Глава 29. Локация 5. «Безалкогольные знакомства» — уважуха, спущенная в сортир.

Изучать кухню Дима мог сколь угодно долго. Одних шкафов и выдвижных ящиков — прорва. Но он не стал ими заморачиваться, а сразу направился к трёхдверному холодильнику, как к гарантированному хранителю всего съестного. Вот только открыв, чуть не заплакал. Огромных размеров агрегат оказался девственно пуст. Распахнул вторую дверцу. Морозильная камера тоже выглядела стерильно, словно в ней никогда ничего и не замораживалось.

Рывком дёрнув третью, изыскатель съестного задумался, почёсывая затылок. Он первоначально даже не понял, что это за отделение и для чего предназначено. Оно было разделено на два больших бокса. Верхний обшит красным материалом, типа пластика или крашеного металла. Нижний — синим. Оголодавший, а значит, озлобленный молодой человек внимательно осмотрел двухцветную пустоту и с раздражением захлопнул дверцу.

Ещё раз хмурым взглядом просканировал кухню. Никаких инструкций, мануалов, ни пультов управления. Оставалось экспериментировать методом тыка.

— Холодильника, — принялся дурачиться Дима, стуча костяшками пальцев по третьей двери, продолжая при этом обдумывать, как от этой технологичной скотины получить хоть что-нибудь пожевать. — Большую копчёную курицу хочу с картошкой фри.

Вновь распахнул створку, надеясь на чудо, и чуть равновесие не потерял от неожиданности, вцепившись в дверку обеими руками. В красном боксе стояло большое блюдо с огромной курицей, по размеру больше походившей на индюшку, и со всех сторон засыпанной картошкой фри. От секции пыхало жаром.

Дима попытался сунуться руками, но, поняв, что обожжётся, недолго думая, скинул с себя пижамную куртку и, используя её как прихватку, вытащил блюдо и с трудом донёс до разделочного стола.

Огляделся. Только сейчас до него дошло, что сесть на этой суперкухне некуда и локти поставить не на что. Наплевав на неудобства, решил не привередничать, успокоив себя народной мудростью: «Стоя влезает больше».

Закинув мимоходом соломину картофеля в рот, принялся греметь выдвижными ящиками в поисках вилок и ножей. Нашёл. Только приготовился к приятному в жизни времяпровождению, как напоролся на очередной затык, поняв, что чего-то не хватает. Пришлось возвращаться к агрегату по выдаче съестного.

— Холодильника, — он повторил процедуру со стуком. — Булку белого хлеба дай.

Открыл дверцу и счастливо улыбнулся. Агрегат был освоен окончательно. В том же боксе лежала поджаристая буханка белого хлеба, притом ещё тёплого, с хрустящей корочкой.

После утоления приступа голода сообразил, что всё это неплохо было бы запить. Соответственно, последовал заказ на сухое грузинское вино. Он почему-то посчитал, что это блюдо будет правильно запить именно им. А, не разбираясь в ассортименте, так и запросил: «Сухое грузинское» и, продолжая дурачиться, добавил: «И побольше».

В результате, когда открыл халявную выдавалку, то из нижнего короба на пол посыпались бутылки разных сортов и калибров, не уместившихся в доверху забитом боксе. Несколько из них с противным звоном тут же разбились.

Пока, подчиняясь инстинкту жадности и бережливости, пытался поймать остальную вываливающуюся стеклотару, бинтовая обувка пропиталась вином насквозь. Заодно промокли пижамные штаны по колено, хотя лужа была вроде бы и неглубокая.

С расстройства откупорил первую попавшуюся. С остервенением затолкал ножом пробку внутрь, даже не удосужившись посмотреть на этикетку. Напился из горла́ и бросил недопитую бутылку в общую кучу стеклопобоища, произведя мерзкий звон в глухой тишине пустого зала.

Захлопнул со злостью распахнутую дверцу и, оставив обгрызенную курицу с искусанной со всех сторон буханкой хлеба, презрительно оглядел произведённый на стерильной до него кухне художественный бардак. Одними губами грязно выругался. После чего, смачно хлюпая распухшими чунями о зеркальный пол, отправился искать свою персональную нору.

