Глава 16

Утро выдалось сложным. Нет, у меня были, конечно, тяжёлые пробуждения в жизни: после тренировок, после особенно опасных афер, в одной из которой я даже чуть не потеряла глаз. Но сейчас… Мне было страшно, непонятно и больно. Страшно — потому что били. Непонятно — потому что откуда они появились? Больно… Ну и так понятно. Скула налилась расплавленным свинцом, горела и жгла. Бровь, похоже, увеличилась в размерах и стала, наверное, такого же размера, как и надбровные дуги неандертальцев. Голова гудела и пульсировала височными венами в такт сердцу.

Антуан ещё спал. Впрочем, он спал всю ночь, обняв меня за талию, положив руку мне под голову, отпускать не желал — как только я пыталась поменять позу, тут же поворачивался, не просыпаясь, и всё равно держал в объятиях. Мне было не очень удобно: восемнадцать лет спать в одиночку, и вдруг кто-то рядом. Поэтому проснулась я на рассвете и ещё долго лежала, не решаясь встать, чтобы поискать лекарство от боли.

Маркиз спал и ровно дышал мне в волосы. Это одновременно раздражало и умиляло. Сам он не получил ни царапинки в драке, поэтому вчера трясся надо мной, как наседка над цыплёнком: прикладывал лёд к щеке, самолично заклеивал бровь кусочками пластыря, купленного в аптеке недалеко от дома. «Чтобы хоть как-то стянуть рану, а то шрам будет некрасивый». Не стал вызывать Габриэлу, сам разогрел ужин, оставленный ею, а потом чуть ли не с ложечки меня кормил…

Чуть скосив глаза, я с неожиданной улыбкой посмотрела на Антуана. Милый, милый парень… Как жалко мне будет расставаться с ним. Мне даже встать сейчас жалко. Тёплые руки, настойчивые объятия… Он просто очень хороший, когда не злится, не закрывается, не бурчит. И, как ни удивительно, со вчерашнего дня больше не вешает шторки на глаза. Оказалось, они у него очень выразительные. В них так легко читается боль, страх, нежность, доверие… Может, именно из-за этой лёгкости он и научился их занавешивать?

Не о том думаешь, Алёшка. Надо подумать о найденном вчера телефоне. Я не смогла ни на секунду остаться в одиночестве, чтобы просмотреть его содержимое, а это было сейчас приоритетом номер один. Если я права, и телефон потерял один из амбалов Смородинова… Я уже решила, что позвоню этому козло-олигарху и спрошу, чё за. Или у нас уговор, или нет. Почему он позволяет себе нарушить данное слово? Но для этого мне необходимо остаться одной. Антуану слушать мои разговоры незачем, даже если он не понимает ни звука. Для этого надо как-то потихонечку встать, не потревожив моего маркиза.

Ха-ха. Как только я пошевелилась чуть сильнее, чем когда поворачиваешься на другой бок во сне, Антуан тут же открыл глаза и спросил хриплым и таким сексуальным голосом:

— Куда ты собралась?

— На кухню, — шепнула я. — Спи.

— А сколько времени?

— Почти восемь. Рано ещё, спи.

Он потянулся так сладко, что снова напомнил мне большого кота, а потом зевнул:

— Нет, пора вставать. Сегодня у меня встреча в полдесятого.

Опять меня потянет… А у меня голова чугунная…

Антуан ещё раз от души потянулся всем телом, а потом решительно встал, откинув одеяло:

— Так. А ты лежи. Сейчас получишь завтрак в постель. И не вздумай вставать, поняла?

Я только хмыкнула. Вот жеж. Завтрак в постель… Сам маркиз белыми рученьками!

— Не хихикай! — строго сказал он, обернувшись от двери. — Сказал — в постель, значит, лежи и жди!

Ну и ладно. Мне не жалко. Так даже лучше! Я зарылась поглубже в одеяло, укуталась и принялась думать.

