Глава вторая, в которой Ребекка видит кошмары во сне и наяву

Ужин проходил в молчании на женской половине стола и в оживлённом разговоре — на мужской.

— И как тебе новый сосед, Том? — в какой-то момент осведомился отец.

— Он ужасен, — вдруг выдала Бланш. — В нём есть что-то… зловещее.

— А его конь? Вы видели его коня? — включилась в разговор матушка. — Чудовище для чудовища!

— Бросьте, дамы! Мне лично мистер Форбиден показался очень интересным собеседником. Хоть и несколько эксцентричным, конечно.

— Но нечто недоброе в нём всё-таки есть, — вдруг высказался Том. — И его глаза…

— Да-да! А ведь глаза — зеркало души, — не преминула вставить матушка.

— В таком случае я — образец серой бесхарактерной личности, зато в тихих омутах Бланш обязаны водиться келпи*, — сказала я вполголоса, ни к кому не обращаясь. — Но, видимо, им так нравится купаться, что за все эти годы они так ни разу и не вынырнули.

(*прим.: в шотландской мифологии — водяные духи, обитающие в реках и озёрах, по большей части враждебные людям)

Том рассмеялся, отец хмыкнул, Бланш только хлопнула ресницами — но взгляд матери окатил меня волной льда. Впрочем, тут отец завёл разговор о возможностях дальнейшей судьбы леди Хепбёрн, и мать радостно включилась в разговор, так что буря снова обошла меня стороной.

Когда перешли в гостиную пить чай, Том, решительно поглядев в глаза матушки, внезапно попросил её выйти «куда-нибудь в уединение». Та тут же поднялась с кресла с притворным удивлением на лице, чтобы молча повести его в библиотеку. Стоило им скрыться за закрытыми дверями, как в гостиной повисла тишина: отец с излишней беззаботностью набивал трубку, Бланш с лучезарной улыбкой смаковала свой чай.

— Можете не изображать неведение, — устало произнесла я, тщетно пытаясь вернуть упавшее сердце на его законное место в груди. — Всё равно актёры из вас, честно говоря, никчёмные.

Отец виновато закашлялся.

Конечно, Том не просил у матери моей руки. Он уже испросил разрешения у отца, и другое ему было не нужно. Должно быть, сейчас он лишь хотел совета, как лучше обставить своё предложение: дождаться всё же лорда Чейнза или высказать сейчас, сделать это при всех — или же ему позволят остаться со мной наедине.

И, зная матушку, я не сомневалась, что именно ему посоветуют.

Двери отворились, и отлучившиеся вернулись к нам: вначале мать, промокавшая сухие глаза кружевным платком, а за ней Том, прямо направившийся к моему креслу. На его бледных щеках пылал румянец волнения.

— Ребекка! — он опустился на одно колено, обратив сияющий взор на моё лицо. — Я не хочу утруждать тебя множеством красивых слов. Скажу только то, о чём ты могла догадаться уже давно: я люблю тебя. Больше солнца, больше неба, больше жизни своей. В этом мире мне нужно только одно, и в твоих руках дать мне это… или осудить меня на гибель. — Он взял мою руку в свою. — Ребекка, я прошу тебя стать моей женой.

Я сидела, глядя в его зелёные глаза: давно, до боли давно знакомые, известные мне до едва заметных светлых точек вокруг зрачка.

Капкан захлопнулся. Удавка захлестнулась. А мне не остаётся ничего, кроме как затянуть её собственной рукой.

О, да, матушка прекрасно знала, что посоветовать. Если наедине с Томом я ещё могла набраться смелости и попросить время на раздумье — здесь и сейчас, под выжидающими взглядами всех, кто иначе не даст мне жизни, я не чувствовала в себе этой смелости.

Я глубоко вдохнула.

— Том…

Требовательный стук дверного молотка заставил меня вздрогнуть.

— Кого ещё нелегкая принесла? — почти рявкнула мать.

Не задумываясь над тем, что делаю, желая хоть на время ослабить петлю, смыкавшуюся на моей шее, — я встала, бесцеремонно вырвав свою руку из пальцев Тома, и почти выбежала из комнаты.

— Фоморское* отродье! — ругался знакомый голос, отвечая Нэнси, нашей горничной. — Отродясь со мной такого не случалось…

(*прим.: мифические существа, представляющие в ирландской мифологии демонические, тёмные силы хаоса)

— Мистер Форбиден? — я изумлённо застыла посреди холла. — Что случилось?

Мужчина немедленно вскинул голову, обратив на меня разноцветный взор.

