Глава восемнадцатая, в которой принимается весьма опрометчивое решение

— …Бекки!

Судя по тону, Рэйчел окликала меня не в первый раз, но даже сейчас я трудом вернулась в реальность: чтобы увидеть, что мы остались в спальне вдвоём. И ужин, и вечернее чаепитие благополучно миновали, и до недавних пор мы все вместе сидели и болтали в моей комнате — я, Рэйчел, Бланш и Эмили, сегодня ночевавшая у нас. Вернее, болтали другие, а я в который раз прокручивала в голове пророческие видения и слова мисс Туэ, чувствуя себя так, словно осторожно распутываю клубок ниток.

«Владычица Предопределённости уже забирала за грань тех, кто тебе близок, — сказала мне баньши; благо, её речи врезались в память так, словно кто-то высек их там резцом. — И заберёт опять, ещё прежде, чем луна снова станет полной». Владычицей Предопределённости, как и Великой Госпожой, баньши называли богиню Дану, — Богиню-мать, воплощавшую жизнь, смерть и судьбу. Несомненно, в первом случае речь шла об Элиоте, но вот во втором… кому ещё суждено вскоре погибнуть? Элизабет? Это её я захочу спасти, но моя жертва окажется напрасной? Сомнительно, особенно учитывая, что впоследствии баньши говорила про загадочного «него», которого никому не спасти. К тому же Элизабет никак нельзя назвать «тем, кто мне дорог»… и, к некоторому моему стыду, ради её спасения я бы вряд ли согласилась «платить собой».

Может, в действительности Лиззи не грозит смерть? Поэтому мисс Туэ и не стала слишком её пугать? Да, в ближайшее время она определённо окажется в смертельной опасности, но, может, кто-то придёт ей на помощь?..

…например, мы с Рэйчел, которые в видении как раз были рядом.

Ну да, скептически подтвердил внутренний голос. Две хрупкие девушки, конечно же, сумеют дать отпор и большому злому волку, и любой другой кровожадной твари.

Ещё скажи, что её спасителем окажется Гэбриэл Форбиден.

— Я понимаю, что не имею права тебя спрашивать, — сев на кровать рядом со мной, проговорила Рэйчел. — Мне тоже сказали не распространяться о том, что я услышала, но ты… я не могу видеть тебя такой. Ты весь вечер витаешь в облаках, и эти облака явно грозовые. — Она участливо накрыла мою руку своей. — Что такого страшного тебе сказала мисс Туэ?

С моих губ сорвался мучительный вздох.

Что Гэбриэл делал на кладбище? Присматривал будущее место преступления? Думал, куда лучше спрятать тело? Или, напротив, выслеживал ту тварь, которая попытается убить Элизабет?.. Часть меня была уверена в последнем, отметая даже мысль о том, что Гэбриэл Форбиден всё же может быть монстром — особенно после всего, что я увидела в шаре, — но другая снисходительно хохотала над тем, сколь наивными бывают влюблённые девушки.

Я не увидела ничего, что опровергало бы теорию о его оборотничестве. И если он никогда не тронет меня, это не значит, что он не тронет никого другого.

В памяти всплыла сцена, где мы с ним танцуем на моей свадьбе с Томом. Я ещё там, в шатре, догадалась, что к чему, пусть и не сразу. Гости, платье, моё выражение лица — всё указывало на то, что в одном из вариантов будущего я согласилась стать будущей леди Чейнз; и странный наряд Гэбриэла был ничем иным, как частью свадебного обряда, ведь соломенная шляпа и маска — непременный атрибут «соломенных принцев». Этот ритуал шёл с древнейших времён: тогда друзья жениха и невесты обряжались в костюмы и маски из соломы, теперь же остались лишь шляпы и самые обычные маски из бархата или фарфора. На свадебном торжестве соломенные принцы танцевали с невестой, олицетворяя соперников жениха из Дивного Народа, которые пытаются оспорить его право на будущую жену. Фейри ведь обожают красивые вещи, включая прелестных девушек, и чужая невеста для них — лакомый кусочек. Сказок о девах, украденных фейри из-под венца, ходило множество; какие-то свадебные ритуалы обыгрывали эти истории, другие пытались защитить невесту от подобной прискорбной участи. Соломенные принцы относились к первым: девушка не имела права отказать в танце ни одному из тех, кто притворялся обитателем Сказочной Страны, — но потом обязательно возвращалась к жениху, тем самым доказывая, что сумела устоять даже перед чарами фейри и предпочитает будущего мужа всем другим мужчинам. Бывали, правда, забавные случаи, когда под масками скрывались настоящие фейри, и после танца невесту действительно выкрадывали прямо со свадьбы, ведь для истинного представителя Дивного Народа это не составило бы труда… однако отказаться от ритуала людей это не заставило.

