Суперпозиция

Хоронить детей ужасно. Это каждый понимает. Умозрительно. А Павлу на деле пришлось… Судьба такая. Обстоятельства сложились, множество мелких случайностей сплелись в невыносимый абсурд последних дней.

Гости не решились засиживаться. Не тот повод. Выпили по рюмке, зажевали холодной курятиной, улыбнулись хозяевам виновато и ушли. Тесть — в больнице, возле тёщи сидит, только на кладбище и вырвался. Не вынесла Антонина Семёновна гибели внучки, слегла с обширным инфарктом. Родители тоже ушли, в гостиницу. Не выдержали. Чего уж тут поделаешь.

Марина встала, пальцами тихонько придержала начавшего вставать Павла за плечо — сиди, мол, не ходи за мной — мелькнула в зеркале белым, мёртвым лицом, и скрылась в спальне.

Щёлкнул замок. Вот так, одна хочет быть, совсем одна, даже он ей не нужен. Помешает дочку вспоминать. От обиды заныла сломанная не так давно нога, только-только гипс сняли.

Дочку. Настёну. Вспоминать…

Ведь её не будет больше! От этой мысли перехватило горло, в который раз за последние дни. Всё вокруг о ней говорит.

Кровать в углу. Недавно совсем покупали, первую почти взрослую, на вырост, десять лет спать. Оказалось — только год. Шкафчик с платьицами и другими девчоночьими вещичками. Пять лет всего девочке, а нарядов, нарядов…

Было, вспомнил Павел. Зачем он отпустил их? Посидели бы дома, у ёлки, проводили уходящий год Дракона. Выпили лимонада за здоровье Деда Мороза, и всё осталось бы хорошо. А так… Визг тормозов за окном, глухой стук. И нечеловеческий крик Марины. Отмотать бы время назад! Он сделал бы всё, чтобы… Глупые мысли!

Что же делать? Как не видеть карандашных отметок на дверном косяке? Забыться, вот что надо. Чтобы не смотреть, не чувствовать, не помнить. Недолго хотя бы. Но не помнить.

Он налил стакан водки, взял, посмотрел сквозь него на полочку напротив. Книг накупили, книг… Жития святых, Евангелие от разных авторов. Иконы поставили. Святые. Охранители.

Внутри стало чёрно и студёно. Эх, попадись сейчас этот волосатый-бородатый, в хламиде, с крестом на пузе, который отпевал. Торопился куда-то, слова говорил пустые. Про то, что всё не зря, не просто так, про чистую душу у престола Его. Верьте, мол. Надейтесь… убил бы. Загрыз и разорвал. Обманщики и вымогатели — вот они кто. Главное — обманщики. Сверху и донизу, от последнего церковного служки и до самого главное пророка.

— Что же вы, сволочи, не защитили девочку? — простонал Павел. Зубы застучали о края стакана. Водка легко покатилась по пищеводу. Хорошая водка, мягкая. Но водка, и во рту всё равно противно. Павел передёрнулся, откусил от куриной ножки, начал вяло жевать. В голове зашумело, в плечах возникла ломота, побежала вниз по ослабевшим рукам.

— Сволочи! — вяло повторил Павел. — Гады.

— Зря вы так, — раздался тихий голос. — Они очень достойно жили.

Павел моргнул и повернулся. Справа сидел моложавый мужчина и строго смотрел на него. Во что он был одет? Сколько ему было лет? Всё, на что обычно смотришь, встретив нового человека, оказалось скрыто. Взгляд тянул к себе, и Павел смог заметить только седину в волосах незнакомца.

— Вы кто… такой? И зачем тут, у нас?

Язык не слушался. Всё-таки, стакан сорокоградусной, да на пустой желудок, да переживания… Не будь этих глаз, этого пронзительного взгляда, Павел, наверное, захмелел и поплыл бы. Этого и хотел. А мужик — мешал. В этом смысле Павел и выразился, стараясь не сбиться на мат.

