Письмо

Вечером я открыл письмо переданное мне Шнайдером. Ровный, аккуратный почерк. Та, кто писала эти строки, долго выбирала слова и, казалось, выводила каждую букву. Я будто интуитивно чувствовал, что это письмо способно перевернуть всю мою жизнь, поставить меня на перекрестке двух дорог, где вариантами выбора будет: с одной стороны любовь и счастье, с другой верность фюреру и честь нациста. Поэтому долгое время я собирался с мыслями, перед тем как начать читать строки, но в конце концов решился: "Дорогой, Фридрих, Не думай, что я обратилась бы к тебе за помощью, при других обстоятельствах, но у меня не осталось выхода. Я и сейчас сомневаюсь в своем решении, ты немец, с чего тебе помогать? Но больше мне обратиться не к кому. Я отдаю себе отчет, что попади мое письмо не в те руки — это будет смертью и для меня, и для людей подобных мне. Поэтому я полагаюсь на твое благородство, мой дорогой Фридрих, — читая последние слова я невольно улыбнулся, — Дело в том, что я нахожусь в секретной организации — «Праведники мира», которая помогает евреям спрятаться от Гетто. На свою беду я дала убежище маленькому ребенку, преступление которого лишь в том, что он родился в еврейской семье.

Милый Фридрих, я знаю, как ты относишься к подобным людям, и я не заставляю тебя изменить мнение о них, но это ребенок. Ребенок, который ни в чем не виноват. Прошу, мой дорогой Фридрих, спаси мою и его жизнь. Кто-то донес в Гестапо, что я дала убежище еврею, и они собираются наведаться ко мне. Как я уже говорила мне больше некуда обратиться, если ты мне не поможешь. С любовью, Мари».

Я сжал письмо в руках. Жесткая бумага впилась в руку. Я вздрогнул и отбросил скомканное письмо прочь. На ладони выступила кровь. Я быстро вытер руку и опустился на колени у двери. Меня волновало только то, что Мари в опасности. Я закрыл лицо руками. Казалось, я должен быть рад письму девушки, которую люблю. А главное я должен был обрадоваться возможности завоевать ее любовь. Но, то о чем меня просила Мари, противоречило моим идеалам. Я долго решал, как поступить, но вдруг меня пронзила странная мысль, которая впилась в сознание и не отпускала, как я не гнал ее. Почему письмо Мари мне передал Стефан?… Меня охватила дикая ревность. Как она может со мной так поступать?

Через полчаса я уже бежал на улицу Мира. Мне встретился ночной патруль, я поприветствовал их, подняв руку, и побежал дальше. Когда я добрался до дома Мари, грянул гром и мгновенно полил дождь. Девушка встретила меня на пороге. Она с сомнением посмотрела на меня. От ее взгляда я замер на месте.

— Послушай… — ее голос дрожал, будто буря была не на улице, а в ее душе, — Я прошу лишь… — она глубоко вздохнула и посмотрела себе под ноги, — Если ты откажешь… — она вновь подняла на меня глаза, — Забудь о моей просьбе…

Я сделал к ней шаг, но девушка быстро спустилась с крыльца и встала напротив меня. Капли дождя стекали по ее щекам, словно слезы. Я смотрел в ее глаза. Эти небесного цвета глаза. Девушка пыталась дать понять всем своим видом, что ничего не боится, но я видел, как вспыхивают ее глаза. Мы стояли, друг напротив друга всего минут пять, но мне казалось, что молчание длится вечность.

— Ты промокла… — наконец прошептал я, девушка улыбнулась.

— Да, и ты тоже.

***

— Так что ты решил? — Мари остановилась в коридоре и обернулась на меня.

Я закрыл дверь и прижался спиной к косяку. Девушка ждала ответ. Она не отводила взгляд. А я пытался не думать о ее мокрых волосах и пылающих глазах.

— Ты даже не ответишь? — ее голос дрожал.

— Сперва, ответь ты… — меня снова охватила ревность, — Почему ты не могла передать мне письмо сама? Зачем посредники?! — Я поднял на нее глаза.

Мари смущенно отвела взгляд. Я заметил, как вспыхнули ее щеки. Словно девчонка, которая пытается скрыть свою провинность, она отвернулась и только потом заговорила.

— Стефан хотел помочь… — она пожала плечами и посмотрела на меня через плечо, — Я подумала так будет лучше, … если бы это была я … — она замолчала и закрыла лицо ладонями, — Ты надумал себе лишнего… Сам знаешь, что я… я думала, что так будет правильнее…

— Ты любишь его?! — мой голос звучал низко и так непривычно, что я сам вздрогнул.

Девушка резко обернулась и удивлено посмотрела на меня.

