254 – 255-е сутки (3 – 4 июля 1 года)

Быть, как Тёмная, то есть вольно или невольно избегать выполнения обязанностей, не позволяла совесть, в результате я отказалась идти на разведку и вместе с Детом, его жёнами и Игорем осталась «сторожить плот», а попросту не уходить далеко от лагеря, чтобы в случае чего другим дежурным не пришлось за мной бегать. Подумав над разговором, состоявшимся во время вчерашних поисков, решила совместить приятное с полезным. Поэтому посвятила свободное время более внимательному знакомству с соседями. И начала с племён (это термин крепко прилип к группам объединившихся людей).

Сатанисты представляли собой самое маленькое племя, всего из шести человек, не считая детей: двое мужчин и четыре женщины. Кстати, термин «сатанисты» не являлся самоназванием: это прозвище прилипло из-за того, что у них, среди прочих вещей, имелся неплохой запас чёрных балахонов с капюшонами, и когда кусачие насекомые становились особенно активными, все шестеро защищали свои тела тканью. В результате, на закате (а, судя по реакциям людей, в это время гнус кусался сильнее всего) на вечернем привале у костра сидело шестеро личностей в чёрных одеяниях. А едва насекомых становилось меньше, сатанисты разоблачались, избегая изнашивать вещи, которые пока нет возможности восполнить. Скорее всего, по этой же причине я ни разу не видела, чтобы сатанисты занимались повседневными делами в одежде: ловили рыбу, отправлялись на собирательство или сбор хвороста они всегда в том же виде, что и остальные — то есть голыми. Некоторое время у них существовало второе прозвище «монахи», но «сатанисты» прижилось лучше и быстро вытеснило менее конкурентоспособное название. Кстати, именно сатанистам принадлежала одна из двух имеющихся в караване гитар.

Вторыми с конца по численности населения являлись махаоны. Сейчас их племя состояло из восьми мужчин. Судя по рассказам Таля, изначально они придумали себе другое название, но когда их начали дразнить «голубыми», Артур с компанией вместо того, чтобы обижаться, поставили юмористическую сцену-розыгрыш для своих противников, в которой прозвучала фраза «а ты красивый, как махаон». С тех пор к ним и прилипло это вырванное из контекста слово. Но ладно название, теперь уже возведённое самим племенем в ранг официального (вместо первоначального «мужского монастыря»), хуже другое. Как признался Таль, разыгранная сцена возымела прямо противоположное действие, и вместо того, чтобы разрядить напряжённую обстановку, перевела часть противников в разряд врагов, которые позже сократили племя с одиннадцати до восьми человек. К счастью, все ещё не перешедшие к активным действиям и за счёт этого живые «борцы за мораль и нравственность» остались в другом, царском лагере, но теперь и махаоны начали задумываться о том, что будет, когда настанет время воссоединения. И хотели по возможности отсрочить этот неприятный момент.

В золотой середине по количеству населения (двенадцать женщин) находилось племя амазонок. Поскольку у них существовала сильная, в том числе и брачная, связь с предыдущем племенем, они тоже переживали насчёт грядущего воссоединения. Амазонки с махаонами активно общались между собой, и смешанные парочки часто заставали сидящими в обнимку у костра, прогуливающимися по берегу за руки или и вовсе вылезающими из густых зарослей взъерошенными и раскрасневшимися.

Мы, посвящённые (уже без дополнения «в упрямство»), оказались одним из самых больших племён. Хотя, если говорить честно, детовских жён нельзя считать членами группы — они так и остались на отшибе, не своими, но и не чужими. А без них нас лишь чуть больше амазонок, только вот соотношение иное: поровну мужчин и женщин, не считая представителя другого вида, то есть меня.

У волгорцев мало того, что племя самое крупное: двадцать два человека (девять мужчин и тринадцать женщин), так ещё и достижения заметны ярче, чем у других. Я не хочу сказать, что остальные малого добились: у нас, например, есть кое-какие успехи — но у волгорцев они самые видные. Многие в этом племени занимались плетением из лозы и, что удивительно, достигли существенных результатов. Например, корзины волгорцы делали не просто крепкие, это-то как раз к настоящему времени почти все научились, но ещё и красивые, с полосками или даже узорами. А ещё они обставили свой плот плетёной из прутьев мебелью: креслами, столом, даже парой сундуков. И хотя эти поделки грубоваты и даже косоваты, но у других и такого нет! Так что, по крайней мере пока, приходилось признавать, что в нашем караване из живущих вместе групп волгорцы «впереди планеты всей».

