Глава 6. Осознание

Уставший жить — ищет смерть, ибо только смерть

Может заставить почувствовать жизнь.

Святогор сидел на краю бетонной плиты, которая когда-то была частью дороги, проходившей над островом. Эта дорога брала свое начало в Белоострове и тянулась почти до самого аэропорта, соединяя северную и южную части КАДа, деля его пополам. Дорога уже многие годы как была разрушена, но несколько опорных колонн, на которых держалась дорога, все же уцелели. Пара таких колонн возвышалось над островом. Святогор, найдя способ забираться на них, любил там проводить время, созерцая открывающийся взгляду вид. Одна из колонн стояла у самого пляжа и с высоты, чуть более пятидесяти метров, открывался фантастический вид на залив и руины старого Питера. Серые каменистые равнины города. Ржавые заросли портовых кранов и ржавые туши кораблей. Безмятежная темно-синяя гладь залива. Серое как город небо и темные, такие же безмятежные, как и залив, облака. Если погода позволяет, то в минуты рассвета и заката, вся эта серость и безмятежность преображается. Алые, рыжие, пурпурные, голубые и розовые цвета рассвета и заката заливают собой все видимое пространство. «Однажды, красота неба станет на вес золота…» — слова, которые Святогор вспоминал каждый раз, когда поднимался на колонну, чтобы встретить рассвет или закат. Прошло десять лет, с тех пор как он достиг своей цели. Святогор думал, что, дойдя до дома, он обретет некий покой, найдет свое место в этом мире. Но дойдя до финиша, душевный груз, что висел на шее, стал лишь тяжелее. С каждым годом Святогор угасал. Жизнь превращалась в серую однообразную муть. Тоска, одиночество и депрессия сводили его с ума. За эти годы Святогор не раз думал уйти в другое место, но куда? Да и зачем?! Он, понимая, что раз уж он здесь не чувствует покоя, то он не найдет его где-то еще. Мысли и самокопание душили. Бывали дни, когда Святогор напивался и плакал, проклиная себя неизвестно за что. Мысли о смерти посещали все чаще и чаще и даже били дни, когда Святогор пытался наложить на себя руки. Но находились силы, которые останавливали его и вытаскивали из лап смерти. В подобные моменты Святогор начинал ненавидеть себя еще больше, не то за слабость, не то за трусость.

Жил Святогор недалеко от пляжа. Домом Святогору служила пара уцелевших этажей одного из домов. Когда-то Святогор расчистил их, обустроил и обжил. Место было хорошим: с одной стороны — мертвый город, через который никто не ходил; с другой — залив, принадлежащий тварям. Остальное пространство, в основном, занимал Пулковский лес, который тянулся от Петергофа и почти до Колпино. На обоих концах леса были поселения. В городе Ломоносов, за Петергофом, и в поселке имени Свердлова, что лежало на правом берегу Невы. В Ломоносовской общине проживало около сотни человек, а в Свердловской чуть более тридцати. Где-то были еще общины. Где-то на юго-западе, но Святогор никогда не был в них, да и не интересовался где они именно. Но знал, что эти общины сообщаются с Ломоносовской общиной и даже торгуют между собой. А вот Свердловская община жила в полнейшем неведении что, относительно недалеко, есть еще люди. В этой общине жило много калек, а из-за Колпинских болот и водящихся в них тварей, это была скорее не жизнь, а выживание. Прочих общин Святогору обнаружить не довелось. Святогор жил охотой и собирательством, что обеспечивало его пищей и теплыми шкурами. Несколько раз в месяц Святогор отправлялся в одну из общин и обменивал излишки на что-нибудь полезное. Порой приходилось задерживаться и Святогор не брезговал даже работать в общине, благо работы везде хватало. Когда он впервые появился в каждой из общин, приняли его с большим неодобрением. Имел он тогда странный вид — огромного горбатого человека, закутанного с ног до головы, даже лицо было замотано в драные тряпки. На вопросы «кто он» и «откуда», Святогор отвечал уклончиво, а порой и недоброжелательно. Однако, шкуры Святогора, которые он вскоре начал приносить в общины, добывая охотой на севере Питера, люди ценили и обменивали с большой охотой. Именно ценность его шкур заставляла людей закрывать глаза на его скрытность. Добываемые Святогором шкуры и вправду были очень ценны, ибо добывать приходилось в Северном лесу, а не в Пулковском, что под самым боком. Ибо Пулковский лес был неприкасаемым и любой человек, даже самый последний дурак, знал эту простую истину. Неприкасаемым он был по одной простой причине — Страж леса. Кто такой этот Страж или вернее даже — что он или оно такое, не знал никто. Всякий ушедший в лес, мог либо пройти через него как ни в чем не бывало, а мог уйти и с концами. Но одно хорошо было известно всем — убил зверя из этого леса и Страж придет за тобой, где бы ты ни прятался. Самой большой загадкой было и то, что Страж убивал так называемых «меченных смертью», буквально у всех под самым носом. Жертву, а порой даже жертв, находили уже мертвыми. Всякий кто пытался защитить такого меченого, так же погибал. Святогора данная участь обошла стороной, ибо о Страже он узнал до того, как начал промышлять шкурами.

В доме Святогора в избытке было сушеного мяса и рыбы, но вот с овощами и фруктами была беда. Запасы сильно обеднели, а, чтобы не страдать от нехватки витаминов зимой и весной, эти запасы следовало восполнять. Осенняя погода с каждым днем становилась все более и более холодной, сырой и ветреной. Из-за погоды Святогор, хотел он того или нет, был вынужден пользоваться абсолютно любой доступной возможностью, дабы сходить в одну из общин и обменять мясо и шкуры на овощи и фрукты. Сегодня погода была как раз подходящая для похода и потому Святогор собирался в дорогу. Несколько свертков со шкурами, пара мешков с мясом и почти сорок километров или, с учетом габаритов и выносливости Святогора, около трех-четырех часов пути до Ломоносовской общины.