— Что?! — почти смеясь, вскричала она, — Конечно же, нет! Как я могу его любить?! — Мари медленно подошла ближе и прикоснулась ладонью к моей щеке, — Стефан мне просто знакомый… Слышала у него таких знакомых много…

— А теперь скажи правду, — я отстранил ее от себя, девушка обиженно взглянула на меня, но я был непреклонен. — Любовь не единственно мое чувство, — я продолжал говорить низким голосом, только сейчас меня действительно охватила злость.

Мари горько усмехнулась.

— Я сказала правду, — ее голос перестал дрожать, — Если ты мне не веришь, значит… — она вновь горько усмехнулась, — действительно любовь … не твое чувство.

После этих слов девушка бросила на меня огорченный взгляд и отвернулась. Разочарование… Самая сильная эмоция. Оно убивает все: любовь, дружбу, привязанность. Но эмоции не имеют вкуса или запаха. К ним нельзя прикоснуться. Но… в тот миг я будто увидел все, что чувствует Мари. Она не плакала, не кричала, просто отвернулась. Вмиг мы стали действительно чужими друг другу людьми. Сейчас, возвращаясь мысленно, в тот момент, я осознаю свою ошибку, но тогда… я был предан своему Фюреру. Никакая любовь не могла убить мою веру в него.

После я буду ненавидеть себя за то, что не согласился помочь ей. Но мог ли я тогда поступить иначе?! На этот вопрос даже сейчас не смогу сказать правду. Я хотел, но это желание было настолько глубоко в моей душе, в моем сердце, что я просто его не понял.

— Уходи, — вдруг прошептала девушка. Она стояла, отвернувшись от меня. Я не двинулся с места.

— Мари, — мне хотелось так много сказать ей, — Зачем все это? … — я провел ладонью по ее волосам, но девушка, словно статуя, осталась не подвижной, — Ты погубишь себя… И из-за кого… из-за недолюдей…. Это евреи, Мари, евреи….

Девушка вздохнула, но не ответила.

— Прошу, брось это… Ты же знаешь, я должен был бы донести, — девушка резко обернулась и с ужасом во взгляде посмотрела на меня, — Я не сделаю этого, но…

— Как ты можешь быть так слеп, Фридрих?! — вскричала девушка и приложила ладонь к моим погонам, словно пытаясь их закрыть, чтобы мы забыли о моей идеологии хоть на миг, — Это такие же люди, Фридрих. Они — люди! Разве можно за идею платить ценой жизни невинных людей?! Ничто не сравнится с этим, ничто не искупит такой страшный грех, Фридрих! Если за твою идею приходится платить такую цену, то эта идея дьявольская! Как же ты этого не понимаешь?!

Я не понимал, почему слушаю эти слова, но не смог найти в себе силы остановить ее.

В итоге вышло, что она говорила правду. А я был так слеп, что не увидел этого.

— Мари, … — мой голос начал дрожать, я попытался успокоиться, но что-то до боли сдавило виски.

— Ведь ты не такой, как они, я знаю это. Разве смог бы бездушный человек протянуть руку помощи беспризорному мальчику…. Нет, он прошел бы мимо, а ты остановился, Фридрих. Ты лучше их, но … почему, же ты свою доброту так прячешь?! — она прикоснулась ладонью к моей щеке и улыбнулась, — Я верю, что ты лучше их…. Но разве может человек, который … который любит, пройти мимо страдающего ребенка? Какой бы национальности не был этот ребенок, он просто маленький, … беззащитный человечек….

— Он — еврей, а не человек, — проговорил я, восстановив ход своих мыслей и вспомнив, что я — слуга фюрера.

Мари разочаровано закрыла глаза. В этот момент я ненавидел ее и себя за то, что на какое-то мгновение захотел согласиться с ней. Девушка тихо плакала. А я ушел.

Меня мучила жестокая мысль, неужели эта девушка, могла зародить в моей душе сомнение в идеях нацизма? Как?! Неужели я был готов растоптать свою верность фюреру, наплевать на свою честь, ради любви какой-то… Нет, не какой-то, а самой особенной. Единственной и любимой. Но даже если и так, неужели я мог забыть о чести слуги фюрера?! Мимо меня прошел ночной патруль, я поднял руку в приветствие. Но мысли мои были не о фюрере, не о ночных патруля и даже не о идеях нацизма, нет, я думал о девушке, которая тихонько плачет из-за разочарования во мне.

Естественно, я направился не домой, а в «Кафе де Флор». Привести меня в чувства в это мгновение могло только хорошее пиво. Хотя, сказать честно, я был готов выпить любой алкогольный напиток, лишь бы приглушить душевную боль.

