6. Приключение для Ольха. Дружба и гордость

Счастью Йарти не было предела. На день рождения ему подарили белого в рыжих пятнах щенка, да и праздник удался на славу; Данна даже немного позавидовала брату. Теперь же этот потрясающий подарок носился по всему дому, разбрасывая вещи и оглашая мир звонким лаем. Именно от лая Рааданн устала раньше всего — но что можно поделать с бесконечно игривым, по-настоящему беспечным существом, которое пока осознает только радость движения и интерес к окружающему миру? Устраивать беспорядок щенок умел так, что мама едва успевала убирать за ним, даже при помощи самого счастливого хозяина, и однажды заметила:

— Кажется, именно для того, чтобы создавать хаос, и существуют щенки и дети…

Но Йарти безропотно собирал разбросанные маленьким другом вещи, складывал в коробку игрушки, по десять раз на дню заправлял постель, покрывало которой чем-то очень привлекало щенка. Он действительно был счастлив, возясь со своей новой, живой игрушкой, так что ни добавить к этому счастью, ни убавить от него было нечего.

В один из дней, когда щенок очень уж разошелся, Рааданн решила пойти погулять, и тут весьма кстати зашел Ольх с таким же предложением.

— Там тепло и солнечно. Я думал, что столько солнца в один день просто не бывает!

— А Ливв, представляешь, опять ушел к старому учителю поболтать о богах и людях, — Данна улыбнулась. — Я вот думаю — если хулиганы его не трогают, а взрослые слушаются — может он и вправду бог? Ну, не настоящий конечно, а сказочный? И как это может быть, чтобы я его таким придумала? Ой, — она вдруг вспомнила, что Ольх ничего не знает, и прибавила с хитроватым смущением: — Хочешь узнать мой секрет?

Конечно, он хотел, но промолчал из скромности. А Рааданн вдруг показалось, что она и в самом деле может отвести Ольха в свою Чудесную Страну, что он увидит там больше, чем камень, дорожку-ленту и стену дома. Оглядевшись и убедившись, что никто за ними не подсматривает, она взяла Ольха за руку и повела туда, где жила ее тайна.

Странное место не стало прятаться и легко впустило обоих. Рааданн не знала, сможет ли найти слова, чтобы объяснить Ольху хоть что-нибудь.

— Вот, — сказала она просто, и так показалось правильно, — это волшебное место. Здесь живет Чудесная страна. Если закрыть глаза и представить Врата, а потом шагнуть — то окажешься там. Но это не главное… Здесь я выдумала Ливва. Вернее он как-то сам собой выдумался, а потом оказалось, что вот он — стоит и смотрит на меня.

Ольх округлил глаза.

— Правда?

— Самая правдивая правда. Я сама очень удивилась… и до сих пор удивляюсь. Еще тут я придумываю себе всякие приключения и словно на самом деле их переживаю. Это как… Как разматывать клубок. Потянешь за нить и идешь за ней все дальше. Тут ты можешь все. Чего бы ты хотел?

Ольх запустил руку в свои белые, словно выгоревшие под солнцем, волосы и ответил:

— Приключение. Чтобы была опасность, и чтобы все закончилось хорошо, как в сказке.

— Значит так и будет. Войди во Врата и начни представлять что-нибудь такое и даже, если у тебя совсем нет воображения… Что, ты уже?

Шагнувший вперед с закрытыми глазами мальчик кивнул.

— Ага. Я представлял лес… Ночной лес...

…Лес был темным — вечер еще не уступил место ночи, но чаща с трудом пропускала сквозь себя последний свет солнца. Мальчик шел по лесу без тропинки, то и дело спотыкаясь о корни, а чаща становилась все глуше, и где ему найти в ней один единственный Цветок, который был ему так нужен? Где-то выли волки — и это была опасность… Но мальчик не понимал этого, пока не наткнулся на них — целую стаю под предводительством Белого Вожака.

