ГАЙ ЛЕНДОЛ

— В этой жизни я появился на свет на юге Англии, в графстве Кент. Там до сих пор находится поместье Уилл Лодж, принадлежащее нашему роду, последним отпрыском которого является ваш покорный слуга, Гай Фердинанд Лэндол.

Мой отец был успешным банкиром, мать не работала, заботясь о семейном очаге. Обычная аристократическая семья, пекущаяся о собственном благополучии в разумных, дозволенных приличиями пределах. Будучи малышом, живя с родителями и небольшой прислугой в поместье, удаленном от Лондона, от развлечений и сверстников, я безумно страдал от скуки и изводил маму постоянными капризами. Смиренная, богобоязненная женщина терпеливо сносила детские причуды. Всю свою любовь она отдала мне, единственному позднему ребенку, старалась вложить в мою душу искру добра и света. Благодаря ей и отцу, учившему, напротив, быть стойким, свободо— и жизнелюбивым, уверенным в себе, я стал тем, кем являюсь сейчас.

Так как я рос в изоляции от внешнего мира, то был вынужден создать собственный, куда можно было попасть через кроличью нору. Я населил его персонажами, злыми и добрыми волшебниками, прекрасными дамами, рыцарями и смешными чудовищами. Стоило мне заскучать, я закрывал глаза и, как по мановению волшебной палочки, попадал в замок Белой или Красной Королевы по очереди. Я взрослел, и мир чудес взрослел вместе со мной. Его влияние на разум не ослабевало, оно лишь усиливалось.

Я научился распознавать эмоции, владеющие некоторыми особо чувствительными людьми, слушать их сначала навязчивые, а потом и обычные мысли, пытался внушать собственные. Вначале этот фокус удавался мне только с матерью, ее психика реагировала мгновенно. С отцом, закоренелым материалистом и циником, было сложнее, тем более что он стал внимательно приглядываться ко мне, наблюдать. Испугавшись за пошатнувшееся душевное здоровье единственного наследника, решил серьезно заняться моим воспитанием. Отныне в каждое путешествие по Европе он брал меня с собой.

Будучи заядлым гольфистом, каждое лето отец выезжал на Эвиан Мастерс, в знаменитый Отель на Холме. С десяти лет я сопровождал его. Потом, в память о дружеских баталиях, он приобрел «Роял Парк» в собственность, которая перешла по наследству ко мне.

Но не буду отвлекаться… Как ты, моя Софи?

Гай посмотрел на нее. Перестав плакать, она сидела тихо, прижавшись к нему, и внимательно слушала.

Улыбнувшись, он продолжил:

— В то лето 1962 года я как обычно приехал с отцом в «Роял Парк»… Мне исполнилось тринадцать лет.

Гай замолчал, прерванный вскриком.

— Что? Тебе было тринадцать в 62-ом году? Я ослышалась? Или схожу с ума...

— Нет. Не ты, а семидесятитрехлетний старик, который держит тебя в объятиях, потерял разум от чудесного запаха медовых волос. Его сердце сейчас бьется, словно у юноши, готовится выскочить из груди, стоит нашим губам соприкоснуться.

София нежно провела рукой по щеке Гая и подарила ему невольно выпрошенный поцелуй.

— Я не верю тебе. Так что было дальше?

— В тринадцать лет у мальчишек просыпается первый интерес к неразумным и жеманным созданиям в пышных платьях. Мои сверстники вовсю кокетничали с понравившимися им девочками. Богатые семьи из Франции, Италии и Швейцарии приезжали в отель на все летние месяцы, оставляя юных нимфеток под присмотром в меру ответственных гувернанток. Мне же, в отличие от друзей, по душе был гольф, я сопровождал отца на всех соревнованиях, с благоговением катая за ним сумку с клюшками. Собирал по полю мячи и зубрил их замысловатые названия. Вуд, айрон, паттер… Стоя поодаль, копировал движения игроков, мечтая быть похожим на них.

В том году мальчиков было так много, что мы разбились на две противоборствующие группы: разбойников и рыцарей. Каждая избрала главаря, написала устав, придумала тайные пароли и знаки. Я встал во главе разбойников— пиратов, мальчик из богатой французской семьи возглавил рыцарей. Тайный штаб мы организовали под широченными лапами ели, стоящей посреди лужайки напротив главного входа. Рыцари построили крепость в рододендроновом лабиринте.

Время летело незаметно. Утром отец брал меня на гольф-поля и оплачивал персонального тренера. Вечером я носился с мальчишками, устраивая засады благородным рыцарям, пугая блаженных старичков, отдыхающих на лавочках в объятиях прохлады.

В середине июля в отель заехала семья Вернье, богатого мануфактурщика из Лиона. Меня— вольного пирата, совершенно не интересовали его капиталы, фабрикант обладал неизмеримо бóльшим сокровищем. Красота младшей мадемуазель Вернье пронзила сердце благородного флибустьера навылет.

