11. Вожак Дядя Леша

Танк удобно устроился на заднем сиденье большой иномарки Клеща, на водительском сиденье – владелец машины, на переднем пассажирском – Кузьмич. Клеща совсем не напугало изрядное количество употребленного вчера алкоголя, он не оставил гостям иного выбора, кроме как добраться до выставки на его, Клеща, машине и никак иначе. Машина двинулась вперёд очень плавно, даже как-то незаметно. Это не джип УАЗ, здесь даже зубами держаться не нужно. Они начали выбираться из двора и влились в поток машин проснувшегося мегаполиса. Они ехали на выставку, и Танк поймал себя на странном чувстве: ему показалось, что Кузьмич начал нервничать. Кузьмич никогда не пахнул так, как сейчас, даже тогда, когда они выходили с той стороны четыре дня назад. От этого странного ощущения пёс тоже начал нервничать. Ничем не показал, будто что-то не так, просто покрылся перхотью. Весь. У собак такое бывает. Ехали долго.

Танк, никогда не блиставший супершерстью (то выгорит, то облезет, то подставится под кипяток или ещё какую-нибудь хрень), покрытый перхотью, смотрелся на фоне холёных вылизанных красавцев, заполонивших выставку, достаточно просто. Даже неинтересно.

Да и неуютно ему было здесь. Приехали сюда лишь потому, что Кузьмич обещал Дяде Лёше хоть раз выставить Танка на крупной выставке. Они должны были выступать в рабочем классе. А в каком же ещё, если не в рабочем? Суета, гвалт, гомон, да и вообще вся атмосфера выставки Танку не очень понравились. Хорошо хоть не под крышей выставлялись. Не любил он помещений под крышей. Дикий, наверное. Но хоть и не под крышей, всё равно обстановка была душной, не просторной. Мало ему места было на этой выставке. Люди, собаки, куда-то спешащие и бегущие, запах адреналина и страха (странно, что страха, ведь здесь никто никого не убивал и даже не бил; здесь никто не рисковал жизнью, но всё равно запахом страха и адреналина воздух был насыщен так, что даже, наверное, человек бы это почуял). Неуютно. Причём неуютно было не только Танку, но и Кузьмичу. Танк это почувствовал. Вообще-то святая обязанность всякого уважающего себя ротвейлера в любой момент, когда Хозяин даёт слабину (или живот у него заболел, или внимание расфокусировал, или подавлен, или просто задумался) – этой слабиной воспользоваться и попытаться поднять свой статус. Вот, например, болит живот у Хозяина – ага, поводок, значит, держит слабо. Значит, совершенно необходимо его за поводок дёрнуть! Даже если уже сто лет не дергал. Или хорошенечко потаскать его на поводке. Это нормально. Этим нужно пользоваться всякий раз, когда есть возможность. Ну, конечно, за исключением тех случаев, когда отношения уже выстроены годами и понятно всё с полуслова и полувзгляда. Хотя иногда даже и при таких отношениях можно характер показать, не потому, что гад по природе, а просто потому, что ротвейлер. В тонусе нужно быть, раз ротвейлера за поводок держишь. Это закон всех ротвейлеров. И ротвейлеры этот закон выполняют. Всегда. Или почти всегда. Тогда Танк закон нарушил и не воспользовался некоторой растерянностью Кузьмича. Наверное, потому, что сам был тоже несколько растерян. Он столько собак не видел никогда! А тут такое смешение запахов, кобелей, сук, молодых и не очень, запах щенков, разные запахи людей, пищи, спиртного и ещё черти чего. Меченные и перемеченные столбы, границы рингов, смазанные границы кобелей… Сложная ситуация. Шоковая. В такой обстановке нет никакой ясности в том, КТО ЗДЕСЬ ГЛАВНЫЙ и в чём суть распорядка жизни этой территории. Распорядок должен быть обязательно! И кто-то обязательно за этим распорядком должен следить. А как же иначе? Иначе просто никак. Танк, как любой кобель, который привязан к своей территории, чтит её, охраняет и постоянно старательно метит, который редко свою территорию покидает, оказавшись здесь, в этой вакханалии и пережив лёгкий шок от первых внезапных ощущений, тут же озаботился одной из тех главных задач, что должен решить кобель за свою жизнь. Помните всем известное «посадить дерево, построить дом, вырастить сына»? Вот у собак это звучит примерно так: «Кобель должен завоевать территорию, повязать как можно больше сук и подчинить себе как можно больше кобелей». И, конечно же, если он оказался здесь, на неправильно помеченной территории, пахнущей непонятно (другими словами – на территории ничейной), то он, живущий и ведомый вековыми законами жизни собак, рассматривает эту выставку как территорию, которую нужно завоевать.

