Тётушкино наследство (Работа №10)

Ах, какой чудесный июнь выдался в этом году. Дожди, что «Метео — ТВ» пророчило всю весну, обошли наш край стороной, задев только северные районы. Лето явилось по расписанию, разукрасив город пестрыми красками и зеленью всех оттенков. Погода радовала, пекло ещё не установилось, а вода уже потеплела для купания.

Вчера мне исполнилось девятнадцать. Дата оказалась знаменательная. Как сказал закадычный друг Серёга, самая что ни на есть круглая. Меня разбаловали подарками родители, однокурсники и подруги. Приятно, знаете ли, получать полезные вещи, а не какие-нибудь «рога в прихожую».

Мама и брат подарили новую модель сотового телефона. Друзья сложились на цветной принтер. Знали, черти, в чем я нуждаюсь. Девчонки тоже удивили, накупив кучу дисков «с квестами, стрелялками и бродилками». Отец расщедрился и торжественно вручил ключи от новёхонького Жигулёнка, которого оберегал от нас с братом целых полгода, не давая прокатиться даже по району.

Права я получил тоже вчера. А еще успел закрыть все долги и честно выстрадал доступ к сессии. Все эти знаменательные события произошли в день моего рождения. Я и припомнить не могу, был ли в моей жизни ещё такой ладный, стахановский день.

Поэтому я со спокойной совестью отжигал с приятелями до самого утра в ночном клубе.

***

А сегодня, когда трудящееся население работало на благо себе и родины, я мирно отсыпался в пустой квартире.

Телефонный звонок раздался ровно в полдень.

— Надо съездить в Николаевку к тёте Лизе. Подумать только, она оставила тебе какое-то наследство, и его нужно получить немедленно. Представляешь, дед Матвей так и сказал: «Сегодня или никогда!»

Мама любит поговорить по телефону. Её щебетание унять практически невозможно. Я плохо понимал, что от меня требуется. Голова гудела, как трансформаторная будка, но больше от недосыпа, чем от алкоголя. Я просто устал за вчерашний «знаменательный» день, но приходилось слушать нескончаемый монолог про тётю Лизу.

Да, я помнил милую тётушку. В детстве мы частенько ездили к ней в посёлок на летний отдых.

Она умерла при загадочных обстоятельствах три года назад. Впрочем, вся её жизнь была загадочной. Так что никто и не удивился скоропостижной смерти, которая унесла шестидесятисемилетнюю тётку, никогда не знавшую, что такое хворь.

Кто-то называл её колдуньей, кто-то ведьмой. Другие защищали, облагораживая словом «знахарка». Родственники считали её чудаковатой. Но все сходились на том, что она действительно была не от мира сего.

Тётушка спокойно относилась к толкам о себе, не особо обращая внимания на болтовню соседок. Но если ей кричали вслед «ясновидящая», то она непременно спрашивала: «А вы, значит, мутнозрячие?»

Трубка всё ещё верещала маминым голосом, обстоятельно объясняя, как найти посёлок и тёткин дом, сколько залить бензина, кому передать привет…

Но я уже не слушал. В конце концов, указатели на дорогах есть, а направление я и так отыщу.

Быстро попрощавшись с мамой, я стал собираться в путь. Меня ждало не самое потрясающее путешествие, но, увы, ехать надо сейчас, так как завтра уже начиналась пора экзаменов. Да и таинственно звучали слова деда Матвея «сегодня или никогда».

С собой решил взять Серёгу. Его состояние после вчерашнего было, мягко говоря, не совсем годное для длительной прогулки в машине. Но он, матерясь и чертыхаясь, всё же согласился проехаться по весям родного края.

— Только минералки купим, — изрёк он хриплым голосом.

И мы отправились в путь.

***

Благополучно миновали город с длинными пробками и безо всяких проблем выехали на трассу. Бетонное полотно быстро исчезало под колесами Жигулёнка, приближая нас к долгожданной развилке. Серёга неустанно жевал и болтал по телефону, а меня одолевала зевота. Монотонная езда убаюкивала, и приходилось постоянно встряхиваться, чтобы не слипались глаза. День уже клонился к вечеру, когда мы выехали на просёлочную дорогу. Грунтовое покрытие выветрило сонливость, заставляя подпрыгивать чуть ли не на каждом ухабе.

— Здесь бы на тракторах кататься, а не на легковых машинах, — пробубнил недовольный тряской Серёга.