Дядя любил планы. Он всегда составлял к первому, самому верному, ещё и план Б, В и напоследок Зю, предусматривающий смерть, но не плен. На мой вопрос, почему именно Зю, как-то ответил: потому что такой буквы нет в алфавите, поэтому до этого плана дело не дойдёт. А вот я предпочитала импровизацию. Как говорят французы, action — réaction. Третий закон Ньютона. На каждое действие тут же оказываем противодействие. Некоторые из моих импровизаций оказывались очень удачными. Некоторые были провальными. Но я всегда обходилась планами А, Б и В, если импровизация не помогала. До Зю дело пока не доходило. Сейчас мне казалось, что эта несуществующая буква стала как нельзя актуальной…

Комбинация Смородинова виделась мне достаточной простой, но наезд на нас с маркизом на паркинге в неё не вписывался. Окей, он послал за мной своих бойцов, чтобы следить. Чтобы, не дай космос, не сбежала куда. Видимо, не верил в мои пламенные родственные чувства. На самолёт я купила последний билет, гориллы бы не проскользнули, но они вполне могли отследить меня по фамилии и паспорту. Это плёвое дело, когда есть деньги. В Брюсселе тоже могли найти в гостиницах, таксисты, по ходу, всех в «Ибис» возят… Ну, а там я телилась достаточно долго, выследили. Ладно, но зачем они хотели отобрать кольцо?

Допустим, это было, чтобы меня припугнуть и показать, что они обо мне помнят. Ну, звякнули бы… Не знаю, сказали бы что-нибудь… А то так, без слов, просто тюк по башке и давай снимать бриллиант с руки! Нет, не вяжется.

Другая версия — Смородинов послал своих быков просто-напросто взять кольцо и привезти ему. А подождать религия не позволяет? Ведь сам согласился на три недели! А у таких людей, как олигарх-бандит, слово обычно держится в полном объёме. Только потом наступает время репрессий…

В общем, крутила я все эти факты и домыслы, вертела, но так ничего и не придумала. А потом вернулся Антуан. Уже одетый, фигурно выбритый, с подносом. Кофе, сливки, сахар — всё отдельно, в красивом сервизике, рядом тарелочка с круассанами, у тарелочки стаканчик с белой розой. Прямо не сервис, а пять звёздочек!

Он присел рядом, поставил поднос мне на колени и поцеловал, как обычно, в висок:

— Прошу, мадемуазель, ваш завтрак!

— Спасибо, — усмехнулась я. — Всё идеально! А где твоя чашка? Ты не завтракаешь?

— Я бы съел тебя, но… — Антуан интимным жестом провёл пальцем по моему обнажённому плечу, запечатлел на коже поцелуй, а потом пожаловался: — У меня куда-то травки пропали. Не могу найти, Габриэла тоже не нашла. Опять будет желудок болеть…

— Может, она куда сунула? — я пожала плечами и откусила кусочек круассана. — Ты хочешь, чтобы я поехала с тобой на встречу?

Он мотнул головой, вставая. Волосы рассыпались по лбу, и Антуан зачесал их пятернёй:

— Нет, я сам. А ты отдыхай и приводи себя в порядок.

Он кивнул на моё лицо:

— Вечером выставка, вот там нам надо быть вдвоём.

Я коснулась пальцами скулы и спросила жалобно:

— Что, всё так ужасно?

— Ну… Не ужасно, но надо бы… Как вы там делаете? Кремом помазать тональным… Попудрить…

Он казался смущённым. Небось, себя винит. Пусть повинит немножко. Ему совсем необязательно знать, откуда ноги растут у нападения.

— Я ходил за круассанами…

— Вижу, вижу, очень вкусно! — прошамкала я, наслаждаясь шоколадной начинкой. А Антуан продолжил, словно не заметив, что я его перебила:

— И вот.

Он положил мне на колени четыре зелёные банкноты:

— Это за ужин у Мари. Проверь, всё правильно?

Не удержавшись от смеха, я аккуратно сложила деньги в стопочку:

— Кто проговорился?

— Дед Анри, — раздражённо стукнул по спинке кровати кулаком Антуан. — Вчера позвонил, когда ты спала. Спросил ехидно, расплатился ли я с девушкой за свой провал, и спорили ли мы на что-нибудь.

— Хорошая идея, — задумчиво ответила я, отпивая глоток кофе. — Надо было поспорить. На твоё наследство!

— Издевайся…

— А дедушке-то кто сказал?

— Так Мари, кто же ещё! Чтоб я хоть раз пришёл к ней обедать… Да никогда!

Мой смех отозвался в голове, как Кремлевские куранты, которые отбивали полдень. Прижав руку ко лбу, я пожаловалась:

— Не надо меня смешить, а то башка болит!

— Ладно, не буду!

Он словно даже испугался за меня, присел рядом, подал мне закатившуюся под тарелочку таблетку, раскрашенную в красный и желтый цвета:

— Выпей, это парацетамол. С кофе подействует быстрее.