Сначала он задрал морду и всем сказал «Я ЗДЕСЬ!» на собачьем языке. Это получилось как длинное долгое «УУУУУууууу!» с такими движениями лап, которыми собака закапывает что-то, находящееся сзади. С некоторым удивлением заметил, что люди и собаки на этой территории особого внимания его заявке на право владения просторами не уделили. Более того, спустя секунду тишины после его воя об него ударилась семенящая, пахнущая страхом, потом и алкоголем невысокая женщина с искажённым непонятными Танку эмоциями лицом. Она тащила за собой молодого, но уже почти оформившегося кобелька с поднятой на холке шерстью. Рычащего. Кобелёк упирался натяжению поводка и огрызался попадающимся на его пути собакам. Не обошёл он своим неправильным поведением и Танка. Огрызнулся, истерично рыкнул и даже укусил за морду! Несильно, правда, но укусил. Если бы люди чаще задумывались о том, что чувствуют собаки, чем живут, о чём думают… Но люди не обращают внимание на такие мелочи. И если женщина, которая тащит на поводке кобелька, куда-то спешит, то, конечно же, вряд ли она поняла, что взрослый матёрый пёс несколько секунд назад заявил о том, что территория, по которой они все ходят, принадлежит ему. И он готов её защищать! И совсем неправильно сейчас (именно сейчас!) на этого матёрого пса налетать, спотыкаться об него и тащить своего молоденького кобелька (который, в отличие от своей хозяйки, заявление Танка услышал и понял правильно) на поводке прямо под мордой потрёпанного и потёртого непростой жизнью кобелюки-переростка! Логика предельно проста, и следовать ей тоже просто, но… Нужно остановиться, посмотреть по сторонам, подумать о том, что происходит, и принять правильное решение. А люди очень часто этого не делают. Что остаётся делать молодому, перепуганному ситуацией кобельку? Он бежать отсюда готов со всех ног. Боится он Танка (и правильно делает, потому что по меркам человеческим у него шансов спокойно пройти мимо столько же, сколько у пионера-паиньки, звенящего в кармане выданными маменькой на обед монетами, идущего со скрипочкой мимо громилы-рецидивиста, которому не хватает червонца на опохмел), а хозяйка тащит его прямо, так сказать, в пасть! Ему остаётся только кусаться, хоть и неумело, слабо, но кусаться. Что он и сделал. А что остаётся в этой ситуации Танку? Тот, кто знает характер ротвейлера, скажет «Устроить трёпку!», что Танк и сделал незамедлительно. Да нет, конечно, он не собирался наносить серьёзные травмы, он не пошёл, например, в лапы или в горло. Трёпка – момент воспитательный, обычно обходится без серьёзного членовредительства. Прихватил полной пастью за ляжку. Оторвал заднюю часть кобелёчка от земли, дернул раз-другой влево-вправо и отбросил в сторону. Кобелёчек в этот момент хотел было поймать Танка за ухо, но, видимо, опомнился вовремя и этого неразумного поступка не совершил. В общем, по собачьим меркам ничего страшного не произошло. Просто встретилось два кобеля, взрослый и молодой. И взрослый вполне деликатно показал молодому, что он здесь старший и главный. Абсолютно ничего особенного. Но это по меркам собачьим. А вот по меркам человечьим случился скандал. Кобелёчек – будущий чемпион, а слегка повреждённая ляжка полностью лишает его сегодня шансов победить. Скандал! Причём скандал во всё горло и с речевыми оборотами, достойными внимания самого искушённого в русском матерном мужика. Танк тут же почувствовал, что Кузьмич разволновался. Нет, он, конечно, не был удивлён тому потоку матерных слов, который вылился на него, его пса и их родственников. Скорее озадачило и удивило то, что так ловко эти словеса выдаёт на-гора женщина вроде бы интеллигентного вида, хоть и в лёгком подпитии. Потом тётка ударила Танка ногой в грудь. В общем, не очень-то сильно, хоть и очень зло. Такого никто и никогда не позволял себе делать безнаказанно. И Танк сделал короткое движение вперёд. Полшага. Полшага для того, чтобы взмыть вверх, нанося удар лапами снизу вверх, свалить с ног и устроить ещё одну трёпку. Показательную и уже жёсткую. Но в тот момент, когда тело должно было разжаться как пружина, в нос ударил очень сильный запах страха. Приторный и противный запах. Запах издавала не глупая полупьяная тетка. Пахнул Кузьмич. Так он не пахнул никогда в жизни. Вообще никогда. Даже тогда, когда вокруг становилось по-настоящему страшно, когда слева и справа появлялись люди, которые собирались не матернуться, а просто убить…. «ОН ТРЁПКИ ИСПУГАЛСЯ!!!» – Танк остановился за полсекунды до момента, когда Кузьмич отодвинул тётку рукой в сторону. В общем-то, не положено вожаку бояться. Не должен вожак это показывать, и Танк должен был тот испуг использовать как оружие в борьбе за первое и главное место в стае, и пусть стая состоит из двоих, но всё же она стая. Раз вожак боится трёпки тёток, значит, нужно такие трёпки устраивать почаще и тем самым морально изматывать вожака. Нормальная тактика для альфа-самца. Но Танк…