За долгие годы Святогор сумел расчистить более половины разрушенного дома. Большая часть битого кирпича и бетона пошла на возведение стены вокруг дома. Правда Святогор и сам не понимал, для чего он ее строит, ибо жил он на отшибе, который даже твари из залива не посещают. Но Святогор строил и строил. Домом Святогору служили несколько крайних квартир первого и второго этажа, ибо всех прочих этажей не было. Третий этаж был чем-то вроде крыши, на которой Святогор часто работал, сушил мясо и обрабатывал шкуры. За долгие годы, устоявшийся запах или вернее вонь от мяса и шкур стала Святогору привычной и попросту незаметной. Подвал дома, который Святогор углубил, превратился в погреб, в котором он тоже порой работал, а также там хранилось все нажитое. Нажитого было много, гораздо больше, чем Святогору было нужно. Но он продолжал набивать погреб содержимым, словно бы боясь, что однажды может случиться что-то и чего-то может не хватить. Нажитого становилось так много, что Святогор даже начал строить нечто вроде сараев во дворе, для хранения все новых и новых запасов. Чем больше, тем лучше! Как говорится: «Лишь голодный знает истинную ценность еды».

Святогор как всегда завернулся в свои тряпки, взял вещи и отправился в путь. Путь лежал по берегу залива, между двух крайностей — лес и вода. Воды залива и дебри леса были полны опасностей, лишь на границе двух этих фантастических государств было спокойно. Воды залива вздымались от ветра, поднимая волны, которые разбивались о берег. Этот же ветер, словно исполинская расческа, расчесывал лес, который уже тронула осень. Деревья колыхались и гнулись, они истошно скрипели и шелестели листвой. Недра обоих государств исторгали звуки и голоса своих обитателей. Залив был полон протяжных, томных, глухих и шипящих звуков, а лес полнился короткими, резкими и звенящими звуками. Словно Инь и Ян два этих мира прибывали в состоянии баланса и Святогор шел по линии равновесия двух этих сил.

В районе бывшего Южно-Приморского парка Святогор увидел собаку. Собака стояла на опушке леса, которая тянулась вдоль проспекта Ветеранов. Собака была совершенно черной и должно быть ростом в метр или около того. Собака стояла и смотрела на идущего Святогора. Когда Святогор остановился и взглянул на собаку, та мотнула головой в сторону леса, словно кем-то позванная, после чего бросила взгляд на Святогора и скрылась в лесу. «Черный пес Петербурга… — подумал Святогор. — К беде или удаче? Черные кошки вроде к беде, а как с собаками?». Какое-то время Святогор еще смотрел на то место, надеясь, что собака вновь покажется, но она не показалась и тогда Святогор продолжил свой путь.

Впереди показался Константиновский дворец. Дворец был полем брани между водой и лесом. Парк превратился в галерею, где картины отображали былую битву морского Левиафана с великаном. Все было словно бы вывороченным и раскиданным в стороны, а сам дворец был похож на дом из детских кубиков, который кто-то ударил ногой, разметая кубики в разные стороны. Петергофу, что был дальше, повезло больше. Дворец уцелел, но превратился в обитель земноводных тварей, которые облюбовали давно заброшенные пруды и фонтаны. Летом твари обожали выбираться и греться на Солнышке, а вот осенью они устраивали концерты, заполняя все вокруг протяжными утробными стонами. Но оставаться на концерт Святогор не собирался.

Миновав Петергоф, Святогор вышел к мартышкиной или обезьяньей заставе. Свое название она получила из-за названия железнодорожной станции — Мартышкино, на которой располагалась застава. Когда Святогор приблизился, люди на заставе оживились, но привычный всем местным вид Святогора, остудил их намеренья. Святогора встретили равнодушными взглядами. Его слишком хорошо все знали и потому его даже не осматривали, а просто пропускали. Для всех Святогор был безобидным великаном в уродливом прикиде, который торгует мясом и шкурами. За долгие годы он ни разу не проявил себя враждебно. Быть может когда-нибудь он и бывал груб, но… В общем, для всех он был просто чудаком «откуда-то» с востока. После десятков неудачных попыток проследить, откуда он приходит, это дело забросили и более не пытались.

Основная часть общины располагалась в городе между заливом и Красным прудом. Жил город за счет сельского хозяйства, выращивая овощи и фрукты. Здешняя община была похожа на Белореченскую. Правда, Белореченцы жили, пытаясь выращивать прежние культуры, а вот Ломоносовцы выращивали нынешние. Все овощи и фрукты, которые кем-то и когда-то были найдены и доставлены в общину, выращивались за пределами города и даже делались попытки селекции. Однако все попытки селекции приводили к созданию и без того страшных на вид уродцев растительного мира. Все же удачные варианты, главным образом съедобные, оставляли и пытались выращивать. Как говориться: главное не то, что снаружи, а то, что внутри. Именно за тем, что было внутри этих растительных уродцев, Святогор и пришел обменять мясо и шкуры. Свои мешки мяса и свертки шкур Святогор смог выменять на мешок корнеплодов, мешок яблокообразных фруктов и мешок чего-то вроде гибрида свеклы и моркови. Корнеплоды, которые местные называли — бабата, был чем-то вроде картошки, но ярко рыжего цвета и на вкус что-то среднее между редькой и редиской. Яблокообразные фрукты — карбонавка, имели лишь вид яблока, мякоть у них темно-красная, словно свеклу ешь, а на вкус и запах они как грибы, но сладкие. А вот свекломорковь — это свекломорковь, то есть морковь со свекольной внутренностью и вкусом свеклы и моркови.