Я, насмехавшийся над романтическими страданиями приятелей, впервые влюбился без памяти, потерял интерес не только к гольфу, но и к благородному долгу защищать слабых и униженных.

Предмет моей страсти, напротив, отличался холодностью и хитростью. Она поощряла мои ухаживания, но и не отказывалась от внимания джентльменов из враждебного нам рыцарского лагеря. Брала, ничего не отдавая взамен никому из нас, и в итоге добилась желаемого.

Я вызвал на дуэль моих соперников, одного за другим. Мы дрались до первой крови, но ее сладкий запах распалил нас еще больше. Помню лишь, как одного из моих противников родители отвезли в местный госпиталь, подлатать раны на лбу и щеке. Другой, напротив, оставил кровавые следы на мне.

Родители пострадавших детей устроили дирекции отеля грандиозный скандал, итогом которого был срочный отъезд семьи Вернье. Дочь фабриканта обвинили в намеренном разжигании соперничества, приведшего к плачевным результатам.

Когда я узнал, что моя пассия покинула отель, мир покатился в пропасть.

Сердце впервые почувствовало боль, которая не утихала ни днем, ни ночью. Игра в гольф стала с того дня безразлична, пиратские затеи и приключения не волновали. Я безвылазно сидел в номере отца и ждал, когда жжение в груди утихнет. Как она могла бросить меня, не попрощавшись? Сто раз был прав Старик: все женщины — словно мраморные статуи, холодные и бесчувственные.

— Какой Старик?

— Да, с него-то все и началось…

— Представь себе, Гай, когда я гуляла по парку, то обнаружила тайный штаб, которые дети соорудили под кроной канадской ели… Сколько прошло лет, а они продолжают играть в Робин-Гуда, или, точнее, Джека Воробья.

Гай нахмурился и отодвинулся от Софии:

— Милая, ты ошибаешься. Пять лет назад во время грозы молния ударила в единственную в парке канадскую ель, ту самую, и расколола ее пополам. Она была спилена под корень, и еще позавчера на пеньке, оставшемся от разбойничьего дерева, я кормил свою голубку… Софи, ты побледнела, тебе нехорошо?

София поднялась со скамьи, тяжело дыша.

— Как такое возможно? Я дважды побывала в пиратском тайнике. Я же читала… Записка!

Гай в недоумении смотрел на женщину, которая начала хлопать себя по бедрам, ощупывая карманы.

— Точно, я положила ее в задний! Читай, вот это письмо я нашла в штабе разбойников вчера! И кстати, там упоминается твой тезка!

Вытащив записку, София протянула ее остолбеневшему Гаю. Он застыл неподвижно на скамье, боясь протянуть руку.

— Ну что же ты, трусишка. Хорошо, я сама ее прочту, слушай:

«Мой милый Гай, когда ты придешь на наше место, я буду уже очень далеко.

Я не успела попрощаться с тобой, папа настоял на срочном отъезде в Италию на воды. Но мое сердце и последний поцелуй навсегда останутся здесь…»

— Посмотри, вот отпечаток перламутровых губ. Как тебе? Гай… Что с тобой?

София не верила глазам. Перед ней словно промелькнули десятилетия, вместо взрослого мужчины на скамье сидел небольшого роста щуплый испуганный подросток с подбитым глазом. Женщина удивленно сморгнула. Видение исчезло.

— Это невероятно, — услышала она глухой голос, — Он солгал, заставил поверить, что Мишель бросила меня.… Впрочем, только так он и смог бы уговорить… Чудовище.

София терпеливо ждала, когда Гай успокоится.

Он откинулся на скамью и закрыл глаза. Лицо окаменело, осунулось. Началось усиленное старение.

— Гай, умоляю! — закричала испуганная женщина. Сев рядом, она схватила его усыхающую на глазах кисть и приложила к губам, неистово целуя.

— Вернись!

Ярко-синие вспышки глаз заставили ее замолчать.

— Я благодарен тебе. Теперь только понял: ты послана не только подарить мне последнюю любовь, ты пришла снять заклятие, источившее, словно червь, мое сердце.

— Гай, умоляю, объясни, что это все значит!

София немного успокоилась, видя, что к мужчине возвращается моложавый вид.