А что, если видения двух свадеб вовсе не исключают друг друга? И если у меня не хватит духу отказать Тому, Гэбриэл явится на наше торжество — за мной? Весьма ироничная выйдет история, учитывая, что хозяин Хепберн-парка как раз фейри на четверть. Воображение услужливо нарисовало радужную и захватывающую картинку, как Гэбриэл увозит меня в закат на своём чёрном коне, — прямо из-под носа ошарашенного Тома и разгневанных родителей, навстречу маленькому храму в Шотландии и счастливому будущему с парой детишек… и я скривилась от презрения к романтичной и безнадёжной дурочке по имени Ребекка Лочестер.

О чём я думаю? Я подозреваю Гэбриэла Форбидена в том, что он оборотень, который хочет убить мою… пусть не подругу, но хорошую знакомую, — и в следующий миг уже грежу о совместном побеге? Это не только глупо, но и в высшей степени эгоистично.

Наверное, именно это презрение к себе бросило последний камушек на чашу весов моих сомнений.

— Не сказала. Показала. — Глядя в окно, за которым в тёмном небе уже поднималась луна, я решительно тряхнула головой, больше не колеблясь. — Я заглянула в хрустальный шар, Рэйчел. И увидела, что Элизабет грозит опасность.

Её брови удивлённо изогнулись: эти слова определённо были не теми, что она ожидала услышать.

— Мисс Гринхауз грозит опасность? — повторила она медленно, уставившись на меня, не мигая.

— На неё нападут этой ночью. Или следующей. Я видела её на хэйлском кладбище… мёртвой или полуживой. В ночной рубашке. Должно быть, её каким-то образом выманили на улицу прямо из собственной постели. Мистер Хэтчер — помнишь его? — недавно говорил о девушке, пропавшей похожим образом. Она исчезла ночью из собственной комнаты, при этом вся её одежда осталась на месте. — Я мучительно сжала кулаки. — И в моём видении мы с тобой тоже были там.

— На кладбище? На нас тоже напали?

— Я не видела у нас ран, но мы выглядели такими испуганными… монстр, что сделал это с Элизабет, явно был рядом. Вряд ли бы он нас пощадил.

Рэйчел наконец моргнула. Отведя глаза, прикусила нижнюю губу: белыми и маленькими, как у ласки, зубками.

— И ты весь вечер думаешь о том же, о чём я сейчас? — вымолвила она некоторое время спустя.

— Что мчаться на кладбище в попытке её спасти — самоубийственная глупость, но мы не можем просто остаться в стороне и сидеть тут? — мрачно уточнила я. — И что это единственное, что мы можем сделать, ведь никто не поверит какому-то гаданию какой-то бродячей циркачки?

— Именно. — Рэйчел скосила взгляд на меня. — Тебе не кажется, что твой мистер Форбиден может иметь к этому самое непосредственное отношение?

Сердце упало, заставив меня пропустить вдох.

Если даже Рэйчел, знающая куда меньше меня, подумала об этом…

— Он не мой, — сердито сказала я, не понимая, на что сержусь больше: на это «твой» — или на то, что её слова утверждают меня в мыслях, в которых мне совсем не хотелось утверждаться. — С чего ты это взяла?