Часть шкур Святогор выменял на спирт и на несколько билетов. Билеты — это что-то вроде местных денег или вернее заверенные авторитетным лицом документы на что-то, что может предоставить община. Хочешь выпить в местном баре — заплати трудом или чем-то весомым в казну и получи билет. Берешь билет и тратишь его там, куда ты его попросил выписать. Собственно, именно в бар Святогор себе и попросил выписать пару билетов.

Бар располагался в старом вокзале станции Ораниенбаум-1 и назывался этот бар просто «Вокзал». Святогору это название взбудоражило память и вытащило наружу воспоминание из детства. В этом воспоминании был один магазин, который так и назывался «Магазин». Не какой-нибудь рыбный там, или мясной, овощной, да хоть «самый лучший» или еще какой магазин, а просто «Магазин». Магазин «Магазин». Все. Вот и бар на вокзале был баром на вокзале. Бар «Вокзал». В этот бар Святогор заходил всякий раз, когда посещал общину, пропустить несколько стаканчиков перед уходом или ночевкой. Местный бармен был хорошо знаком со Святогором, хоть и не знал Святогора в лицо. Собственно, его в лицо не знал никто. Никто не знал и того, что под всеми тряпками скрыто тело похожее не то на медведя, не то на льва. Все считали Святогора чудаком и уродцем, а потому и не особо допытывались до его внешности.

Просиживая в баре за крепким, Святогор слушал краем уха то, что говорят в баре. Бар был эдаким… Раньше было такое выражение «сарафанное радио», то есть слухи, и бар был радиостанцией этого радио. Основной поток этого радио был ни о чем. Люди просто пили и общались на свои темы, но порой проскакивали и слухи, новости и что-нибудь необычное.

После третьего стакана Святогор уловил разговор о странных людях.

— А слыхали, че в Котлах говорят? — раздался голос.

— Ты про марсиан что ли? — дали ответ равнодушным голосом.

— Ну так, а кто это еще может быть, а?

— Да чушь это. Марс вымер еще во время войны, сам подумай, — все тем же равнодушным голосом отвечали.

— А вдруг нет?! Вдруг кто-то там выжил и решил вернуться, а? И ведь тогда все сходится! — с энтузиазмом продолжал кто-то.

— Это у тебя глаза от выпивки уже сходятся.

Послышался громкий смех.

— Сам подумай, на чем бы они сюда прилетели?

— А вдруг сами построили и прилетели, а? Люди то эти странные говорят, ведут себя странно, вопросы странные задают и говорят так, словно бы и не с Земли они, — с тем же энтузиазмом продолжил кто-то.

— А может это и не люди вовсе? Может это действительно Марсиане?! Ну эти, человечки зеленые, а?! — с сарказмом ответили энтузиасту.

Все снова заржали.

— Да иди ты… — недовольно ответил энтузиаст.

Все стали ржать еще больше.

— Э-э-э! Ну не надо, ну э! — протестовал кто-то.

— Пшел от сюда! — грозно рычали на протестующего.

— Ну что я сделал? Не шалю, никого не трогаю, починяю, понимаешь, примус…

— Я тебе щас этим примусом по твоей башке дам! Пшел тебе говорят!

Грозным был охранник бара, который выдворял одного из пьяных посетителей по прозвищу «Вася Кот» (завсегдатай бара).

В бар вошло несколько человек в черно-желтых одеждах. С их появлением в баре воцарилась тишина, ибо люди эти были из банды «Саламандра». Эта банда обосновалась где-то в районе Соснового Бора. Люди этой банды были единственными во всей округе, кто имел в своем распоряжении огнестрельное оружие и, что очень важно, имели к ним боеприпасы. Любой спор, конфликт или что еще неугодное членам банды, вело к страшным последствиям. Благодаря своему положению они держали под собой все общины в своем районе и собирали с общин дань. Все просто: не хочешь проблем — плати. Все члены банды вели себя вульгарно и нагло, но всегда держали меру своим действиям, ибо лидер их банды Ксандр, был очень грозным человеком и любое недостойное поведение членов своей банды он наказывал. Все члены банды имели один общий отличительный знак, являющийся символом их верности и стойкости — шрам от сильного ожога на лице. Такие шрамы были не только на лице у членов банды. Такие ожоги было можно заметить и на руках, на шее и теле. Эти шрамы были иным символом — символом того, что человек провинился перед главой банды. Любой ожог, кроме лица — это самое низкое из наказаний. Прочие, более страшные шрамы — срезанная кожа, отрезанные пальцы или части конечностей, вырезанные куски мяса, глаза, нос, уши и тому подобное — это следы более серьезных провинностей. Все прочее, еще серьезнее, каралось смертью.

Члены банды прошли через зал к барной стойке и потребовали спирту. Один из членов банды скосил взгляд на Святогора. Святогор заметил этот взгляд и увидел в нем столько презрения, словно бы человек жаждал убить его, но сегодня все они были не в том расположении духа, чтобы даже просто материться на кого-то. На их лицах было выражение, словно бы они кого-то потеряли. Они расположились в темном углу бара. Лишь спустя минут десять в бар вернулась человеческая речь.

Святогор краем уха ловил стандартные для данного места разговоры: о Страже леса, о Мотыле похитителе, о каких-то странных тварях на болоте, снова о странных людях и даже о себе. Но вслушиваться Святогор не стал. Наличие членов банды подбило Святогора удалиться, подобру-поздорову. Потратив последний билет, он побрел в обратный путь.

