«Плохой сон», Фомальгаут Мария

…ночью меня разбудил крик, дикий, отчаянный, жалобный. Настоящий вопль ужаса. Я еще подумал — вот оно, началось. Что началось, я еще не знал, но — началось. Помню, как выскочил из своего закутка, как метался по тесным коридорам убежища, сталкивался с кем-то…

Мы не сразу поняли, откуда кричали. Потом спохватились — из комнаты министра обороны. Еще подумали, кто это нашего министра решил прикончить, кому он мешал, да он всем мешал, я бы сам его угробил, труп в шахту…

Я постучал в дверь министру.

— Откройте!

Генерал какой-то банановой республики делал мне отчаянные знаки, вы там поосторожнее, а то убийца и вас…

Дверь распахнулась, выпуская бледное лицо министра.

— Чего надо-то?

— Вы кричали? — спросил я.

— А-а, вы про это… да… плохой сон приснился…

— А что такое?

Я спросил — как мальчишка, как маленький, которому все интересно, а чего тебе приснилось, мертвец, да, или могила, или зомби, или что…

— Да… как город взорвали. Жуть такая, волна эта от взрыва, и с людей кожа кусками сходит… и глаза текут…

— Да вы же не видели всего этого, — сказал я.

— Ну, не видел… а все равно… приснился.

На завтрак ели тушенку, генерал в который раз шутил, что на наш век хватит.

— А как они там… сгорали заживо… — снова начал министр обороны.

— Да вы же не видели этого, — напомнил я.

Министр закивал, ну да, да, конечно, не видел…

В тот же день я осторожно попытался посмотреть в перископ, что там наверху. В перископ ничего не было видно, кусочек серого неба, обломок какой-то стены, присыпанной снежком.

На следующую ночь с жалобным криком проснулся медиамагнат с мировым именем. На всякий случай мы зашли к нему, не хотелось найти его наутро с перерезанной глоткой и гадать, кто из нас это сделал.

— Что такое? — спросил он у нас.

— Это мы должны у вас спросить… что такое, — напомнил я.

— Да… плохой сон приснился, — сказал он.

И добавил, хотя никто его не спрашивал, что за сон:

— Жуть такая… над городом атомный гриб поднимается, и дома, как карточные домики…

На обед ели макароны, генерал шутил, что на наш век хватит.

— А как они дома-то полетели… — не унимался магнат.

— Да не может вам это сниться, вы же этого не видели… — сказал я.

Магнат закивал, ну да, конечно, не видел, но все-таки…

Когда среди ночи из комнаты президента какой-то там европейской державы послышался крик, я даже не стал вставать. Правда, не оставляла мысль, что кто-то сейчас прирезал президента в постели…

— Дурной сон приснился, — сказал президент за утренним кофе. Генерал еще пошутил про кофе, что на наш век хватит.

Мы все вежливо кивнули, бывает, я хотел добавить, что можно пить на ночь какой-нибудь Успокой, но промолчал.

— …у людей с рук кожа как перчатки сходила… а люди боли не чувствуют, снова ее на себя натягивают…

Меня чуть не вырвало в чашку.

— Ну что вы… вы не могли этого видеть… вы же… этого не видели…

— Не видел, — согласился президент.

На следующую ночь сон приснился мне, человек с вытекшими глазами стоял надо мной и что-то говорил, и одежда вплавилась ему в кожу.

Не помню, кричал я или нет, знаю только, что наутро все посмотрели на меня вопросительно. Пришлось говорить про плохой сон.

Сон ходит от одного к другому из комнаты в комнату. Мы пытались объяснить ему, что он не должен нам сниться, мы всего этого не видели, ведь мы были внизу, а это все было там, наверху. Сон кивает, соглашается, ну да, конечно, только сниться больше некому, вот он и нам… Даже извинялся перед нами, все-таки он плохой сон…

Мы отвели сну комнатенку возле складов, где раньше жил олигарх, которого потом отравили, а труп сбросили в шахту. Но сон все равно каждую ночь скитался от одной комнаты к другой, от одного человека к другому. Мы даже предлагали ему часть припасов, чтобы он только не приходил, но сон все равно каждую ночь садился у изголовья…