Глава пятая.

Семейная жизнь.

Смысл брака не в том, чтобы думать одинаково,

а в том, чтобы думать вместе.

Роберт Доддз

Девственная невеста.

В Минске уже готовились к свадьбе. Срочно нужен был жениху свадебный костюм. Пошили за день. Егор не сильно напрягался. «Если не будет костюма, одену морскую форму», — заявил он всем. Родителям пришлось раскошелиться. Свадьбу естественно решили играть в деревне, ну как иначе. Егор, Люда, её дядька Костик за несколько дней выехали туда, сооружать, что-то вроде шатра, но случай дождя. Играть свадьбу собирались три дня.

Наконец молодые встретились, ведь не виделись с зимы. После корабельных работ и школьного ада, работы на постройке свадебного «шалаша» показались парню забавами. Всё сделали вовремя и хорошо. Пришёл, вечер и долгожданная ночь. Все, кроме Люды и Егора улеглись в хате. Молодожёны в сенях, но в этот раз, слава Богу, за хорошей дубовой дверью, но на довольно узком топчане. «Это ещё и лучше» —  Решил Егор — «Куда теперь она денется. Завтра свадьба. Чего тянуть кота за все подробности.  День ходила рядом в своём ситцевом тонком платьице, без лифчика в маленьких плавках. Ты только сегодня попади мне в руки никакой пощады тебе, как зимой не будет» – сверлила мозг парня эта похотливая мысль. Наконец-то все улеглись и Егор с Людой тоже. Люда легла в трусиках. Парень сразу их стянул. Положил девушку на спину. Он почувствовал, что и она тоже за день извелась. Страстно лаская друг друга, Егор, своими ногами, раздвинул ножки своей будущей жены и решительно вошёл в неё. Девушка только охнула и вцепилась ему в спину ногтями, успев заодно оставить следы своих зубов у него на плече. Оба замерли. Парень решил не прерываться и кончать в невесту, а там как карта ляжет. Всё заняло несколько мгновений, после стольких месяцев воздержания и целого дня пыток, когда Людка весь день по поводу и без повода тёрлась своими бедрами и задом об него. Она, правда, пыталась, выскользнуть из-под него, сообразив, что в неё изливается море, но Егор посильнее обхватил её тело и зафиксировал собой на топчане, Люда сдалась и затихла. Против лома нет приема. Куда переть против мужской силы и будущего мужа. Немного успокоившись, она прошептала ему.

— Если я забеременею?

— Да? Слушай, я тебе один секрет открою. Жены для того и существую. Чтобы иногда беременеть от своих мужей. Не знала?  Так знай. Хотя есть очень надёжный и простой способ предохраняться.

— Какой? Расскажешь?

— Запросто. Нужно пить томатный сок.

— Всего то? Помогает? – удивилась уже не девушка, а  женщина и уточнила – Пить сразу после того как или до того.

— Вместо того – Егор засмеялся, Людка слегка хлопнула ладошкой по его спине и тоже засмеялась, спросив.

— Ты с меня слезешь, наконец?

— Нет. Сейчас продолжим. Будет второй акт, я из тебя и не выходил.

— Нет! Мне же больно. Я и так терплю тебя в себе из последних сил. Давай не будем. Прошу тебя не сейчас. Пусть хоть немного заживёт.

— Да пошутил я, — отпуская невесту, сказал  Егор —  смотри, оба вывозились.

— Я тряпочку припасла, поняла по твоим взглядам на мою попу, что мне сегодня придёт конец.

— Верно, мыслите товарищ завтрашняя жена. Объявляю благодарность. Как положено, отвечать в таких случаях

— Не знаю, а как?

— Служу Советскому Союзу, но это для меня, а для тебя милая, Служу Своему Супругу! – оба рассмеялись в голос. Егор вытерся быстро и пристроил тряпицу жене между ног, но она сама стала наводить у себя порядок.

 - Подожди, я подмоюсь и положу другую тряпочку,  -  Люда, тут же в сенцах, организовала тазик с водой. Присела над тазиком, широко расставив ножки, подмылась. Егор наблюдал с удовольствием за ней: «Классно! Ни ей, ни мне ничуть не стыдно. Вот, что значит муж и жена. Всё, что естественно, то не безобразно. Она так возбуждающе и мило моется. Красота» — блаженно думал он. Когда женщина закончила процедуры, Егор тихо позвал её.

— Иди ко мне милая. Будем спать. Завтра тяжёлый день

— Слушай мне больно там все. Как завтра буду ходить на свадьбе. Нужно было подождать.

— Что сделали, то сделали. Спать то будем? — Люда пристроилась к своему мужчине. Они обнялись, тесно прижавшись, друг к другу и счастливые заснули глубоким сном.

Свадьба – тот ещё девятый вала.

Свадьба! Кто только придумал это ужасное безумие. Женская забава и только. Чего только не придумают. Сколько глупостей и ерунды. По силе мучений свадьба заняла почётное второе место в жизни Егора, уступив первенство Лиепайской школе. Свидетелями и дружками на свадьбе Егора были Женька Доронин и Олег Саватеев. Пили, ели, вся деревня гуляла. Из Минска родители жениха. Ни, до ни после, как на свадьбе Егор не выслушивал такого количество глупостей и ерунды. Первый раз он с благодарностью вспомнил мореходку, прививку от дураков и закалку от глупости, которые он получил в ней. За науку нужно конечно платить. Благо обошлось без скандалов и мордобоя. Невесту никто не решился украсть. Была предпринята попытка, но Егор вовремя прочухал и подошел к местным «кунакам». Ничего не говоря посмотрел на них. Хоть компашка парней и девчонок были под мухой, но замученный вид жениха и его явное раздражение видимо остановило их. По крайней мере, обошлось, без этой глупости. Наконец отпустили молодых в опочивальню.

Постелили им в соседнем доме. Пришли, стали готовится ко сну, тут Егора и ждал первый сюрприз от жены. Люда сняла платье села на кровать и заявила.

— Мы с тобой ничего сегодня делать не будем. Я могу испортить причёску. Как я буду выглядеть завтра. Что скажут гости, — Егор не поверил своим ушам.

— Что ты сказала? Причёску? Обалдеть! – других слов у него не было, такого он не ожидал.

— Вот, что жена. Мне параллельно, что скажут все твои гости и колхозники. Главное, что я скажу, а некто другой. Мне твоя причёска до лампочки. Я её сегодня не рассматривал. Не скажи ты сейчас о ней, я бы на неё внимания не обратил.