— Я и мои друзья за глаза называли его Стариком, хотя сейчас я думаю, ему было не более пятидесяти лет. Когда сам юн, все люди с пробившейся сединой кажутся дряхлыми. В летний сезон 1962 года он прослыл главным плейбоем «Роял Парка». Нам доставляло огромное удовольствие наблюдать за тем, как он кормил воронов на лужайке перед входом, после каждого дождя хищные птицы заполняли парк — полакомиться червями. Мы исподтишка следили за передвижениями Старика от ресторана к бассейну, из игрового салона в курительный, следили с восторженным придыханием и пытались повторить его уверенные отточенные движения. Вот так ловко он откусывал секатором кончик сигары, вот так раскуривал, выпускал колечко, потом еще и еще. Мы имитировали его походку, манеру держаться. Но главное удовольствие заключалось в разглядывании и обсуждении его женщин. А пассии его были великолепны, они ослепляли. Окружали стареющего ловеласа, словно облачко мотыльков, одна краше другой. Ходили слухи, что Старик тесно связан с семьей Коломбо и итальянской Коза нострой, не знаю, так ли это было на самом деле. Но то, что он был поклонником и близким другом Фрэнка Синатры, — это да. Американец даже заскочил на глоток-другой виски к нему в Эвиан, исполнил пару хитов под живой аккомпанемент в баре отеля. Наши глупые сердца пылали от восторга и восхищения. «Вот это жизнь», — думали мы. Шикарные женщины у ног, по уши в криминале и деньгах, в друзьях сам черт и его брат… Никто бы не удивился, если бы Старика навестила главная блондинка Америки. Мы ходили за ним по пятам словно верная свита и безумно завидовали .

Если бы я знал тогда, что он давно положил на меня глаз, то здорово удивился.

Оказалось, пока я следил за ним, высунув от восторга язык, он внимательно приглядывался ко мне.

В тот день, когда малолетний страдающий глупец осмелился оставить свою добровольную камеру, где сох по исчезнувшей возлюбленной, и спуститься в бар за стаканом сока, Старик сцапал меня с потрохами. Словно зверь, он сидел в засаде и терпеливо ждал удобного момента.

Когда я увидел его в дверях фермуара, то зажмурился, ослепнув от белизны идеально пошитой тройки. Старик поманил меня рукой, но я решил, что брежу, и уже прошел бы мимо, как он схватил меня за рукав и потянул за собой внутрь курительной комнаты. Она была пуста.

Старик нагнулся и некоторое время внимательно разглядывал меня с головы до ног. Словно он до последнего мгновения не решался сделать мне предложение, которое прозвучало словно гром среди ясного неба.

— Хочешь стать таким, как я, малыш?

Я молчал, в недоумении разглядывая казавшегося огромным мужчину.

Поняв причину моего колебания, он присел на корточки, почти сравнявшись со мной ростом.

— Не надо меня бояться, я хорошо знаю твоего отца Фердинанда Лэндола, наши кабинки для переодевания рядом.

О! Для меня это имело большое значение. Старик играет в гольф и знает отца. Сразу стало легче, я расслабился.

— Итак, Гай, видишь, я даже знаю твое имя. Прости, забыл представиться сам: Алексис Костанидис. Итак, малыш, повторю: хочешь ли ты прожить такую же сладкую жизнь, где нет места страданиям и слезам по равнодушным девицам, разбивающим сердца хорошим парням? Ведь она уехала не попрощавшись, так?

Я кивнул, размазывая по щекам слезы.

— О нет! Ты можешь представить меня плачущим из-за женщины? Абсурд! Насколько они прекрасны, настолько и холодны, словно выточенные из камня статуи. Разве мрамор достоин наших слез? Нет, малыш. Лишь восхищения! Если одни девушки бросают, то другие ответят за их ошибки.

Хочешь прожить жизнь, не совершив ни одного промаха? Иметь в услужении столько прекрасных женщин, сколько пожелаешь? Которые по щелчку пальца бросаются чистить твою обувь или вытряхивать от пыли пиджак?

Хочешь иметь столько денег, сколько никогда не будет у твоего отца? Столько, сколько нет ни у кого из гостей этого отеля? Или ты желаешь чего-то особенного?

Я с детской непосредственностью произнес самое заветное:

— Хочу, чтобы Мишель не оставила меня без слов прощания!

Старик согнулся от смеха:

— Да ты глупец! Она бросила тебя, потому что посчитала неудачником! Поверь мне, знатоку. Так желаешь вернуть ее? Стань таким, как я!

— Да! — вырвалось у меня роковое признание. — Да, я хочу быть как вы.

— До конца жизни?

— До конца жизни! — повторил я за ним.

— Ну вот и все, малыш, дай-ка я тебя поцелую.

Слова прозвучали неожиданно, Старик схватил меня в охапку, запрокинул голову и, раздвинув зубы, просунул свой язык внутрь. Он показался огромным, проникающим все глубже и глубже, в самую сердцевину. Я отчаянно закашлялся, пытался оттолкнуть насильника, но в этот момент крепкие руки оттащили меня от него и отбросили на пол. В следующее мгновение отец ударил Старика что было силы, ломая ему челюсть. Пол фермуара мгновенно залила кровь… Я расплакался и закрыл от страха глаза, а когда вновь посмотрел на мир, то во мне уже жил Тот, Кто Наблюдает.

