Болезнь

Мои прогулки под дождем не прошли без последствий. Мое здоровье подорвалось и разгульной жизнью. А такое не может проходить бесследно и в конечном итоге, иммунитет подорвался и я заболел. Врач диагностировал двухстороннее воспаление легких. Госпитализация была необходима. Я попал в госпиталь «Отель Дьё де Пари». Это был госпиталь для неимущих, для бродяг и беспризорников. Обстановка напоминала больше приют, нежели больницу. Я почти неделю провел в бреду. Как я потом узнал, в это время меня пару раз навещала Аннет и некто из начальства, (мне так и не сказали кто именно), даже однажды в порядке исключения сам Гиммлер. Как говорили, он возмущался, что его подчиненного содержат в таких плохих условиях, кричал и даже угрожал, что прикроет их госпиталь, но, конечно же, это был просто взрыв эмоций вызванный известиями о поражение гитлеровских войск под Сталинградом. Со мной это никак не было связано. Еще кто-то навещал меня, но та, кого я ждал, так и не объявилась.

— Вам лучше, герр Рештельберг?! — осведомилась о моем самочувствие молоденькая сестра милосердия, когда я пришел в себя.

После визита Гиммлера меня поместили в отдельную палату, с видом на Собор Парижской Богоматери. Теперь каждый день, в моей палате были свежие цветы и фрукты. Правда, первое время, меня этот факт сильно удивлял, но после известия о приезде Гиммлера, все встало на круги своя.

— Лучше… — проговорил я, пытаясь приподняться на локтях.

Сестра милосердия радостно улыбнулась и быстрыми шагами преодолела расстояние разделявшее нас.

— К вам тут приезжала молодая особа… — начала было говорить девушка, но я прервал ее выкриком:

— Мари?!

— Не знаю…. — растерянно ответила сестра и присела к моим ногам, — Но она назвала себя вашей невестой….

— Мари… — выдохнул я, чувствуя прилив небывалой радости.

— Так вот… она пожелала вам скорейшего выздоровления и передала вот этот сверток…. — сестра протянула мне нечто замотанное в тряпки. Я, забыв о боли в спине, схватил подарок и с детской радостью стал распечатывать. Сестра с любопытством наблюдала за мной. А я, забыв обо всем на свете, пытался добраться до послания. Внутри оказалась маленькая коробочка с какими-то непонятными медальонами и записка: «Выздоравливай, мой милый Фридрих. Жду тебя. Твоя….» и вот тут-то я понял, что ошибся…

— Аннет… — огорчившись, проговорил я.

Сестра милосердия довольно улыбнулась, видимо приняв мою горечь за счастье. А я растерянно поставил ненужную мне коробочку на тумбочку у кровати и закрыл глаза.

— Милая мисс обещала навестить вас в скором времени…. — полушепотом добавила девушка. Она продолжала говорить, а я больше не слушал. «Вот, дурак! Какая Мари?! Она никогда не позволила бы себе назваться моей невестой! Она никогда не позволила бы мне назвать ее так! А я обманулся! Дурак! Она даже не навестила меня! Она даже не вспомнила обо мне!»

***

Аннет же не заставила себя долго ждать. Пришла на следующий день. Принесла цветы, фрукты. Говорила, говорила, говорила. Строила свои предположения по поводу моей болезни. Придумывала, какой будет наша свадьба. Я не слушал ее. Мне все это было безразлично.

— Милый, ты меня слышишь? — вдруг в недоумение проговорила она. Я кивнул. — Ну, тогда может быть, ответишь….

— Повтори вопрос…. Я просто на мгновение отвлекся…. — прошептал я, целуя ее щеку.

— С тобой хочет познакомиться один хороший человек…. Штандартенфюрер Кристоф Шредер…. Он много слышал о тебе, и теперь горит желанием встретиться с тобой…. Если хочешь знать мое мнение, это очень полезное знакомство…. — говоря последние слова, Аннет наклонилась ко мне, и я почувствовал ее горячее дыхание на своей щеке.

— Знаешь, — иронически усмехнулся я, — Я тоже давно хотел с ним познакомиться….

— Герр Шредер приглашает тебя присутствовать на допросе…. Если ты будешь готов к среде…. — Аннет улыбнулась и быстро поцеловала меня.

— Конечно…. — протянул я.

Стоит ли говорить, что я испытывал в тот момент?! Отвращение. Злобу. Ненависть. И все это по отношению к одному человеку — Кристофу. Тому, кто отнял у меня все, что я любил».