— Я сказала, нет! Причёску не дам портить. К тому же мне ещё больно будет.

— Выбирай причёска или боль, – поставил условие муж.

— Причёска!  — ответила уверено жена, не подозревая, что муж заманил её в ловушку.

— Значит, я тебя правильно понял. Причёска для тебя важна. А боль ты и потерпишь.

— Ну, причёска. Да дорогой. Больно конечно тоже, но боль пройдет вскоре, а причёска не поправиться до завтра, — затем уже раздражённо – Какой смысл в этом разговоре. Я тебе говорю, что сегодня нет, — самоуверенная деревенская дурочка, ты ещё не поняла за кого вышла замуж. Егор улыбнулся и говорит жене.

— Хорошо. Раздевайся, ложись в постель. Я сейчас сам разденусь и будем отдыхать. Накануне ночь не спали. Вон тазик с водой для тебя. – Жена разделась, провела вечерний туалет. Заканчивала подмываться, когда Егор уже нагой, подошёл к ней.

— Давай провожу хотя бы до постели, — откинул одеяло и помог жене забраться на постель – Ты давай к стенке, а я лягу с краю –  постель была большая более даже чем двухместная, Люда встала на колени и поползла к стене. Это ему и надо было. Он, схватил жену за талию и, в момент вошёл в жену сзади. Впереди стенка, сзади муж. Куда ей деться. В свое время, он освоил эту позу с Людкиной родственницей, благодаря которой они и познакомились в аппаратной «Центрального». К слову она была на их свадьбе. Люда пыталась, протестовать, но с каждым мгновением всё не убедительнее, а вскоре не только замолчала, а застонала от удовольствия, и чем быстрее Егор двигался, тем громче, были её стоны, и всё закончилось её оргазмом. Она обмякла и запросила пощады.

— Всё, мне же больно.

— Терпи  — Егор входил в раж. Кончал не в жену, а на её попку. Людка упала на постель. Муж её повернул и уложил вдоль кровати. Предыдущая бессонная ночь, тяжёлый день и последнее событие вырубило молодую жену. Егор тоже мгновенно заснул.

Поутру, они проснулись. От причёски невесты не осталось и следа. Ещё и простынь измазали кровью. Следы били не большие и у жены не всё, похоже, зажило. Егор с издёвкой, спросил Людмилу.

— Где твоя причёска? Я к ней не прикоснулся. Ты сама во сне всё перемешала,  – Люда с обидой ответила.

— А ты что со мной вчера сделал. Забыл? Я не помню, как заснула, после такого – потом, подумав, добавила – А фиг с ней с причёской. С начало было больно, а потом так классно, – посмотрела вокруг и спросила – Сколько времени?

— Половина седьмого. Народ вчера нажрался и раньше двенадцати не соберётся.

— Егор! Давай сейчас сделаем так, как вчера, — она встала на колени повернувшись к муже задом.

— Я с радостью! – Воскликнул муж и вошёл в жену. Они повторили вчерашнее мероприятие к огромному взаимному удовольствию. Эта поза для его жены станет доминирующей в их интимной семейной жизни.

К обеду, часть гостей вернулись с работ и собрались к столу. Тут бабы притащили измазанную молодожёнами простынь. Чуть ли не флаг из неё сделали. Егор наклонился к уху жены.

— Ты ещё упиралась. Вот теперь смотри. Чем бы они тут размахивали не возьми я тебя хитростью.

— Идиоты колхозные – только и сказала Людка.

Третий день прошёл уже спокойно. Егор с Костиком разобрали свадебный шатёр. Родители Егора уехали в Минск. Вечером Люда протопила баню. Как оказалась она большая любительница парилки. Молодожёны пошли в баню вместе. Такого секса в жизни Егора не будет больше никогда. Молодая жена! Кровь с молоком! Отличная фигура. Белая кожа. Что только они не вытворяли к взаимному удовольствию. Из бани вышли через три часа, как пьяные, плохо соображая. Муж умудрился трижды получить оргазм, а жена вообще, похоже, перманентно испытывал его. Когда, уставали, помогали друг другу возбудиться. Люда ротиком Егор языком и губами. Эту баню помнили оба, всю свою совместную жизнь и вспоминали с истинным наслаждением. Понятное дело два молодых, здоровых, полных страсти организма, тем более супруги. Что их может остановить.

Наступил последний день в деревне. Егору вскоре надо возвращаться на судно. Собрались сходить в лес по ягоды. У Егора был армейский маскхалат. Комаров в лесу тьма. Свирепые словно волки. Он натянул халат, при нем халате была и маска. Вышла жена. В лёгком платьице. Чуть ниже колен и без рукавов.

— Ты сдурела Люда! Так в лес идёшь! Сожрут комары, – муж стоял как леший в своём пятнистом одеянии весь уже мокрый от пота и жары.

— Пошли. Комары меня не трогают.

— Люда очнись. Я два дня как стал мужем и не хочу сегодня встать вдовцом.

— Да пошли уже, на поезд опоздаем.

Вошли в лес. Вокруг Егора собрались комары со всей округи, а он круглыми глазами смотрел на жену. Её не укусил не один комар. Мистика и только. Пройдет время и при одной из семейных сор Егор скажет жене: «Ты же змея! У тебя кровь ядовитая. Её даже комары пить бояться».

Перед отъездом в Минске, собрались на квартире в Серебрянке. Люда неожиданно заявила.

— Мне надо жить с тобой в Балтийске. Мы семья. Муж и жена должны быть в месте, — она говорила это так убеждённо, что муж даже и не думал возражать, тем более он этому был искренне рад.

— Вот как сделаем. Я подыщу комнату нам съёмную. Думаю мне, как женатому разрешат жить на берегу.

— Когда? – конкретно поставила вопрос жена.

— В августе, или вначале сентября.

— Договорились. Как всё подготовишь. Дай телеграмму и я уволюсь с завода.

Здравствуй Балтика.

Егор убыл в Балтийск. В поезде появилась возможность обдумать последние события. Он женился. Жена красавица, любит, его, а он? С ней шикарно и обалденно заниматься сексом, она ласковая, понятливая, на всё готова и им всё нравится – одним словом отлично! Только со своей любимой Людочкой его наполняли совсем другие чувства. Тогда это была нежность, умиление, спокойствие, наслаждение. Теперь страсть, кайф, ненасытное желание ещё и ещё, эйфория, словно на ринге. Так Егор понял разницу между любовью и сексом.