Проглотив таблетку, я улыбнулась через силу:

— Пройдёт, не волнуйся.

Антуан хотел что-то ответить, но промолчал, словно прикусил язык. Потом снова положил мне на колени деньги:

— Здесь на платье и туфли. Вызови такси… Вот тебе и на такси, кстати. Съезди в какой-нибудь жутко дорогой бутик, купи жутко дорогое платье на сегодняшний вечер! Я хочу, чтобы ты затмила всех на свете, а не только на выставке!

— Вас понял, шеф, — я деловито сгребла деньги в кучку. Навскидку там было около тысячи евро. Запросы у Антуана ещё те, но я предпочла не спорить. А он всё не мог угомониться:

— А это… За оставшееся время, плачу, как обещал.

Ещё тысяча евро легла поверх стопки денег. Я подняла на него глаза:

— Ну зачем?

— Затем.

Шторки снова опустились на его взгляд. Маркиз де Пасси, бесстрастный, холодный аристократ, шлёпающий девочек по вызову, сидел передо мной. Мне стало не по себе. Как можно работать с таким человеком, если он всё время закрывается ото всех?

— Сегодня ты сходишь со мной на выставку, будешь невероятно красивой, а потом можешь делать, что хочешь. Я нанял тебя для этого. Далее ты будешь свободна в своих передвижениях и делах.

Дурак ты, Антуан. Даром, что маркиз.

— Долги отдаёшь? — колко спросила я. Да, мне хотелось уколоть его. Побольнее. Даже не знаю, почему. — А ужин на Эйфелевой башне? А показать мне ипподром в Ницце? Обещал, но не сделал?

— Я отменил заказ и перенёс его на твоё имя в любое время в течение месяца, — Антуан встал и отвернулся. Его голос звучал глухо, понять что-либо без выражения лица было невозможно.

Я отложила деньги в сторону, встала, поправив кружевную оторочку воздушного неглиже, и подошла к маркизу, обняла его за талию:

— Вот какой мне интерес идти ужинать туда без тебя?

— А вдруг у тебя другой клиент есть, более денежный, — пробурчал Антуан, как-то сразу обмякнув в кольце моих рук.

— А ведь я была о тебе другого мнения. Представь, я думала, ты умнее…

Он даже вздрогнул, словно я его ударила. Потом спросил, всё так же глухо и закрыто:

— Разве это не то, что ты хотела?

— Сам вчера сказал, что я не путана, — тихонько рассмеялась я ему в спину. — Так может, перестанешь обращаться со мной, как с наташами?

— Сказал же, отвык…

— Ну так привыкай и прекращай кидаться деньгами!

Я бросила его посреди комнаты и снова уселась на кровать — хотелось кофе. Если честно, я лукавила лишь наполовину. Конечно, дело важнее всего. Но терять расположение Антуана и думать, что он всю жизнь будет вспоминать обо мне, как об аферистке и проститутке, не хотелось. Совсем.

Ничего, выкручусь как-нибудь. Чтоб и рыбку съесть, и на люстре покачаться.

Мой маркиз глянул на меня с улыбкой:

— Хорошо, договорились. Но эти деньги пусть остаются у тебя.

— Хитро придумал, — помешивая кофе, я в шутку покачала головой.

— Я вообще хитрый. Ладно, я поехал, встречаемся здесь в полпятого.

Он бросил мне на кровать ключи на колечке и быстро ушёл. Видимо, чтобы не выслушивать ещё одну отповедь, для которой я уже открыла рот. Беспечный Антуан… Собственно, мне это только на руку, но ведь жалко парня. Обожжётся один раз на Алёшке, потом вообще ни с кем не захочет дела иметь. Хотя… Ему, наверное, уже и не надо будет. Огурчик-то не шевелится.

Кстати, о птичках. Я метнулась к сумочке, чуть не пролив кофе на покрывало. Пакетики, вчера вечером благополучно украденные со рабочего стола Габриэлы на кухне, лежали, завёрнутые в бумажную салфетку, в карманчике под молнией. Это, конечно, меня не касается никаким боком, но, если я не узнаю, в чём дело, буду мучиться угрызениями совести всю оставшуюся жизнь. Телефон лежал там же, предусмотрительно поставленный на бесшумный режим. Впрочем, звонков не было.

Я раскрыла меню, нашла список контактов и с досадой покачала головой. Профессионалы хреновы. Два контакта, один из которых «мама», а второй «босс». Так и надо Смородинову. Пусть людей лучше подбирает.