Ему досталась зелёная. И вот он, сытый, напитый, но недовольный собой, прошлёпал в шикарную спальню с аэродромной кроватью три на три, белым блестящим полом и такого же стерильного цвета стенами с потолком. Из всего увиденного обрадовало только то, что потолок выглядел обычным, а не в виде церковного купола.

Пошёл на разведку с обходом своих апартаментов. Первая же растворившаяся дверь открыла перед ним вид на ванную, совмещённую с туалетом. Кроме унитаза без бачка, имелся умывальник с раковиной в полтора метра шириной. Большое зеркало и два пустых шкафа по бокам. Душевая без шторок и странная ванна, напичканная металлическими нашлёпками с дырочками.

— Мля, — неопределённо протянул Дима, как бы находясь в непонятках, и тут же сам себя спросил: — Джакузи, что ли?

Стыдно признаться, но он в жизни о джакузи только слышал и в реальности, чтобы вот так потрогать руками, никогда не видел. Поэтому рисковать не стал, не зная, как этим пользоваться. Решил обойтись общепринятым душем.

Скинул штаны, памперс, размотал уже осточертевшие бинты, разбросав всё это по полу, и только сейчас вспомнил, что пижамную куртку оставил где-то на кухне. Сплюнул. В очередной раз выругался, но за пропажей не пошёл, оставив её утилизацию на потом.

Расслабившись на толчке, неожиданно осознал, что переел и оттого очень устал. Жутко захотелось спать, хотя разбудили его вроде как недавно. Сразу подумал о красивой ведьмочке по имени Вера, что вкатила ему укол, похоже, с какой-то долгоиграющей дрянью, которая до сих пор даёт о себе знать.

С другой стороны, а что ещё делать? Его коллеги по концлагерю будущего, где некая Высшая Сущность Разума будет проводить над ними опыты с экспериментами, наверняка уже дрыхнут. Для них-то поздний вечер по их биологическим часам. А значит, можно и самому баиньки.

Наплевав на все эти временные условности, впервые за столько лет как следует вымылся под душем. Кайфовал под водопадом струй долго. Мылся одной водой, без помывочных материалов. Не нашёл. И мокрый (вытираться тоже оказалось нечем) прошлёпал в кровать. Слава тебе, яйца, она была полностью укомплектована постельными принадлежностями. Залез под одеяло, толщине которого не успел удивиться. Пригрелся, закрыв глаза, и непонятно на кого раздражённо рявкнул, словно на соседей по палате: «Свет там тушите. Спать пора». Спальня погрузилась в абсолютную темноту.

Выспаться как следует опять не дали. Разбудил настойчивый стук в дверь. Притом стучали, видимо, уже давно, так как долбили ногами. Дима несколько секунд не мог сообразить, где он и что происходит. Наконец, вспомнив, скомандовал включение освещения.

Яркий свет вспыхнул до рези в глазах. Обложив матом систему умного якобы дома, установил голосом в спальне сумерки и, протерев сонные глаза, понял, что не озаботился перед тем, как лечь спать, во что ему по пробуждению одеться. Зачем-то рассеянным взглядом осмотрел себя голого, будто что-то там за ночь могло измениться.

Спросонок состояние очень походило на похмельное, но он точно помнил, что вчера не так много и выпил, чтобы было так пакостно. Снова вспомнил недобрым словом Верочку с её уколом. Уж больно состояние походило на то, что было после отравы, которой она его колола.

Настойчивый стук продолжался. Понимая, что эта сволочь не успокоится, пока он ей в морду не даст, Дима закутался в одеяло и направился открывать. Спальная принадлежность оказалась настолько огромна, что волочилась за хозяином по полу длинным шлейфом, словно королевская мантия.

Только подойдя к запертой двери и не обнаружив ни замка, ни ручки, Дима с отчаянием подумал, что он дебил. Открыть он её мог, даже не отрываясь от подушки, одной командой. Но и возвращаться в кровать было бы ещё большим дебилизмом.