На улице уже была середина дня. Появившиеся в городе члены банды оживили его, от чего на улице стало очень людно. Взрослые и старики общались. В разговорах слышались вопросы: «Что случилось? Это правда, они тут? Говорят, что они за кем-то, это так? Где они? Все хорошо?..» Словом — взрослые волновались. А вот подростки такого же волнения не проявляли. Напротив, они обсуждали с жаром. Кто-то говорил, что надо просто собраться и перебить их всех, а кто-то говорил, что хочет в их банду. Лишь маленькие дети, не старше шести лет, совершенно не понимали, что происходит, да и не желали понимать, ведь им это не интересно.

Святогор шел мимо людей и порой до него доносились слова о нем самом. Порой кто-то говорил: «Какой здоровый, он бы их одной правой мог, чего он их…». Но Святогору было совершенно безразличны слова, как, впрочем, и проблемы этой общины. Святогора волновала лишь его жизнь и всякий раз, когда проблема начинала нависать над его головой, Святогор просто уходил.

Ближе к вечеру Святогор был уже дома. От проделанного пути болели ноги, а настроение было скверным. Чтобы хоть немного скрасить вечер, Святогор взяв бутылку крепкого и отправился на свое любимое место. Небо было затянуто тяжелыми свинцовыми облаками, а закатное Солнце окрашивало все в темные пастельные тона, постепенно сменяясь на огненные. Ветер с залива, что гнал металлический воздух мертвого города на восток и топил его в Павловском лесу и Дальних болотах, приятно дул в лицо. Святогор сидел на краю бетонной плиты и созерцал чернеющий горизонт. Где-то там, за всей этой водой, приближалась ночь — тьма и холод. Святогор то и дело прикладывался к бутылке и размышлял. Порой мысли исчезали и оставалась лишь пустота.

— Что же не так?.. — хмельным голосом проговорил Святогор. — Чего же я хочу?

Когда мысли отчаяния захватывали его, Святогор вставал, приближался к краю и глядел вниз. Все его нутро словно бы кричало зловещим, шипящим словно змея, шепотом — прыгай! Святогор не ощущал страха, а испытывал невероятно притягательное чувство. Порой чувство захватывало его и Святогор вот уже решался, но! Нет… Что-то удерживало. Разум Святогора был зажат в тиски противоречий. Его мозг боролся с двумя крайностями, которые лишь заставляли задуматься, но не давали ответа. В голове Святогора сновали истины Горца, Рустама и даже Джа. Каждый давал что-то понять. Горец — в жизни нет смысла. Рустам — твори свой смысл. Джа — избери свой путь… Святогор хотел жить, но не видел в жизни смысла. Святогор хотел иметь смысл, но не мог его придумать. Святогор хотел иметь свой путь, но он уже на финише!

— Да что мне делать?! — закричал Святогор. — ЧЕГО Я ХОЧУ?! ЧЕГО?!

Святогор со всей дури швырнул бутылку в залив, а по его щекам потекли слезы. Все нутро разрывало от злости и печали. Пав на колени, Святогор принялся молотить бетон кулаками, разбивая руки в кровь. Мысли сводили с ума и Святогор все кричал «Нет!».

Святогор ревел, словно раненый зверь и рев его тонул в заливе, и не было никого, кто бы мог его услышать…

***

Ночь была беспокойной. То и дело Святогор вставал и выходил то по нужде, то просто от того, что не мог заснуть. Святогор вышел на крышу своего дома, когда в очередной раз приспичило в туалет. Ночь была ясной. Молодая луна ярко освещала все вокруг и Святогор даже без своего взора мог хорошо различить местность. Справляя нужду, он обратил внимание, что у залива кто-то стоит. Святогор справившись с нуждой, протер глаза, пытаясь понять бредится ли ему это, или он видит это на самом деле? У залива стояла фигурка, но света была мало, дабы хорошо разглядеть. Казалось даже, что это не что-то живое и походящее силуэтом на человека, а просто игра света и тени, но фигурка несколько раз шевельнулась и при виде этих движений, Святогор стал часто моргать, словно бы, не веря своим глазам. Хмель в крови, сонливое состояние и скудный свет могут сотворить любой образ, а на деле это может быть, чем угодно. Святогор взглянул на фигурку своим взором и увидел. Кто бы это ни был, оно тоже видело Святогора. Оба смотрели друг на друга и не шевелились. «Человек?» — подумал Святогор. Не один человек не ходит В или ЧЕРЕЗ мертвый город. Город мертв и там даже растительности нет, что лишь подогревает страх местных.

— Кто ты? — шепотом проговорил Святогор.

У Святогора засосало под ложечкой, от чего он решил спрятаться. Если это действительно человек, то он знает, что тут живут. А если это кто-то из банды? В общинах они редко кого-то трогают, но вот за пределами, всякий, особенно если ты больной или страдаешь уродством, автоматом мишень! Святогор сидел и судорожно думал. Через пару минут активных мыслительных процессов, Святогор выглянул и ужаснулся. Человек пропал! «Боже! — думал Святогор. — Только не это!». Но вдруг! В глаза бросилось быстрое движение. Святогор тут же кинул взгляд и увидел его. То был тот самый чело… «Что это?» — мысленно произнес Святогор. Фигура вновь стояла неподвижно, но уже была гораздо ближе к Святогору. Теперь фигура лишь походила на человека, но человеком не была. Это было какое-то существо и сейчас оно пристально глядело на Святогора. Оно глядело на него сияющими как у кошки глазами. Взгляд этого создания вселял страх даже в Святогора. Он перебирал в голове идеи и каждый раз, как очередная идея упиралась в тупик, проклинал себя. В его доме полно еды, а сам дом неплохо защищен, но нет оружия! Святогор уже много лет, не использовал никакого оружия, да и зачем? Святогор сам оружие — быстрое и сильное. Но вот сейчас было бы неплохо иметь хоть какое-то стрелковое оружие или пусть даже метательное. Но ничего из этого не было. Святогор охотился, используя ловушки… «Ловушки! — мысленно воскликнул Святогор. — Нет… — обреченно подумал, понимая, что создание не позволит воспользоваться хоть одной, да что там, даже просто поставить хотя бы одну ловушку!». Существо не двигалось. Оно словно бы гипнотизировало взглядом. Внезапно, послышался детский, немного писклявый голосок:

— Мама! Мама! А купи мороженое!