Остальные люди, насколько удалось выяснить, представляли собой отдельные семейные пары, или вовсе одиночек, не смотря на то, что сплавлялись чаще всего группами (например, на общагах). Нет, они не замыкались, активно общались между собой и даже дружили, но из разговоров становилось понятно, что жить вместе или рядом друг с другом никто не собирается. За первые два месяца они настолько привыкли к самостоятельности и одиночеству, что даже всё время, проведённое вместе, не смогло убедить их, что жить селением проще и безопаснее. Более того, судя по обрывкам разговоров, многие придерживались мнения, что в одиночку или семьёй проще прокормиться, спокойнее и уютней жить. Когда люди столкнулись с реальной угрозой в лице троллей, они невольно потянулись друг к другу, ища защиты, но теперь эта угроза миновала, и большая часть каравана собиралась разбрестись по лесным просторам, вернувшись к простой и незамысловатой дикой жизни. Чем дольше я наблюдала за свободными, тем сильнее замечала разницу между нашим поведением и возможным поведением землян в аналогичной ситуации. Свободные не боятся джунглей и их обитателей. Это не значит, что мы без страха могли встать на пути крупного хищника, но и безотчётного ужаса при встрече с ним не испытывали. Скорее, опасности леса воспринимались нами как нечто обыденное, что требуется учитывать, но не вызывает паники. На мой взгляд, Женя хорошо выразила общее настроение, когда я завела об этом разговор:

— Чем хищники, змеи и прочая живность хуже машин, ядовитых выбросов, преступности и гопников на Земле?

И я была полностью с ней согласна. Дикие животные даже лучше: они не нарушают установленных природой правил и не стремятся уничтожить противника просто от нечего делать. Взять, например, тех же змей: не наступай на них, не пугай — они и не нападут. А если охотишься — то добыча имеет полное право сопротивляться.

На следующий день я задумчиво бродила по песчаному дну по пояс в воде, нащупывая ступнями и собирая в корзину местных моллюсков с двустворчатыми и трёхстворчатыми раковинами, а потом, отнеся добычу к плоту, отправилась купаться. Доплыла до кувшинки со слегка розоватыми сладко-кислыми лепестками и неожиданно заметила внизу нечто странное. Некоторое время почти неподвижно зависла в воде, лишь слегка шевеля ногами, чтобы не погрузиться с головой, а потом нырнула. Мне не померещилось. Вместо водорослей на дне озера скрывались обильные заросли кустов. Без листьев, но, похоже, того же самого вида, что и ивы, встречающиеся по берегам. Ветки подводных растений не гнили, а оставались такими же плотными и живыми, в чём удалось убедиться, ещё раз нырнув и срезав прут.

Купаться расхотелось. Выбравшись на берег, я посидела, разглядывая тонкую и гибкую ветку, после чего, так и не расставшись с ней, пошла к своему плоту.

Кусты под водой. На Земле такое чаще всего происходит, когда затапливают местность, создавая новые пруды или водохранилища. Но в данном случае причина другая, и она прямо под моим носом. Точнее — над. Задрав голову, посмотрела на висящую в небе лишь немного склонившуюся к востоку огромную жёлтую луну. Какой высоты она может создать прилив? И что останется от нынешнего озера, когда она скроется за горизонтом? Окажутся ли эти места такими же привлекательными для поселения, какими выглядят сейчас? Дождавшись возвращения других посвящённых с разведки, я поделилась с ними своими опасениями.

— Да, ты права, — кивнула Юля. — Но не обязательно дожидаться отлива: вода чистая, можно и сейчас осмотреть дно и прикинуть, что будет после заката псевдо-солнца.

— Точно! — оживилась я. — Тогда, по крайней мере, будет меньше неприятных сюрпризов!

— Вот только не факт, что причина затопления именно в гигантской луне, — покачал головой Маркус. — Я бы скорее предположил, что «прилив» мог вызвать сезон дождей.

— Так он ведь уже давно закончился и был далеко отсюда, — возразила я.

— Да, — кивнул физик. — Но воде, чтобы стечь, тоже надо время. И, несмотря на то, что там, — он махнул рукой вверх по течению, — ливневые дожди уже давно закончились, здесь выпавшая вода ещё может сказываться.

— Но даже если так, то всё равно скоро вода спадёт и неизвестно, во что превратится озеро, — заметила Вероника.

Договорить нам не дала Тёмная, подойдя к плоту и призывно махнув рукой.

— Пантера, нам опять работа привалила.

— Опять? — недовольно переспросила я, направляясь за ней. Вот у кого-кого, а у Тёмной, по-моему, это ещё только первое дело будет. — Что случилось?

— Не знаю, Артур не сказал. Просто велел тебя позвать, — она скривилась, как будто надкусила лимон. — Раскомандовался, понимаешь.

— Ну, он же лидер в своей группе, — пожала плечами я. — К тому же, единственный мужчина из нашей группы дежурных.

— Мужчина? Он? — Тёмная усмехнулась и посмотрела на меня, как на идиотку. — Ты разве забыла, что он — махаон?

— Не вижу разницы. Ты, что, перестала быть женщиной от того, что присоединилась к амазонкам?

— Нет. Но я — это особый случай.

Я неприязненно покосилась на собеседницу.

— Впрочем, это не важно, — заметив моё недовольство, перевела разговор Тёмная. — Как тебе это место?

— Ещё не знаю, — я снова пожала плечами и обрадовалась, обнаружив, что мы уже добрались до места сбора и не придётся продолжать диалог. Мы с Тёмной подошли к задумавшемуся Артуру одновременно с остальными дежурными.

— Девочки, у меня плохая новость. Судя по всему, на этот раз всё-таки кража, — сообщил нам махаон.