***

Полукруглое здание ресторана, переливалось тысячами огней. По улицам ходили веселые французы, каждый час проходил офицерский патруль, я остановился у уличных столиков ресторана и вновь задумался над последними событиями. Мимо то и дело проходили какие-то люди, а я не замечал никого.

Прошлое, будто ворвалось в мой нынешний мир, и я вспомнил лето 39го. Парковая аллея уже давно опустела. Темное небо, словно нависло над головой. И теперь путь освещали только фонари, огоньки, в которых словно сказочные феи дрожали и поблескивали.

— По этой аллеи, когда-то много лет назад, я гуляла с папой, — прошептала Мари, и я посмотрел на нее. Она шла медленно, убрав руки за спину и чуть склонив набок голову. Ее темные волосы, от света фонарей отливали золотом. Я очень хорошо запомнил тот день, как мы шли, как тихо говорили, мне было так страшно, что вся сказка моего маленького мира, вмиг растает. А так хотелось, чтобы те мгновения длились вечно. — Мне тогда было лет пять…

Я улыбнулся. Она остановилась под фонарем и обернулась ко мне. Свет разлился по ее лицу и дыхание мое перехватило. Как красива была она в тот миг. Как любил я ее в то мгновение.

— Жаль, что мгновение не может длиться вечно, — сказала Мари и расправила складки на сиреневом платье, — Я гуляла бы всю жизнь…. Вот так тихо, по улочке, вдыхая запах фиалок….

Мне казалось, тогда что есть только этот ночной парк, только эта девушка и больше ничего не существует на всем Земном шаре. Как был бы я счастлив, если бы так и было.

Но ничто не может длиться вечно, и, то мгновение ушло в небытие, словно никогда в моей жизни и не было тех моментов, способных заменить все, что было до и после.

Я поднял глаза на стеклянные стены ресторана. Воспоминания оставили меня. И сейчас вместо счастья в моей душе была пустота. В ресторане людей в этот поздний час почти не было, и я решил провести остаток ночи именно здесь. Толкнул стеклянную дверь и мгновенно очутился в приятном обществе столов и стульев, расставленных, будто шахматы на доске, в четыре ряда. Круглые деревянные столики, покрыты белоснежными скатертями. В дальнем левом углу, красовалась мини сцена, где постоянно играет живая музыка и иногда поют. Еще недавно, я наблюдал, как поет Мари, нежно растягивая гласные.

Я прошел в центр зала и обратил внимание на малочисленных посетителей ресторана. Две влюбленных парочки, расположились за столиком у окна. Французы, я усмехнулся их неземному счастью. Глаза блестят. Улыбки не сходят с лица. Как можно быть счастливым, когда весь мир охвачен войной. Хотя приходя сюда, в «Кафе де Флор», ты словно бы попадал в мирную жизнь. Чаще всего здесь собиралась богема. В такие дни виски и абсент текли рекой. Радость, охватывающая художников и писателей, затмевала ужас реальной жизни. Я случайно столкнулся с белокурой официанткой, она тихонько извинилась и широко улыбнулась мне. Однако, я все еще мысленно был где-то далеко. За столиком посередине просторного зала, восседали трое солдат и разговаривали о девушках. Я не подслушивал их разговор, но не услышать его было не возможно, поскольку каждый пытался перекричать другого. Я прошел чуть дальше и в дальнем, самом тихом, углу увидел старого знакомого — Стефана. К нему-то я и направился.

Офицер курил сигару и тихонько напевал какую-то французскую песню. В какой-то момент он поднял глаза и заметил меня, недалеко от своего столика.

— О! — протянул Стефан, заметив меня, — Герр Рештельберг, какой сюрприз! — он поднялся из-за стола и сделал шаг мне навстречу. Даже похлопал меня по плечу, что еще больше вызвало во мне неприязни к этому лицемеру.

— Почему ты всегда фамильярничаешь?! — зло спросил я, садясь за его столик.

— Вне службы, Фридрих, — он усмехнулся и подозвал к нам официантку.

К нам подошла та официанта, с которой я случайно столкнулся, белокурая и завораживающая. Она с улыбкой приняла заказ. Я сидел, не сводя взгляда с ухмыляющегося Стефана. Эта девушка в любой другой момент привлекла бы мое внимание, но сейчас я был сосредоточен на других мыслях.

— Мы постоянно на службе у Фюрера, — проговорил я, когда девушка ушла от нашего столика.

— Фридрих, — протянул Стефан, и затушил сигару, — Ну, хватит… Оглянись вокруг, мы в ресторане… Разве можно сидя здесь, думать о чем-то кроме прекрасных ножек официанток?

Я проследил за взглядом Стефана и только теперь заметил белокурую девушку. «Красивая», — прошептал Шнайдер. В этот момент она заметила, что на нее смотрят, и улыбнулась еще шире.