— Я сочувствую. Что ещё могу сказать, — пожал мужчина плечами, и отвёл взгляд.

Сразу проще как-то стало, перестало давить, и Павел смог рассмотреть странного собеседника. Средних лет, молодой, сказали бы сейчас, но уже седой. Такое бывает: в самой силе человек, лицом гладок, мускулист, только побелел отчего-то. Стоит же в глаза заглянуть — а там эхо бед и потерь. Природа обманывать не любит. Пожил — седой ходи. Иной полвека отметит, да ничем не озаботится; годы мимо проскочили, не тронув души. Не страдал, не задавался проклятыми вопросами? Вот и нет причин волосу белеть. Твоя зима после будет, не дорос ты ещё до снега.

Этого, несмотря на видимую молодость, жизнь била и испытывала. Муки не только телесные бывают, это Павел за минувшие дни очень хорошо понял.

— За сочувствие спасибо, — проговорил Павел. — Только вы не ответили. Кто и зачем?

— Опоздал я, — сокрушённо вздохнул мужчина, — вернее, пришёл не вовремя. И раньше не успевал, а сейчас и вовсе везде успеть невозможно. Людей с каждым годом всё больше, а нас — сколько было, столько и осталось. Вот и опоздал.

— Да кто же вы, чёрт побери?! — зашипел Павел.

Мог и закричать, но не стал беспокоить Марину. Его сумасшествие — только его дело, незачем жене знать. Ей куда хуже.

— Тише, тише, — мужчина страдальчески скривился, как от сильной головной боли, — не поминайте. Николай я, святой.

— Николай? — мысли ворочались тяжело, но Павел поймал нужный хвостик, потянул и вытащил наружу: — Чудотворец который? Дед Мороз?!

Гость снова пожал плечами.

— То есть получается, что ты… — надежда, сумасшедшая и не стоящая упоминаний, возникла в дальнем уголке сознания, и Павлу на миг стало весело, ведь всё можно поправить, потом жутко, что св. Николай и слушать не станет, а потом снова весело. Ведь зачем-то он пришёл в убитый горем дом. Не просто посмеяться над родителями, потерявшими самое дорогое в жизни. Ведь нет же? И Павел продолжил утверждающе: — можешь возвратить Настю?

— Я ошибся, я опоздал… — покачал головой святой, — никто не в силах воскресить, только Он.

— Верни время назад, — попросил Павел. — До аварии. И наша дочка останется жива.

— События уже произошли, их нельзя изменить вот так, запросто. Каждое событие — это суперпозиция сил, воль и стремлений множества людей. Куда мне…

— Только сделай, дальше моя забота, — Павел резко вскочил, в ноге противно хрустнуло, и навис над Николаем, сжав кулаки, — ну же, чудотворец! Сделай мне подарок, Дед Мороз! Зачем-то ты ведь нужен? Или просто шарлатанишь? Признавайся, какого хрена явился?!

Гость обречённо махнул рукой.

Мир мигнул и изменился.

Было утро того черного дня. Марина на кухне ворковала с Настёной, уговаривала скушать ещё ложечку каши. За папу, который скоро проснётся и будет рад, что доча так хорошо поела. За бабушек и дедушек Настя скушала, теперь обязательно нужно и за папу, иначе он обидится, верно?

Получилось! Не обманул святой. Есть, значит, на Земле справедливость, но чтобы она надёжно восторжествовала, решил Повел, нужно постараться.

Он собрался и вышел в сырое декабрьское утро.

Возле банка пришлось постоять, но уже полчаса спустя Павел закрыл счёт, на который клал деньги за всяческие халтуры. Марина об этом не знала, и не узнает теперь. Потом он засел с телефоном в ближайшем кафе и стал названивать знакомым из специфических кругов. Были у него такие, и у всех, наверное, есть. Одну планету топчем.