На судне всё было без происшествий. Стоя в каюте, Егор переодевался у рундука. Сергей Калягин вдруг спросил его.

— Егор, что у тебя со спиной?

— Что там?

— Две лапы, будто тебя пантера приложила когтями. Это что такое?

— Это Серёга такое! На память от жены, когда она лишилась девственности.

— Да иди ты? Сурово.

Служба пошла своим чередом. Судно регулярно выходило в море. То на гидрологию, то на промеры, то давать погоду. Вышли поднимать упавший военный самолёт и погибшего лётчика. Голод показал своё мастерство командира судна. Нашли и подняли обломки. Зашли в Таллин. В этом году проходила Московская Олимпиада. В Таллине проводили парусную регату. Как только «Стрелец» пришвартовался к стенке. Голод собрал личный состав в столовой команды. Готовились увольнения в город. Надо сказать, что обстановка в столице Эстонии была напряжённая. Многие эстонцы являлись националистами и испытывали неприязнь к русским. В столовую в сопровождении Маслова вошёл Голод. Все встали.

— Садитесь товарищи, — Голод встал в центре  столовой и начал инструктаж команды.

— Поздравляю вас с приходом в иностранный порт Таллин. Я не оговорился. Обстановка здесь напряжённая. Поэтому увольнение на берег до нулей, — окинул взглядом команду, добавил – У кого есть родственники. Дядя, брат сестра, — и обратившись к электрику Ивану Микште, уточнил – медицинская сестра Ваня тоже годится, увольнение до утра, —  все засмеялись —  Всё товарищи. Свободны.

На борту осталась только вахта. Каминскому заступать к трапу, по нулям. Можно и в городе погулять. Таллин оказался похожим на Ригу —  это тоже был почти заграничный европейский порт. Ещё одно преимущества морской службы, можно свет посмотреть.

Подходя к трапу судна, Егор заметил лежащего у трапа моториста с их «коробки». Он был мертвецкий пьян. На трапе стоял командир судна капитан 3 ранга Голод и смотрел на пьяного. Егор остановился у трапа, не зная, что ему делать в этой ситуации.

— Скажи мне Каминский. Куда головой лежит моряк к судну или от судна? – спросил офицер.

— К судну товарищ командир! – ответил Егор.

— Значит, шёл на судно. Перебрал. Это бывает, но шёл на судно! – помолчал и добавил – Помоги товарищу добраться до каюты. Ты сейчас заступаешь к трапу?

— Так точно я – ответил Егор, поднимая товарища и помогая ему зайти на судно.

Может сложиться мнение, что моряки только и бухали. У кого такое мнение, милости просим на борт корабля и выходим в море, а потом поговорим.  Как в знаменитой песне «Видишь там, на горе, возвышается крест. Под ним десяток солдат. Повиси-ка на нем, А когда надоест, возвращайся назад. Гулять по воде, гулять по воде, гулять по воде со мной!" Что бы получить право пить на берегу, это право нужно заслужить в море. Море любит сильных, а сильные любят выпить.

Гибель Машерова.

Свободнее стало только в конце сентября. Егор опять пошёл к Голоду проситься в отпуск, что бы забрать жену. Командир ему разрешил и дал неделю отпуска.

В первых числах октября 1980 года Егор уже в Минске. Люда была готова к отъезду и уволилась с «Интеграла», но нарисовалась заминка. Тёща попросила, помочь убрать картофель и ей хотелось попрощаться с дочерью. Весь день четвёртого октября убирали картошку в поле с помощью коня. Костик за плугом, Людка под уздцы, водит коня по бороздам, выпахивают картофель. Остальные его собирают. Здесь Егор неожиданно стал свидетелем такой сцены, которая сильно, заставила его сомневаться, знает ли он действительно свою жену. Случилось следующее.

Люда держала коня его под уздцы. Конь взбрыкнул. Молодая жена смачно выругалась и так врезала кулаком коню в морду, что то присел на задние копыта: «Ни хрена себе принцесса! Вот это удар. Коня на задницу посадила. Плохо я ещё знаю эту белокурую бестию» – подумал Егор.

К работающим в поле, спешила мать Егора. Её вечно больную оставили в хате, готовить обед. Она выглядела встревоженной. Подошла к мужу и сыну Егору. Те пересыпали картошку в мешки.

— Толик! Егор! По радио передали. Сегодня в автомобильной катастрофе погиб Машеров. Завтра с утра прощание в Доме Правительства,  — сказала мать с заплаканными глазами.

— Батька собирайся, сейчас выезжаем в Минск. Люда! Ко мне! Едем в Минск. Быстро собралась – скомандовал Егор.

— Егорушка, а картошка? – воскликнула жена.

— Осталось на мешок. Справятся без нас.

— Егор, давай закончим, отнесём её и потом… — не унималась Люда.

— Выполнять! – взревел Егор, как в Лиепайской школе. Даже Костик, бывший военный моряк, вытянулся и посоветовал племяннице.

— Не хрена себе. Это точно — командир. Ты племяшка делай, что муж велит и быстро, — Людка бросила коня и поспешила к дому переодеваться. За ней пошла её свекровь. Пока Егор, Толик и Костик всё заканчивали, свекровь объяснила невестке, что связывает их семью и Машерова. Когда мужчины пришли Люда и Галя, мать Егора, были уже готовы. Мужики вмиг переоделись и все четверо пошли на станцию, на электричку. Люда под ругу с мужем шли впереди.

— Ты меня напугал. Рявкнул, как на матроса, – Люда примирительно начала разговор, и продолжила – У тебя такое, лицо было, аж страшно стало. Казалось, убьёшь, если не сделаю.

— Вот и не доводи до этого. Сказал — делай, и не спорь. Не нравится, надо было выходить за гражданского. Я повторяю только один раз, – остановившись, он взял за подбородок  жену – Повторится, что-либо, подобное в Балтийске, зразу окажешься в Минске, или того хуже в своей Каменке. Мне там воспитанием твоим заниматься некогда будет, — Люда своим врождённым чутьём почуяла, что с мужем спорить не надо, плохо кончиться может. Почуять, то она почуяла, а вот к сведению не приняла, а зря.