Мужчина замолчал и, обессилев, опустил голову на руки. Я видела, что рассказ дается ему трудно. Но только так он мог сбросить камень с души. Ника быстро сходила за стаканом воды и протянула его гостю. Мужчина с печальной улыбкой принял дар.

— Спасибо, милая фройллян, — он выпил воду одним глотком и продолжал свой рассказ, — «Я совершил множество преступлений. Я был кирпичиком той адской машины, которая сотворила Фашизм, но даже я не был достоин такой пытки, такого наказания.

Когда я пришел на допрос, в кабинет Шредера, мне предстало веселое действо: за широким деревянным столом, лицом ко мне сидел сам Кристоф, он приветствовал меня кивком головы. По другую сторону стола сидел парнишка лет пятнадцати, я не разглядел его лица, заметил только, что он из концлагеря, в кабинете были еще какие-то люди, но на них я даже не обратил своего внимания.

— Наш допрос зашел в тупик, — устало проговорил Кристоф. Его голос напоминал гром по своему тембру, и я невольно вздрогнул. — Ты разве не хочешь избавиться от мук? Их будет много, поверь мне. Тебя будут убивать медленно и жутко. Так, что даже дьявол ужаснется такой смерти.

— Пожалуйста…. — плакал паренек. — Я правда ничего не знаю….

— Выбирай: смерть быстрая и безболезненная, или долгая и мучительная…. — перегнувшись через стол, проговорил Штандартенфюрер.

— Прошу вас… — сквозь слезы, шептал мальчуган. — Я говорю правду….

Лицо мальчишки, покрасневшее и оттекшее, напомнило мне вампира. Такое же худое и одутловатое, но при всем этом очень жалобное. Будь этот мальчуган не узником концлагеря, я, возможно даже, испугался бы его. Но при данных обстоятельствах он был нашим пленником. И никаких иных чувств, кроме презрения, в моей душе не вызвал.

— Увести! — приказал Кристоф двум конвоирам в углу. Теперь я обратил на них внимание. Такие же как и тысячи других эсесовцев. Они всегда выполняют приказы, никогда не переспрашивают, не умеют противится. Конвоиры кивнули и, схватив паренька под руки, быстро удалились. Я знал, что теперь его будут пытать, но жалости во мне не зародилось. «Враг» таким словом я определял несчастного парнишку.

После их ухода, я с Кристофом остался наедине. Первые минуты, мы молча смотрели друг на друга. Он закурил сигару и нервно выдохнул дым. Я не шелохнулся. Шредер усмехнулся и затушил сигару. Я продолжал молча разглядывать его. Темно-русые волосы, чуть тронутые сединой, зеленные глаза, изрядно покрасневшие от бессонных ночей или (что мало вероятно) слез. Лицо бледное и вытянутое, как у истинного арийца. Сам Кристоф был подтянут и строен, так что форма сидела на нем превосходно. Немцы, вообще, отличаются своей выправкой. Я всегда гордился этой чертой. Но сейчас передо мной сидел идеал арийской красоты, и это даже вызвало во мне некоторую зависть.

— Я рад знакомству, — с блеском в глазах, проговорил Кристоф.

— Взаимно, — с натянутой улыбкой, ответил я.

Он ухмыльнулся и предложил мне сигару. В его глазах по-прежнему горел огонь, только теперь он стал дьявольским. Я видел всю ту ненависть, которую этот человек испытывал ко мне, и меня она радовала. Ведь я отвечал ему взаимностью абсолютно во всем.

Сигара была терпкой на вкус, но меня это не смутило. Будь она хоть напичкана ядом, я принял бы ее. Да и, что значила для меня смерть теперь?

— Вы были знакомы с моей падчерицей, — выдохнул дым Кристоф.

— Она очень милая девушка, — не меняя тона, ответил я.

Шредер злорадно улыбнулся.

— А она не говорила вам, что связана с подпольной организацией? — его вопрос несколько удивил меня, но я продолжал держать маску безразличия. — Видимо вы об этом не знали… — продолжил Кристоф, но теперь без улыбки. Он вообще на мгновение изменился в лице, что меня крайне озадачило.

— Я с ней не настолько близко был знаком, чтобы она доверяла мне такие секреты, — затушив сигару, ответил я. — Я не очень люблю близкое общение со здешними людьми. Мне ближе немцы.

— Ну, тогда… — Кристоф вновь посмотрел на меня с ненавистью во взгляде, — Вы именно тот, кто нам и нужен.