Вечером, когда уже стемнело, гражданин Н открыл ворота ракушки, где стояла его любимая бэха, включил свет — и застыл в горестном изумлении. Машины не было, а на пыльном полу, где вчера стоял автомобиль, кто-то вывел люминесцентной краской: «Посиди дома, дорогой! Выпей пива». Надпись празднично искрилась в свете лампочки-сороковки, а рядом с восклицательным знаком стоял жестяной бочонок. Какое издевательство! Пиво, правда, оказалось хорошее, дорогое.

Марина уже начала собираться, идти гулять с Настей, когда Павлу на телефон пришло долгожданное сообщение. Фотография с бочонком пива. Молодцы бандиты, не подвели!

Жена с дочкой ушли. За окнами царила тишина, все, кто не пьян, лихорадочно режут салаты, а кто уже выпил… Им и шуметь ни к чему. Только на соседней улице звенели бубенцы, частная инициатива катала веселых прохожих на тройке. Павел раскупорил банку пива, по иронии судьбы такого же, сел перед телевизором и подмигнул чудотворцу в красном углу: Во-от, а ты говорил!

Бубенчики за окном зазвучали громче, приблизились, вот они уже под окнами…

— Настя-я-я! — резанул нервы крик жены сквозь тройной стеклопакет.

— Я предупреждал, — святой явился в то же время, что и в прошлый раз.

— Но почему?! Ему даже не на чем было ехать! Смотри, — Павел сунул под нос святому давешнюю фотографию. — Откуда взялись лошади, откуда?!

— Дорога оказалась свободна. Машина не свернула на эту улицу, и кучер решил срезать угол. Понимаешь? Ты мог сломать колесо на повозке, тогда послали бы другую тройку, у них много лошадей и экипажей. Мог упасть оголённый провод, и твою дочку убило бы током. Разве ты не помнишь летнюю аварию, когда в районе не было света? От внезапного града выбило изолятор на столбе, и монтёр Сергеев менял его. Что ты сделаешь с женой китайца Лю, которая накричала на мужа год назад, и он плохо вывел кромку на инструменте, которым работал Сергеев? Провод повреждён и может рухнуть в любую минуту. Или ты отвадишь от выпивки вашего дворника? Он забыл убрать снег на дороге, поэтому гражданин Н не смог затормозить? А ведь он старался, он очень старался… Есть множество причин, и ты не уберёшь их все.

— Тогда зачем ты опять пришёл? — посмотрел на святого Павел. — Приятно быть свидетелем беды?

— Чем ты слушал, человек? — Николай вздохнул. — Такова суперпозиция сил. Я вынужден!

— Вынужден… — повторил Павел. — Тогда мотай время назад. Клянусь, я обману и тебя, и эти сволочные силы!

Несколько раз, пока готовили салат, Павел порывался начать разговор, но не мог найти правильных слов. Доделали оливье, майонез оставили на потом, чтобы не скисло, и Марина стала одеваться. Ужасная минута приближалась, следовало что-то делать, и он решился:

— Может быть, не пойдёте сегодня гулять? Сыро, Настенька ноги промочит, заболеет…

Случилось именно то, чего он ждал и боялся. Жена, уставшая за целый день уборки и готовки, вспыхнула подобно спичке:

— Хочешь сказать, я простужу ребёнка?!

— Нет же, ты не поняла!

— Всё я правильно поняла! Сам сидишь целый день, киснешь, хочешь, чтобы и дочка нюхала эту вонь?

— Какую вонь, что ты несёшь? — от несправедливой обиды заболела голова, Павел не смог сдержать голоса, и скандал покатился обычным путём.

— Такую! Твоих грязных носков! Неделями не меняешь, а ребёнку нужен воздух!

— Вдруг что случится, — пытался объяснить Павел, но как это сделать, если знаешь будущее, а Марина — нет? — Машины, скользко, опасно же…

— Не каркай!

Настя смотрела на них круглыми от ужаса глазами. Почему родители ссорятся? Ведь так было хорошо, и тут!..