На всякий случай, я не стала звонить из квартиры. Кто их знает, может, в телефоне маячок. Может, они меня по сигналу вычислят, заявятся… Нет. Я допила кофе, приняла душ, накрасилась, как смогла, чтобы люди не шарахались от синяка на скуле, оделась и вышла на улицу, заперев дверь. Надо быть осторожной. Даже если не сунутся в ближний бой, могут следить. Поэтому вспомнила все уроки по маскировке, села в проезжавший мимо автобус, через несколько остановок вышла и вскочила в подъехавший другой автобус. Покинув его в каких-то странных кварталах, установила приложение «Такси Парижа» и заказала машину по локализации. Всё это время незаметно оглядывалась, но хвоста не было.

Такси подъехало быстро, привезло меня в центр, в «Галери Лафайетт», по моему запросу «где здесь можно купить красивое и дорогое платье». Расплатившись, я первым делом нашла не слишком шумное кафе и заказала зелёный чай с каким-то кексом, а потом позвонила контакту «босс». Скушаю немножко денежек с баланса этого придурка.

Гудок. Я откашлялась. Надо говорить чётко, уверенно, холодно. Гудок. Главное — не показать, как мне страшно. Гудок. Я не боюсь. Я буду представлять, что с мелкими лежу на пляже и слушаю тихий шорох моря… Мне ответил раздражённый голос, который я так хорошо запомнила:

— Дёма, что? Только быстро, у меня…

— Дёма пока не в состоянии ответить, — холодно перебила его я. — А у меня к вам есть вопрос.

— Ты-ы-ы? — изумился Смородинов, но очень быстро взял себя в руки: — Что ты хочешь?

— Спросить. У нас вроде была договорённость. Я даже помню что-то про срок в три недели, не так ли?

Неразборчивое бурчание я приняла за утвердительный ответ. Продолжила:

— Почему вы нарушаете данное слово? Я не собираюсь работать в таком окружении.

— Ты вышла на покупателя, почему не привезла бриллиант?

— Я. Так. Не работаю, — чуть ли не по слогам повторила для непонятливых. — Мои услуги обычно стоят дорого, потому что я всё делаю аккуратно, чтобы клиент не подкопался.

— Оно и видно, — хмыкнул Смородинов.

— Не видно. Ваш случай — исключение из правил, и мне бы очень хотелось знать, как вы меня вычислили. Потому что в себе я уверена.

— Не стоит быть слишком самоуверенной, деточка.

Он процедил это сквозь зубы, чем немерено выбесил меня. Я бросила в трубку:

— В любом случае, отзовите своих горилл немедленно. И ещё — я хочу поговорить с дядей. Иначе бриллианта вы не увидите.

— А ты не увидишь своих чудных братика и сестричку.

— Если вы не дадите мне поговорить с дядей, я буду считать, что они все уже мертвы. Сами знаете, к чему это приведёт.

— Не смей угрожать мне, соплячка! Ты ещё не родилась, я уже был известен в ваших кругах.

Моё сердце билось так быстро, что пришлось приложить руку к груди, чтобы увериться — оно ещё тут, не выскочило. Но голос мой был всё так же холоден и твёрд — море, песочек, чайки…

— Я в курсе. Думаете, мы полезли бы к вам, не выяснив некоторые детали биографии? Всегда решали дела по чести, а тут вдруг такие финтиля! Повторяю второй и последний раз. Я хочу услышать голос дяди. Иначе бриллианта вы не получите.

В трубке молчали. Но я прямо-таки слышала напряжённый скрип извилин. Смородинов размышлял. Блефую я или нет. Конечно, я блефовала. Он мог бы просто послать меня и устроить ещё одну атаку на Антуана. Но, вероятно, олигарха проняло моё показательное выступление. А может, он просто задумался, почему я звоню с телефона одного из его бойцов. В любом случае, мне процедили сквозь зубы:

— Осталось две недели. Я подожду, но запомни…

— Угрожать не надо. Дайте трубочку дяде.

— Детка, думаешь, он сидит у меня в кабинете, и мы попиваем коньячок? Тебе перезвонят через десять минут. Изволь ответить.

— Жду, — бросила я и нажала на кнопку сброса.

И только после этого почувствовала, как задыхаюсь. В груди жгло. А вдруг я подписала смертный приговор трём своим родным людям?