Свернув направо по указателю, дорога изменила свой вид.

Мощённая грубым булыжником, вероятно, со времен Великого Потопа, она напоминала картинку из фэнтезийного фильма. Мы изумленно переглянулись.

— Средневековье какое-то, — сказал я.

— Неужели в нашем крае такие чудесатые места имеются?

Мы принялись острословить. И это было потешно… сначала. Пока я не увидел, что пробивающаяся сквозь камни трава извивается, подобно змеям. Стало немного жутко, но я промолчал. Не хотелось напрягать друга. А вдруг мне это показалось?

Плохо, что перестало работать радио. От этого сделалось совсем тоскливо.

— Сеть не ловит, — ляпнул Серёга, словно прочитал мои мысли.

Я почувствовал, как он изо всех сил старается не смотреть в окно. Нехороший холодок пробежал по моей спине. Я утопил педаль газа, но скорость не прибавилась. Жигуль ехал в своём режиме, где-то двадцать километров в час.

Что-то произошло в салоне автомобиля, может, не видимое привычному глазу, но легко уловимое сердцем. Словно кто-то вычистил беззаботное веселье и заледенил воздух.

Меня беспокоил полупустой бак. Проехав еще час, я не увидел ни заправки, ни каких бы то ни было строений. Путники по дороге тоже не попадались.

Неестественная тишь, не нарушаемая даже чириканьем птиц, откровенно пугала. Серёга занервничал и крикнул «поверни хоть куда-нибудь!» Но дорога была прямая, как взлётная полоса. Сворачивать некуда. Беспокойство сменилось тревогой.

Мы повернули обратно, решив доехать до той злосчастной развилки и поискать другой поворот. Видать, я чего-то перепутал и заехал не в ту степь.

А потом…

Потом закончился бензин. Молчаливые и несколько позеленевшие, мы сидели в Жигулёнке, напряженно вслушиваясь в тишину. Бульон из тревоги и беспокойства перерос в нутряной страх, который ощущался как живое существо. Казалось, нас в машине стало трое. Неуютно было находиться в закрытом пространстве, и мы решили дальше идти пешком.

Осторожно ступали по камням, стараясь не задевать траву. Она шевелилась и напоминала грубую щетину, от прикосновения которой становилось не по себе. Мы ускорили шаг, а затем перешли на бег.

Вскоре трава приобрела обычный вид, и мы немного успокоились. Но страх не отставал и плёлся за нами.

Резко похолодало.

— Здесь летом даже не пахнет, — поёжился я.

— Натуральный морозильник, — согласился друг.

Смеркалось. Первые звёзды засеяли небо. Но не в том настроении мы пребывали, чтобы любоваться красотами природы.

Серёга заканючил пить. Бутылка с минеральной водой осталась в машине, но возвращаться к развилке, где шевелящаяся трава нагнала на нас жути, совсем не хотелось. Я приободрил его.

— Ещё чуть-чуть, и мы прибудем на место.

Через час наступила ночь и на дежурство вышла луна. Она заполонила всё небо. Звёзды будто бы отодвинулись на задний план, и выглядели бледной декорацией к ночному светилу. А этот небесный блин угрожающе навис над землей и зорко следил за нами.

— Никогда не думал, что полнолуние — это жутко, — передёрнул плечами друг.

Первые путники показались в зоне видимости. Обрадованный Серёга обратился к седовласому старику:

— Скажите, куда ведёт эта дорога?

— В Логово Забытых.

— Нам туда не надо, нам бы в Николаевку.

— В какую сторону ни пойдёте, всё равно попадете в Логово Забытых. Сегодня их ночь. Если вы на этой дороге, значит вы в числе приглашённых.

Мы, естественно, решили идти в противоположную сторону. Лучше уж к машине, к спасительной бутылке с водой.

Но в противоположную сторону мы шли не одни. Люди были повсюду. Много людей. Откуда они появились? Мы не уловили этот момент. Просто поняли, что идем плотным строем. И нет на этой дороге ни направлений, ни сторон, ни поворотов.

Неожиданно перед нами возник световой шлагбаум.

Ярко-синий луч будто бы стекал с неба, преграждая путь. Казалось, он состоит из тончайших струн, вытянутых из звёзд. Сделав шаг навстречу свету, я ощутил упругую вибрацию. Еще шаг — и меня обдало ледяным холодом.