— Открыть дверь, — расстроенный своей тупостью, недовольно проскрипел хозяин спальни.

Дверь исчезла. От проёма тут же отскочила разъярённая гостья в виде расфуфыренной незнакомой дамочки, которая от неожиданности приплясывала, пытаясь удержать равновесие раскинутыми в стороны руками. Шпильки каблуков под ней никак не принимали устойчивое положение, стараясь вывернуть ноги хозяйки то внутрь, то наружу. Только через несколько секунд, тупо уставившись на неё, Дима, не веря собственным глазам, опознал в незнакомке Танечку — вчерашнюю тихушницу.

Та, несмотря на всю свою страшность лица и тела, выглядела дорого-богато. Вот только вся, блестя и сверкая, уподоблялась дешёвке. Модельные туфли на высоком каблуке, которыми она не умела пользоваться, превращали её в корову на льду. В эти явно дорогостоящие агрегаты по перелому нижних конечностей были вставлены два мосла́, изображающие ноги, отскобленные от волосяного покрова до состояния блеска. Тёмно-синее платье со стразами, висевшее на скелете, как на пустой вешалке, и с не пойми на кой ляд шёлковым шарфиком на шее.

Обезжиренные до костей и сухожилий руки, унизанные кольцами, перстнями и браслетами. Грубо обгрызенная причёска украшена гроздьями бриллиантов. В ушах и на впалой груди сверкали разноцветные самоцветы, как светофоры — ни к селу ни к городу. Ярко намалёванные глаза, расширенные от ужаса, и не менее вызывающе намалёванные губы, изрядно выходящие за естественные анатомические границы.

Пока Дима разглядывал гостью с того света, она наконец зафиксировалась в равновесии. Продолжая находиться в растерянности, анорексичка уставилась на явление полного бескультурья народу, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. По всему, психованная соседка по камере неистово пыталась чем-то возмутиться, но забыла, чем.

Скорчив злую морду, Дима медленно двинулся на истеричку, по ходу запуская наезд: «Ты что орёшь с утра пораньше? Жить насрать?!» Хмурый, растрёпанный, с торчащими волосами в разные стороны. В прикрывающей наготу королевской мантии из одеяла, норовившей то и дело распахнуть на обозрение всю мужскую сокровенность. Он, похоже, ассоциировался у неё с исчадьем ада.

Танечка на себя была не похожа. И это в первую очередь касалось не внешности. Она из вчерашней серой мышки превратилась в одуревшую фурию, буквально бурля эмоциями. Дима чисто на рефлексах влез в её голову и насладился этой бурей чувств шизофренички в полной мере.

Там кипело негодование его хамским поведением, высокомерная брезгливость к непристойному внешнему виду, испуг от непредсказуемости дальнейших действий мужчины. Дима сам офигел от подобного букета!

Но тут возмутительница спокойствия спохватилась, видимо вспомнив первопричину своего визита, и с силой зажмурилась. Тяжело вздохнула и с видимым усилием над собой потребовала объяснений. Причём проделала она это, не прекращая с силой сжимать веки. Видимо, отсутствие перед глазами противника наделяло её храбростью.

— Так нельзя! — нервно повизгивая, начала Танечка, тыкая дрожащей рукой в сторону кухни. — Я не буду за вами убирать.

Тут она резко распахнула глаза, полные слёз, и буквально в ярости зашипела:

— Что вы сделали с моей кухней?!

Дима почему-то психованной дуры вовсе не испугался. Он небрежно повернул наглую морду туда, куда указывала истеричка. Курица с обгрызенной буханкой хлеба, гора бутылок на полу в растёкшейся луже. Всё было на месте. Но убирать эту хрень ему очень не хотелось. Решив просто приколоться, а заодно позлить эту фурию в праздничном, непонятно по какому поводу, прикиде, он издевательски выкрикнул:

— Эй, кухня! Что за поросятник развела? Ну-ка быстро всё прибрала!