Первое, что я сделал, — подтвердил обвинение о попытке изнасилования в полиции. Алексиса Костанидиса неминуемо заключили бы под стражу, но он задохнулся в пожаре, случившемся тем же вечером, в результате которого сгорел весь верхний этаж отеля. Ходили слухи, что он сам и устроил поджог, из-за опасения попасть в тюрьму. Сейчас причина мне известна. Старик сыграл роль и, умирая от усталости, красиво ушел.

— Почему он выбрал именно тебя?

— Почему я выбрал Кирилла? Не мы выбираем, Тот, Кто Внутри сам подыскивает себе подходящее для существования тело.

— Он похож на человека?

Гай на мгновение замкнулся.

— У этого существа нет формы, он может принять любой угодный ему облик. Это не белковая форма жизни, она состоит лишь из лучистой энергии. По сути, оно гермафродит, способный существовать как в мужском, так и женских телах. По причине ограниченности физических возможностей и определенных физиологических неудобств предпочитает использовать представителей сильного пола. В Средние века их называли демонами, на самом деле все намного сложнее. Это существо не принадлежит ни к сонму ангелов, ни к когорте демонов. Оно — вне понятий зла и добра, как ты уже знаешь, лишь беспристрастное орудие Равновесия.

— Что было с тобой дальше? — Софияосторожно дотронулась до массивного медальона на шее Гая. Провела пальчиком по скрещенным чешуйчатым спинкам змеек.

«Неужели украшение в действительности обладает магической силой, способной замедлять время? И Гай до сих пор молодо выглядит лишь потому, что не снимает его ни днем, ни ночью?»

«Ты угадала. Стоит мне его снять, я вернусь к реальному облику, который тебе вряд ли понравится», — раздался в голове Софии знакомый голос.

«Почему я до сих пор слышу тебя?»

«Способность разговаривать мысленно я имел всегда, вне зависимости от Другого…»

— Продолжу рассказ, — уже вслух сказал Гай. — Дальше, вплоть до совершеннолетия, ничего особенного со мной не происходило.

Интересоваться естественными науками, химией, биологией меня с раннего детства приучил отец. Потом, помимо занятий основными дисциплинами, я увлекся оккультизмом.

Скорее всего, прошлое воплощение темного мага, сменившего личину на католического епископа, возвращалось ко мне обрывочными воспоминаниями и вызвало жажду познать тайны, которые остались неразрешенными в прошлом. Академические труды были вытеснены герметическими и эзотерическими трактатами.

Астрология, теософия, некромантия, нумерология, каббала вновь раскрыли свои тайны.

Присутствие иной сущности позволяло мне быстро извлекать из сложных текстов необходимые знания.

Достижения современной науки в союзе с древней открывали одну загадку за другой.

Изучив теорию, я перешел к практике. Выращивать гомункулуса или создавать Красного льва в планы не входило, а перешагнуть порог сна— получилось достаточно быстро.

Я научился творить собственные сны, став Dream Catcher — ловцом и получать необходимую информацию из астрального плана.

Вторым шагом стало вовлечение в сон окружающих людей и воздействие на их сознание. Моя власть в мире грез стала безграничная и пугающая.

И тогда я впервые осмелился притормозить растущее влияние Того, Кто Живет, заставлявшего меня развивать способности для единственной цели — манипуляции людьми.

Люди не были ему неугодны, высшая сущность не испытывала к ним эмоций, кроме лабораторного интереса. Люди служили подопытными зверьками, позволяющими изучать эволюцию в целом. Но порой его шутливые эксперименты заканчивались неудачно.

Равновесие не нарушалось, потому что мгновенно подключались силы остальных семерых Стражей, исправлявших ситуацию.

Пока я мужал, он вел себя словно озорной ребенок. Стоило окрепнуть и начать контролировать поселенца, Другой умерил пыл.

Лишь дважды он вышел из-под моего контроля.

Одну ошибку я смог исправить. Другую нет.

Гай опустил глаза, воскресшие воспоминания вернулись вместе с болью, спрятанной глубоко в душе.

— Расскажи мне все, — попросила София.

— Я исправил вторую ошибку. Влюбленная Виктория, безжалостно брошенная в Венеции, растерзанная, униженная, изнасилованная существом, вырвавшимся из меня на свободу, была на грани смерти. Уезжая, насытившийся ее плотью Другой создал фантомов, подстерегающих ее на выходе из отеля. Они должны были допить ее до конца.

Скорее всего он предвосхищал будущее, зная, что наши души с Викторией связаны Скольжением. Возможно, он просто ревновал меня, считая своей собственностью. Впрочем, как и в случае с Томом Коллинзом.

Но после совершения первой ошибки я уже не позволил ему манипулировать своей жизнью. Со временем удалось вернуть Викторию и вымолить у нее прощение.

— Ты упомянул Тома Коллинза? Кто это?

Гай тяжело вздохнул.

— Друг, которого я любил и потерял. Которому пишу письма, а потом сжигаю.

Сядь ко мне на колени Софи, я хочу понянчить тебя, словно ребенка.