Приехали в Минск. Город напоминал осаждённую крепость. Куда не глянь, везде милиция. Утром Егор и Толик отправились к Дому Правительства, что бы проститься с Петром Мироновичем Машеровым. Вход на площадь Ленина с перекрёстков Свердлова и проспекта Ленина перекрывала шеренга милиционеров, за ней в двух десятках шагов стояла шеренга солдат срочников. Перед «ментами» шумела толпа народу. На площадь никого не пропускали: «Вот тебе раз! Что делать» — подумал Егор. В этот момент на милицейскую шеренгу вышел пожилой, седой дядька в плаще и словно не замечая их, шёл вперёд. Милиционер схвати его за плащ и толкнул назад. Плащ расстегнулся, на груди дядьки блестел иконостас из орденов и медалей. Толпа замерла. Слегка качнулась назад и в мгновение с рёвом бросилась на милицейскую шеренгу. Менты словно зайцы врассыпную. Толпа выскочила на площадь и рванула к Дому Правительства. На пути толпы стояла шеренга солдатиков-срочников. Не добежав пяти шагов до солдат люди резко остановились, будто натолкнулись на невидимую стену. Так молча и стояли солдаты и люди. В то время в Белоруссии солдат был святым для своего народа. Егор взял отца за локоть и вывел из толпы.

— Пошли за мной. Кода-то я тут лазил. На военный парад пробирался, — через мединститут, через заборы и стенки Егор, Толик и ещё два мужика прибившихся к ним, вскоре всё-таки оказались на площади, но это им не особо помогло. От очереди людей желающих простится с Машеровым, их отделяла цепь курсантов Минской школы милиции. Курсанты стояли, плотно сцепив руки борцовским замком на груди. Егор с отцом шли вдоль шеренги курсантов и вдруг удача. В одном из курсантов Егор узнал своего знакомого, они накануне познакомились на свадьбе Олега Саватеева с Галкой троюродной сестрой Егора. Курсант тоже узнал Егора и Толика. Он всё понял. Расцепив цепь пропустил их к очереди. Так они в 10 часов оказались в очереди. Мимо гроба прошли только в 3 час ночи. Подходя к телу, Петра Мироновича Егор вспомнил, когда он в последний раз воочию видел его.

Перед самым выпуском из училища киномехаников, Егора привлекли по старой памяти к спортивному параду посвящённому Дню освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков 3 июля. Парад проходил на стадионе «Динамо». Репетиции там же. Во время одно из них пошёл дождь. Егор и остальные знаменосцы завернулись во флаги и пережидали непогоду. Рядом мокли колоны детей из младших классов. Они ежились от дождя, но деваться было некуда. На стадионе собраны тысячи детей. Егор увидел, как в трёх шагах от него через строй детей осторожно пробирается Пётр Миронович Машеров  в сопровождении своего шофёра. Шофёр Машерова, был его боевой товарищ, они вместе воевали в партизанах. Судьба! Они вместе воевали, вместе и погибли. Этот водитель был за рулём «Чайки», когда она на скорости 140 км/час влетела в самосвал с картошкой. Навстречу Машерову спешил руководитель парада. Они, остановились в трёх метрах от Егора, и он слышал, весь их разговор.

— Почему проводите репетиции во время дождя? Я же запретил.

— Петр Миронович дождь только пошёл и сейчас, похоже, кончится. Мы не можем спрятать такое количество детей в один миг, да и прятать их некуда, — оправдывался руководитель парада.

— Где горячее питание. Я же распорядился. Вы же знаете, я обязательно приеду и проверю.

— Должны уже быть, — закрутил головой начальник и вдруг радостно почти закричал, указывая рукой на ворота – Вот они! Петр Миронович! Заезжают, — на стадион въезжали три цистерны с горящим какао и машины – автолавки. Горячий какао с молоком и пряники, ватрушки, коржики, пончики раздавались в это день, всем детям бесплатно в любом количестве. Стоит упомянуть, что при подготовке к этому параду его участники дети получали в день талонов на питание на сумму 75 копеек и стограммовую шоколадку в придачу. Та по настоящему, с отеческой любовью власть заботилась о детях. Петр Миронович и руководитель пошли, дальше по стадиону. Больше Егор Машерова живым не видел. Встретились вот теперь при таких обстоятельствах. Мужики, старики, молодёжь в очереди на прощание, плакали, не стесняясь своих слёз.

Люди шли всю ночь и всё утро. Вплоть до выноса гроба с телом из Дома Правительства. Поток людей властям, удалось остановить только хитростью, они полностью оцепили площадь кольцом солдат. Поражало, то, что люди шли сами, и не только шли. На Минск двигались колоны автобусов с зажжёнными фарами со всей республики. Власти не то, чтобы организовывали это, наоборот, на местах всячески пытались отговорить людей или помешать им. Не действовало. В момент захоронения Машерова, Егор был на вокзале, вдруг произошло невероятное событие. Загудели заводы и фабрики. К ним сразу присоединились тепловозы и электрички с вокзала. Вмиг остановился весь общественный транспорт и все автомобили. Пассажиры выходили на улицу из автобусов и троллейбусов. Водители вышли из машин и стоя у открытой дверцы, давили на клаксоны. Город утонул в автомобильных гудках. На пять минут встала вся столица Белоруссии. Это была жуткая, и захватывающая картина. Так народ прощался со своим любимым руководителем Республики.

Молодые Каминские в Балтийске.

Собрав два чемодана, молодая семья Каминских отправилась в сопровождении отца Толика и дядьки Костика в Балтийск. Как и положено жене моряка, она следовала за своим мужем. Егор снял комнату в финском домике на берегу Балтийского моря. Море. Дюны, Домик у моря. Романтика как в романе, а в жизни дом никакой, щели в палец, от ветра шторы полощут, а впереди зима. Печка в комнате. Титан в маленькой ванной. Кухонька без газа, только электроплитки и хозяева — алкаши в соседней комнате, согласились за 30 рублей в месяц. За такие деньги в Минске можно было снять отличную квартиру. В Балтийске очень трудно снять жильё, практически невозможно. С работой для женщин совсем дело – «шварк». Расположились в комнате. Протопили Печь. Из обстановки стол, две табуретки и конечно главное для них — одноместная кровать. То, что она такая узкая ни Егора ни Люду не расстроило, даже наоборот. Ночь они провели прекрасно тесно прижавшись, друг к другу так спасаясь от холода. Печь одно название. Остывала через час после окончания её топки. Они были безмерно счастливы, наконец, вместе и им ни кто не мешал наслаждаться друг другом.

На «Стрельце» Егор отправился доложиться командиру о прибытии из отпуска. Голод выслушал его и спросил.

— Ты знаешь Машеров погиб.