И бардак исчез! Дима от неожиданности эффекта чуть накидку с плеч не уронил. Правда, тут же заметив на разделочном столе свою пижамную куртку, вконец обнаглел. Включив режим гопника на полную, он с развязной интонацией рявкнул, растягивая гласные:

— Всё, я сказал!

Исчезла и пижама. Клининговый чародей с наглой ухмылкой победителя вернул внимание к поборнице чистоты и порядка, намалёванное личико которой раскалилось докрасна. Не говоря больше ни слова, он театральным жестом, захватив «павлиний хвост» одеяла, швырнул его вперёд, облизав им туфли женщины, смахнув с них пыль, если таковая имелась. И, вальяжно развернувшись, пошлёпал обратно.

Но обиженная до глубины души Танечка, видимо вспомнив, что она всё-таки женщина, не смогла оставить последнее слово за мужланом, хоть и привлекательным. А так как ни физически, ни морально справиться с обидчиком не позволяли разные весовые категории, то, как и любая особь слабого пола в её случае, опустилась до мелкой пакости. Взяла и наступила на уползающее из-под ног одеяние мерзавца. «Мантия» эффектно сползла с венценосных плеч на пол, и перед ней предстала голая задница «короля».

Молодой человек, ещё со времён якшанья с Суккубой растерявший стыд, совесть и прочие сентиментальные ненадобности, даже не думая прикрываться, развернулся к пакостнице передом. Вот только показать себя во всей красе, как истинный эксгибиционист, ему не удалось. Цель для демонстрации, уже подламывая под собой неустойчивые шпильки туфель, по широкой дуге улепётывала в сторону кухни.

Дима с ехидной улыбочкой проследил за горе-спортсменкой по спортивной ходьбе на каблуках. Хмыкнул, довольный собой, и, уже собираясь поднять одеяло, неожиданно заметил ещё одного участника этой эпохальной сцены.

За столом на краешке своего кресла, прилежно сложив ручки на голые коленки, с выпученными до нереальности глазками восседала девочка Верочка. Брюнетка без стыда и совести прямой наводкой пялилась на Димины причиндалы. Её утренний антураж для выхода в люди мало чем уступал в вызывающей элегантности подруги.

Сексапильная красавица была одета в миниатюрную коктейльную клитороприкрывашку возбуждающе алого цвета, что в сочетании с чёрным каре волос на голове порождало ассоциацию с похоронами. Видимо, по собственной девственности. Вместо лифчика девица предпочла бретельки мини-платья, прикрывающие лишь соски и при расширении поддерживающие нижнюю часть колом стоящих титек.

На миниатюрных ножках такие же ярко-алые туфли на высоченной шпильке, узрев которые в Диминой голове самопроизвольно возникло непонятное для него название — «лабутены». На лице красавицы имелся не утренний и даже не вечерний, а самый настоящий боевой макияж дальней убойности, который, по понятиям хозяйки, ещё на подходе должен укладывать всех мужиков в штабеля.

Молодой человек, даже не отдавая себе отчёта, нырнул в эмоции брюнетки. А там творилось нечто. Ненависть, презрение, отвращение до передёргивания всем телом, омерзение до тошноты от увиденного и… зашкаливающее половое возбуждение, которое не давало девушке взять себя в руки и аннулировать все чувства к едрене фене. У Димы аж дыхание в зобу спёрло.

Вера, заметив пристальный взгляд мужчины, стушевалась и всё же нашла в себе резервные силы собраться, и бурлящие эмоции, как по мановению волшебной палочки, исчезли. Тем не менее даже этот факт не заставил наглеца прикрыться поднятым одеялом. Он демонстративно медленно развернулся, выставив напоказ мужененавистнице голую задницу, и отправился в спальню, волоча за собой постельную принадлежность, лишь злобно проворчав, но так, чтобы все слышали: «Мля. Одни извращенки кругом».

Примерно через полчаса вся компания собралась за круглым столом. Правда, эти полчаса у Димы опять не прошли без приключений. Заказывая одежду у портала, напоминающего внутри обычный платяной шкаф, он пожелал заиметь трусы, носки, майку, спортивный костюм и тапочки непременно фирмы «Nike». Получил.

