле и прочее — всё это второстепенно.

— Понимаете? — спросил Арт.

— Нет, — честно ответил я.

— Их кто-то запустил на судно.

— Не говорите чуши!

— Но не штормом же…

— А зачем они на нас напали?

— Они не нападали на нас.

У меня дыхание остановилось, и я прислушался к себе: не послышались ли последние слова?

— Что?

— Они не нападали на нас.

— Мистер Арт! Дьявол вас возьми! По-моему, вы бредите, вы сейчас как во сне.

— Кто уж спит, так это вы! Просыпайтесь, Шелонов! Думать в открытом море о паучьих рыбах — сумасшествие. Нужно ведь думать о собственном спасении.

— И что вы предлагаете?

— Проснуться. Шелонов! Подъем! На выход!

Человек в кожаном плаще тяжело поднялся и направился к выходу.

— До свидания, товарищ Колобов.

— До свидания.

Они ушли.

Я постоял с минуту у двери, размышляя о странностях встречи. Действительно ли он интересовался Нагараджуной, или все вопросы имели смысл только, чтобы отвлечь меня?

Так ничего не решив по поводу последнего посещения, я подошел к дивану, где минуту назад спал незнакомец в кожаном плаще, приподнял лежанку и извлек на свет Arcanum. Надо вернуть его Ивану Савичу.

У него уже был обыск.

Вначале трудно поверить, что новая власть охотилась за этой книгой, ведь она — новая власть — отметала всю недосказанность, всю мистику, всю тайну в сторону. Она не оставляла места загадке, и не то чтобы она не любила загадки. Дело представлялось простым: новое мировоззрение предполагало прямой взгляд на мир, взгляд, скользящий по поверхности бытия, по горизонталям жизни.

Нечто подобное высказал Барагуев, года я вернул ему книгу. Он, поблагодарив, произнес:

— Ценный экземпляр.

— Иван Савич, вы все-таки настаивает на своем?

— Да, господин Колобов. Не то чтобы настаиваю, но склоняюсь к версии о том, что этот фолиант они хотят заполучить. Почему, каковы мотивы, теряюсь в догадках. Возможно, в них, в новых людях, теплится огонек инстинктивных стремлений к истине, к таинственному призраку, к тени от истины. Люди еще не потеряны. Существует повседневность, но она — слой, за которым скрывается иное бытие. Можно скользить по горизонталям жизни и, тем самым, не отличаться ничем от животных, что лишены самосознания, а можно скользить по вертикалям, заглядывать в вершины и глубины бытия.

— Красивы слова. Но если вы хотите сохранить книгу, то, как вы перевезете ее за границу? Вы читали список разрешенных вещей? Там не указаны книги.

— А ничего перевозить и не надо.

— То есть?..

— Книга, я настаиваю, должна остаться здесь.

— Но…

— Всё очень просто. Ее время еще не пришло. Она порождает сновидения неотличимые от реальности, но вы понимаете, Андрей Савельевич, сон — это только занавес с красивыми аппликациями, за которым прячется истина. Мы пока мечемся вдоль кулис, как тени в лучах театрального освещения. Мы еще не нашли ту складку, за которой прячется остальной мир. Кто знает, может и наш с вами разговор чей-то сон.

— Мы не настоящие?

— Не упрощайте. Есть только реальность, правда, она бывает разной, это и сбивает с толку.

Arcanum.

О нем можно было спорить до бесконечности, выдвигать множество гипотез, но мне до сих непонятно одно: существовал ли этот фолиант на самом деле? Существовал ли он в реальности? Отчего Ксенофонт избавился от него? Зачем странник намеренно, теперь-то я был уверен в этом окончательно, забыл книгу в моем доме? Он не смог разгадать тайну бытия? Скорей всего, да.

Но в те времена все вопросы о книжных загадках беспокоили меня мало, ибо речь шла о спасении собственных жизней.