— Это не то, что ты думаешь! — Павел попытался обнять жену. — Марина…

— Не трогай меня!

От злости у Марины изменился голос, стал хриплым и скрипучим, и Павел против воли опустил руки. Жена в такие моменты становилась чужая, и он оцепенел, застопорился, и, как обычно, не нашёл слов.

Хлопнула дверь. Очнувшись, Павел заметался по квартире. «Идиот! Нашёл, когда переживать, — внезапно понял он. — Надо бежать на улицу, к ним. Скорее, пока не поздно!»

Он не успел. Визг тормозов застал Павла между четвёртым и третьим этажами. Когда он выбрался из подъезда, Настя сидела в сугробе, на обочине и ревела. Марина лежала на дороге с жутко вывернутой головой, бледная и безнадёжно мёртвая. Гражданин Н, привалившись к капоту автомобиля, пытался набрать номер, то ли ДПС, то ли «Скорой». Трубка прыгала в его руках.

Настю на время похорон забрали бабушка с дедом. «Пусть пока поживёт у нас, — сказали непреклонно, — у тебя и так забот хватает». Павел был им благодарен, он не мог представить, как объяснит девочке мамину гибель. Врать, что мама лежит в больнице, и к ней пока нельзя, не хотелось. Обманывать грешно, но как сказать такую правду!

Павел налил стакан и стал ждать, когда появится Николай. Он не может не появиться! Что-то тянет святого сюда, та самая пресловутая суперпозиция.

Разумеется, прихода чудотворца Павел не заметил. Мигнул не вовремя, отвлекли горькие мысли. Мало ли причин! Только что стул стоял пустой, и вот Николай уже сидит рядом, смотрит внимательно и скорбно.

— Ты обманул меня, святой. Прошлое можно изменить.

— Ты изменил, — горько ответил чудотворец. — Стало лучше? Это предопределено. Что бы ты ни делал, кто-то обязательно умрёт.

— Вот как… — криво улыбнулся Павел и осушил стакан. — Кто-то обязательно умрёт, и кто это — зависит от меня. Иначе, зачем ты здесь… Верно?

Святой молчал.

— Это будет последний раз, — прошептал Павел, — последний. Как у вас принято? Три желания, да? Исполняй, чудотворец, и больше не приходи.

Заначки хватило в обрез, как раз на пистолет и полную обойму. После неизменного салата Павел стал собираться.

— Прогуляюсь вместе с вами, — объяснил Марине, вышел первым и захромал прочь от подъезда, ближе к перекрёстку. Вдалеке звенели бубенцы. Слева приближались огни фар. Кто-то должен умереть, и пусть это будет гражданин Н. Он не виноват ещё, просто не успел, но именно поэтому его надо остановить. Какого дьявола он завёл сегодня свою жестянку?

Что потом — неважно.

Автомобиль начал заворачивать на их улицу, и Павел достал пистолет. Вот сейчас, на половине поворота, тогда машина уткнётся в сугроб на той стороне и закроет дорогу приближающейся тройке.

Павел прицелился и потянул спусковой крючок. Ничего не произошло! Ещё и ещё раз — оружие молчало. Дурак, он забыл снять пистолет с предохранителя!

Гражданин Н завершил манёвр и начал набирать скорость.

— Папа! Папочка! — Павел обернулся.

Настя радостно бежала к нему, размахивая игрушечной лопаткой. В свете фар сияла оранжевая курточка.

Истошно завопил клаксон.

Время стремительно утекало, и тогда Павел прыгнул с места. Ударила по нервам боль в ноге. Ладони коснулись яркого пятна перед глазами, и одновременно на него обрушился страшный удар. Мир перед глазами перевернулся и застыл безголосый. Боли не было. Висели над головой подсвеченные красным облака, искрил провод на столбе возле их подъезда. Звуки так и не вернулись.

Пока не наступила темнота, Павел верил, что успел первым.