Трусы оказались многослойными с какой-то утягивающей вставкой внутри. Забросил обратно, натянув спортивки на голое тело. Футболка с коротким рукавом и олимпийка были зачётными. А вот с тапочками конкретно окарал. Вместо мягких домашних чуней с эмблемой любимой спортивной фирмы он получил резиновые сланцы для бассейна.

Хотел было швырнуть их обратно на утилизацию, но подумал немного и закинул туда носки, найдя, что подобная обувь на скользком полу будет как раз. А надевать сланцы с носками посчитал себя недостойным. Не дорос он ещё до высокой моды районной гопоты.

Устроившись в таком виде за столом переговоров, обратил внимание, что девицы показательно делали вид, будто ничего не произошло. И никакого инцидента с голой задницей не было. Дима, в общем-то, был с ними солидарен и на протоколировании своего неблаговидного утреннего перфоманса настаивать не стал.

Посиделки начались с минуты молчания. Непонятно, кого похоронили, но, судя по физиономии Танечки, она уже тут всех закопала, не забыв и себя. Эта чёрная шутка промелькнула в Диминой голове, заставив нагло ухмыльнуться и заодно её озвучить:

— Кого похоронили? По ком траур?

— Как вы можете шутить в сложившейся ситуации?! — вскинулась вроде как излеченная психически ненормальная. — Вы что, не понимаете нашего положения?

— Напротив, — спокойно улыбаясь, ответил Дима. — Я в подобной ситуации, знаете ли, нахожусь уже почти три года. Три! — повысил он голос, показывая Танечке три пальца. — Я вас прекрасно понимаю. Первое время сам сходил с ума от небывальщины. Но ничего. Привык. И вы привыкните. К тому же ТАМ, — он сделал ударение на этом слове, — меня ещё чуть ли не каждый день убивали. Притом убивали не до конца, но со всеми присущими атрибутами боли и страдания. Поэтому не вам мне рассказывать о ситуации, а мне вам. У меня есть опыт проживания в виртуальных мирах, а у вас — нет. Поэтому давайте, Танечка, без истерик. Нам надо во что бы то ни стало собраться в единую команду, пока всё не зашло слишком далеко и я просто-напросто не придушил вас обеих. После чего разойдёмся по норам в реальном мире, забыв, что тупо просрали возможность учиться у космического Разума Вселенной.

Наступила очередная минута молчания. Но на этот раз не похоронная, а вызванная усиленной умственной деятельностью. Все делали вид, что думают, кроме Димы. Последний ждал, когда напарницы придушат эмоции и успокоятся. Ждать пришлось недолго.

— Что нам делать? — первой угомонилась Вера.

Бывалый путешественник во времени и пространстве снисходительно сначала взглянул на вопрошающую, затем на до сих пор кипятившуюся дамочку в брюликах и жёстко выдвинул требование:

— Мы изложили свои истории с указанием способностей. Будьте добры, Танечка, изложить свою. Нам критично важно иметь полную информацию о наших общих возможностях. Царевна-Лебедь дала понять, что мы трое — группа, составляющая нечто целое. А я вот пока даже с трудом не могу въехать, что это за «целое».

Очередная пауза. Только Дима не упустил из виду реакцию женщины. Та отчего-то, подобно девке на выданье, слегка порозовела щёчками. Потупила глазки и при этом зловеще улыбнулась, зашевелив перепачканными помадой губами, словно обозвала всех идиотами, не понимающими, в отличие от неё, в какую жопу вляпались.