— Мы с отцом ходили проститься с ним в Дом Правительства. Наша семья ему многим обязана.

— Садись! Рассказывай всё подробно, что там было в Минске, – оживился командир. Егор подробно, в деталях поведал офицеру всё, от штурма шеренги ментов, до прохождения у гроба в три часа ночи и о том, как погиб Машеров, со слов его приятеля курсанта школы милиции и о том, как минчане простились в момент захоронения. Командир внимательно слушал, матроса ни разу не перебив. Затем встал. Вскочил и Егор. Командир открыл сейф. Достал две рюмки и бутылку коньяка. Налил рюмки. Одну протянул Егору, второю взял сам. Молча выпили, не чокаясь за упокой души Петра Мироновича. Голод жестом показал Каминскому: «Иди». Егор ушёл.

Вскоре и с капитаном 3 ранга Голодом случилось несчастье. Его выпившего после ресторана жестоко избили и забрали партбилет. Хулиганов нашли и осудили. Голоду пришлось уйти на пенсию. В нападении на него оказался замешан первый помощник Маслов. Надо сказать, что это была уникальная сволочь, но более обстоятельный разговор об этой отрыжке Сталина, ещё впереди. В знак скрытого протеста со «Стрельца» ушли многие моряки, в том числе и Каминский и Шаврин. Калягин остался, а подхалима и жополиза Чигрина отправили на чекушку, где он и проторчал все три года.

ОИС «Николай Зубов».

Каминский Егор и Шаврин Володя оказались на ОИС «Николай Зубов». Командовал судном капитан лейтенант Ганин, толковый и демократичный офицер, вот замполитом служил старший лейтенант Волков. Тот ещё перец. Справедливости ради стоит сказать, что замполиты поголовно на флоте пятое колесо в телеге, но этот и среди них выделялся. Его основное занятие в нерабочее время   — изучение работ Ленина. Дело конечно полезное, Егор сам время от времени штудировал Ленина, чтобы хорошо выглядеть на политзанятиях. Можно молоть любу чушь, только предварительно скажи из какого тома Ленина ты это взял, а кто проверит, там десятки томов. Так вот Волков жил на судне без семьи, без женщины, без друзей и только с Владимиром Ильичом. За глаза ребята называли замполита «Додиком». На судно пришли и мотористы с выпуска Каминского, среди них был довольно недалёкий парень. Однажды он поспорил о чём-то с парнями из команды. Стояли на юте судна. Один из спорящих и говорит этому мотористу.

— Не веришь? Спроси у Додика, — и показал на стоящего в стороне замполита. Моторист большого ума парень подходит к старшему лейтенанту Волкову и обращается к офицеру.

— Товарищ Додиков. Разрешите наш спор.

— Как ты меня назвал? – ошарашено переспросил Волков.

— Додиков – удивлённо отвечает моторист. Все на юте упали со смеху. Не удержался даже командир судна каплей Ганин. Волков обижено ушёл в каюту. Моторист растерянный и ничего не понимающий остался на палубе.

В другой раз «Николай Зудов» швартовался кормой к стенке. С берега решили подать бросательный, чтобы с его помощью завести швартовый на пал, а ребята на судне уже шпилем подобьют корму судна. Бросательный длинный метров 50 капроновый прочный фал, на конце которого закреплена лёгость, мешочек с песком. Положено мешочек с песком, на самом деле бронзовая болванка. При подаче бросательного со стенки или борта корабля подают команду: «Держи бросательный». Все внимательно наблюдают, куда он летит. После его падения хватают фал, к которому на обратном конце закреплён швартовый и вытаскивают этот швартовый трос куда следует. Швартуется «Николай Зубов». Со стенки команда: «Держи бросательный». Летит лёгость. Волков с криком: «Держу» бросается к лёгости, когда она ещё в воздухе широко раскинув руки, и пытается поймать бронзовую болванку весом этак в 400 грамм. Поймать её ему естественно не удалось, а вот лёгость угодила старлею прямо в лоб. От этого удара он потерял сознание и грохнулся на палубу. Когда, подбили «задницу» к стенке, обтянули швартовые и закрепили их на кнехтах, со стенки спросили.

— Что там у вас за идиот ловил, бросательный. Цел, то хоть?

— Замполит наш – ответили с судна «Николай Зубов».

— Тогда понятно. У замполитов головы чугунные и бестолковые. Ничего такому не будет, – сделали заключение на стенки. Вот такие моряки из замполитов.

Среди матросов «Николая Зубова» стоит вспомнить Сашку Мокшина и некого Пазыку. Оба были выпуском на год старше Каминского и Шаврина. Мокшин сильный парень, с хорошо развитой мускулатурой увлекался карате и боксом, но самоучка. Узнав, что Каминский в прошлом боксёр. Притащил перчатки и позвал Егора побоксировать на навигационную палубу. Там моряки оборудовали на время стоянки у стенки, подобие спортзала. Понятное дело Мокшин не противник Каминскому. Егор в свою очередь, очень щадяще боксировал, не хотел портить отношение со старослужащим, да и не порядочно с его стороны, бить не опытного товарища. Дабы прекратить это не нужный раунд Егор провёл несколько точных, но не сильных ударов. Саша понял, что не стоит продолжать. Здесь на палубу поднялся Пазыка. Это был невысокого роста черноволосы паренёк, ровесник Егора и к тому же белорус из какой-то белорусской деревни. Как и большинство маломерок, с ущемлённым, самолюбием и говнистым характером.

— Это что такое. Молодые! Какие перчатки. Вы что нюх потеряли. Люлей давно не получали? – включил годка недомерок. Егор снисходительно смотрел на него. Не хотелось сразу обострять отношение. Получить по шее этот щавлик, возомнивший себя боссом ещё успеет. Неожиданно вмешался Мокшин.

— Чего ты раскудахтался? – накинулся он на Пазыку – Одевай перчатки и вставай вот с ним, -Саша показал на Егора, —  он тебе быстро навешает.

— На фиг мне твои перчатки, я без них сейчас отпизжу его, — не унимался петушок. Егор сбросил перчатки и пошёл на недомерка. Терпение лопнуло, но за корешка вступился Мокшин.

— Брось Егор. Не надо – Егор остановился, поднял с палубы перчатки и спустился в отсеки судна. Придёт время и Каминский поставит на место этого мелкого петушка.

Через несколько месяцев «Николай Зубов» собрался в Мозамбик. Каминского и Шарина перекинули на «Гигрометр», как не имеющих виз.