Святогор оцепенел от ужаса. В ушах звенело. Голос доносился не от существа, а словно бы позади. Святогор мгновенно покрылся холодным потом, сердце стучало как двигатель самосвала, а дыхание было тяжелым и прерывистым. Все тело сковало и Святогор с огромным трудом обернулся. Но за спиной никого не было! Святогор быстро вернул взгляд и увидел, что создание пропало! Стремительное движение и Святогор вновь видел существо. Оно было уже совсем рядом, почти у самых стен! Оно стояло и смотрело. Создание сверлило безумными глазами! Взгляд существа словно бы стремился влезть в душу. Святогора била дрожь. Он не мог понять, что с ним! Все тело окаменело, а сам он чувствовал дикий страх и ужас! Страх и ужас, который он не испытывал никогда в своей жизни. «Что же это? Что со мной происходит?» — думал Святогор. Вновь раздался голос, но уже женский, с хрипотцой, словно у больного туберкулезом:

— Что случилось? Где ты? Я ничего не вижу, Шура…

Повисла тишина. Святогор слышал, как в венах бежит кровь. Кровь стучала, словно табун лошадей. Туду-туду… Туду-туду… Туду-туду…

— Василий Петрович, я отчеты принес, куда их вам положить? — раздался мужской, тяжелый, прокуренный голос.

Голоса раздавались с разных сторон. То позади, то справа, то слева и возникали словно бы в пустоте, словно бы прямо в голове!

— Мама! Я сделал! Я сделал ей предложение! — раздался бодрый, мягкий голос молодого человека.

— Сыночек! — ответил кто-то женским голосом, глубокой старухи.

Святогор не спускал взгляда с создания. Он не мог шевелиться. Святогор понимал, кто именно говорил и был чудовищный соблазн встать и бежать! Бежать! Сломя голову, но Святогор не шевелился. Голоса раздавались вновь и вновь, давя на психику, но Святогор не шевелился и не сводил взгляда с создания.

— Владислав Петрович! Сколько можно? Как вы умудряетесь это делать?

— Юра! Юра! Я… Я… Ты… Ты будешь отцом!

— А я вот завтра в Москву еду, там…

— Ба ба га ва… Пппррр гааа… Ма-ма… Ба… — раздавался детский лепет.

Святогор боролся с чувствами. Всю ночь он просидел, не сводя взгляда с существа. Между Святогором и существом была ментальная битва — кто кого. Святогор смотрел и не шевелился, словно бы сдерживая создание, а создание давило и заставляло сдаться. Победило Солнце. С первыми лучами Солнца, существо прекратило борьбу и ретировалось. Святогор, психически и физически истощенный, рухнул на пол. Лежа на холодном бетоне, он осознавал, что существо придет вновь и второй раз он такой борьбы не перенесет. Мысль о ловушках все еще была свежа и Святогор понял, что надо подготовиться к следующей ночи. После какого-то времени лежания на полу, Святогор, с огромным трудом, встал и отправился вниз, дабы набраться сил и обдумать свою стратегию. Святогора мучал голод, жажда и сон, но пережитый ужас придавал мотивации и заставлял забыть о таких потребностях. Какая-то тварь вышла на охоту на Святогора, а потому, все потребности, которые нельзя было удовлетворить здесь и сейчас, отодвигались на потом.

Святогор расставил силки, несколько ям превратил в капканы и сделал несколько сигналок из веревок и металлической утвари. Расположился Святогор на втором этаже своего дома. Первый этаж и вход на третий (крышу) были забаррикадированы. Святогор сделал запас продовольствия и устроился в своем укрытии как в настоящем боевом доте, только вместо автомата была арматура. На подготовку ушел почти весь день, а потому Святогор, голодный и не выспавшийся, сидел в своем убежище и ел, пытаясь побороть сон. Ближе к вечеру, когда Солнце начало скрываться за горизонтом, Святогор, как бы сильно ни старался бороться со сном, от унылого ожидания клевал носом. Реальность сливалась со сном и Святогору порой являлись зрительные и слуховые галлюцинации. От некоторых он вскакивал, но потом возвращался обратно, понимая, что это просто мерещится. Бдительность Святогора падала и в итоге Святогор все же заснул. Момент, когда реальность стала сном, был безнадежно упущен. Святогор видел фантасмагорический бред, который он принимал за действительность. Святогор видел людей, видел животных, видел людей-животных. Все шли, бежали, плыли и летели и все было таким естественным, таким обычным. Святогор видел, как человек-змея разинул огромную пасть и вывернулся наизнанку, а огромная собака, гоняясь за своим хвостом, закружилась как уроборос и съела себя. Мир взрывался красками и светом и все плыло, словно масляная картина, облитая керосином. Вот очередной человек-змея подошел к Святогору и пристально вгляделся своими змеиными глазами, а после чего произнес какую-то тарабарщину и начал открывать свою пасть. Святогор смотрел на это и испытывал смешанные чувства. Вдруг, он осознал, что видит сон. Редкое, но такое захватывающее чувство осознания сна. Святогор смотрел на раскрывающуюся пасть и поражался дивности сна. Но, несмотря на осознание сна, Святогор все еще испытывал безмятежность, словно бы одурманенный, он воспринимал весь бред за норму. Человек-змея оказался у Святогора под ногами и начал втягивать, словно зыбучий песок. Святогор пытался бежать, но превратившийся в зыбучий песок человек-змея не давал двинуться с места. Странное чувство, которое бывает во сне, когда хочешь бежать, но не можешь. В Святогоре возросла тревога. Зыбучий песок пропал, а Святогор падал. Падение вызвало страх и Святогор чувствовал, словно бы он с ног до головы мокрый. Он падал вниз, все ближе и ближе приближаясь к земле. Трах! Святогор со всей дури ударился о землю и в этот момент он проснулся.