Тот испуг он Кузьмичу простил, хоть и был долго ошарашен. Был не в себе даже когда его вывели на площадку, а навстречу вышел мужик в хорошем лёгком дрессировочном костюме с палкой в руках. Танк получил команду «Куси» и пошёл в атаку то ли задумчиво, то ли лениво. Скорее, всё-таки задумчиво, потому что всё происходящее вокруг было неправильно и не по-настоящему. Всё очень напомнило ему сухой корм: на зубах хрустит и даже пахнет вкусно, а вызывает понос… Мужик смешной, попытался подставить под пасть левую руку, а правую аккуратно приготовил для удара палкой-стеком. Танк кусать не стал. Танк не дурак. Он по-простому ударил грудью в колено. Ударил сильно. Колено не сломал, наверное, потому, что не хотел. Или потому, что не хотел с этим мужиком воевать п о — н а с т о я щ е м у, но этого было достаточно для того, чтобы, пролетев метр, развернуться и пойти на второй заход. Смешной мужик не успел встать, нога болела, видать. Был он в положении глупом и беспомощном: в положении человека в очень плотном костюме, который пытается быстро встать на ноги. Теперь можно и покусаться от души. За два вздоха выцелил незащищённое место в области паха, на которое уже собирался обрушить пасть. Но Кузьмич внёс свои поправки. Прозвучала команда «Отбой». И здесь наступает очень тонкий момент. Хозяин стоит в нескольких метрах, а прямо перед носом в беспомощном положении мужик, которого можно покусать и выплеснуть на него всю обиду за несправедливость тётки-грубиянки. Но команда прозвучала, её нужно выполнять. Хотя, с другой стороны, команду он мог и не услышать, или можно притвориться, что не услышал. Он не притворился. Он замер как вкопанный. Потом был какой-то непонятный разговор Кузьмича с кем-то. Разговор о том, что Танк кусается неправильно, испытание он не прошёл. А потом – скомканный непонятный ринг, на котором ему пришлось бегать на поводке по кругу, становиться в стойку, которую не любил и не понимал. Толстый вальяжный судья, цокая языком, отодвигал брыли и считал зубы, потом сравнивал его чёрные глаза со стеклянными образцами из коробочки и опять цокал языком и охал, прежде чем сказать:

– Э-э-э-э-э… А-ван.

Танк терпел всё это стоически. Эх, не будь он правильным и дисциплинированным ротвейлером… Разгулялся бы за бестактность и наглость вальяжного… Ещё ему, о ужас, трогали яйца. Ужас. Ничего более отвратительного он не переживал очень давно. Бег по кругу – глупое занятие, если нельзя откусить некупированный новомодный хвост бегущего впереди. Ужас. Который нужно забыть поскорее. И хотя Кузьмич похлопывал его ласково по холке и шептал восторженно какие-то приятности, настроение было испорчено напрочь. И он, матёрый кобель, честно заслуживший уважение, был абсолютно серьёзно намерен сразу же по выходу из ринга кого-нибудь отловить при первой возможности и устроить шикарную вдумчивую трёпку. А если настроение не улучшится, то ещё и бухтеть, и ворчать дня три минимум! Танк не был бы Танком, если б на этой выставке не случилась коллективная драка, причём он был бы совсем не против того, чтобы ему удалось устроить трёпку сразу коллективу собак и, возможно, людей.

Однако жизнь распорядилась иначе. Обошлось без драки. Не просто без коллективной, но даже без индивидуальной. Неожиданно наградой за сложный, неправильный, нервный и тяжёлый день стал окутавший нос запах ванильной сладости. Старый, но не забытый запах Вожака Дяди Лёши. Танк стал оглядываться вдумчиво и внимательно, и вдруг на голову легла рука. Хотя он и не слышал, как к нему подкрались, даже не попытался в ответ её перехватить. Эту руку он не забудет никогда. Поднял морду и увидел улыбающегося во все зубы, немного постаревшего, но подтянутого и бодрого Вожака. Сразу захотелось стать маленьким-маленьким весёлым шалуном, который любит шутки с подвохом, над которыми не смеётся никто кроме этого человека. Захотелось раствориться, утонуть в этом потрясающем запахе сильного взрослого Вожака, рядом с которым можно быть просто щенком. Он рванул вверх и, нарушая все правила и порядки, положил передние лапы человеку на плечи, и тут же был поцелован в нос. С размаху, но очень нежно. Вожак прижался к его щеке своей щекой, почесал ухо и очень тихо шепнул «Ты здесь самый лучший и самый красивый». Каким-то быстрым неуловимым движением достал из кармана сухарь (такой, какие бывают в кармане только у него, размером с ладонь, душистый, румяный и пахучий) и с радостью засунул его в открытую пастюку, разинутую рядом с его головой. Танк, не веря в то, что это происходит не с каким-то щенком подсосным или подростком небитым, а с ним, грозным и важным, присел на задних лапах с выражением на морде полного и непоколебимого счастья вечно радостного дебила, откинул голову назад и, не удержавшись за вожака, жёстко бухнулся на спину, честно зажмурил глаза и подставил пузо для нежного почесывания…