— Да, красивая… — ответил я, мысленно сравнивая ее с остальными официантками. — Но я хотел поговорить не об этом…

Шнайдер с удивлением посмотрел на меня. В его глазах на какой-то момент загорелся огонь, похожий на испуг, но он взял себя в руки и вновь улыбнулся.

— О фройллян Готье? — догадался парень и откинулся на спинку кресла.

В этот момент к нам вновь подошла официантка и с той же широкой улыбкой поставила на стол два бокала с жидкостью, похожей на яблочный сок.

— Что это? — я удивленно посмотрел на девушку.

— Скотч, — не меняясь в лице, ответила она и быстро удалилась.

— Во Франции клиент всегда не прав, — усмехнулся Стефан. — Пиво здесь хорошее не найти…. Поэтому, мой тебе совет: пей.

Я выпил жидкость залпом, даже не поморщившись и, вновь вернулся к разговору, от которого Шнайдер пытался уйти.

— Мария Готье… — я произнес ее имя с тем безразличием, которое было возможно в этот момент, — Откуда ты знаешь эту девушку?

Стефан вновь переменился в лице.

— Фридрих, ты решил меня допрашивать?! — он говорил без удивления.

— Думай что угодно, но я должен знать, — я был готов выбивать из него правду, но продолжал держать себя в руках.

Стефан допил содержимое стакана и хмуро посмотрел на меня.

— Почему бы не спросить у нее, — проговорил Шнайдер и, перегнувшись через столик, добавил, — Француженка неровня настоящему арийцу, не забывай об этом. Хочешь провести с ней приятный вечер — вперед, но… о любви и не думай…. — он вновь опустился на свой стул и с ухмылкой добавил, — А перед тем, как решить устроить драку, вспомни, что… мы в людном месте. Ну, и служба Фюреру превыше всего….

— Про службу Фюреру я не забываю, но, как ты правильно заметил, мы в ресторане, а здесь… мы вне службы, Стефан.

Шнайдер ухмыльнулся и вновь подозвал официантку. Белокурая девушка с широкой улыбкой не заставила себя ждать.

— Повторить? — сразу спросила она. Стефан кивнул. Девушка вновь удалилась.

— Фридрих,… — Шнайдер по-дружески стукнул меня по плечу, хотя дружбы в этом жесте было ровно столько сколько пива в нашей выпивке, — Мария Готье не единственная женщина в мире. Мой тебе совет: найди другую….

— Я не нуждаюсь в твоих советах, — сквозь зубы процедил я и оттолкнул его руку.

Стефан рассмеялся и откинулся на спинку стула. К нам снова подошла официантка и принесла выпивку. Я с интересом посмотрел на нее и заметил, что девушка действительно красивая. Золотые волосы, пухлые губы, черные глаза. Она мне напомнила мифическую Сирену, такая же яркая и опасная. Девушка улыбнулась мне и с изяществом леопарда удалилась.

— Любуешься?! — усмехнулся Шнайдер и я обернулся к нему. — Зачем тебе эта француженка? — продолжал он насмешливым тоном, — Я не скрою она… — он мечтательно прикусил губу, — красивая… Нежная… Ласковая…

Я перегнулся через столик и схватил Стефана за ворот его кителя. Парень продолжал смотреть на меня насмешливо и злорадно. Ресторан охватила тишина.

— Штурмбанфюрер, вы забываетесь… Мы в людном месте… — проговорил Шнайдер, — Драться из-за женщины глупо… Тем более…

— Замолчи, — процедил я сквозь зубы, но отпустил его.

Посетители ресторана с удивлением и некоторым любопытством наблюдали за нами. Я медленно опустился на свой стул и оглянулся вокруг: влюбленные парочки у окна замолчали и, почти открыв рты, смотрели на меня, официантка перестала улыбаться и стояла, прижав к груди пустой поднос.

— Фридрих, — вновь насмешливо заговорил Шнайдер, — Пойми же, … девушка, которая ненавидит саму идею нацизма… — он покачал головой, словно давая понять, что будущее с такой женщиной — пустота, — Мария Готье — красивая девушка, но … — Стефан развел руками, — красивых много.

— Ответь мне: … откуда ты ее знаешь, — я продолжал со злобой смотреть на него, — Ответь и мы закончим этот разговор.

Шнайдер усмехнулся. Он медленно наклонился вперед. Его глаза пылали огнем, природу которого я не понимал: любовь, ненависть, обида или какое-то другое чувство.

— Спроси у нее… — ответил он и быстро удалился.

Я не стал его останавливать. Да и хотелось ли мне знать правду? Нет, я верил в то, во что захотел поверить. Я опустил голову на руки и задумался о чем-то. Сейчас я не смогу вспомнить свои мысли, да и имеет ли это важность?