Рождество

В этот период в мою жизнь вновь ворвалась война. Убивающая. Жестокая. Война эта была против маков, французских партизан. Начались массовые убийства в застенках, тайные расстрелы, жестокость опьяняла. Но не меня. Я пытался вновь заставить себя стать идейным солдатом, которого не мучает совесть, но … что-то во мне стало другим, и я не мог быть прежним. Все также носил форму СС, но идеи стали растворяться. И как я ни старался бороться, конец только приближался.

Все чаще ночи, проводимые с Аннет, стали превращаться для меня в последнее спасение. Я не любил ее. Никогда и нисколько. Любила ли она? Я этого не знал, и мне было все равно. А в тот период своей жизни, мне пришлось терпеть ее капризы, делать вид, что мое сердце принадлежит ей, но с каждым мигом мне становилось все сложней и сложней. Однажды оттолкнув от себя Софи, я платился теперь каждый день этой пытки.

Сейчас я понимаю, что Аннет была не той женщиной. Ей нужен был другой, подобие Стефана, а не я, кому была чужда роскошь и деньги. Я не любил проводить ночи в ресторане, не переносил разговоры о пышной свадьбе, мне все это было в тягость. Я грезил тихим счастьем. Маленький домик, где-нибудь на берегу моря, любимая жена, дети. Не приемлемо для офицера СС. Поэтому я пытался соответствовать идеалу арийца.

Теперь моя жизнь проходила без праздников: дом — работа, работа — дом. Ночные прогулки остались в прошлом. Я любил по ночам проснуться и, оставив Аннет спящей, пойти на балкон курить. Частым другом для меня стали ночные авралы. Из-за подпольщиков, ведущих свою деятельность исподтишка, иногда работа длилась сутками. Это потом, взглянув на то время с высоты прожитых лет, я понял, что они защищали свою родину. Мы пришли и установили свои законы, в свободной стране, где живут такие же люди, естественно, они боролись. Но тогда, в те страшные дни, я ненавидел их. Бывало, что приходилось пользоваться Парабеллумом, защищая свою жизнь и идею. Все офицеры моего уровня ездили на машинах, считая, что Мерседес нужен для безопасности, я же назло всем и себе ходил пешком. Зачем, спросите вы, потому что жизнь стала такой противной и низкой, что лучше было умереть от рук врага, чем дождаться, когда убьют свои. А я понимал, что однажды моя душа победит эту незримую бойню и тогда идейный нацист во мне окончательно умрет.

В тот день, когда я понял, что мир мой разорвался на множество частей и идейные принципы ушли в прошлое, был канун Рождества и Штандартенфюрер СС Кристоф Шредер устроил по этому поводу званный ужин. Я не хотел идти, словно чувствуя, что для меня все станет только хуже, но Аннет практически не оставила мне выбора.

— Любимый! — вскричала она, буквально прожигая меня своими черными глазами. — Ты всегда чем-то занят! А я — женщина! Я жду любви….

Я стоял, опираясь спиной о косяк двери ее комнаты, и разглядывал любимую люстру Аннет. Девушка кричала. Разбрасывала вещи по мягкому ковру.

— Ты совсем меня не любишь! — прокричала она и зарыдала навзрыд.

Я подошел к ней и нежно обнял. Девушка уткнулась лицом в мое плечо и заплакала сильнее.

— Аннет,… если для тебя это так важно, то… мы идем вместе… — прошептал я и поцеловал ее с той нежностью, на которую был способен в данный момент.

***

Дом, в котором жил Кристоф Шредер представлял собой некое подобие дворца. Массивный. Он словно выплывал из темноты ночи. Силуэт его освещали огни фонарей.