Двое волков сразу же без предупреждения бросились на него, мальчик едва успел увернуться от их клыков и когтей, что было настоящим чудом, и, встав спиной к дереву, вытащил нож — единственное оружие, которое у него было. Он понимал — нож не спасет, но так же хорошо понимал, что бежать нельзя.

Волки остановились, увидав блеснувшее в лунном свете лезвие, а потом на их пути встал Белый Вожак; его ворчание и оскаленные клыки недвусмысленно говорили о том, что он не желает убийства…

В чаще залаяли собаки, и стая бросилась прочь, оставив мальчика в одиночестве… Прошло должно быть не меньше часа, прежде чем он смог разжать пальцы, сжимавшие рукоять ножа и обессилено опуститься на землю в потрясении от всего, что произошло. Он мог умереть — но остался жив только потому, что один волк не позволил другим убить его…

Все ближе и ближе лаяли собаки, и, наконец, на поляну вышли двое охотников, мрачных мужчин, привычных к опасностям ночной охоты.

— Эй, посмотри-ка, — сказал один другому, заметив мальчика, — сегодня нам везет на щенков. Вначале эти, — он встряхнул мешок, который нес на плече, — а теперь вот еще один. Жаль только, что за этого нам не заплатят золотом.

Мрачная эта шутка, наверное, была понятна второму охотнику, но мальчик не понял ее. Он поднялся на ноги, сжимая в ладони поднятый с земли нож.

— Э-э, да тебе досталось, малыш, — первый охотник подошел ближе и опустился на корточки перед мальчиком, — напугали тебя, да? Эти твари никого не щадят, но вижу, ты готов был драться за себя, храбрый мальчик. Ну же, убери ножик, мы не враги.

Мальчик пошатнулся и снова сел на землю. Теперь, когда опасность миновала, он ощутил себя опустошенным. Стоило охотнику заговорить с ним ласково, как глаза пальчика наполнились слезами. Он не хотел плакать, но остановиться уже не мог.

— Ну-ну, дружок, успокойся. Все уже хорошо, никто тебя больше не обидит…

— Нашел время, — проворчал второй охотник, он был старше и жестче и, должно быть, лучше знал сердца волков, чем людей, — больше нам заняться нечем, кроме как плачущих мальчишек успокаивать… Лучше покажи ему свою добычу, небось, тогда он сразу утешится!

— В самом деле! — младший охотник снял с плеча мешок, и, запустив туда руку, достал повизгивающего волчонка. — Вот, дружок, этот уже никогда ни на кого не бросится, да и его братья и сестры тоже. А, что теперь скажешь? Волк напугал тебя, но мы отомстили ему!

Схваченный за загривок черно-серый щенок тихо поскуливал.

— Зачем? — вдруг спросил мальчик. — Зачем они вам?

— Отдадим чучельнику, — ответил старший охотник, — здешний чучельник хорошие деньги платит за щенков.

Глаза мальчика разом высохли — ни одной слезинки не осталось на них.

— И они… их убьют? — тихо спросил он, быстро приходя в себя после своего потрясения.

— Ну конечно! Ведь из этих щенков выросли бы новые хищники и скольких детей, заблудившихся в лесу, они загрызли бы?

Но мальчик в этот миг не думал о других детях — перед его глазами было беспомощное звериное дитя.

— Отпустите, — сказал он, и голос его вдруг обрел силу и твердость стали: — Отпустите его!

— Да ты что? — удивился младший охотник. — Это же звери...

— Отпустите! — мальчик рванулся к охотнику, к его рукам, собиравшимся запихнуть щенка обратно в мешок, выхватил волчонка и прижал его к груди, отчаянно готовый драться с этими людьми, как дрался бы с волками, дикими зверями, не знающими сожаления и жалости.

— Щенок, — сплюнул сквозь зубы старший охотник и неодобрительно покосился на младшего: — Ладно, пошли...