— Дальше путь открыт только приглашённым. Остальные будут дожидаться у развилки, — голос прозвучал явственно, но у меня в голове.

Не успел я оглянуться, как вступил в полосу синего цвета и вихрем закрутился вверх, а потом меня утянуло то ли в воронку, то ли в центрифугу. Через секунду выкинуло обратно на дорогу.

Шлагбаум остался позади. Толпа поредела. Я почувствовал, что иду один. Нет со мной ни Сереги, ни того животного страха, что прилип к нам ещё в машине.

Я вдруг обнаружил, что рядом идущие путники перестали быть похожими на людей. Шли тени, выгнутые, стройные и неимоверно высокие. Помню, что не удивился и не испугался. Как выглядел я — не знаю, наверное, ничем не отличался от остальных.

Наше шествие продолжалось утомительно долго. Тётушкин домик возник из ниоткуда. Замшелый терем, наглухо задрапированный паутиной, местами был покрыт зеленоватой плесенью. Вряд ли он мог походить на современное жилище. Невероятно, но я внутренним чутьем знал, что это тот самый дом, в котором я не раз бывал в своём босоногом детстве.

Попав во двор, тени стали рассасываться по разным комнатам.

Меня внесло в гостиную, где на дряхлом стуле восседала тётушка Лиза. Моложавая, бойкая, без признаков какой-либо болезни. Именно такой она осталась в моей памяти.

— Сегодняшняя ночь — особая, племяш! Живые и мёртвые собираются вместе в Логове Забытых.

— Мёртвые встают из гробов?

Мне тут же стало стыдно за вопрос, который непроизвольно выскочил изо рта. Тётушка не рассердилась на глупость, но брови недоуменно подняла.

— Души не кладут в гроб, племяш. В землю опускают лишь тело.

И продолжила дальше спокойным голосом.

— Раз в четыре года на полную июньскую луну Логово Забытых чествует тех, кому при жизни навешивали ярлыки «колдун» или «ведьма». Тех, кого не принимали в своё общество так называемые нормальные люди. Тех, кто часто слышал в свой адрес словечко «чудаковатый».

«При чём тут я?» — мелькнула мысль где-то на задворках сознания.

— Ты отмеченный, — тут же отозвалась тётушка, словно я прокричал вопрос вслух, а не подумал про себя. — Это не моя воля, так тебе судьбой уготовано. Моё дело — передать родовой дар.

Я молчал. А тетушка продолжала.

— Помнишь, как ты в колодец упал? Трёхлетним карапузом был. Самого дна коснулся и выплыл. Не сразу тебя кинулись искать, но спасли.

Я не помнил, хотя мать часто рассказывала тот случай, когда наезжали в город родственники, и за столом начиналось многочасовое шумное чаепитие. Каждый раз кто-нибудь из поселковых восклицал: «О, да, это настоящее чудо! Столько невинных душ загублено в чёртовом колодце, а ваш малец родился в рубашке».

— Нет больше того колодца, зарос давно, — ворвался в моё воспоминание тёткин голос. — Но свою главную задачу он выполнил. Уберёг тебя. Для наших дел. Вот так-то, племяш.

Тётушка встала с ветхого трона и торжественно произнесла:

— А теперь приглашаю тебя в Логово Забытых на церемониальное посвящение!

Она протянула мне руку и, как мне показалось, участливо подмигнула. Прикоснувшись к тёткиной ладони, я ощутил арктический холод.

А потом реальность расслоилась, как бы разрешая пространственный сдвиг, и я стёк в световую трубу.

Трудно было понять, падал ли я вниз или летел вверх. И невозможно было определить, сколько по времени длился этот «полёт-падение». Видать, в трубе время текло не так, как принято у нас. Я успел насмотреться клипов про всю свою жизнь, вплоть до дня смерти. Мне казалось, я провел в трубе более пятидесяти лет, а на деле выходило, что и секунды не прошло, как мягко приземлился на твёрдую землю.

***

Как много волков!

Это была первая мысль, когда мы оказались на бесконечно огромной поляне, заполненной людьми.

Волки сновали повсюду, приветствуя каждого, кто появлялся из широкой трубы. Не виляя заискивающе хвостами, как собаки перед хозяевами, а сдержанно склоняя морды в поклоне, они поднимали переднюю лапу вверх и издавали негромкий вой.