Гостей было приглашено много, высокопоставленные офицеры, уровня Штурмбанфюрера СС Зеппа, невысокого и изрядно облысевшего мужчины, начальник реферата 3 А 1, отвечающего за сбор информации о правонарушениях, и доктора Элиха, начальника реферата 3 Б, которая следила за чистотой расы. Аннет потащила меня на второй этаж. Лестница была широкой и просторной. Мы шли по ковровой дорожке черного цвета, видимо под цвет мундира СС. А на белом мраморе черная дорожка казалась еще темнее. Люстры весели по всему периметру помещения. Хрусталь блестел и переливался, ослепляя своим светом. Создавалось впечатление, что здесь в холле идет война света и тьмы. Величественная обстановка завораживала. Я осматривал все это великолепие, и сердце то и дело замирало.

— Вот так надо жить, — прошептала Аннет и посмотрела на меня влюбленным взглядом. В этот момент мое прежнее очарование обстановкой вмиг исчезло.

На втором этаже располагался просторный зал, где можно проводить балы и танцевать до упада. Он напомнил мне зал из толстовского романа, где танцевала на своем первом балу Наташа Ростова. Аннет улыбнулась, посмотрев на меня. Я понимал, какое счастье для этой девушки быть сейчас здесь, в этой роскоши. Она шептала мне какие-то нежности. Я отвечал ей вымученной улыбкой.

— Я так рада, — с улыбкой прошептала девушка, остановившись у входа в залу, — А ты рад?!

— Конечно, — ответил я и стал рассматривать золотые узоры на высоких деревянных дверях.

Когда мы, наконец, зашли в залу, то моему взору предстало богатое убранство. Здесь толпились гости, которые были интересны только Аннет. Она шептала мне на ухо кто есть кто, хотя большую часть я и сам знал отлично. В дальнем углу, у окна стояла статуя, напомнившая мне Венеру Мелоскую. Каблуки туфлей Аннет стучали по надраенному до блеска полу. Я усмехнулся: «А этот идеальный ариец помешан на роскоши и лоске, вот о чем надо мечтать Аннет». Прямо посередине этого огромного зала, стоял длинный, уставленный яствами стол. Деликатесы. Различные сорта вина. На такой званый ужин было потрачено немало денег. Я снова усмехнулся и стал рассматривать гостей. Мужчины мой взгляд не привлекали. Этих напыщенных павлинов красила только дорогая одежда. Только несколько мужчин показались мне действительно особенными. Идеальная арийская красота, именно таким я завидовал. Этих мужчин женщины не оставляют в одиночестве. Даже внешность их, словно дышала силой и жесткостью. Но мужчины меня интересовали намного меньше, чем женщины. Аннет была хороша, но была не той, от которой я не мог отвести взгляда. Я быстро пробежал по прелестным созданиям. Изумительные. Хрупкие создания в шикарных вечерних платьях. В какой-то момент я понял, что забыв о том, что я не один, разглядываю одну представительницу слабого пола. Это была жена Альберта фон Шауфа, моего друга по университету. Я на мгновение вспомнил, как завидовал ему, когда впервые увидел Марту, белокурую девушку, в которую я был мимолетно влюблен. Сейчас же она была просто великолепна: высокая, стройная. На этот вечер она надела темно-синее атласное платье, которое великолепно подчеркнуло ее фигуру. Заметив мой взгляд, она скромно улыбнулась. Марта всегда отличалась врожденной кротостью, которая в дополнение к ее роскошной внешности, сводила с ума. Однако, эта девушка была женой моего друга.

— Господа, — по залу раздался грубый голос Штандартенфюрера СС Шредера, я устремил на него взгляд.

Рядом с ним стояла девушка, она отвернула лицо и, словно бы пыталась хоть так сбежать ото всего этого общества. Рядом с девушкой, чуть поодаль стоял молодой человек, который время от времени говорил ей что-то на ухо. Девушка эта показалась мне особенной, дело было не в красоте, а скорее в том, как на нее смотрели все присутствующие. Ее прическа была украшена жемчугом, словно снегом, на плечи было накинуто меховое боа. Но даже не в богатстве одежды было дело, а скорее в ее движениях. Чистая аристократка.