Тварь ревела от боли. Святогор сидел на полу, покрытый холодным потом и нервно дышал. Тварь рядом ревела, держась за правую часть головы. Чувство падения разбудило Святогора, от чего он, машинально, от страха и неожиданности, с силой махнул своей арматурой. Пока Святогор спал, тварь подобралась к нему и уже заглатывала его, словно змея, а когда Святогор проснулся, удар пришелся прямо по голове твари. От боли и неожиданности, тварь вскочила, выпустив из своей пасти Святогора.

Ошалевший Святогор смотрел горящими золотом глазами, как тварь корчилась. Тварь корчилась и извивалась, словно оглушенная змея. Тварь была почти точь-в-точь как человек-змея из сна. Когда тварь справилась с болью, она бросила ненавидящий и гневный взгляд на Святогора. Тварь зашипела, раскрывая голову, словно мешок. Святогор испытал страх и ужас, точно такой же, как и прошлой ночью. Цепенящее чувство, от которого парализует тело. Святогор боролся с чувством и бороться было тяжело. Тварь бросилась на Святогора, а Святогор только и смог, что перекатиться и закатиться под стол. Молниеносная зверюга ударом своей пасти разнесла стол. Святогор неуклюже попытался выскочить из-под обломков, но тварь нанесла удар хвостом. Святогора откинуло, а тварь уже тут как тут. Она обвила Святогора и принялась душить. Зажатый в тиски Святогор взревел от боли, а немногочисленные кольца сдавливали все нутро. Голова твари нависла над Святогором и начала раскрывать пасть словно огромный мешок. Тварь готовилась проглотить Святогора. В голову пришла мысль и Святогор не побрезговал ей последовать. Он вцепился в тело твари зубами, откусывая от него кусок мяса. Тело твари содрогнулось от боли и Святогор смог высвободить руки, однако высвободиться полностью тварь не дала. Левой рукой, сильно сжимая, Святогор ухватил ту часть тела, которая напоминала человеческое горло, а правой принялся молотить почему попало. Тварь брыкалась и билась в истерике. В какой-то момент, одна из рук полоснула Святогора когтями, нанося глубокие раны. Брызнула кровь и Святогор взревел от боли. Тварь отплатила Святогору за откушенный кусок мяса, но выпустила добычу из смертельного захвата. Святогор и тварь встретились взглядами. Очередной раунд, но на сей раз, этот бой обещает быть коротким. Тварь и Святогор впились друг в друга взглядами. Тварь пыталась сломить Святогора, а Святогор боролся. Сил у Святогора было мало и потому он сдавал этот бой, а тварь наседала. Тварь приближалась, давя Святогора взглядом, страхом и ужасом. Святогор чувствовал безумие и желал лишь сбежать, но разум твердо стоял и не давал сделать этот фатальный шаг. В какой-то момент тварь уперлась в барьер Святогоровой воли и тогда она применила свою вторую уловку.

— Кто-нибудь из ваших хищников вспомнил старые привычки? — произнесла тварь с шипением.

Слова были словно ударом молота о наковальню. Святогор испытал сильнейший удар ужаса. Воля Святогора дала трещину и тварь это почувствовала. Святогор сделал шаг назад, а тварь два шага вперед.

— Не-ет, говорю, милый, с этим от меня поди прочь, — прошипела тварь.

Удар! Разум Святогора помутнел. Сил было мало и каждое слово твари было стопудовой гирей. Святогор сделал еще шаг назад, а тварь уже приблизилась на три шага. Святогор не сводил взгляда, а тварь продолжала:

— А вот вчера, мы зажарили молодого кабанчика, вкусно! Пальчики оближешь!

Голос доносился отовсюду и давил как пресс. Святогор сдавал оборону, а тварь прорывалась. Святогор пал на колени, а тварь резким движением метнулась на Святогора, чтобы обвить его и тут! Святогор бросил руку с арматурой в сторону. От неожиданности, тварь не успела среагировать и с огромной скоростью наткнулась на арматуру. Металлический прут вонзился в глаз зверя. Тварь взревела и принялась корчиться и извиваться, словно червь на сковороде. Тварь истошно ревела и крушила все. Святогор, пользуясь моментом, с трудом, придерживая рану, раскидал баррикаду на крышку и когда тварь справилась с болью, Святогор уже поднимался наверх. Морщась от боли и придерживая кровоточащую рану, он приблизился к краю. Внизу, там где у убежища Святогора был задний двор, под окнами была яма для потрохов. В эту яму Святогор насажал арматуры как колья. Святогор ждал на краю. Ждал, когда тварь поднимется. Зверюга разметала проход и выбралась на крышу. Видя Святогора, она, не соображая от боли, ринулась на него, а он прыгнул в сторону, но рана не позволила успеть. Тварь сверзилась со Святогором вниз. Тело твари угадило прямо на колья, а Святогор пал сверху. Одно из кольев пробило левый бок Святогора в опасной близости от почки. Тварь и Святогор взревели от боли. Крик Святогора перешел в стоны, а тварь начала издавать захлебывающиеся звуки и забилась в судороге.

