8. Комитет по торжественной встрече

С Кузьмичом за реку они ходили не очень часто. Ходили вброд или переплывали, положив поклажу на надувной плот. Ходили вдвоём. Не весёлые, не куражистые, Кузьмич не бросал апорт (который, впрочем, Танк не любил приносить и во время выгула). Ходили тихие, молчаливые, собранные, не спеша и прислушиваясь. Только Кузьмич очень тихо бубнил себе под нос:

Там проверка на прочность: бои,

И туманы, и ветры с прибоями.

Сердце путает ритмы свои

И стучит с перебоями.

Там – чужие слова,

Там – дурная молва,

Там ненужные встречи случаются.

Там сгорела, пожухла трава.

И следы не читаются

В темноте.

Там и звуки, и краски не те.

Только мне выбирать не приходится.

Очень нужен я там, в темноте.

Ничего, распогодится…

Танк носил воду и еду. Еды – четыре банки тушёнки говяжей и пачка галет. Тушёнку он не очень любил и, в общем-то, поменял бы не задумываясь две причитающиеся ему банки на два куска сала из холодильника Хохла. Сало всегда очень нежно таяло на языке, разливаясь благодатью по пасти, глотке и желудку. Сало Танк никогда не глотал сразу, даже не смаковал, но держал на языке до почти полного рассасывания и наслаждался. Кузьмич подтрунивал над его задумчиво сосредоточенной мордой, но даже это не мешало его процессу получения удовольствия от честно заработанного кусочка розового с прожилкой счастья. Вообще, о кусочке сала на языке Танк мечтал часто, но из-за того что жирные, ему они перепадали редко и в дозах малых, обычно после походов. Кроме не очень любимой, но нужной и важной тушёнки честно пёр на горбу два курдюка воды. Вода вообще ключевой момент. Если воды нет, то дела плохи:

Сначала падает уровень натрия. Это такой межклеточный ион.

Потом, по законам электрохимия, из-за падения концентрации натрия снаружи начинает выходить из клетки калий. Это приводит к тому, что останавливается клеточное дыхание (цикл Кребса) – то, которое обеспечивает синтез главного макроэрга – АТФ из глюкозы.

Вслед начинает уходить хлор. В итоге нарушается синтез соляной кислоты в ЖКТ.

Затем уходит кальций. В итоге нарушается возбудимость нервной системы и сократимость мышечных тканей (сердца в первую очередь).

Приходит кирдык.

Чтобы кирдык не пришёл раньше положенного, у обычной рейдовой микрогруппы (человек плюс собака) имелась в запасе вода, во вьюке.

Собаки хоть и не вьючные животные, но их приспособили к вьюкам ещё в старые времена. Конечно, собака в силу строения тела не может носить такой вес, как, например, ишак. Но разумные нагрузки переносит спокойно и без последствий. Вообще, это удобно. На спину набрасывается попона, в большие карманы которой укладывают груз. У Танка вьюк был такой же камуфлированный, как и маскировочный халат Кузьмича. В карманах вьюка он нёс два курдюка с водой. Этой воды им двоим хватало на двое суток.

Танк выполнял дозор. Всякий раз, когда он покидал свою родную меченную-перемеченную территорию, он менялся. Менялся кардинально. Из разболтанного и вальяжного хозяина территории он превращался в сконцентрированного настороженного хищника, который доверяет только своему нюху и своему слуху и, конечно же, предупредит Хозяина голосом в случае, если учует чужого или чужих.

Кузьмич нёс свой груз. Нёс сложенную и зачехлённую крупнокалиберную снайперскую винтовку ОСВ-96, боезапас к ней, собственный боекомплект, в который входил компактный АКУ, шесть рожков по тридцать патронов (иногда подкладывал ещё два-три рожка Танку во вьюк), сапёрная лопата, американский нож и большой маскировочный костюм. Бронежилет не надевал. Он придерживался мнения, что лучше взять с собой побольше боезапаса, чем бронежилет. Итого в среднем выходило больше 20 кг веса. Одна только винтовка весила около 13 кг и в сложенном состоянии была длиной больше метра. Злая, страшная винтовка. Питается от коробчатого магазина на 10 патронов калибром 12,7 мм. Патроны пулемётные, не самые лучшие для снайперской стрельбы, поэтому Кузьмич всегда подолгу отбирал те, которые возьмёт с собой. После этого он пахнул оружейной смазкой, а Танк понимал, что скоро им опять идти на чужую территорию. Кузьмич это называл «Мы в комитете по торжественной встрече».