— Прошу прощения, что пришлось заставить вас ждать. Я клянусь, что вскоре ожидание будет оправдано. А сейчас я хотел бы представить вам… — он посмотрел на погрустневшую девушку и улыбнулся, — Женщину, которая мне очень дорога…. Мою милую падчерицу.

Я не мог оторвать взгляд от этой девушки. «Это та самая девушка, к которой не равнодушен Стефан» — прошептала мне на ухо Аннет, обжигая мою щеку горячим дыхание. Мое сердце пропустило удар. Я в изумление посмотрел на Аннет. Она продолжала улыбаться. А мне стало душно в этом огромном зале. Вокруг толпились люди. Я с ужасом смотрел на все, что меня окружает.

— Любимая, … — я наклонился к Аннет и заглянул в ее черные глаза, — Я … пожалуй не смогу остаться здесь, — улыбка с ее лица пропала, — Я должен сегодня… — «что придумать? что соврать?» мои мысли путались, а Аннет ждала ответ, сердито глядя в мои глаза, — Прости, — вдруг прошептал я и не объясняя ничего ушел.

Я быстро пробежал по лестнице. В глазах все плыло. Роскошь! Вот чего хотела эта девушка! Такая же как и все! Оказавшись на свежем воздухе, я попытался закурить сигарету, но дул сильный ветер, теребя мои волосы и затушив спичку. Тогда я оперся спиной на стену этого огромного дома и закрыл глаза. «Такая же как и все! Она любит только богатство! Все эти благородные разговоры — ложь! Она мне всегда лгала! … Но, черт подери,… я люблю ее… Будь проклят тот миг, … когда я вновь ее встретил…. Будь проклята такая судьба…. Но, если она хочет денег… Я отдам ей все, что у меня есть».

Я вернулся в наполненный людьми зал. Мари не села за стол, она танцевала с темноволосым парнем, который весь этот вечер был подле нее. Она счастливо улыбалась, глядя на этого человека. «Ну что есть в нем, чего нет во мне?!» — подумал я, не отводя взгляд от танцующих. Аннет заметив, что я вернулся назад, потащила меня тоже танцевать. На этот раз я не сопротивлялся. Танцевали многие, но меня интересовала только одна пара. Мари меня не замечала, может быть, конечно, делала вид, что не замечает. Но в моей душе появилось новое, до того незнакомое мне чувство. Нет, не ревность. Совсем не ревность. А зависть…. Почему я не он.

Аннет что-то говорила мне, я не слушал. Меня не волновали в этот момент все женщины, которые были здесь. В тот момент мне был более интересен молодой человек, с которым танцевала Мари. «Она ему улыбается… Так открыто и счастливо, как ни разу не улыбнулась мне. А как она красива в этом платье! Зачем она такая? — я заметил, что в какой-то момент молодой человек оглянулся на меня. У него были большие серые глаза и бледная кожа. Такой чужой внешности для наших мест я никогда раньше не встречал. — Аристократ…. Ясно, что она в нем нашла».

Когда танцы кончились, я вновь ушел прочь из зала. Вернувшись на террасу, я закурил сигарету. Дым поднялся ввысь. Я посмотрел на дальние огни ночного города. Сейчас между мной и городом находился лес. Видимо и он входил во владения герра Шредера. До такого богатства мне не дожить.

— Красиво, правда?! — сзади раздался голос Мари, и я смял горящую сигарету. Был ли я зол?! О, да. До безумия. Даже боль от ожога не заглушила переполнявшие меня эмоции. — Когда-то один очень хороший человек, стоя здесь… учил меня различать созвездия…. С тех пор, когда я ночью смотрю в небо, всегда вспоминаю о нем….

— Кто ты?! — я обернулся к ней и встретил взгляд ее небесных глаз, — Я только сегодня понял, что я тебя не знаю….