Софию обдало жаром. Она опустилась на колени к Гаю и обняла за плечи. Мужчина, закрыв глаза, положил руку на ее живот и замер. Тепло его ладони волнами мгновенно разносилось по телу, навевая сон.

На губах Гая заиграла блаженная улыбка. София осторожно коснулась их пальчиком.

— Чему ты радуешься?

Глаза его светились от счастья.

Не удостоив ее ответом, Гай продолжил рассказ:

— Начиная с 1990 года я читал лекции по космофизике в Лондонском университете королевы Марии для студентов старших курсов. Это было единственное общественно полезное занятие, которое я себе позволил, посвятив свободное время путешествиям по миру.

Когда ко мне на факультатив записался студент-филолог, то я сначала удивился. Что его может интересовать в равновесной структуре Вселенной? Но первая же встреча с Томасом Коллинзом стала событием, перевернувшим мою жизнь с ног на голову.

Представь себе долговязого, чуть сутулого паренька, существующего в дисгармонии с собственными конечностями. Любое его движение казалось вымученным, плохо отрепетированным. Приятная внешность, ясные глаза в окружении длинных, как у девчонки, ресниц, наивность в мировосприятии, исключительная доверчивость завершали портрет парящего над земными проблемами романтика.

Его душа была девственно чиста. Дожив до двадцати трех лет, он не совершил ни одного постыдного поступка. Я впервые встречал подобный экземпляр. Для моего внутреннего гостя, точнее сожителя, Томас стал желанной белой вороной.

Чистым листом бумаги, на котором можно изобразить что угодно — карикатуру или шедевр. Куском глины, из которой он собрался слепить собственного Голема.

После первой встречи он воспылал к пареньку низменной плотской страстью. Старался внушить мне, человеку, что пришло время испытать однополый секс. Существо изголодалось по ощущениям, которыми наслаждалось в прошлых телах.

Жизнь моя превратилась в кошмар. Манипулируя сознанием во время сна,  Другой внушал мне иллюзии, стараясь разжечь чувство. Моими руками он исследовал тело Томаса, гладил его грудь, ягодицы, моими губами целовал его губы. Пробуждаясь, я ощущал абсолютную пустоту, пожирающую меня изнутри. Впервые мои стремления не только не совпадали с желаниями Того, Кто Наблюдает, они шли с ними вразрез.

Искренне симпатизируя Томасу, я не осмеливался совращать его.

Не имея возможности сопротивляться, я выбрал логичный путь: перестал на время спать. Иного способа бороться я не знал. Мое тело страдало, разум постепенно угасал, что, безусловно, влияло и на внутреннего сластолюбца.

Видя мое упорство, Тот уступил. Но и я был вынужден восполнять его постоянно растущие и нереализованные потребности в сексе. Потерял счет женщинам, с которыми проводил ночи. Не запоминая имен, не задавая ни одного вопроса, уходил, хлопая дверью. Тот использовал подвластное тело для собственных нужд, не считаясь с моими желаниями.

Я искал выход.

Внезапно вспышка — воспоминание из прошлого — напомнила мне о кольце, которое носил на пальце Конрад Справедливый, грозный епископ Фрайбургский. Помнишь, я тебе рассказывал об этом злодее?

— Да, конечно! Им был ты, — София улыбнулась и вытерла со лба Гая пот.

«Становится душно».

Она посмотрела на часы. Стрелки приближались к трем, самому жаркому времени дня.

— Хочешь вернуться? — спросил он. — Мы можем полежать в теньке, сделаем лимонад со льдом.

— Пока нет, мне слишком уютно у тебя на коленях, продолжай.

Ты говоришь о кольце, что сейчас на твоем безымянном пальце?

Гай поднял руку, сверкнув широкой золотой полоской на солнце.

— Точно. И именно оно в этой жизни стоило мне друга. Позволишь, я продолжу?

София кивнула.

— Извини.

— Черная Регина, прошлое воплощение Виктории, шварцвальдская ведьма, четыре сотни лет назад принесла кольцо в дар любимому. Она была уверена, что реликвия сдерживает зло, живущее в людях. Это было правдой: стоило мне в порыве отчаяния его снять, как жизнь погрузилась в абсолютную тьму. Я мучил невинных, пытал, сжигал, прелюбодействовал, губил душу. Казнь любимой Регины вернула мне разум, я вновь надел кольцо на палец и ушел вслед за ней, в надежде на спасение.

С момента моей смерти прошло несколько сот лет. Странно звучит для тебя? Я просил верить каждому слову, так что будь послушной девочкой.

Теперь найти утраченное в последнем воплощении кольцо стало моей целью.

— А как же Другой? Он наверняка понимал, что ты ищешь оберег, чтобы ограничить его власть.

— Ты права. Я предвидел это. Но изучение тайных наук не прошло даром. Я создал в собственном разуме особый уголок, куда Тот не мог проникнуть, потому что опоздал. Потому что не знал пароля, придуманного в начале лета мальчишками-пиратами под кроной канадской ели и поклявшихся кровью не выдавать тайного слова.