Всё-таки на третьи сутки пошли. И хоть Дядя Лёша был не любитель горячительных напитков с долгими посиделками, посиделки устроили. В этот раз на четверых, четвёртым был молчаливый Сынуля, который, впрочем, вёл себя не нагло, в основном помалкивал и морщил задумчиво лоб всякий раз, когда его оправляли, как самого молодого, в ближайший ночной магазин за очередной партией бутылок. Дядя Лёша был, как и раньше, загорелый. Правда, кожа старая, уже тонкая, но зато плечи сильные, широкие, и руки такие, что картины с них писать: с сильными запястьями и горбатым внешним контуром ладони. Руки – в шрамах. Ну, оно и понятно: если его ротвейлеры коллективную драку устраивают, например, когда взрослые с молодыми силёнками меряются или просто молодые с молодыми, то тут глаз держи востро: при разнимании обязательно кто-то поймает зубами или когтём. Конечно, извинятся потом, что-то вроде «Хозяин, я случайно», но сначала обязательно прихватят. Поэтому Вожак имел боевой вид всегда. В шрамах, осанистый и улыбчивый, сидел с краю стола и складывал в кучку огрызки и колбасную кожуру.

Пили на кухне. Вспоминали. Закуска была незатейливая: какие-то салаты, купленные в большом магазине, солёности, колбаса. Танку досталась большая, правильная, сытная порция голубцов из того же магазина. Голубцы со сметаной были уничтожены путём поедания в один миг, и он, устроившись в прихожей, наблюдал за людьми одним глазом. Он себя чувствовал счастливым, на душе было хорошо и спокойно. Вокруг были сильные, дорогие его большому собачьему сердцу самцы (ну если не все дорогие, то половина уж точно, а вторая половина – просто нормально терпимые), которых можно было не охранять, ибо они абсолютно честно имеют право считаться самцами – сильными ловкими и умелыми, которые сами себя охранять могут. Но на всякий случай он слушал, что происходит за его спиной у входной двери. Так, на всякий случай. Одним глазом поглядывал, а вторым подрёмывал.

– Слушай, Василич, помнишь, тогда давно в Дели ты Индире сорвал переговоры по вооружению с пиндосами, и она собственноручно подписала приказ о твоей депортации в 48 часов?

Бывший Вожак улыбнулся хитро во все зубы.

– А что тогда?

– Когда ты входил в ту лавчонку, ты же на 90% выйти из неё не должен был, а в твоей машине спал этот (Кузьмич кивнул в сторону сына). Ему тогда лет восемь было, да? Ты же всё просчитал и прокачал. Неужели других ходов не было?

Дядя Леша подумал, пожевал, помолчал. Улыбнулся.

– Пашка (так зовут Кузьмича), я же знал, что ты рядом торчишь, вот и пошёл в ту лавку. Знал, что прикроешь, если что. Неужто подвёл бы ты меня, а?

Выпили. С серьёзным видом потеребил кусок колбасы.

– А если без шуток, то момент был такой. Терять его нельзя было, там много всего было накручено. Ситуация, понимаешь ли. А в таких делах нужно быть решительным, сам знаешь. Если сваливать, то решительно и не оглядываясь. Если морду бить, то тоже решительно. Надо было войти. Надо и всё. Даже если не должен был выйти с вероятностью больше 90%. Ты же сам ходишь на ту сторону, ходишь и не знаешь, вернёшься или нет. Не так разве? Чего тогда пристал с вопросами?

Помолчал, сложил в кучку огрызки колбасы, которые у него оставались от каждого закусывания, покосился на Танка, потом на кучку огрызков. Наверное, решил пока их не предлагать, а ещё подсобрать, чтобы горка получилась повнушительнее. Оглядел стол и, неспешно поразмыслив, видимо, решил, что в этой кучке огрызков пока не прибавится. Протянул их на ладошке, а Танк не стесняясь слизал их мигом. Спокойно ответил:

– Парни, вы сами всё знаете. Вы же сами из этой касты боевых псов. Мне ли вас учить Родину любить?