С нечеловеческим трудом, Святогор выбрался из ямы, покрытый с ног до головы кровью, потрохами и бетонной пылью пополам с землей. Святогора мутило, в глазах темнело, а руки и ноги сводило. Руки и ноги словно бы вибрировали и каждый шаг, каждое прикосновение к чему-либо вызывало странное чувство. Святогор сумел дойти до входа в подвал и, не имея сил идти дальше, повалился и с грохотом скатился по небольшой лестнице. Святогор прижимал открытую рану, но кровь неудержимо вытекала, ослабляя Святогора с каждым граммом. Святогор не желал умирать. он боролся со смертью и прикладывал неимоверные усилия, дабы выжить. Разбитый разум, почти побежденного, борющегося за жизнь Святогора обрел голос и заговорил:

— Ну и зачем ты мучаешься? Зачем борешься? — произнес голос нежным и ласковым мужским баритоном, словно это говорила само ее величество Смерть.

— Я… Я… Не знаю. Я… Я хочу жить, — с трудом, чуть ли не плача, прохрипел Святогор.

— Ты ведь столько раз желал, столько раз пытался. И вот! Когда ты в шаге! В шаге от не минуемого! Ты борешься?! Зачем?!

— Я… Я хочу жить! — с трудом выдавил Святогор.

— И что это тебе даст? Ты ведь знаешь, что у жизни нет смысла, к чему тебе такая бесполезная вещь как жизнь?

— Уйди… Уйди… Уйди! — хрипел Святогор.

— Хватит, — равнодушно произнес голос. — Хватит бороться. Это того не стоит.

— Сгинь! — прокричал Святогор.

Святогор полз, не разбирая куда. Тьма и слезы в глазах мешали видеть.

— Я понятия не имею, зачем я живу! Я не знаю, зачем я борюсь за жизнь! — хрипел Святогор. — Но я знаю, что хочу жить! В моей жизни нет смысла! Я хочу жить, хочу найти смысл!

— Его нет, — сухо ответил голос.

— Я придумаю его!

— Иллюзия. Это будет не смысл, а самообман.

— Тогда я хочу обмануть себя! — безнадежно произнес Святогор.

— Дурак… — меланхолично произнес голос.

— Сгинь! — грозно прохрипел Святогор.

Голос исчез, а Святогор все полз и полз. В погребе была еда, были тряпки, всякая утварь и инструменты. Святогор думал. Святогор пытался соображать, но потерянная кровь лишала сил даже думать. В голову лезли неразборчивые голоса, звуки, а перед глазами всплывали видения, вспышки света и темные пятна. Святогор вспомнил: «Спирт!». Раны нужно продезинфицировать. «А что дальше? — думал Святогор. — Закрыть рану. Как? Спирт… Спирт… Спирт горит! Прижечь! Точно, прижечь!». Мысли судорожно, в такт дыханию, метались и уже казались бредом. Святогор с трудом поднял бутыль со спиртом стоявшую на полу у мешков с овощами и попытался открыть. Сил откупорить горлышко бутылки не было, и тогда Святогор принялся бить бутылку горлышком об пол. Бутылка не поддавалась, но Святогор прикладывал все больше и больше оставшихся сил, пока горлышко не откололось. Мутная жидкость, с резким запахом, выплеснулась на пол и Святогора. Не думая, а машинально действуя, Святогор выплеснул часть содержимого бутылки на раны. Резкая и острая как лезвие ножа, жгучая как пламя боль пронзила Святогора. Святогор взревел от боли. Все тело сжалось. Святогор ревел, тратя остатки сил. Рев сменился болезненными стонами. Трясущейся рукой, Святогор ударил по табурету, что стоял рядом и тот опрокинулся. Все, что стояло на табурете: чашки, вилки, ножи, кружки и тряпки, повалились на пол. Святогор взял чашу и вылил туда спирт. На поясе Святогора висел небольшой, покрытый бороздами, камень — кусок кремния, который Святогор когда-то нашел на берегу залива. Взяв нож, Святогор принялся чиркать им по камню над чащей со спиртом, высекая искры. Спирт не загорался и Святогор чиркал сильнее. Когда спирт вспыхнул, Святогор положил нож на край чаши, чтобы огонь раскалил металл. Святогору дико хотелось спать. Реальность уплывала, в теле ощущался дикий холод. Кружилась голова и казалось, что Святогор на борту корабля, угодившего в шторм. Страшно мутило, но боль отступала, словно ее парализовало вместе со всем телом. Когда нож раскалился, Святогор взял его и поднес к ране. Святогор боролся с чувством предстоящей боли и поборов чувство, приложил раскаленный металл. Дикая боль заставила Святогора взреветь. Слезы били из глаз без остановки. Святогор повторил процедуру несколько раз, пока раны не были полностью закрыты. Святогор разбил еще одну бутылку со спиртом и облил ожоги. Боль от спирта уже была не такой сильной и куда слабее боли от ожогов. Он, тратя последние крохи сил, смог лишь накинуть на себя какую-то ветошь и позволяя реальности растаять, погрузился в сон.