Знаешь ли ты, Софи, что искренняя детская клятва не уступает по силе молитве или заговору? В том защищенном месте до вчерашнего дня жила моя душа, и именно там я спрятал истинную цель, а для Другого создал иллюзию поиска значимого артефакта, управляющего человеческим намерением. Научив меня манипулировать людьми, Тот не заметил, как сам попался в ловушку.

Не буду задерживать твое внимание.

Поиск продолжался.

Меня ожидал сюрприз, насмешка судьбы. Предпоследним владельцем кольца оказался мой безумный родственник — доктор Лукас Фишерли, проживавший в начале девятнадцатого века в Южной Англии, в поместье Уилл Лодж, которое и поныне принадлежит нашей семье. Влюбленный глупец, не оценив силы кольца, точнее, не осознав в меру собственного невежества, подарил его любовнице, экономке семьи Коллинз.

Следующее открытие буквально сбило меня с ног. Томас Коллинз, нежный бутон, предмет желаний Того, Кто Жил во мне, был из тех самых Коллинзов, которых я разыскивал. Молодой человек прилетел на свет словно мотылек.

Это был знак судьбы.

Появилась необходимость сойтись с Томом как можно ближе и выведать о кольце. Вернуть его!

В тот момент, в начале нового века, в миллениум, мне исполнилось пятьдесят лет. В непорочную дружбу между зрелым мужчиной и юнцом мог поверить лишь идиот или святой.

И тогда Тот, Кто Живет Среди Людей пришел на помощь.

Поставив перед зеркалом, он рассмеялся и тут же соткал новый образ — молодого человека, ровесника, студента финансового факультета Университета королевы Марии, Гая Фердинанда. Неунывающего повесу, весельчака, прожигателя жизни, дамского угодника и просто отличного парня.

Неужели ты не согласишься сбросить четверть века, Гай? Ради достижения цели?

Я согласился. Так исчез преподаватель космофизики и вместо него на сцену вышел новый герой.

Стать близким другом такому милому человеку, как Том Коллинз, не составило труда. Тем более, когда паренек приятен сердцу. Я искренне искал его дружбы и легко обрел ее, избегая подсказок. Близость с Томасом несказанно обогащала. Свет, что излучал бесхитростный парень, очищал закоулки моей сумеречной души.

Однако в поиске кольца я не продвинулся не на шаг. Томас, хорошо знакомый с историей семьи, не слышал о нем. Тем не менее, я чувствовал, что род Коллинзов хранит тайны, в которые мой друг никого не посвящал. Сколько бы я ни пытался вывести его на откровенность, он уходил от ответов.

Сущность во мне не раз подкидывала идеи развязать язык наивному пареньку более действенным способом. Выхода не осталось, я согласился и познакомил его с Мари Энн, моей племянницей. Выдать ее за двоюродную сестру не составило трудности, благо родственница ни разу не видела своего настоящего дядю.

Избалованная вертихвостка, капризная и ревнивая, оказалась тем кирпичиком, которого не хватало Тому для сотворения идеального мира. Противоположности притягиваются потому, что дополняют друг друга. Уравновешиваются.

Он влюбился в Мари Энн без памяти и, за неимением другого романтического опыта, буквально сдувал пылинки.

Но нас ждала очередная неудача. Соблазнительной блондинке также не удалось раскрыть тайны семьи Коллинз.

Возможно, он действительно ничего не знает о кольце?

Я впал в отчаяние.

Но судьба, наигравшись, для разнообразия подкинула мне сахарную косточку.

Однажды Томас устроил близким друзьям небольшую вылазку за город и пригласил нас с Мари Энн в родовое поместье Торнбери, где жил его дедушка Уильям, главный хронограф семьи Коллинз.

Старик Уильям произвел на меня неизгладимое впечатление.

Представь себе Санта-Клауса, заблудившегося после Рождества и поселившегося в одном из самых красивых домов Южной Англии. Маленького роста толстячок, заросший белоснежной пушистой бородой, словно фрик-одуванчик. Круглые очки в металлической оправе вечно сползали с его короткого носа, он поправлял их, но они снова падали вниз. Милее гоблина я не встречал.

Увидев его, я почувствовал, что спустя годы вышел на верный след. Старик обладал бесценными знаниями. Одна беда, он не собирался ими делиться. Видимо, скрытность и упрямство в крови у всех Коллинзов.

Сознаюсь, Софи, я был вынужден применить влияние Того, Кто Во Мне, выбора не оставалось. Не волнуйся, вреда я старичку не причинил, и после нашего разговора его память была благополучно стерта.

Сведения, что я получил, не продвинули меня ни на шаг, но, тем не менее, тут было над чем поразмыслить.