Обычно ставилась одна простая задача: скрытно пройти вглубь территории сопредельного государства и обеспечить (в случае необходимости ) огневое прикрытие группе, которая так же скрытно на эту территорию попала и скрытно её покидает. Другими словами – пройти, залечь в нужном месте и, прилипнув к двенадцатикратному оптическому прицелу крупнокалиберной снайперской винтовки, ждать появления группы. При плохом варианте – прикрыть прохождение группы огнём. Винтовка сильная и злая. Нормальная дистанция для прицельной стрельбы – до 1800 м. Патрон очень тяжёлый и, хотя точность попадания лежит в диапазоне 30-40 см, попадание в любую часть тела выводит противника из строя. Можно уверенно работать по противнику, оставаясь вне зоны поражения из стрелкового оружия. Можно использовать и для выведения из строя легкой техники.

Кузьмич ходил в нестандартной для армии экипировке, документов с собой не брал, а с Танка вообще спрос невелик. Конечно, при совсем плохом раскладе абсолютно славянская внешность не оставляла сомнений о принадлежности его, Кузьмича, определенной стране (да и в лицо его знали многие), но формально предъявить никому ничего нельзя, поэтому вдумчивого наезда на российских пограничников, охраняющих рубежи дружеского государства, не будет.

Кроме того, что несёт воду, Танк ещё работает «спиной», прикрывает Кузьмича сзади. Он должен лежать очень тихо и смотреть в противоположную сторону. Типичная команда «Охранять», но только с предупреждением голосом в случае появления кого-то живого в пределах видимости. Любой ротвейлер на незнакомой территории утроится относительно своего вожака так, чтобы смотреть в другую сторону. У Танка этот инстинкт подкреплён приобретённым рефлексом. Он всегда смотрит в противоположную сторону, если Кузьмич лежит или сидит. Всегда. И смотрит зорко, и в атаку сорвётся не задумываясь. У него на ошейнике закреплена портативная рация, и рык будет слышен в гарнитурном телефонном комплексе стрелка. Обычным способом предупредить Кузьмича Танк не может. Точнее, он-то может, конечно, только Кузьмич его не услышит: от выстрелов винтовки закладывает уши, поэтому Кузьмич работает через рацию, а Танк для него становится ушами и глазами, которые слышат и смотрят в противоположном направлении.

Группы ходили не регулярно и не очень часто. Встречали их тоже не всякий раз. В большинстве случаев они возвращались сами. А если приходилось встречать, то в разных точках. Для малых разведывательно-диверсионных групп в случае осложнения нелегального выхода с чужой территории Кузьмич со своей злой дальнобойной винтовкой мог оказаться той самой соломинкой, которая иногда спасает жизнь. Поэтому он получал приказ и шёл. Шёл туда, где есть только он и Танк, и рассчитывать можно только на себя и надёжность своей собаки. Туда, где никто ему не поможет, кроме затёртого «калаша» и ворчливого седомордого грубияна-ротвейлера.

Р а б о т а л и они всего 8 раз из 96 рейдов. А 88 раз лежали часами в камнях и почти не шевелились. Это самое сложное: лежать и ждать, ждать и находиться в боевой готовности. Ждать, несмотря на то, что затекли ноги и лапы и хочется размяться. Ждать, несмотря на холодный скальный грунт и очень жаркое солнце.

Пёс находится в постоянно настороженном состоянии и при этом не возбуждён. Это то, что хорошо умеет делать ротвейлер. Танк делает это хорошо. Кузьмич тоже. Его научили этому давно, ещё в другой стране. В большой сильной стране, в которой не скупились тратить деньги на армию и выращивание профессионалов. Учили хорошо, учителя были серьёзные. Потому Кузьмич тоже умеет многое, очень многое. Например, быть незаметным. Быть настороженным, но не возбуждённым.