На следующий день, собрав вещи, встретился с Барагуевым. Как оказалось, я и он, да и многие другие из нашего круга знакомых, были отправлены за границу на одном и том же пароходе, точнее, на двух пароходах. Я попал в первую очередь, однако отправляли нас с нейтральной зоны, если так можно говорить о бывшей территории. Это была та страна, которая по итогам Великой войны обрела независимость. Обретение самостоятельности длилось несколько лет, ведь куда проще, как казалось нам людям, имеющим поверхностные представления о современной политике, передать земли, но вслед за землями шло распределение и иных ценностей.

Я всегда был далек от политики; всегда считал, что человек, погруженный в творчество, не должен касаться ее, иначе это пагубно повлияло бы на личность. Нет, она не становилась хуже, но само пространство творчества высыхало, превращаясь в бесплодную пустыню.

До моря мы добирались на поезде. Ехали в общем вагоне. С нами сидела какая-то странного вида баба, всегда молчащая. Странность ее заключалась и в том, что она ехала с нами. Она не сошла ни на одну из платформ, зато на последней остановке также в молчании покинула нас. Я наблюдал сквозь запыленное стекло, как она села на скамейку, появились военные — представители новой власти. Баба о чем-то разговаривала с этими солдатами, а затем удалилась с ними. Мелькнула мысль, что она следила. Вопрос возник сам собой: зачем новому миру следить за нашим перемещением? Ведь, по крайней мере, у меня не возникло и тени порыва сбежать с поезда и остаться на родной земле.

Затем мы перешли на пароход, который долго не отходил от пристани. Что-то, или кто-то его удерживал. Я иногда выглядывал из окна своей каюты, смотрел на берег. Однажды показалось, что заметил того молодого человека, который интересовался Нагараджуной.

Проверяли документы: забрали заграничные паспорта, долго не отдавали. Потом я увидел капитана нашего парохода, поднимающегося по трапу. Он поприветствовал нас, махнув рукой. В руке он держал толстую пачку наших паспортов. Это означало, что мытарства закончились, и вскоре судно отчалило. Жаль, конечно, что оно не ложилось на курс, который проложен до вымышленного острова Эфо, но это была лучшая участь среди прочих. И, даже не смотря на всеобщее освобождение, настроение подавленности витало в воздухе и, когда мы провожали взглядами родной берег, кто-то попытался грустно пошутить: «Ну, вот и кончено. Вот так нас уехали».

…

Сегодняшний день был промозглым и туманным. Слабый дождь моросил постоянно, стирая реальность, разрушая ее, смешивая с холодной водой.

Люди на кладбище выглядели усталыми, лица их были сонными, но не от того, что они не выспались. Царила всеобщая усталость и ощущение надвигающейся всемирной беды.

Сегодня хоронили Колобова. Когда опускали закрытый гроб в могилу, точнее в воду, ибо яма была заполнена водой, я подумал об Arcanumе, а, поймав себя на этой мысли, спросил: отчего вдруг? И тут же ответил сам себе: гроб — это корабль «Пилигрим», на котором Колобов-Касс отправился на остров Эфо. «Пилигрим»? Странные логические цепи. Хотя гроб был похож на Ноев ковчег, качающийся на мутных водах всемирного потопа. Возможно, «Пилигрим», держащий курс на Эфо, это перифраз библейской притчи о развратившемся человечестве и праведнике, которому поручено спасти не только свою семью, но и мир. Если долго вдумываться, то вся библия — перифраз самой себя. Воскресшие мертвецы судного дня, поднявшиеся из своих гробов, это, на самом деле, люди прошлого, вышедшие из индивидуальных ковчегов. Почему бы и нет. Вся христианская этика зиждется на идеи воскрешения, не на физическом, а на духовном воскрешении, поэтому Ной, Христос, разбудивший Лазаря, мертвые в Откровении Иоанна Богослова — всё это красная нить одной идеи о духовном обновлении. Метафора, как сказали бы в наших литературных кругах.

Метафора ли?

Arcanum?

Я не знаю, существовал ли в реальности этот загадочный зеленый фолиант. Единственный способ проверить — отправиться в Россию, но сие невозможно. Мир застыл в ожидании войны, даже чувствуется запах серы в воздухе и, если предпринять путешествие на историческую родину, то можно сказать с уверенностью, это будет путешествие в один конец.