ГиСу «Гигрометр» — школа настоящего моряка.

ГиСу «Гигрометр» та ещё коробка. В отличие от школы коммунизма «Стрельца» и плавказармы «Николай Зубов». «Гигрометр» морской трудяга. Командовал судном капитан лейтенант Белоусов тот ещё весельчак. Отличался постоянными пьянками и залётами. Экипаж «Гигрометра» был очень дружен. Душой команды являлся боцман Демьяныч, по мнению молодых матросов, старик. Правда этому старику не было и пятидесяти, но по мыслям молодёжи уже отжил своё. Демьяныч обладал специфическим морским юмором. Помимо поговорок типа того, «Нам татарам всё равно, что водка, что пулемёт, абы с ног валила» или «Нам татарам всё равно, что Крым, что крематорий, абы тепло было», в его арсенале находились подколки. Тащит матрос по палубе, что-нибудь тяжёлое. Демьяныч: «Брось! А-то уронишь!». Боец стоит и вникает, что ему сейчас боцман сказал, или: «Ну парень, так у тебя же все пятки сзади». Матрос, начинает рассматривать свои пятки, не понимая, что с ними не так, пока до него не доходит шутка Демьяныча. Кроме этого, благодаря боцману Демьянычу Егор и Володя в полной мере освоили особенности профессии матроса гидрографического судна.

Постановка и смена буёв и навигационных знаков во время шторма, та ещё работёнка и несравнимое не с чем удовольствие.

На палубе раскладываются: буй шесть метров длинной и массой  до пяти тонн, якорь лягушка три тонны, метров тридцать якорной цепи более пятнадцати тонн общей массой. Всё это хозяйство скрепляется надлежащим образом. Якорь выводят за борт и подвешивают на стальном тросе закрепив на глаголь-гаке. Потом буй поднимают краном, так же крепят на тросе с глаголь-гаком и выводят за борт. Цепь раскладывают на палубе шлагами, не допуская её перехлёстывания. Весит эта цепочка немало и так просто её не поднять и не разложить, только с помощью абгалдеров, стальных крючком с ручками служащих для растаскивания якорь-цепей. Матросы словно обезьяны, прыгают среди этой груды металла, напрягая все силы. Когда всё готово. Судно выходит в точку установки навигационного знака. Теперь слаженная работа командира, штурмана и боцманской команды на палубе. Штурман дает обратный отсчёт до точки сброса по громкой связи. Отсчёт «Ноль». Командир «Сброс!». Первым ударом по глаголь-гаку, сбрасывают буй. Устройство глаголь-гака позволяет отдать крепление груза под нагрузкой. Только буй коснулся воды, второй матрос отдаёт якорь-лягушку, подвешенную за бортом, у специальной калитки сделанной в фальшьборту судна. Эта калитка оборудована мощными стальными валиками. В неё проводят концы цепи. Один конец предварительно крепят к хвостовику буя, второй к якорю-лягушке. Буй на воде, якорь пошёл, увлекая за собой цепь. Цепь словно огромный удав с нарастающей скоростью и грохотом, извивается по палубе. Вот тут, как говорил Демьяныч: «Хавайся!». Попадёшь в шлаги цепи, и за борт вылетит большая котлета. Хоронить будет нечего. Последним аккордом являлся  конец сдвоенной цепи при скорости свободного падения, он будто хлыст бьёт по бору. Летят осколки краски, искры во все стороны. Удар сравним с выстрелом пушки. Буй поставлен. Тот ещё цирк.

 Боцман Демьяныч шутил: «Не знаю, какими вы станете матросами, а каскадёрами вы у меня буде отличными, если конечно хотите дожить до конца службы». Так-то оно звучит и нечего, но добавьте качку, ветер и волны, заливающие палубу, и этот цирк уже приобретает другие нотки.

Если постановка буёв то ещё удовольствие, то съёмка их граничит с самоубийством. Буй ещё надо поймать. Даже в штиль это сделать не просто, не то, что в качку. Буй в море, на цепи прикреплён к якорю лежачему на дне. На трёх метровой высоте на буе закреплены рымы из толстой стали. Нужно зацепить этот рым отпорником, типа пожарного багра, только морской. Легко сказать зацепить. На минуточку буй болтается в море и судно на ходу идёт к этому бую. Более тысячи тон водоизмещением корабль, это не телега, сразу не остановиться. Никакой силы и не у кого не хватит держать буй и подтягивать его к борту. Только быстрые и ловкие действия матроса позволят выполнить эту операцию. Порой повторять подход приходилось до десятка раз. Наконец буй заарканили. Его мгновенно крепят тросом к кнехту на палубе. Затем заводят на гак крана и вынимают краном из воды. Кран поворотный. Буй кладут на палубу и сразу расклинивают. Одновременно крепят цепями к специальным рымам в палубе. Он круглый и начни эта пятитонная дура кататься по палубе, всё и всех передавит. Приходит очередь цепи. Её с помощью крана, матросов с абгалдерами и ещё какой-то, матери выводят в калитку. Калитку закрывают сверху роликом и начинают краном, насколько позволяет вынос его стрелы выбирать цепь. Выбрали часть цепи, закрепили, опять перецепили и эта песня хороша, начинай сначала. Звено цепи с кулак, руками не взять, вмиг останешься без пальцев, культуристы на тренировки столько тяжестей не поднимают, сколько приходится матросу перетаскивать по палубе. Выбрали цепь. Открывают верх калитки и вытаскивают на палубу якорь-лягушку. Всё задача выполнена, а если на море волнение и необходимо срочно, например подготовка высадки десанта морской пехоты, поменять несколько буёв за день. Эти парни работали, на грани человеческих возможностей. Они и жили на грани человеческих возможностей. Кто имеет право читать им мораль. Выходи с ними в море, бок о бок  поработай, и если останется желание почитать мораль, милости просим, но это вряд ли. Да, они пили как черти, но и женщин они любили как черти, так же, на всю катушку, как и работали в море.

Ледяной поход «Гигрометра».