Мари улыбнулась. Действительно она великолепна в этом платье. Обнаженные плечи. Чуть спущенное меховое боа. Высокая прическа, с вплетенной нитью жемчуга. А улыбка… Какая она счастливая в этот миг. Я закрыл глаза. Нет, смотреть на нее нельзя… Я пьянею от этой красоты.

— Фридрих, … — вновь заговорила она, — В ночь перед Рождеством случаются разные метаморфозы. А скоро часы пробьют полночь … и я, как Золушка, убегу в свое скромное жилище… надену скромное платье.

Я посмотрел на нее. Улыбается. Поднимает спущенное боа. А руки! Какие у нее руки… Тонкие длинные пальцы. А кожа. Господи! Я готов отдать все лишь бы… эта женщина была моей.

— Знаешь, … здесь за этим парком, есть маленький лес… Там в глуби его, где… ветви деревьев… почти опускаются до земли… я встречала каждое Рождество… Кристоф и его слуги с ног сбивались, когда пытались найти меня! — она засмеялась и быстро вытерла покатившуюся слезу, — Однажды, … один из слуг — Михаель… пленный немец с еврейскими корнями… Кристоф взял его на работу в дом из концлагеря,… Он нашел меня… До того дня, я считала, что все немцы такие, как Кристоф… Жестокие и ужасные, … а после… Он стал моим другом. Настоящим другом…. Единственным, кто любил меня, как дочь… А потом Кристоф велел его расстрелять. И после этого я променяла все это богатство, на свободу….

— Зачем ты мне это рассказала?! — удивленно спросил я, не глядя на девушку. Даже стоять с ней было подобно муке.

Она горько улыбнулась и подняла на меня глаза.

— Война сделала нас врагами, но … ты спас мне жизнь…. — она легко прикоснулась ладонью к моей щеке, — Хотя мог бросить меня в беде… ведь мы остаемся врагами…. Но ты… поступил благородно, … а я так и не сказала «Спасибо». Ты напоминаешь мне того пленного немца… Он помог мне понять, что … ни каждый человек попавший … в обстоятельства…. Ни все становятся чудовищами….

Я почувствовал, как тяжело стало дышать. Она стоит так близко. Мысли, казалось, оставили мой разум. Да и разума в тот миг не было. Я не мог говорить. Не мог думать ни о чем, кроме этих глаз.

Чтобы хоть как-то прийти в себя, я отвел взгляд в сторону. Голова шла кругом. Зачем она стоит так близко? Зачем так смотрит на меня? Что творится с моей головой? Я же не мальчик и все понимаю, но почему рядом с ней я … схожу с ума?

— Ты скажешь мне что-нибудь?! — Мари пыталась заглянуть в мои глаза.

Я собрал все силы и посмотрел на нее.

— Не в благодарности дело, Мари… — прошептал я, и девушка счастливо улыбнулась. — Я не понимаю, что между нами… Я не могу понять, что… Черт! Какую чушь я несу! — девушка весело засмеялась, — Я смешной, знаю…. Но… Мари, — я взял ее руку в свои, и девушка вздрогнула, — Мне трудно…. Мы — враги, но… разве… Я должен знать, что это было сегодня…. Кто эти люди…. Расскажи мне, … и я уйду….

Улыбка с лица Мари пропала. Девушка обернулась на горящие окна. Мое сердце снова пропустило удар. Неужели я обидел ее? Не нужно было так прямо говорить….