— Отпустите остальных! — потребовал мальчик и, должно быть, что-то такое было в его голосе, что заставило младшего охотника повиноваться ему… Почти заставило.

Он раскрыл горловину мешка, заглянул в нее и закрыл снова.

— Извини. Эти уже мертвы.

И отвернувшись, совершенно равнодушно последовал за своим товарищем. Ни один из них, уходя, не думал о том, что оставляет мальчика одного в темной ночной чаще, наедине с волками…

И волки не замедлили появиться — та же стая с Белым Вожаком, только на этот раз их было больше; стая остановилась в нескольких шагах от мальчика, и внимательные глаза Белого наблюдали, как изо всех сил рвется из державших его рук черно-серый волчонок, как отпихивается всеми лапами от приютившей его груди. Белое пятно на боку щенка светилось маленькой луной. А потом Вожак поднял голову и посмотрел на мальчика — глазами мудрыми и глубокими, какими могут быть лишь глаза зверя; а мальчик посмотрел в глаза волка… Долгую минуту длился этот разговор взглядов, и другого объяснения не было между ними. Мальчик наклонился и поставил волчонка на землю. Звереныш покачнулся на неуверенных лапах и, попытавшись шагнуть, растянулся на траве…

Тихо, осторожно ступая, словно боясь спугнуть кого-то из двух детей, Белый Вожак подошел ближе, обнюхал щенка и ласково толкнул его носом в сторону стаи. Щенок поднялся на лапы и смешно заковылял к волкам. А Белый приблизился к мальчику и склонил голову, словно благодаря.

Потрясенный — во второй раз за эту долгую, странную ночь — мальчик наблюдал, как уходит стая, и Белый Вожак уносит взятого за загривок волчонка. Это было так пронзительно и так щемяще-больно, больнее памяти о том, что сестры и братья этого щенка навсегда остались в душной темноте охотничьего мешка, что мальчик снова ощутил слезы на своих щеках. Он плакал, не понимая, что стало причиной его слез, но в этот миг ни понимание, ни все остальное в этом мире не было нужно ему.

А когда последняя капля печали скатилась по его щеке, и мальчик вытер лицо рукавом куртки, он увидел то, чего почему-то не замечал раньше: на противоположном краю поляны у одинокого дерева его ждал Цветок.

…Ольх, словно внезапно разбуженный, отчаянно тер глаза.

— Что ты видел? — с тревогой и волнением спросила Рааданн.

— Лес, волков и охотников… — Ольх потрясенно огляделся. — Все было как настоящее… а это… возможно только здесь?

— Наверное, да. А может, и нет. Однажды сидя дома я представила себе монетку, которую потом нашла на пороге. Просто нужно, чтоб никто не мешал, — немного смущенно ответила Рааданн. Она думала, что Ольх не поверит, даже после того как ему удалось его приключение.

Но Ольх поверил. Он улыбнулся так ясно, светло, как умел, она думала, один только Рыцарь, да еще, пожалуй, мама, и сказал то, что Данна совсем не ожидала услышать:

— Ты такая счастливая, что у тебя есть все это!

Она колупнула носком туфли землю и ответила.

— Ну, теперь не только у меня.

Щенок заставил Йарти наконец-то отвлечься от неприязни к Ливву. Но окончательно младший брат Данны принял Рыцаря после того, как Ливв запросто помирил Йарти с его злейшим врагом — бывшим лучшим другом Лайссом.

Йарти, несмотря на юный возраст, обладал тяжелым характером, и друзей у него было немного. Капризный мальчишка не особенно ценил их, а настоящих врагов, чтобы почувствовать разницу, у него не было тоже. Один только Лайсс, мальчик его лет, рыжий как огонь или закатное солнце, казалось, был бессменным другом Йарти; он не обижался на обидную шутку, никогда не ругался с другом, даже когда застукал его на попытке позаимствовать из коробки с карандашами самый лучший, розовый с одного конца и сиреневый с другого. Но однажды, разглядев вышивку на лайссовой рубашке, Йарти фыркнул:

— Это тебе мама вышила?