Командир «Гигрометра» каплей Белоусов, однажды зимой, желая прогнуться перед командованием и загладить очередной залёт, перегрузил судно, взяв лишний вес в виде аккумуляторных батарей для буёв. Их следовало доставить в Таллин. Вышли в море. Взяли курс на Таллин. Поднялся шторм и приличный шторм баллов в семь. Судно перегружено, оно не идёт на волну, а таранит её. Волна заливает судно, вода доходит до ГКП, просачивается в ходовую рубку через щели в дверях. Егор, стоя на руле и вцепившись в штурвал, видел, как при очередном ударе волны они уходят под воду. Кто-то мрачно пошутил на мостике при очередном погружении: «Переходим на подводное глиссирование». Злой морской юмор. Но это были только цветочки. Ягодки ждали «Гигрометр» впереди. Шторм немного стих, судно перестало нырять, но окреп ветер. Началось оледенение корабля. А вот тут, уже пиздец, который не лечится. Брызги воды оседают на надводной поверхности судна и превращаются в лёд. Масса льда нарастает в геометрической прогрессии. Если на палубе, лежит шкерт, толщиной со шнурок, то через час это уже глыба льда через которую не перелезть. Первыми обрываются и ломаются антенны. Подать сигнал SOS не возможно, да и без толку. Кто бы, не пошёл на выручку кораблю, попавшему в оледенение, разделит его участь. От оледенения нет защиты и спасения. Пытаются рубить лёд топорами. Помогает, какое то время, только вопрос у кого больше сил у экипажа или стихии. Теперь попробуйте помахать топором на ледяной и скользкой как стекло палубе. Как показывает практика, такие действия заканчиваются массовыми переломами у команды от падений. В итоге корабль гибнет ещё быстрее. После антенн, лееров, тросов в ледяные глыбы превращаются спасательные средства. Катера, шлюпки, спасательные плотики, всё превращаясь в одну огромную ледяную глыбу. Надводная часть корабля напоминает айсберг. В итоге метацентрическая высота перемещается вверх, корабль совершает «оверкиль», переворачивается вверх килем. Команда вся внутри в братской могиле. Спастись при оледенении за всю историю мореплавания, удалось только одному моряку. После того, как корабль перевернулся, он каким-то чудом выполз на днище и примёрз к нему. На его счастье ветер вскоре стих и пришедшие в район бедствие спасатели, сняли счастливчика с корпуса до того как корабль пошёл на дно, а благодаря богатырскому здоровью он выжил.

«Гигрометру» оставалось одно, идти в Вентспилс и если святой батька Николай на их стороне у них будет шанс увидеть своих родных и близких. Только для этого нужно встать практически бортом к волне. На море нет времени гадать на кофейной гуще. Решение надо принимать мгновенно и главное правильное решение, в случае ошибки исправлять его будет уже не кому. Сменили, курс и пошли в Вентспилс, надеясь на Бога.

По судну дали команду: «Всей команде, кроме вахтенных, собраться в кают-компании с индивидуальными средствами спасения». Значит, спасательными жилетами. Нужно было проверить их состояние, но учитывая, в каком ситуации оказался «Гигрометр» эта команда прозвучала зловеще. Кают-компания имела форму подковы. Все собрались. Сидели. Беседовали. На судне служили две женщины. Кок и матрос-буфетчица. Они как всегда вбежали в кают-компанию последними и уже за командиром, так не положено, но что взять с женщин. Зашёл замполит, за ним командир за командиром — женщины. Все в кают-компании встали, как положено по Уставу. За углом в кают-компании беседовал главный механик, он же, на флотском жаргоне «дед» и электромеханик. О чем они говорили, история умалчивает, но последняя фраза прозвучала в полной тишине и была она: «Ну, всё пиздец». В этот момент в кают-компанию влетает буфетчица. Что она видит. Команда вся стоит по стойке «Смирно» в спасательных жилетах, а дед заявляет, что всем конец. Девка побледнела, как сама смерть. Села на палубу и смотря на командира заявила.

— Остановите, я сойду.

— Куда ты сойдёшь, дура! Это, тебе, что телега. Кругом море – в сердцах вырвалось у командира. Буфетчица зарыдала и закричала

– Я молодая! Я жить хочу! У меня ещё мужика не было! – вот когда узнаешь сокровенные тайны девушки. Вовка Шаврин поднял её с палубы и говорит.

— Я тебе Наташа как то предлагал. Ты мне отказала.

— Я согласна! – рыдала, кричала буфетчица. Рыдала правда уже в объятиях Шаврина. Командиру это надоело.

— Всё хватит. Шаврин тащи ей в каюту, но не для лишения девственности, а успокой. Займешься, этим если живые останемся. Всем по боевым постам. Идем в Вентспилс.

Егору стало жалко Наташу: «Надо же утонет в компании стольких мужиков и не узнает, каково это», — но потом и сам испугался, представил себе, его жене Людмиле скажут, что они все погибли. Она стоит несчастная, одна в пустой комнате в чужом городе. Да жуткая картина. Мрачно, но Егору себя не было жалко. Какое-то равнодушие. Утонули и утонули. Служба такая. Идиотизм и только.

В порт Вентспилс «Гигрометр» входил, словно огромная льдина. Два часа никто из команды не мог выйти из корпуса судна, Пока люди со стенки не прорубили туннель и не открыли дверь. Только на третьи сутки удалось избавиться от льда. Кстати, буфетчица Наташа отдалась Вовке уже в Вентспилсе, как встали в порту. Вовка говорил, так страстно отдалась, будто занималась сексом не первый раз в жизни, а последний. Правильно, с такой службой чего тянуть, можно так и пойти на корм рыбам девственницей. Шторм, оледенение — отличное средство от женской фригидности. Кстати спустя несколько месяцев после Польши, выпивали в компании Егор, Шаврин, Калягин, Люда, невеста Сергея Таня, ещё кто-то и Вовка болтун поднял, тост за ледяной поход в Вентспилс. Выпили. Егор и Калягин вышли по делам. Люда наехала на Шаврина, с вопросами о ледяном походе, он лучше ничего не придумал, как в красках рассказать ей ту историю. Когда до неё дошло, что тогда случилось и чем это могло закончиться. Она, впервые в категорической форме поставила условие мужу, что он по окончании срока службы уйдёт с флота: «Я не хочу стать вдовой моряка. Я эту форму морскую уже ненавижу». Как быстро приходит прозрение и отрезвление, ещё недавно кипятком писала при виде жениха в морской форме. За право носить морскую форму нужно платить высокую цену и порой эта цена – жизнь.

Бедная, но счастливая жизнь молодых Каминских.