— А, мисс Лочестер! Видимо, боги услышали моё пожелание нашего скорого свидания, — усмехнулся он. — Фоморы знают что такое! Не успел я проехать и мили, как мой конь вдруг взбеленился, встал на дыбы и завалился набок. Когда же он вскочил, то немедленно понёсся по направлению к Хепберн-парку, не дожидаясь, пока я изволю занять своё место в седле. Все мои крики, обращённые к этому неразумному животному, разве что вспугнули мышей в полях… Конечно, другой такой чудной ночью я бы с удовольствием прогулялся пешком, но, боюсь, при падении я вывихнул ногу. А поскольку до вашего поместья мне куда ближе, чем до собственного, я решил, что не слишком обременю вас просьбой выделить мне угол, где моя нога сможет пробыть в покое до утра.

— О чём разговор! — всплеснул руками подоспевший отец. — Нэнси, приготовь комнату мистеру Форбидену! И передай, чтобы его ногу осмотрели.

— Да, сэр. — Девушка подобрала юбку. — Прошу следовать за мной, сэр.

— Прошу прощения за то, что целый вечер докучаю вашему дому своим присутствием.

— Ничего страшного, — заверил его отец. — Мы ведь соседи.

Мистер Форбиден кивнул, подволакивая левую ногу, направился за горничной — и я не замедлила последовать за ними.

— Ребекка, ты куда? — угрожающе воскликнули за моей спиной.

Матери не удалось скрыть в голосе удивлённую ярость.

— Ужасно болит голова, — как можно убедительнее простонала я. — Простите, мне нужно лечь. Спокойной ночи, матушка, спокойной ночи, отец, спокойной ночи, Том…

— Прекрасных снов, Ребекка, — неуверенно ответил мой друг.

Не оглядываясь, я поднималась по лестнице: зная, что за моей спиной происходит оживлённое, полное изумления переглядывание моего семейства с пока ещё несостоявшимся женихом.

В конце концов, Чейнзы должны были приехать только завтра. И я имею полное право провести эту ночь свободным человеком. Хотя бы эту последнюю ночь.

Пусть даже на волоске от брака.

***

Тупик. Откуда, почему, почему сейчас?!

Я долго бежала в ночи, пытаясь скрыться от своего преследователя в зелёном лабиринте, но тщетно. Волк следовал за мной по пятам, и сейчас, когда я обернулась, он уже ждал. Он был близко, слишком близко; до этой ночи я считала выражение «горящие глаза» просто фигурой речи, — но эти глаза, слишком умные для обычного зверя, горели хищным огнём.

Я пятилась, пока не упёрлась спиной в стену. Волк, торжествующе оскалившись, кинулся вперёд.

Последним, что я увидела, были сияющие разноцветные глаза…

Я села в кровати, задыхаясь, дрожа от липкого холода, ползущего по спине. Вокруг расстилалась тьма моей комнаты, сквозь открытое окно доносился далёкий волчий вой.

Сон. Это был только сон.

Какое-то время я ещё прислушивалась к звукам ночи, а затем откинулась на подушку, чтобы почти сразу заснуть.

Второе моё пробуждение вышло немногим приятнее первого. Я открыла глаза от дикого вопля, прорезавшего утренний воздух. Вскочив и выглянув в окно, увидела подле крольчатника кричащую Нэнси: девушка явно была на грани обморока.

Я не мешкала, одеваясь и спускаясь вниз — но когда я подошла к крольчатнику, другие домочадцы уже толпились вокруг. Нэнси, должно быть, уже увели; я увидела Бланш, обмякшую на руках у отца, бледное лицо Тома и зеленоватое — матери, но слишком поздно услышала предостерегающие крики, чтобы не обратить взор на распахнутую прутчатую дверцу, за которой…

Зрелище заставило меня отшатнуться, судорожно дыша, чтобы справиться с внезапно подступившей тошнотой.

— О, боги, — невольно прошептала я, — разодраны в клочья…

— Кто это сделал? — прошептал Том; белизна его щёк спорила с молочным цветом моего платья.

Странно, никогда раньше не замечала в нём подобной слабости.

— Волк, — мрачно отозвался отец. — Нэнси говорит, она вставала ночью и слышала вой… где-то рядом.

— Я тоже, — вспомнила я.

— Бедная Бланш, — всхлипнула матушка, — она так любила играть с пушистиками…

— Однако ни слезинки не роняла, когда их отправляли на кухню, — пробормотала я. Следом, поражённая неожиданной мыслью, вскинула голову. — Но как волк открыл дверцу крольчатника?

— Наверное, её забыли запереть, — предположил отец. Оглядев собравшихся, нахмурился. — Мистер Форбиден ещё спит?

— Он ушёл с рассветом, — подал голос Элиот. — Просил передать, что его ноге гораздо лучше, Нэнси ему компрессы какие-то сделала… Благодарил за гостеприимство. Обещал пожаловать на ужин, но не обещал, что сегодня.

— Ясно. — Морщинка меж бровей отца разгладилась. — Что ж, он будет в нашем доме желанным гостем.

Я вспомнила свой сон, и мурашки пробежались по моей коже — на тёплом майском ветру.