— Конечно, мама, — рыжий мальчик, живший с одной матерью и безгранично любивший ее, погладил пальцами смешную рожицу на кармашке, немного похожую на лицо самого Лайсса.

— Какие они глупые, эти мамы! Вечно думают, что нам все это нужно — эти их поцелуи и конфеточки под подушкой, и вся остальная ерунда.

Лайсс застыл, как замороженный.

— Моя мама вовсе не глупая! Она умная, добрая и… и вообще самая лучшая мама на свете!

Йарти скорчил рожицу.

— Да весь город знает, что тетушка Мирра глупа как корова, — заметил он, явно повторяя услышанное от кого-то из взрослых, — и еще…

Что «еще» он сказать не успел — кроткий обычно Лайсс бросился на него с кулаками. Наверное, это была его первая драка, но он вышел из нее победителем и потом, когда взрослые решили разобраться, с чего все началось, держался невозмутимо, проявляя почти королевское достоинство.

Так Йарти лишился единственного настоящего, как потом оказалось, друга. И так же быстро, как дружба переросла во вражду, он понял, чего лишился. Вражда была тихой — Йарти, случайно встречая Лайсса, отворачивался или произносил обидную дразнилку, но рыжий мальчик никогда и ничем на это не отвечал.

Теперь же увлеченный возней с маленьким Кайо, своим щенком, Йарти, казалось, и думать забыл о своем друге-враге. Кайо был щенком умным и презабавным, легко оказалось научить его делать разные вещи — подавать лапу, приветствовать хозяина лаем и приносить ему сандалии — добившийся этого мальчик имел полное право гордиться своим питомцем.

Мальчишки из соседних домов выбегали на улицу посмотреть, когда Йарти прогуливал щенка. В один из таких дней Ливв отправился с ним, и надо же было так случиться, чтобы почти у ворот собственного дома Йарти столкнулся с Лайссом. Первым, о чем он подумал, было — Лайсс тоже пришел взглянуть на щенка, но бывший друг просто посмотрел на Йарти и отправился по своим делам… В этот миг мальчику очень захотелось, чтобы все стало иначе, чтобы не было между ними никакой вражды и как бы легко было это сделать! Но что-то холодное и упрямое не позволило ему окликнуть бывшего друга и сказать, как он, Йарти, сожалеет о своих словах…

— Хочешь, я расскажу тебе сказку? — спросил Рыцарь, которого молчаливая эта сцена абсолютно не касалась. — Она поможет тебе понять, как поступить.

— Отстань ты со своими сказками… — буркнул Йарти, но через мгновение передумал, — ну, давай, рассказывай.

Ливв подождал, пока они отойдут от дома и присядут в тенек на траву, и начал:

— Сказка называется «Три совета на всякий случай». «Старый седой колдун поучал юного чародея-ученика:

«Скоро настанет пора тебе идти в люди и применять среди них свое искусство. Чтобы ты не ошибся в самом простом, чтобы не натворил бед, я дам тебе три совета на всякий случай. Первый — в своих делах никогда не руководствуйся гордостью…»

«Чем же тогда мне руководствоваться?» — перебил ученик — он был нетерпелив и несдержан.

«Желанием сделать добро или зло, порывом — если он сильнее тебя, Законами, которые ты уже знаешь».

«А что, если моя гордость сильнее меня?»

Старый колдун сурово поджал губы.

«Ты задаешь так много вопросов, что я понимаю — надо дать тебе возможность найти на них ответы самому. Что ж, пусть будет так. Возьми этот волшебный жезл, — старик вручил юноше резную палочку из орехового дерева, — все, к чему ты прикоснешься им, сможет говорить с тобой, правда, недолго. Ступай в мир и задай свои вопросы всем и всему, чему захочешь. Только не задавай их людям — большинство их думают, так же как и ты, что гордость важна, как жизнь, а то и еще важнее».