— Волки наши первые помощники на земле. А ты думал, что правая рука колдуна — это председатель колхоза? — тётка раскатисто рассмеялась и нежно потрепала по загривку серо-бурого самца.

Мне недосуг было оценивать её шутку. Я глядел по сторонам и жадно впитывал восхитительную панораму, что открывалась передо мной.

Люди больше не воспринимались тенями. И это очень радовало. Вернулась возможность ощущать и осязать всё, что видишь и чувствуешь, а не только запредельный холод, к которому я успел привыкнуть с того момента, как очутился на странной дороге.

Луна висела настолько близко, что, встав на цыпочки, можно было дотронуться до неё рукой. Она сейчас не просто наблюдала, а соучаствовала в фантасмагорической встрече людей, зверей и тех существ, что в народе именуются сказочной нечистью. Кикиморы и лешие, оборотни и домовые вполне естественно выглядели на этой поляне.

Не было здесь живых и мёртвых, не было молодых и старых. Общались между собой «прошедшие путь» и «вступающие на путь».

Меня привлёк зеркальный бассейн, густо усыпанный зелёными поплавками.

Всего один мыслешаг, и мы оказались около… болота. Как я мог спутать его с бассейном?

В моем понимании болото — самое коварное место, какое можно выдумать на земле. Влажная почва всегда обманчиво пружиниста и предательски ненадёжна.

Еще в детстве я наслышался рассказов от деда Матвея о шёлковой трясине, ловящей в смертельные объятия беспечных ходоков.

Но это болото безукоризненно вписывалось в пейзаж, и от него не веяло обречённостью. Малахитовые кочки, которые я принял за поплавки, выглядели волшебно. Эти мшистые холмики были полны живности, копошащейся, ползающей, ныряющей. Невидимые зверушки шуршали сухими ветками, видать, за кем-то охотились или от кого-то прятались. Неугомонно стрекотали кузнечики. Между упругих стеблей водяных лилий витал рой мошкары. В стоячей воде виднелось дно, покрытое илом. Сладкий привкус гниения улавливался в душном воздухе.

Я заворожено внимал звукам и запахам.

Тётушка оборвала мое общение с чарующим болотом и позвала вперед.

Какое гибкое пространство здесь.

Только что мы любовались водной гладью, покрытой тиной, а теперь перед нами раскинулась степь, дышащая полынью, а дальше взгляд упирался в бескрайние заснеженные горы.

Голова шла кругом от калейдоскопа необычайных картин.

— Не пытайся вникнуть во все, что видишь, племяш. Память человеческая избирательна. Отложится в ней то, что пригодится в скором времени.

Мы очутились у рельефного грота с узким проходом. Следующий мыслешаг — и мы уже внутри.

Сырое помещение со сводчатым потолком не могло похвастаться особым убранством. Ещё и освещение тусклое, ничего толком не разглядишь.

— Это реликтовое место, где ты должен подтвердить свою отметину.

Я запаниковал:

— Но у меня нет…

— Есть! — сказала тётка и подтолкнула меня к выступу в скале.

Темень скрывала от нормального глаза скользкие ступени, что вели к выступу. Я споткнулся и упёрся руками в мокрый пол. Чей-то когтистый палец больно ткнул в мой висок, и кто-то удовлетворительно крякнул над ухом. Тётка согнулась в поклоне, и мне второй раз пришлось сложиться пополам. Я так и не разглядел лица, кому принадлежал острый, как нож, палец.

Хм, всего лишь отметина на виске? Конечно, я замечал это светлое пятнышко. Но оно меня никогда не беспокоило, и я относился к нему ровно, как и к крохотным родинкам на теле. Что в нём особенного?

Задать вопросы не успел. Сырость и темень сменились ярким светом и шумным многоголосьем.

Кикиморы, увешанные тиной и пахнущие плесенью, расхаживали взад и вперед, предлагая что-то вроде… сувениров. Я растерялся и не смог подобрать иного слова. Амулеты? Обереги?

Тётушка улыбнулась, увидев мой раскрытый рот:

— Здесь, как на восточном базаре, много разных безделушек, притягивающих взгляд. Но ты рассей своё внимание, тебе пока ни к чему эта мелочь.

Я хотел возразить, что мне просто необходим какой-нибудь предмет на память. Но тут по щелчку тётушкиных пальцев появился знакомый серо-бурый волк, и она взглядом мне приказала: садись. Зверь осклабился и склонил морду.