— Мой папа умер, когда мне исполнилось пять лет…. Он был единственный человек, который любил меня. И, которого я любила. Мама меня-то не любила, родную дочь, а неродного Франсуа и вовсе возненавидела… В один день, к нам… случайно, как говорила мама, … заехал… статный немецкий офицер. Он был просто красавец, и мама влюбилась без памяти. — Мари прошлась по террасе и остановилась у ограды, — Я приняла ее решение переехать из дома отца к Кристофу с пониманием. Я терпела все, что она устраивала…. А истерики из-за недостаточно горячего чая были ерундой. — девушка глубоко вздохнула и закрыла глаза, — Как трудно вспоминать весь этот ужас! … Когда мама умерла,… я хорошо запомнила тот день,… Кристоф напился. Сильно… Мне было так страшно… Мы с Франсуа спрятались в дальней комнате, пока он не уснул. А потом, через год такой жизни я сбежала…. — Мари обернулась и с болью в глазах прошептала, — Я не могу больше говорить об этом. Прости, но я устала и… хочу пойти домой…. Кристоф обещал больше никогда не искать меня и … теперь я свободна…. Завтра поезд.

— То есть ты … прощаешься со мной?! — в этот миг ко мне вернулось мое хладнокровное мышление.

Девушка виновато улыбнулась. Я понял все без слов. Она сейчас уйдет и мы больше никогда не увидимся… Никогда!

— Завтра я уезжаю… К моему сожалению, Франсуа сделал свой выбор, … мне больше нечего делать здесь,… — она глубоко вздохнула и посмотрела на звездное небо, — Как сегодня … как хочется верить в сказку….

— Мы больше не увидимся… — потеряно прошептал я, и девушка печально посмотрела на меня, — Мы не увидимся…

— Так будет лучше, — на прощание сказала Мари, — И да,… Спасибо.

Мари ушла. Я долго смотрел ей в след. Она спустилась к дороге и поймала такси. А я не пошел за ней. Вместо этого я вернулся в зал. Вот так кончается история любви слабого человека. Сильный бы не дал ей уйти. Аннет обижено бросала на меня взгляды. И решение поехать домой, пришло как-то спонтанно.

В такси я смотрел в окно. «Слабый дурак! Как мог я отпустить ее?! Я многое мог ей сказать… Должен был сказать. А я идиот, стоял и молчал, словно рыба…» — именно такие мысли мучили меня весь путь домой.

— Вези меня на улицу Мира! — поняв всю плачевность ситуации, крикнул я таксисту. Он вздрогнул, но сделал, так как я просил. — Остановите здесь… — проговорил я и отдал деньги по счету.

Я решил прогуляться пешком. Перед самым важным разговором в жизни, мне следовало проветриться. Навстречу мне шли опоздавшие прохожие. Я не доверял людям и сжимал рукоятку пистолета.

***

Двери дома, где жила Мари были открыты и я без колебаний решил пройти внутрь. Всюду была темнота, ни одна лампочка не горела, даже камин не был зажжен. Я прошелся по лестнице. Она всегда противно скрипела, а сейчас и вовсе издавала отвратные звуки. На втором этаже находились две комнаты с обеих сторон лестницы. Я достал Парабеллум из кобуры и открыл сначала первую дверь — пусто, затем вторую — никого. На третий этаж я уже бежал по лестнице и скрип меня не волновал. На третьем этаже находился коридор, с тремя комнатами по левую руку и четыре по правую. Я зашел в первую, самую близкую к лестнице, откуда доносился странный звук, будто кто-то карябает железом по стеклу.

— Ты искал меня?! — спросила девушка, вставая из кресла-качалки.

Комната эта походила больше на кабинет. Письменный стол у окна. На нем были разбросаны какие-то бумаги, папки и книги. У стены стоял громоздкий черный диван. И рядом раскачивалось кресло-качалка. Девушка курила трубку и выглядела изрядно уставшей. Она еще не успела переодеться, или не собиралась менять свой наряд.

— Искал… — тихо проговорил я, не отрывая от нее взгляд.

Надоело врать себе, я люблю эту девушку. Очень люблю, и плевать на все остальное.

— Зачем?! — улыбнулась Мари и положила трубку на стол.

Я молчал. Она усмехнулась и отошла к окну.

— Я думала, что мы договорились, что … ты все понял… — усталым голосом сказала девушка.