В большинстве случаев соблюдалось радиомолчание, и группа только предполагала, но не знала точно, что находится под прикрытием и следующие два-три километра более безопасны. Из восьми было четыре раза, когда Кузьмич работал по прикрытию группы Клеща (или Клещ был таким нефартовым, или походы были такими, что отпускать домой эту маленькую группу никто не хотел). Всего они встречали эту группу 28 раз. Один раз выход был с потерями. Потеряли командира. Кузьмич просто не достал стрелка с «буром» в руках. «Бур» – старая, ставшая легендой большая английская винтовка, которая и стрелять-то уже ввиду старости не должна, в тот раз не подвела своего хозяина, и пуля, пролетев 500 метров, настигла цель. Кузьмич успел настроиться на радиоволну группы, и в гарнитурных телефонах бойцов прозвучало «Внимание, группа! Снайпер». Командир группы бросился, чтобы подсечкой положить на землю связанного по рукам, прожжённого солнцем араба, попал на директрису огня и поймал пулю, которая предназначалась не ему, а тому, кого выводили из страны. Того, за кем пришли, кто был целью рейда. Кузьмич всё видел, но сделать не мог ничего. От него до стрелка-пуштуна было больше двух километров. Он видел, как бойцы из группы по ущелью выносили командира, видел, как их трепали пулями из-за камней. Слышал, как в эфире звучали чёткие команды, перемешанные с отборным матом. Видел, как ребята ускорились и как двое, один с пленником, а второй с командиром на плечах, ушли вперёд, а двое, «танцуя» и перекатываясь по камням, огрызались короткими очередями. И только. Когда они вошли в его зону обстрела, он начал свою работу. Он отстрелял два магазина и промахнулся всего раз. Одно попадание тяжёлой пули это минус один. Даже если пуля попадает в ногу, всё равно минус один: болевой шок от очень серьёзной травмы выводит человека из строя. Поэтому даже в ноге 12,7 мм злого свинца – это минус один.

Задержал. Сбил с толку и заставил догоняющих потерять темп. Дал группе возможность выйти и ушёл сам, точнее вдвоём с Танком. Выходили тяжело. Шли не напрямую, а хорошим крюком, в хорошем темпе и с той же поклажей, с которой пришли. Не бросили длинную неудобную винтовку, которую Кузьмич называл «Катюша». На подходе к реке Танк показал, что впереди кто-то есть. Дальше шли прорываясь: Танк в дозоре, а Кузьмич поливал короткими очередями и путал следы, постоянно меняя направление. Всё-таки вышли. Измотанные, но живые. Когда вышли из реки, которую осилили вброд, Кузьмич сказал: «Мы дома». Это означало, что Танк скоро получит на кухне те косточки и ту пайку, которую не съел «в виду отсутствия», а ещё кусок сала. Он будет есть и спать, и выйдет из вольера только тогда, когда сам захочет. И опять получит кусочек сала, аккуратно отрезанный сержантом-поваром по от розового с тремя прожилками внушительного шмата, завернутого в тряпочку и хранящегося в холодильнике.

А Кузьмич молчал несколько дней. Имел право. Тогда, в походе, он оставил на противоположной стороне лежать мёртвыми одну полноценную рейдовую группу противника. Только радости не было. Совсем не было. Не чувствовал он себя победителем, хотя один к тридцати – очень хорошее соотношение потерянных каждой из сторон. Тогда Танк впервые услышал запах крика. Запах, который всегда ходит рядом с запахом смерти. Точнее, нет, впервые не тогда. Впервые ещё в детстве. Там, где пахнет углём и морем. Пахнул криком Вожак Дядя Лёша. Пахнул тогда, когда хоронили шесимесячного красавца Фрэнка, но Танк по щенячеству этот запах не понял и не расшифровал. Понял по-настоящему только после этого похода. Запах крика – такой резкий, почти как запах стали, только с примесью чего-то вроде перца. Именно так пахнет крик, которого не слышно, крик, который человек не испускает, а оставляет внутри себя. Этот крик рвётся наружу, и если человек его не выпускает из себя, то становится быстрее, выносливее и сильнее. Этот крик не тонет в алкоголе. Из-за того, что он не утихает, он не даёт человеку спать и отдыхать. Он постоянно будит его и заставляет быть быстрым, резким и сильным. Этот крик, который пахнет сталью и перцем, изнашивает сильно, и если его не выпустить из себя, человек начнёт слабеть и усыхать.

Кузьмич пахнул криком два дня, а потом всё-таки утопил его в лошадиной дозе вонючего местного самогона.