— Что по рассказам Бланш, что по его виду — он не показался мне человеком, который действительно имеет слабость к видам красивых захоронений. Подобным обычно грешат поэты, но никак не циники-контрабандисты. Раз он не местный, навещать там ему решительно некого. Если сложить твоё видение и то, что сегодня он выходил с кладбища… он вполне может оказаться представителем злых фейри вроде бааван ши. Или какой-то нечистью. Как думаешь?

Мне вдруг захотелось не то смеяться, не то плакать. Слышать собственные подозрения из уст кого-то другого оказалось слишком больно. Пока они жили лишь в моей голове, это было одно; но уста Рэйчел, казалось, придали им больший вес, превращая призрачные догадки в безнадёжную истину.

В этот миг мои внутренние весы, переполнившись, рассыпались в прах.

— Я подозреваю в нём оборотня. С первого дня нашего знакомства.

Слова прозвучали на удивление тихо и отстранённо. Будто сорвались вовсе не с моих губ. Будто их произнёс кто-то другой.

Даже забавно, насколько легко оказалось выговорить их сейчас.

— Оборотня?

В голосе Рэйчел не прозвучало ни удивления, ни недоверия. И, наверное, именно поэтому — потому что передо мной был человек, действительно способный выслушать, понять и, возможно, принять, — я внезапно заговорила. О растерзанных кроликах и царапинах на моей двери, о поездках к Белой Вуали и разговоре в лабиринте, об исповеди, подслушанной мной у портрета его мёртвой жены. Слова выплескивались и выплескивались из меня — всё, что я так долго копила и носила в себе, всё, что сводило меня с ума последние недели; и когда я замолчала, в комнате ещё долго царила тишина.

Мы обе сидели неподвижно. Не встречаясь взглядами. Слишком страшно мне было бы увидеть в глазах Рэйчел осуждение и понять: я потеряла ещё одного из тех немногих людей, с которыми была действительно близка.

Однако когда тишину нарушил её шёпот, в нём было что угодно, кроме осуждения.

— Бекки, Бекки…

В следующий миг меня заключили в крепкие порывистые объятия, и я ощутила, как с моей души не просто сваливается камень — куда-то исчезает тяжёлая надгробная плита.

— Бедная, бедная моя Бекки! — вздох, вырвавшийся у Рэйчел, явно исходил из самой глубины души. — Ну и в переплёт же ты угодила! Теперь я понимаю… оборотень он или нет, он совсем задурил тебе голову. Понять бы ещё, какой ему в этом интерес. — Отстранившись, но продолжая держать меня за плечи, подруга пристально заглянула мне в глаза. — Если, конечно, ты рассказала всё.

Я прекрасно поняла, на что она намекает, но это вызвало у меня одну только усталость.

— Даже если бы моё окончательное и бесповоротное падение уже свершилось — я и так пала достаточно низко, чтобы мне не было смысла скрывать всю его глубину. — Я ощутила, как мои губы кривит усмешка, и подозревала, что в этот миг выражение моего лица весьма напоминает совсем другое лицо. — Хотя можешь думать, что хочешь.

— Бекки, не говори ерунды! Я просто пытаюсь разобраться, чего он хочет от тебя, а в таком случае всё выглядело бы куда логичнее. — Рэйчел махнула рукой с таким раздражением, что я невольно улыбнулась, несмотря на всю плачевность ситуации. — Значит, ты всё же его любишь.

Я не ответила.

Отвечать не было нужды.

— Глупенькая, наивная Бекки… что ж, спасибо ему хотя бы за то, что он не воспользовался твоей наивностью и глупостью. — Рэйчел горячо сжала пальцами мои предплечья. — Почему ты не рассказала мне сразу? Боги, почему ничего не писала, не спрашивала совета? Если ты думала, что за твою неопытность, за безумие влюблённости я приравняю тебя к тем женщинам, которых презираю… это, знаешь ли, больно.