Святогору снилось, как он тонет в болоте. Болото затягивало, а Святогор пытался выкарабкаться. Каждое движение сильнее и сильнее сковывалось, но Святогор продолжал бороться и рваться из пут тягучих вод. Святогор погружался и вот под воду ушла грудь, потом шея, а следом и голова. Что-то попалось в руку и Святогор потянул. Словно цепляясь за соломинку он тянулся. Что-то дернуло, быстро и стремительно и Святогор уже был не в болоте, а летел. Что-то подхватило его и несло. Мир перевернулся и Святогор уже не летел, а падал. Сон жевал его, словно жвачку. Когда мир перевернулся вновь, Святогор бросился бежать, но воздух превратился в тягучую массу. Святогор рвался, пытаясь прорваться сквозь эту массу. Святогор уперся в невидимый барьер, который прогибался словно резиновый. Святогор бился в барьер подобно мухе, что бьется в стекло. Святогор прикладывал усилия, дабы прорвать барьер и в какой-то момент барьер поддался и лопнул, словно мыльный пузырь. Святогора захватило волнение и радость! Святогор бросился бежать по дороге, которая уходила в высоту, в горы, что возвышались над горизонтом. Святогор был опьянен и бежал! Но конец этой дороги упирался в очередной тупик. Миг счастья оборвался вместе с дорогой. Но рядом была еще одна дорога. А кроме нее была еще и еще, и эти дороги спутывались, переплетались и уходили куда-то за горизонт. Дорог было много, их были тысячи и тысячи, но все они упирались в тупик. Тьма и чувство печали захватывали Святогора и покрывали словно плесень. Святогор пытался избавиться от этой плесени, но она не сдавалась и сопротивления Святогора лишь делали хуже. В отчаянии Святогор взглянул в небо и увидел многогранную, яркую и сверкающую бесконечность. В этой бесконечности Святогор узрел путь, путь по которому он хотел пойти. Тьма отпустила и Святогор ступил на этот путь. У этого пути было начало — первый шаг, но не было конца, ибо, сколько не иди, а конец этого пути где-то там, где-то в бескрайнем просторе бесконечности. Где-то там, в самом конце этого пути виднелось сияние, свет которого дарил покой. Святогор тянулся, силясь прикоснуться к сиянию, но приблизиться не мог. Свет сияния заполнял все вокруг. Боль, печаль, тоска и тленность уходили, а когда свет заполнил все вокруг, нежный поцелуй мягких губ разрушил сон, который плавно перетек в реальность. Святогор открыл глаза и увидел чашу, нож с обгорелыми частицами мяса, тряпки, мешки, запекшуюся кровь и грязный пол. Святогор медленно встал и огляделся. Подвал, в котором Святогор боролся за жизнь, пребывал во все том же виде. Святогор чувствовал себя избитым. На улице стояли сумерки и Святогор, с трудом выбираясь из подвала, направился к заливу. Ковыляя и тяжело дыша, добравшись до пляжа, Святогор рухнул на колени. Вода била волнами о берег, а над водой, на западе, висело закатное Солнце. Небо было окрашено в красные и рыжие тона и было покрыто свинцово-черными облаками. Святогор — громадная, покрытая шерстью, туша боли и печали сидел и смотрел, как Солнце гаснет, скрываясь за горизонт. Солнце погружалось и залив словно бы кипел от его жара. Слезы хлынули из глаз Святогора и чувства захватили все нутро. Святогору хотелось молотить землю от избытка чувств, но сил хватало лишь на слезы. Прямо сейчас в разуме Святогора взорвалась атомная бомба осознания. Святогор не просто понял, а осознал! Понимание — это аксиома, а осознание — разрушение принятой аксиомы. Понимание — есть вера, а осознание — ее разрушение. Сейчас Святогор испытывал на себе всю разрушительность осознания, но это разрушение было во благо и не несло гибельности, а напротив — жизнь! Святогор видел начало своего пути. Святогор видел сам путь. Святогор видел завершение своего пути. Святогор видел и то, что все это давало. Начать путь — это значит поставить цель и сделать первый шаг. Путь — это дорога к цели. Завершение пути — это достижение цели. Все вместе — это жизнь! Смысл жизни — это поставленная цель. Любую цель можно достичь. Любая цель может быть смыслом! Всей жизни. Но если цели нет, то жизнь пуста. Но в чем разница между полной жизнью и пустой? Разницы нет! Ни один микроб, ни одно животное, птица, таракан или растение не задается вопросом о смысле жизни, лишь человек! Осознание бессмысленности жизни ведет к смерти и разрушению. Достигнув поставленной цели, человек теряет волю к жизни. Осознание того, что жизнь — это повторение одних и тех же действий: жрать, срать и ржать! Ведет к потере вкуса жизни. Человек начинает искать спасение в смерти и поиски — это хождение по канату. Не справился — смерть! Но справившись — обретение нового осознания. Только чувство смерти, может заставить испытать волю и жажду жить. В жизни нужна не цель, а идеал! Если Иисус действительно жил, то он был не сыном Божьим, а всего лишь философом. Красноречие и собственная философия позволила ему сотворить идеал, к которому можно было в то время стремиться. Идеал, в силу того времени, был грубым, но глубоко заседал в печальных душах людей. Бог — это идол, созданный красноречивым философом, который потерял вкус к жизни, который понял, что у нее нет смысла! Этот философ создал смысл, для которого не требовались знания, а требовалось лишь то, что было у всех — вера!

Святогор сидел на берегу, испытывая чудовищное желание — жить. В голове Святогора носились мысли и все они крутились вокруг одной — создать себе идеал! Создать себе смыл, цель, к которой можно идти вечно, но не достичь ее, ибо начало и конец — это всегда разрушение и не важно, во благо или зло. А путь! Путь между началом и концом — это и есть счастье! Всегда идти к недостижимой цели. Вот только, Бог — это идеал прошлого. Какой идеал может придумать человек в умирающем мире?

Святогор сидел и смотрел на горизонт. Последняя полоска Солнца скрылась за горизонтом, озарив на миг зеленым лучиком света. Мысли в голове Святогора растаяли и всего одна, но такая тяжелая, мысль сорвалась с тяжелых губ:

— Я — живой…