— Хорошо, — неожиданно перестала она ерепениться и с энтузиазмом принялась разглагольствовать. — Зовите меня Танечка. Я так привыкла. Мне тридцать один год. Замужем не была. Не сложилось. По образованию я педагог начальных классов. Я вижу, слышу и могу общаться с духами. Это произошло в один ужасный день, вернее, ночь. Вы не представляете, Дмитрий Вячеславович, как их вокруг много. Просто кишмя кишат. Они меня напугали, да так, что в больницу попала. Хотя их и там полно, но лекарствами эти видения притупляются. Правда, и сама становлюсь овощем. Там я познакомилась с Верой. Потом Веру выписали, и мы какое-то время не виделись. Через полгода выписали меня. На работу обратно не взяли, да и вообще устроиться хоть куда-нибудь не смогла, чуть не умерла с голоду. Мы с Верой снова встретились совершенно случайно на улице. Она меня узнала, когда я по мусорным бакам лазила в поисках чего-нибудь съестного.

— Не понял, — встрял в её душещипательное повествование Дима, — а социальные выплаты какие-нибудь. Пенсия по инвалидности в конце концов.

— Наивный вы, Ди, — грустно улыбнулась Танечка, — подобные вещи с неба не сваливаются. Если тебе никто не поможет со стороны, ты ничего не получишь. А я сиротой осталась. За меня по инстанциям бегать было некому. Спасибо, Вера встретила, пожалела. Привела к себе в квартиру. Покормила. Отмыла. Одежду купила.

Она замолчала, погрузившись во вспоминание.

— А как вы в клинике-то оказались? — подтолкнул её к дальнейшему рассказу Дима.

— Болезнь начала прогрессировать. Духи ни минуты покоя не давали. Даже во сне. И мы, подумав, обе пошли в клинику. Вера, используя свой дар, устроилась медсестрой в мужском отделении. Начальником там был мужчина, которого она обаяла, получив и должность, и зарплату божескую. А я легла на государственное обеспечение на этаж ниже. Туда устроиться не получилось. Мужиков в медперсонале не было.

Девушка вновь замолчала. Но неожиданно встрепенулась и перевела разговор на другую тему.

— А Вам приходилось в тех мирах общаться с духами? — обратилась она к Диме.

— Да как-то бог миловал, — ответил он, резко посмурнев.

Этот вопрос ввёл его в дискомфортное состояние. Почему-то духи в его понимании ассоциировались с покойниками разной степени разложения. Он аж передёрнул плечами. Ну не любил он кладбища. А после квеста Суккубы, так, наверное, вообще эти благоустроенные территории за километр обходить будет.

— Повезло, — прошептала женщина. — Видеть их — это полбеды, а вот слышать — беда полная.

— Задолбали просьбами? — задумчиво предположил Дима, продолжая вспоминать локацию страха.

— Нет, — неожиданно уставившись прямым взглядом на Диму, ответила Танечка, — они у меня ничего не просят. Они не люди. Они даже думают и говорят не как мы.

— В смысле? — оторвался от воспоминаний Дима, уловив что-то интересное. — Они говорят на каком-то другом языке?

— Нет, говорят на русском. Просто, когда мы общаемся между собой, то ведём диалог, — продолжила тему Танечка. — А духи думают и говорят монологами. Они как будто каждый раз проповедь читают. И когда проповедуют, то становятся глухи, как тетерева на току. Хоть стреляй — не слышат. И воспринимают только когда говоришь им в том же духе.

— Думают монологом? — опешил Дима. — Это как?

— Вот так. Непривычно, конечно. Просто про себя говоришь либо в пустоту, не воображая собеседника. Либо обращаешься как бы сразу ко всем, не подразумевая никого конкретно.

— Прикольно, — хмыкнул Дима, задумавшись, — надо будет попробовать.

— А Высшие ангелы между собой общаются пониманиями, — продолжила ошарашивать его Танечка.

— А это как?

— Просто передают тебе понимание чего-нибудь, — пожала плечиками женщина, — просто «Оп!», и всё понял. Ощущение такое, что это знал раньше, но забыл. А тут раз, и вспомнил.

— Стоп, — остановил её Дима, поглаживая лоб. — А я ведь так уже получал информацию. Точно. Суккуба именно понимание в меня вложила, когда демонстрировала свою космическую силу. Раз, и я всё понял. Действительно. Вроде как резко вспомнил забытое. Прикольно. А ты не знаешь, как между собой общаются элементы Вселенского Разума?