Оказалось, семья Коллинз хранила легенду о Белой Женщине, внезапно появившейся и исчезнувшей без следа. Загадка в том, что она якобы пришла из будущего.

— Не поняла. Что значит из будущего, Гай? Безумие какое-то, — София недоверчиво рассмеялась.

— Я тоже решил, что старик свихнулся на старости лет и произвольно трактует семейные хроники. Когда он рассказывал мне о той женщине, глаза его светились недобрым болезненным огнем. Читая недоверие на моем лице, он потерял терпение и отвел меня в галерею, расположенную на первом этаже их поместья. Там он сказал:

«Вот она, Гай! Сэр Фитцджеральд Коллинз заказал ее портрет, чтобы поместить рядом со своим. Он любил ее до конца жизни».

Представь мое изумление, Софи, когда я взглянул на картины, то буквально потерял дар речи.

Меня поразил не образ путешественницы во времени, она оказалась обычной серой мышкой, невразумительной простушкой. Я бы прошел мимо, не обратив внимания.

Меня потряс портрет хозяина Торнбери. Оказалось, что мой сердечный друг Томас Коллинз также обладает скользящей душой, мало того, был как две капли воды похож на своего предка — сэра Фитцджеральда.

Его «Я» вернулось из тайника с определенной целью. В поиске кого-то или чего-то.

Признаюсь, легенда о пресловутой Белой Женщине, бывшей возлюбленной хозяина Торнбери, меня тогда не заинтересовала. Я пребывал в отчаянии. Поиск кольца вновь зашел в тупик. Надежд почти не оставалось.

Время шло. Моя дружба с Томасом была так же крепка. Сущность, что жила во мне, похоже, оставила попытки совратить неприступного паренька. Его связь с пустышкой Мари Энн вскоре пришла к логическому завершению. Сексуальное влечение угасло, Томас начал тяготиться навязчивой девушкой, которая прижилась в Торнбери и уже считала себя полноправной хозяйкой поместья.

Друг откровенно скучал в ее обществе, но в силу воспитания, виду не подавал.

А потом случилось чудо.

Томас разослал всем друзьям приглашение на карнавал, который организовывался в загородном доме. Собралось немало повес, любителей бесплатной выпивки и доступного секса.

Когда гости, нарядившиеся в костюмы прошлой эпохи, были в сборе, двери Торнбери распахнулись, пропуская точную копию той самой серой мыши, изображенной на семейном портрете. Мышь, заранее пребывая в полуобморочном состоянии, торжественно упала на руки Томаса Коллинза, окончательно лишившись чувств. И стала недостающей картой в моем запутанном пасьянсе.

Вторая скользящая душа вышла на сцену.

Но главный сюрприз ожидал меня чуть позже. На безымянном пальце девицы красовалось кольцо Намерения, которое я безуспешно искал долгие годы.

— Как такое возможно?

— Как видишь, жизнь полна сюрпризов. Я потерял след кольца в начале девятнадцатого века. Если верить безумной хронике сэра Уильяма, именно в это время появилась таинственная гостья из будущего по имени Элен. Экономка, у которой хранилось кольцо, подарила его ей, перед тем как девице суждено было вернуться назад.

— Гай, такое я читала в только в сказках. Как ты объяснишь подобные перемещения?

— Не имею понятия. Парадоксы времени, так называемые «кроличьи норы» или порталы, изучались мудрецами древностей, но я не придавал особого значения их выводам. Оказалось — зря. Тогда только я понял, что привело Томаса на мой факультатив по космофизике: он искал возможность подтвердить теоретически временные перемещения.

— А почему ты назвал душу этой женщины скользящей?

— Софи, я знал много романтических историй любви, но эта вошла в тройку лидеров. Ты только представь: в девушку, попавшую во временную ловушку, влюбляется не кто иной, как хозяин Торнбери, джентльмен, дворянин, аристократ, сам Фитцджеральд Коллинз. Что он нашел в бесцветном существе, понять я не в силах, но он предложил ей замужество.

— Откуда тебе известны такие подробности, Гай?

— Старик Уильям, с которым мы стали друзьями не менее близкими, доверил мне дневник сэра Коллинза, который тот вел в течение жизни. Все детали произошедшего я почерпнул оттуда.

— Невероятно! Мне не терпится узнать, что случилось далее!

— Терпение, мой ангел. Трагедия случилась накануне свадьбы. Девушка пропала без следа. Навеки унося с собой сердце несчастного хозяина и, что более важно, кольцо Намерения.

Но судьба порой любит повеселиться. Наш романтичный Томас, прочтя дневник предка, воспылал желанием найти Элен и — ему это удалось.

— Каким образом?

— Логика. Нехитрый расчет. Девица утверждала, что пришла из мая 2009 года, пропала она в августе 1810-го. Полагая, что она вернулась в свое, а то есть и в его время — август 2009 года, — Томас отправился в Москву ее искать.

— Невероятно…Она русская? Моя землячка?