— Это теперь твой помощник и друг. Он довезёт тебя до церемониального места. В путь, племяш!

Я нерешительно взгромоздился на нового друга, и мы помчались.

Последнее, что запомнил разум — это запах прелых трав и начало таинственных действий. Сам ритуал посвящения в памяти не отпечатался. Зато осталось ощущение сопричастности и ответственности.

***

Очнулся я на всё той же дороге. Рядом шли вполне нормальные на вид люди. Никто ничего не обсуждал и ни с кем не заговаривал. Я силился вспомнить последний спор с тётушкой. Мне хотелось ей доказать, что сейчас другое время, и всякие ведуны нынче в моде и до жути востребованы. Она терпеливо отвечала.

«Нет, не перед теми преклоняемся мы, кто сами себя нарекают экстрасенсами и стригут купоны с доверчивых граждан, а именно перед теми, о ком близкие люди стараются забыть. Им постыдно воспоминание о них.

Волки — санитары леса, а колдуны и ведьмы чистят человеческое общество. И предстоит тебе стать санитаром на отведённой территории. Ты теперь с нами, племяш. До встречи через четыре года».

К развилке подошли на удивление быстро. Путь обратно оказался в тысячу раз короче.

Мой Жигуль, аккуратно припаркованный у обочины, нашёлся сразу. Я оглянулся. Никакой странной дороги не было. Почему-то даже не удивился. Рассвет смыл с неба звёзды и луну, а заодно и волшебство ушедшей ночи.

Серёга спал на заднем сиденье, уронив голову на плечо. Шея затечёт, подумал я, глядя на неудобную позу друга.

Я плюхнулся на водительское место, легко завёл машину. У меня не было сомнений, что в баке есть бензин. Раскрыв окна, я включил радио на всю катушку, как бы приглашая цивилизацию в свой мир. Серёга проснулся, заойкал и принялся остервенело массажировать шею.

— Мы проспали всю ночь на обочине, так и не доехав до твоей тётки? — удивленно спросил он, вертя головой по сторонам.

— Да, сморило нас.

— Мне сон чудной снился. Будто мы потерялись на дороге, и у нас закончился бензин. Мы шли пешком целую вечность, и было так страшно и холодно.

— А поехали-ка домой, — предложил я и лихо развернул Жигуль в сторону города.

Серёга приободрился, но через минуту начал жаловаться на сушняк во рту и непрестанно просить пить. Естественно, бутылку с минералкой он прикончил давно.

— Сейчас доедем до того поворота и спустимся к колодцу. Там вода хорошая, вкусная.

— Откуда ты знаешь? — удивился он.

— С детства помню, — ответил я.

— Ты ж говорил, что…

— Да какая разница, что раньше говорил, — отрезал я расспросы, подъезжая к колодцу.

Серёга пил и наслаждался, потом долго фыркал, умывался, плескался. В общем, приходил в себя.

А я всматривался в черную водяную гладь, пытаясь взглядом дотянуться до дна колодца. Помню ли я тот случай? Похоже, что начинаю вспоминать. Нет, это не тот колодец. Но тот я обязательно найду и …

— … ты вообще слышишь, что я говорю? — Серёга дёргал меня за рукав и что-то выкрикивал.

Я поднял глаза и медленно прошептал.

— Тише, не буди свою смерть.

— И где же она? — ехидно поинтересовался он.

— Рядом с тобой.

— Ты, что ли?

Он резко отшатнулся и чуть не упал на мокрый бетон. Равновесие не потерял, но успел-таки приложиться головой к деревянной балке. Чувствительно. Я направил ладонь к его виску, чтобы вытянуть боль, но он убрал мою руку.

— Чудаковатый ты какой-то, — в сердцах кинул друг и сел в машину, громко хлопнув дверью.

Я не ответил, только усмехнулся… невесело.

До города ехали в полном молчании. Я был рад, что Серёга не докучал расспросами. Он сидел в позе кучера, сцепив руки на груди, и обиженно сопел. Вот и хорошо.

Так мне легче думать.

***

Жигулёнка я отдам брату. Он всего на год младше меня. Те диски с играми и принтер, что задарили друзья, тоже перепадут ему, ибо мне они уже ни к чему. Пропал интерес к виртуальным забавам. На экзамен не пойду, жалко тратить время на то, что мне не понадобится.

Осталось лишь толково объяснить родителям, почему мне нужно срочно переехать жить в Николаевку.