— Как между собой передают информацию, не знаю. Но с людьми предпочитают общаться загадками, аллегориями. Они постоянно стараются всё усложнить, заставляя тебя напрягать мозги.

— Кто бы сомневался, — и он протянул руку, указывая на дверь, за которой скрылась Царевна Лебедь. — Пришла, навела туману, ничего толком не объяснив, и бросила на амбразуры.

После небольшой паузы, во время которой женская половина группы в ожидании приговора уставилась на Диму, как на спасителя, последний на правах доминанта подвёл итоги.

— Я так понимаю, — обратился он к Танечке, — ты ничего особенного не умеешь, кроме как понимать и говорить со всякой нежитью.

Женщина кивнула в ответ.

— Ну что ж. Предварительный расклад понятен. Непонятно, как объединять наши способности и на кой это вообще нужно?

И, обведя сокурсниц вопрошающим взглядом, поинтересовался:

— Выкладывайте, у кого какие имеются предложения о нашей дальнейшей жизни.

Неожиданно откликнулась Танечка, первым делом предложив составленный ею распорядок дня. Вторым Вера внесла туда коррективы и дополнения, чем свела на нет всю кропотливую работу подруги. Третьим делом Дима предложил отказаться от светских имён и перейти на позывные, дав Танечке позывной Тана, а Верино имя укоротил до Вер. Ибо не женщина она, а Звер для рода мужицкого. Что и предложил на общее рассмотрение. Уже ровно через десять секунд об этом пожалел. За короткий промежуток времени визгу было по поводу ненавистного пола на все десять минут ускоренного словоблудия.

Медсестра категорически отказалась от клички, желая остаться Верой. Оставил. Пусть подавится. А заодно и саму идею с позывными похоронил. Один Дима остался Ди, как и запросил называть его изначально. На этой бурной эмоциональной ноте обсуждение первого вопроса повестки дня было исчерпано.

Поругавшись по одному вопросу, принялись драться по второму. Дима, соскучившийся за три года по компьютерам, предложил освоить справочную систему, как он выразился, для познания её феерических возможностей. Его, как айтишника, буквально тряс IT-отходняк. Ну очень хотелось полазить в компьютере с этой загадочной фантастической информационной средой.

Танечка нудно продолжала гнуть свою линию, пытаясь довести до всех мысль о том, что надо сначала всё продумать. Что нельзя вот так с бухты-барахты. Что в любом образовательном процессе самое главное — это план. Это она может утверждать квалифицированно, как профессиональный педагог.

Вера внимательно всех выслушала и предложила третий вариант.

— Коллеги, — начала она официальным тоном пленарного заседания, перебивая Танечку с её пламенными речами в доказательство своей точки зрения, — я считаю, что в первую очередь следует сходить в один из порталов.

Коллеги тупо уставились на эмоционально непробиваемую сексапильную брюнетку.

— Вы хоть представляете, с чем нам придётся иметь дело? — спросила девушка, поочерёдно взглянув на замерших одноклассников. — И я нет. Какой смысл лопатить терабайты информации и строить грандиозные замки на песке, если мы ещё понятия не имеем о самом источнике исследования? У нас нет ограничения на посещения этих дверей. Так давайте просто проведём ознакомительную экскурсию. Прежде чем что-то изучать, тем более на таком уровне, как нам предстоит, надо хоть элементарно понимать, с чем мы вообще будем иметь дело.

Все замолчали. Вера замерла в ожидании решения. Танечка теребила шарфик на шее, тупо разглядывая голые Димины ноги в сланцах сквозь прозрачный стол. Последний без зазрения совести пялился на молочные железы брюнетки, стараясь угадать, как выглядят соски, прикрытые лямками. Фантазия разыгралась, но он вовремя себя остановил и, переведя взгляд с торса на карее глазище, поинтересовался:

— В какую пойдём?

— А какая разница, — с безразличием и отрешённостью ответила Вера, — начнём по очереди, с первой.

— Я согласна, — нервно выдохнула Танечка, поднимаясь с кресла. — Пойдёмте, посмотрим.

И они пошли.