«Гигрометр» выходил в море ненадолго, но регулярно. Что вполне устраивало Каминского, не желавшего надолго, оставлять одну свою молодую жену. Денег молодой семье хронически не хватало. Удалось устроить Люду ученицей в цех завода «Союзгазавтоматика», ученицей токаря. Получала она 26 рублей в месяц. Помогала тёща с продуктами. Люда установила хорошие отношения со всеми друзьями и сослуживцами мужа. Жили они бедно, но счастливо. Порой, чтобы накормить жену Егора если он был в море, то Сергей с камбуза судна приносили ей поесть. Люда имела привычку с Минска собирать двушки, для телефон-автоматов. Однажды стало совсем шварк. Егор собрал двушки, что бы купить хотя бы хлеба в дом. Сам он жрал на судне до пупа. Считая, двушки обратил внимание на одну монету. Размером точно две копейки. Рассмотрели с женой, оказалось, пять царских рублей. Из спичечного коробка и модельной резинки организовали весы. Взвесили от копейки до пяти копеек. Значит от 1 до 5 грамм. Царская монета завесила почти пять грамм. Оказалась из червонного золота. Егор поехал в Кёник и сдал её в скупку. Получил 110 рублей. Смог накормить жену. Все ребята завидовали Каминскому. Такая красивая жена, такая счастливая семья. Егор и сам был, наконец, счастлив. Прекрасная жена ему досталась.

Гуляя вечером по Балтийску Люда спросила мужа.

— Что это у матросов на погонах за буквы БФ, — и высказала своё предположение – Белорусский флот что ли, -  Егор засмеялся.

— Нет, милая это Балтийский флот, хотя по количеству служащих здесь белорусов, вполне можно переименовать.

 Со старой квартиры они съехали, достали их хозяева алкаши. Нашли комнату в центре. Милая интеллигентная старушка, учительница на пенсии, тёща особиста капитана 3 ранга. Егор натащил краски с корабля, они с женой отремонтировали ванну. Приближалась весна. Самое тяжёлое время, зиму, они пережили.

Однажды вечером, когда они готовились ко сну, в дверь их комнаты настойчиво постучали.

— Кто это так ломится? – открывая дверь, спросил Егор. На пороге стоял Калягин.

— Ты чего Сергей? Случилось, что-то?

— Да случилось. Тебе, мне и Шаврику, завтра в Кёник. Получаем загранпаспорта и готовимся на «Стрельце» в Польшу на ремонт, а потом меняем «Николая Зубова» в Мозамбике. Всё командир,  — Сергей по школьной привычке называл Егора командиром – Кончился наш каботаж. Да здравствует океан! Тебя и Вовку с «Гигрометра» перевели опять на «Стрелец». – Егор молча переваривал информацию. Люда, прикрывшись одеялом, испугано переводила взгляд то на мужа, то на довольного Калягина. Искренне не понимая, ей испугаться, радоваться или уже можно начинать плакать. Наконец она обратилась к ночному гостю.

— Сережа, скажи, а это всё надолго.

— Не знаю Люда. В Польшу точно на три месяца. В Мозамбик месяц, туда и обратно, да там уж не менее трёх месяцев, – предположил Сергей. Вот теперь пришло время реветь во весь голос. Ждать долго рёва не пришлось. Людка завыла в голос. В дверь постучала хозяйка, испугавшись и интересуясь всё ли у них в порядке. Егор сначала успокоил хозяйку, потом принялся за жену. Калягин не на шутку испугался.

 - Успокойся! Чего ты ревёшь. Что первый раз я ухожу в море? Ну, да теперь надолго, и что.

— А я! Что со мной будет! – ещё сильнее заревела жена.

— Ты поедешь в Минск, к моим и будешь меня там ждать.

— Я не хочу без тебя.

— Люда ну ты подумай сама. Меня не будет, и что ты одна здесь будешь делать. В Минск к мамкам, тряпкам, куклам. Там и мама твоя рядом и дядька и Светка.

— Егор я потопал. Завтра утром на дизель не опоздай, — Серёга ушел. Людка упала на кровать и полночи выла в подушку. Толи от жалости к себе, толи от боязни за мужа, толи сама не зная почему. Ей может, не хотелось опять менять образ жизни тем более после холодной, голодной и нищенской зимы. Наверное, Люду пугало одиночество. По крайней мере, понять женщину ещё ни кто не смог.

Паспорт Моряка.

Егор получил паспорт моряка. «Стрельцом» вместо Голода командовал капитан 3 ранга Башун, которому было далеко во всех отношения до прежнего командира судна. На месте был первый помощник Маслов. Назад вернули многих членов команды ушедших с судна после увольнения их любимого командира. Вместо Бачурина, боцманом стал Вадим Беляков, в прошлом матрос на этом же судне. Очень слабенький боцман с него получился. Матросы прежние Николай Женило, Сергей Сидоров, Сергей Хорошев – это рулевые. Боцманская команда — Алексей Романовский, Сергей Калягин, Володя Шаврин, Егор Каминский и матрос 2 класса Николай Монахов.

Егора поселили в каюте с Сергеем Хорошевым у самого выхода на бак на второй палубе. Стали готовится к ремонту в Польше. Каминский узнал, что в Польше хорошо идут юбилейные советские рубли. Их можно реализовать по очень высокому курсу. Егор имел весь комплект таких рублей. Люда оставалась в Балтийске до дня выхода «Стрельца» в Гдыню. В последний момент, когда Люда провожала Егора, он решил не рисковать и отдал коллекцию рублей жене. Всё-таки, первый выход за границу, не стоило не имея опыта так рисковать, можно легко лишиться визы. Тем более теперь денежное довольствие по окладу у него составляло 110 рублей. Всем морякам за границей выплачивали, так называемую валюту в виде чеков в простонародье — «бонов». Эти боны отоваривали в магазинах для моряков «Альбатрос» или у спекулянтов обменивали их на рубли по курсу 1:10. Боны выпускались книжками, по 25 рублей каждая. В месяц у Егора набегала 22 рубля 50 копеек бонами. Значит, за три месяца в Польше, он только валютой получит около 67 рублей. После нищенской зимы, для Егора и Людмилы — это были фантастические деньги. Поэтому отправляя жену в Минск, он оставил ей свой аттестат. Значит, она будет получать по почте, его должностной оклад в 90 рублей в месяц. Сам Егор, тоже не останется без средств, помимо оклада и бонов ему полагались разные процентные выплати и надбавки, доходившие порой до половины оклада. Наконец, молодая семья Каминских переходила в категорию «моряков загранзаплыва», вот только чем это обернётся для них, ни Егор, ни Людмила ещё не догадывались. Проводив «Стрелец» в Польшу Людмила в тот же вечер выехала в Минск.