Мне стало совестно за все мысли, что я допускала в её адрес. Это не отменяло её снобизма, — но Рэйчел оставалась и останется моим другом, несмотря ни на что. Настоящим верным другом, который всегда выслушает, поможет и не осудит.

— Прости, Рэйчел. Мне не следовало ни умалчивать это от тебя, ни поддаваться моему безумию. Но теперь ты знаешь, и это главное. — Я зажмурилась. — Я не могу так больше. Я должна убедиться в том, что это неправда, или правда, всё равно. Должна знать, монстр он или нет. Только тогда я смогу спокойно думать о том, что делать дальше. Сейчас я не в силах размышлять трезво.

— А если монстр? Хочешь сказать, у тебя хватит душевных сил в один миг разлюбить и отречься от него? Или, ещё лучше, открыть его тайну страже? — я не видела лица Рэйчел, но слышала горечь в её голосе. — Я знаю тебя, Бекки. Даже если он оборотень, ты никогда и никому об этом не расскажешь. Ты не обречёшь его на смерть. Более того, ни это известие, ни помолвка, ни протесты твоих родителей не смогут остановить тебя от побега с ним, если ты действительно этого захочешь.

Я помолчала. Эхо её слов резонировало во мне, вновь перекликаясь с моими собственными мыслями: помогая мне наконец в полной мере понять себя — и признать абсолютную правоту этих самых слов.

Никто из нас не произнёс этого вслух, но я уже знала: когда мы поднимемся с постели, мы выскользнем из комнаты, чтобы тайком отправиться в Хэйл. Сперва — к дому Элизабет. Если выяснится, что мы опоздали, и её спальня уже пуста — на кладбище.

Однако прежде мне оставалось прояснить ещё один момент.

— Le coeur a toujours ses raisons*. Если тот, кого ты любишь, поражён смертельным и смертельно опасным недугом… будет ли это правильным и благородным с твоей стороны — отречься от него? Правильно и благородно — быть рядом, несмотря ни на что. Удерживать его руку, когда болезнь вынуждает его совершить нечто непоправимое и страшное. Оборотень он или нет, Гэбриэл Форбиден не причинит мне вреда. И если я решусь выбрать его, я буду счастлива. — Медленно разомкнув ресницы, я спокойно взглянула в глаза подруги, на чёрном дне которых плескалась боль. — Рэйчел, поклянись мне. Поклянись: если мы благополучно переживём эту ночь, что бы ни случилось, ты не будешь вмешиваться. Ты никому не скажешь о том, что узнала. И что бы я ни выбрала, не попытаешься меня остановить.

(*прим.: у сердца свои законы (фр.)

Она прерывисто, измученно вздохнула.

— Нет, — твёрдо произнесла Рэйчел. — Я не позволю тебе погубить себя. Пусть ты проклянёшь меня за это, но…

— Это моя жизнь, Рэйчел. Это — мой выбор. Куда бы этот выбор меня ни привёл, это мой путь. Только я решаю, куда повернуть на нём. Ты не имеешь права делать выбор за меня. И если ты не желаешь мне будущего, в котором я буду вечно ненавидеть не только тебя, но и себя — поклянись.

Резким движением опустив руки, она сердито мотнула головой.

— Я люблю рискованные приключения, сама знаешь, но это…

— Ты клянёшься или нет?

Я не отводила взгляда от её глаз — и на краю зрения всё равно заметила, как ладони Рэйчел судорожно сплетаются в замок, вонзая ногти в нежную кожу между костяшками пальцев.

— Клянусь, — гневно выпалила она. — Пусть это не отменяет того, что ты обезумела. Как, впрочем, и я. — И, с каким-то отчаянным весельем тряхнув витой медью локонов, наконец поднялась с постели. — Надеюсь, в вашем доме можно без особых проблем раздобыть серебряные ножи?

Две самые безрассудные и глупые девчонки страны, прокомментировал внутренний голос, пока мы шли к двери; голос, в котором я снова узнала ироничную интонацию Гэбриэла Форбидена.

Спорить с ним я не стала.