— Точно так, я не сказал, извини. Сам удивляюсь: все женщины, оставляющие в моей душе неизгладимый след в последнем воплощении, — твои соотечественницы… — Гай рассмеялся.

— Когда я увидел глаза Томаса, держащего в объятиях упавшую без чувств Элен, понял главное. Он и Фитцжеральд Коллинз — действительно одна сущность. Это знал я, догадывалась сама Элен, но вряд ли принял бы за правду Томас. Несмотря на романтическую перевозбужденность, он оставался неисправимым материалистом.

Хочу успокоить тебя, моя дорогая! История Золушки в современном формате завершилась хеппи-эндом. Свадьба, отложенная на столетия, состоялась. У Томаса родился сын. Счастливая семья до сих пор проживает по соседству со мной — в родовом поместье Торнбери.

— Невероятно! — София поймала себя на мысли, что произносит это слово не в первый раз. — А как тебе удалось забрать у нее кольцо? Я вижу его на руке, значит, цель достигнута.

— Да. Цель достигнута, но какой ценой! Увидев его во время бала-карнавала на пальце Элен, я потерял способность логически мыслить. Потерял контроль над собой, и Тот, Кто Жил Во Мне дождался звездного часа и вышел на первый план. Должен сказать, что девица уже тогда обладала недюжинными способностями к ясновидению. Она не сводила с меня внимательных глаз, присматривалась, интуитивно поняла, что я не тот, за кого себя выдаю. Увидев фальшь, мгновенно насторожилась. Выпросить кольцо по-доброму не получилось. В этот момент жажда обладания амулетом, который находился на расстоянии протянутой руки, окончательно лишила меня разума, и я решился забрать кольцо силой. Стоило надеть кольцо на палец, я начал контролировать собственные мысли и поступки.

Но был вынужден избавиться от Элен. Попытка стереть ей память, как старику Уильяму, удалась частично.

Послушав подсказки Другого, решил заранее подстраховаться и подбросил наркотики ей в багаж. Томаса же убедил в том, что девица сбежала, разочаровавшись в его нерешительности.

Сколько раз впоследствии я корил себя за легкомыслие и самонадеянность, забыв главное: скользящие души всегда стремятся навстречу друг другу. Козни врагов не являются тому помехой.

Томас раскрыл предательство и навсегда исчез из моей жизни.

Получив кольцо, я потерял друга, которого любил и раньше и сейчас…

София нахмурила брови:

— А почему ты не пытался оправдаться? Объяснить?

— Что именно? Почему я подложил наркотик, который она, неплохой провидец, нашла еще до вылета? Почему я обманывал их? Цинично манипулировал всеми? Нет. Такое не прощают. Знаешь, видя, как он счастлив с ней, я понял, что в жизни Томаса больше ни для кого не осталось места. Они стали единым целым, завершили цикл скольжения. Уверен, леди Элен Коллинз до сих пор видит во мне абсолютное зло, демона, живущего в теле человека. Отчасти она права. Зачем ее разочаровывать? Придумала страшную сказку, в которую сама же и поверила. Одна из ее бредовых идей — оберегать от меня Томаса. Чем она успешно и занимается по сей день.

Впрочем, пришло время вернуть ей кольцо. Оно стало бесполезным. Сейчас мне осталось беречься лишь от самого себя.

Гай, прижав к себе Софию, быстро расстегнул несколько пуговиц на ее блузке. Его прохладные пальцы скользнули внутрь.

— Ты сошел с ума! — Софиясхватила его за руку, испуганно оглядываясь по сторонам. — Ты хочешь, чтобы вездесущие швейцарские бабушки настучали на нас?

— Поверь мне, каждая старушка в пригороде Лозанны знает все потайные скамейки наперечет и пасется около них не с целью накляузничать, а лишь с желанием потрещать на уши незадачливым соседкам. Уверен, что мы давно под прицелом.

Рука Гая открыла грудь Софии. Нагнувшись, он слегка сдавил розовый сосок зубами.

«Пора вернуться в милый уютный дом, где нам никто не помешает».

Что с ней стало? Куда подевался стыд? Она обезумела в его руках, раскрылась, забыв обо всем на свете. В первую очередь о том, что кровать стоит напротив настежь распахнутого окна.

Она жила лишь мгновением, которое мечтала превратить в вечность. Старушка, замершая в окне дома напротив, играла в ее жизни самую незначительную роль.

Устав от любви, они с головой нырнули в детство. Вызвав такси, отправились в лунапарк, разбитый на набережной Уши.

Весь вечер смеялись как сумасшедшие, превратившись в беззаботных подростков, играли в лотерею, получая один за другим нелепые пушистые призы, которые тут же раздаривали прохожим. Останавливаясь на пустынных улицах, искали лавочки, вновь и вновь отдаваясь вспыхивающей страсти.

София потеряла счет времени.

Они вернулись с первыми лучами солнца над Леманом.

Наступало их последнее утро.