И ученик покинул замок старого колдуна, предпочитавшего держать при себе своих учеников.

Первым, что он увидел, была каменная гарпия на перекрестке дорог — предупреждение о том, что неподалеку живет колдун. Юноша коснулся палочкой каменной морды Гарпии, и статуя ожила и посмотрела на него веселыми желтыми глазами.

«И чего же ты хочешь?»

«Задать вопрос и получить ответ. Можно ли руководствоваться гордостью в желании делать добро или зло?»

«Гордость, — усмехнулась Гарпия, — что проку в ней мертвым и живым? Она имеет значение только для тебя самого — как же ты станешь руководствоваться ею в том, что хочешь сделать для других?».

Ученик удивился и задумался, а пока он думал, Гарпия снова стала камнем. Увидав это, он отправился дальше и пришел к старому могучему дереву. Коснувшись его палочкой, юноша задал свой вопрос:

«Почему гордость, казавшаяся мне такой важной, не имеет значения?»

«Потому, что когда она появилась — одной из последних, поверь мне — все места важных вещей были уже заняты, — ответило Дерево, — их заняли доброта и мера, дружба и любовь… Будь добрым или злым, если хочешь, но помни что во всем нужна мера».

С этим Дерево замолчало, и юноша не посмел тревожить его во второй раз. Отправившись дальше, он встретил Странника и вопреки совету, данному колдуном, решил спросить у него:

«Скажи мне, если знаешь, есть ли мера у гордости?»

Странник, отдыхавший в тени дерева, посмотрел на него с улыбкой.

«Ты не похож на человека, который ищет истину. Что же тогда ты ищешь?»

«Может быть, правду» — ответил ученик колдуна.

«Но кто я такой, чтобы дать тебе правду, какой я вижу и знаю ее? У каждого своя правда — всегда считайся с этим, что бы ни случилось и ищи свою, ведь тебе придется туго, если она первой найдет тебя».

Эти слова повергли ученика в такое уныние, что он решил вернуться к учителю.

«Так скоро? — удивился чародей. — Ты узнал ответ на свой вопрос?»

«Нет, хотя трижды задавал его. Не понимаю, почему никто не хочет ответить мне просто и ясно?»

«Значит, ты не сумел просто и ясно задать свой вопрос, — ответил колдун. — Ну что ж, придется продолжить занятия, раз уж оказалось, что тебе еще рано иметь дело с настоящими вопросами и ответами».

И как не возражал ученик, как ни спорил с учителем, пришлось заниматься обычными упражнениями и забыть о гордости. И в голову ему не пришло, что будь гордость хоть мало-мальски важной для него, он едва ли смог бы забыть о ней…»

— Не понимаю, — сказал Йарти, когда сказка закончилась. — Ты же сказал «Три совета», а этот ученик колдуна получил только один!

— Но если посмотришь внимательно, то найдешь в сказке все три. Первый дал ученику колдун, второй — Дерево, а третий — Странник… И если хочешь, я могу дать четвертый — когда не знаешь с чего начать, начни с начала. Представь, что совсем не знаком с этим рыжим мальчиком, который так на тебя смотрел — ведь он был когда-то твоим другом, правда? — и познакомься с ним заново.

— Так не бывает! — насупился Йарти.

— А ты попробуй — вдруг получится? — улыбнулся Рыцарь.

…Ливв куда-то исчез. Увлеченный очередным представлением, которое давал щенок Кайо окрестным мальчишкам, Йарти не сразу заметил, как к нему подошел еще один, рыжий как огонь. И только увидав улыбку бывшего друга, понял, что вот прямо сейчас произойдет чудо...

— Здравствуй, — сказал рыжеволосый мальчик, — меня зовут Лайсс. А тебя?

На миг Йарти испугался, что это всего просто злая шутка, в отместку за все его шутки. А потом вспомнил слова Ливва и улыбнулся в ответ бывшему или будущему другу:

— А меня — Йарти. Давай дружить?..