Почему я молчу? Я должен сказать ей так много… Должен, а я стою и молчу. Что со мной? Я сильный! Я никогда не боялся отказа, как боюсь сейчас. Я могу с легкостью перенести все: боль, страх, тревогу. Я — хладнокровный солдат. Я воевал. Почему же сейчас стою и молчу. Я потеряю ее, если… Да я все равно потеряю ее…. Но я должен попытаться рассказать ей правду.

— Послушай, … — наконец, прошептал я и сделал к ней шаг, но остановился.

Дышать стало трудно. Так трудно, что хотелось кричать. «Что со мной творится?!» — кричал я мысленно, не сводя взгляд с девушки, — «Я влюблялся и раньше, но … что сейчас изменилось?!».

— Я слушаю, — проговорила девушка и обернулась ко мне.

— Я не могу … не могу понять, что со мной… — начал говорить я, мой голос срывался и дрожал, — Я никогда так не волновался, как волнуюсь сейчас. Но … если я промолчу, то… возможно буду жалеть всю жизнь…. Я — немец, я — офицер СС… хладнокровный и безжалостный… Точнее я был таким, — я закрыл глаза и попытался привести мысли в порядок, — Мне больно, когда я понимаю, что … ты уедешь…. Ты не моя…. Я все это прекрасно понимаю, понимаю я и то, что… это злобная насмешка судьбы так полюбить… вражескую девушку…. Но я… — я открыл глаза и посмотрел на изумленную девушку.

— Ты меня любишь?! — спросила Мари.

Я не отвечал, но полагаю, по моему лицу все было ясно. Девушка улыбнулась, потом нахмурилась и прошлась по комнате. В какой-то момент она остановилась и хотела, что-то сказать, но будто опомнившись, вздрогнула и быстро вышла из комнаты. После ухода Мари, я опустился в кресло. Свет настольной лампы полукругом освещал потолок и разливался по ковру, словно молоко. Обратно Мари вернулась минут через пятнадцать, хотя точно сказать не смогу, время для меня остановилось. Она надела поверх платья халат и запахнулась.

— Прости, я не должен был… — проговорил я, когда девушка остановилась в проеме двери, — Мне больно осознавать, что я принес тебе хлопоты…

— Никаких хлопот ты не принес, не говори чушь, — эти слова Мари проговорила с улыбкой, — Но ты же понимаешь, что любовь твоя не ко времени?! Идет война… И я не могу общаться с тобой, потому что ты немец…. Ты не можешь любить меня, … Это убьет тебя, а я не хочу этого…

— Но в ночь перед Рождеством… — прошептал я, осознавая, что другого шанса у меня не будет, — случаются метаморфозы…. Сегодня я не офицер СС, … я просто влюбленный мужчина,… который мечтает, чтобы в его жизнь вернулся свет… Я устал от постоянной тьмы…

Мари улыбнулась моим словам. В этот момент часы пробили полночь. Рождество. Как я хотел жить в сказке, где нет никаких разделений общества. Где любовь правит миром.

Девушка сделала ко мне шаг, но остановилась и испугано посмотрела на меня. Я обнял ее с той нежностью, на которую был способен. Она с опаской смотрела на меня.

— Ты не должна меня бояться, Мари… — я говорил тихо, словно мой голос способен ее напугать сильнее, — Никто и никогда не был … мне так дорог…. И, наверное, это действительно насмешка судьбы… так полюбить чужую женщину, но … я полюбил….

Сказав эти слова, я, наконец, позволил себе поцеловать ее. Любовь… как сильно это чувство! Ему подвластны все. И я, человек, который мог с легкостью вершить чужие судьбы, встретив на своем пути девушку… ощутил всю горечь бытия. Когда в сердце просыпается это чувство, … человек меняется…. Словно пытается стать лучше для любимой.

Это было самое запоминающееся Рождество. Это была самая запоминающаяся девушка».