После этих слов, он медленно вышел из-за стола и направился к выходу. Я остался неподвижно сидеть в кресле. Хотя мое внутреннее чутье подсказывало, что ничего хорошего за этой фразой не последует.

— Вы умеете проводить допросы? — вновь осведомился Кристоф, остановившись у двери.

— Но это не входит в мои прямые обязанности, — почему-то удивился я.

— Мы все на службе у Фюрера, и мы обязаны нести свою службу там, где он скажет…. Сейчас вы должны провести допрос, — его голос звучал ровно, но в нем чувствовалась боль.

— Это приказ, Штандартенфюрер? — подавив злобу, спокойно спросил я.

— Да, — Скрываясь за дверью, ответил Кристоф.

После ухода Шредера, повисла тяжелая тишина. Мне пришлось собрать все силы, чтобы подавить тревогу, комом вставшую в горле. Минуты текли как часы. Кристофа все не было. Я ждал. Отгонял от себя тяжелые мысли. Не позволял панике взять верх над собой. Успокаивал нервы мыслями о том, что Мари сейчас далеко от этого ада. Далеко….

— Входи. — Голос Кристофа вырвал меня из радостных мыслей. — Тебя я согласен был бы допрашивать сам, но… — он на мгновение замолчал, что вызвало у меня злорадную ухмылку. И с кем он мог так учтиво разговаривать?! Еще и запинаться, путаться в словах?! Наверное, очередная пассия…

Я не оборачивался на вошедших, поэтому увидеть, кто стоит за моей спиной не мог. Да, честно говоря, мне это было не особо интересно.

— …я не могу допрашивать тебя. Устав запрещает. — Его голос дрожал и срывался, что вновь вызвало у меня злую улыбку.

Та, кто стоял за моей спиной, громко вздохнула и легкими шагами направилась по направлению к столу. Кристоф смотрел ей в след, это я понял по тому, как долго он не уходил. И почему именно я должен был проводить допрос?!

— И помни: я предлагал тебя спасти…. — прошептал Кристоф, в последний раз обращаясь к девушке.

— Помни… — ответила она, — я отказалась….

Ее голос звонкий, но несколько охриплый, заставил меня вздрогнуть. Мурашки пробежали по всему моему телу. Меня словно парализовало. Теперь я понял смысл мести Кристофа. Я должен убить своими руками…. Я даже думать о таком наказание не мог. Я не мог поверить, что такое наказание бывает. Я не верил, что это реально. Пока не увидел девушку перед собой.

Она стояла, устало глядя на меня. Одетая в лохмотья. Растрепанная. В ней словно уже не было жизни. Я в ужасе смотрел на нее. Как та девушка, которая когда-то отбросив зонт, бросалась бегать босиком под дождем, радовалась первому лучу солнца, мечтала о мирной жизни, а главное верила во все это, как она могла так просто сдаться?

— Теперь я вижу, — прошептала она, смахивая испачканной ладонью слезу, — ты — фашист….

Я виновато смотрел на нее. Исцарапанные руки, перепачканное лицо, потрескавшиеся губы. Страшное зрелище, особенно когда ты смотришь на любимую.

— Ты собираешься меня допрашивать? — холодно осведомилась она.

Я поднялся из кресла и уступил ей место, понимая, что еще чуть-чуть и девушка потеряет сознание.

— Но… мое место там… — она указала на деревянную табуретку.

— Не сегодня, — проговорил я. — Мари, я… не знал… я не знал…. Если бы…

— Прекрати! — прервала она мои оправдания, — Ты бы мне не помог. Я сама виновата. И довольно об этом.

— Но… — хотел было возразить я, но девушка прижала ладонь к моим губам.

— Ты — немец, а я — француженка. Мы враги. И это не изменить. Мне не жаль ничего. Все было так, как было. Но теперь пришел конец. И смерть станет для меня избавлением.

***

Я нервно курил третью сигарету. Мари сидела, опустив голову на руки, и ждала. Уже десять минут я пытался начать допрос. Сигареты мне не помогали успокоиться, но они тянули время.

— Фридрих, — наконец проговорила Мари, — спрашивай меня…. — я обернулся на звук ее голоса, — Не думай, что Гестапо меня отпустит…. Они уже давно все решили… Им плевать на то, скажу я тебе правду или нет…. А я устала. Мне хочется отдохнуть….

Я отвернулся. Сердце билось громко. Каждый удар сердечной мышцы отдавался звоном в ушах. Я затушил сигарету. Тишина нарушалась только дыханием девушки. Я же в те мгновения не дышал — не мог. «Приступай», — скомандовал внутренний голос. Я закрыл глаза и сосредоточился. Пути назад уже нет.

— Расскажите мне, милая фрау, как и когда вы попали в подпольную организацию «праведники мира»? — я обернулся и посмотрел на сидящую девушку.

Мари удивленно подняла брови, но возражать не стала. Гестапо интересовала другая информация, но этого они не получат. Пусть давятся своим интересом.

— С юности. Я случайно познакомилась с Пьером… — она запнулась на слове и испуганно посмотрела на меня, — с мсье Ришаль, когда пряталась от отчима… — Кристофа Шредера. Мсье Ришаль предложил мне пожить в его приюте. Я согласилась. — Мари закрыла глаза и по ее щекам покатились слезы, — Он заменил мне отца….

Я вновь отвернулся и стал напряженно смотреть в окно. Мне предстояло услышать целую исповедь. А уже сейчас сил не было.

— Потом в один из дней, когда я прогуливалась по старым кварталам, я случайно столкнулась с молодым офицером.

— Андре? — машинально спросил я.

— Да. Он очень быстро предложил жениться. Естественно я думала, что это спасение, моя соломинка… и я согласилась. Мсье Ришаль был рад за меня. Искренне. — Мари всхлипнула.

— Можно без подробностей! — сердито прервал ее рассказ я.

Девушка вздрогнула и тихо продолжала:

— Когда началась война… Андре ушел защищать… — она запнулась на слове, — он ушел на войну… Я осталась совсем одна. И тут снова в мою жизнь пришел Пьер Ришаль. Он предложил мне… — Мари замолчала.

— Что предложил? — спросил я.

— Давать приют евреям, … пряча их на время от Гетто… Потом им делали поддельные документы и… они спасались…. — прошептала девушка. — Но, знаешь, …. если бы мне дали второй шанс … я поступила бы также…. Ничего не меняла бы в жизни.

Я до дикой боли сжал кулаки.

— Потом мсье Ришаль заболел туберкулезом. И пришлось … искать другое убежище…. Других людей. Однажды, я … переодевшись мальчишкой… сумела выкрасть важные документы…. Там были имена тех, кого следует… отправить в концлагерь…. Но убегая, я наткнулась на патруль и получила пулю в руку.

Я закурил новую сигарету. В дверь постучали. «Я занят!» — раздраженно крикнул я.

— Как долго ты находилась в организации «праведники мира»? — вновь обратился я к Мари.

— С сентября 1939 по день смерти Пьера, в мае 42. — устало ответила девушка.

Я посмотрел на сидящую в кресле девушку. Мари напоминала сейчас ребенка: худенькая, с покрасневшими от слез глазами, с оголенными ножками. Она продолжала тихонько всхлипывать.

— Сейчас я приглашу конвоиров — они проводят тебя… — проговорил я. Мари подняла на меня голубые глаза и тихо прошептала: «Спасибо». — Твое дело будет передано в … Гестапо… Я больше не буду проводить допросы. Это не входит в мои обязанности.

— Тогда … Прощай, — прошептала она.

***

Мужчина глубоко вздохнул и опустил голову на руки. Ника встревожено посмотрела на меня, я покачала головой.

— Не дай вам Бог, милые фройллян пережить такой ужас, который выпал мне… — проговорил мужчина, его голос дрожал.

За весь рассказ он в первый раз не мог продолжать.

Я выглянула в окно. На улице уже загоралась зоря. Воздух стал влажным и прохладным.

— И все-таки… — прошептала я, оглядываясь на рассказчика, — что было дальше? …

Мужчина поднял на меня глаза и улыбнулся.

— Лучше спросить, милая фройллян, чем все закончилось… — его голос прозвучал насмешливо, — Я хотел бы выкурить сигарету… это займет… минуту…

Его глаза блестели. Я улыбнулась и кивнула.

— Конечно….

Он вышел из магазина и закурил сигарету. Дымок сдувал ветер. Руки мужчины дрожали. Из глаз текли слезы. Он думал, что этого никто не видит, но я случайно заметила эту мелочь.

Ника села за прилавок и опрокинула назад голову. Она смотрела в потолок и молчала. Думала о том, что услышала.

— Я совсем вас замучил… — посмеялся вернувшийся рассказчик.

Ника горько посмотрела на него. В ее глазах застыли слезы.

— Так чем все закончилась? — спросила я.