ПЕРВЫЙ ДЕНЬ В РАЮ

Ласковое прикосновение свежего прохладного ветерка с озера, принесшего с собой еле уловимый аромат пробуждающихся розовых бутонов, оторвал Софию ото сна. Некоторое время она лежала в постели, пребывая в блаженном переходе от сладкой дремы к спешащей ей на смену реальности. Долгожданное ощущение покоя растекалось по телу.

Постепенно события прошлого дня воскресли в памяти. Но за ночь рациональный разум расставил детали, что казались еще вчера вечером сверхъестественными, по полочкам. Странный старик более не казался таковым. София перепутала одного из гостей отеля с загулявшим бродягой, они просто слегка похожи друг на друга. Неужели только нищие носят костюмы от Бриони? Хлопушка, как доказательство, также бесследно исчезла. А была ли она вообще?

Накинув пеньюар, женщина открыла старинную латунную защелку на ставнях и шагнула на балкон. Сердце ее замерло от восторга.

Отель словно парил над бесконечной гладью озера, посеребренной утренним солнцем. Легкая дымка тумана постепенно исчезала, изгоняемая солнечными лучами. Ее клочки опускались на идеально стриженые газоны парка, готовые выпасть росой, другие цеплялись за кусты самшита, таились в бесчисленных цветочных клумбах. Восторженные птичьи трели возвещали о рождении нового дня. Кристально чистый воздух благоухал ароматами роз, роскошных пионов, ирисов, алых маков, колышущихся на ветру.

София беззаботно рассмеялась.

«Вот оно, счастье!»

Вернувшись в комнату, еще раз ее оглядела, примеряясь.

«Здесь я проведу две замечательные недели моей жизни».

Шагнула к старинному письменному столу, стоящему в небольшом эркере-фонаре с панорамным видом на сверкающие воды Лемана. Погладила старинное произведение мебельного искусства, представив, как легко за ним будет сочиняться новый роман. А сколько романов, или, по крайней мере, сколько писем — радостных, грустных, признательных, отчаянных, искренних или обманных — писалось за этим столом? Сколько судеб они сгубили или, наоборот, сколько влюбленных сердец соединили навеки? Сложно вообразить!

Предвкушая долгие летние вечера в компании с айпадом, она зажмурилась и замурлыкала как довольная кошка. Герои, что придут к ней в гости, по достоинству разделят восторг.

«А пока не мешает позавтракать, принцесса Софи!»

Путь в ресторан лежал мимо рецепции. В холле отеля слышался детский смех, топот маленьких ножек, пронзительный визг, бесполезные просьбы нянечки остепениться. Многодетное семейство покидало отель. Их бесчисленный багаж уже ждал у главного входа.

София, не имевшая детей, облегченно вздохнула. Малыши — это прекрасные цветы жизни, но пусть они растут подальше, на чужих подоконниках. Ее безумно утомляла детская возня, капризы, писки, невероятный шум, производимый чудными созданиями. Так бывает. Можно любить детей, но не знать, как с ними справляться.

«Роял Парк» считался отелем, лояльным к присутствию малышей. Для них существовал отдельный клуб с круглосуточным присмотром, прекрасная детская площадка и даже маленький зоопарк. Но некоторые фанатичные родители не могли расстаться с драгоценными чадами. Таскали их за собой повсюду, включая рестораны, бары и даже территорию бассейнов. Присутствие скандальных избалованных отпрысков София считала неизбежным злом. Терпела.

Поэтому, проскользнув мимо шумной компании, приветственно кивнув улыбнувшейся ей Кларенс, невольно подумала:

«На четыре крикливых рта стало меньше. Будем надеяться, что в ближайшие дни в отель не заедут семьи с детьми. И я отдохну по-настоящему».

В ресторане ее ждало разочарование.

На входе она почти столкнулась с несущимся на невероятной скорости мальчишкой в индейских перьях. Счастливо увернувшись, оторва замахал маленьким томагавком, сложил рот уточкой и, прикрыв его крошечной ладошкой, угрожающе заулюлюкал, подражая боевому кличу апачей.

— О Господи… — не сдержалась испуганная София.

Отец сорванца неохотно оторвался от поедания яичницы с беконом и безразличным голосом с явным американским акцентом прогнусавил:

— Джекки, остынь. Раскури трубку мира. Не мешай нам с мамой кушать…

София постаралась занять столик в самом углу, как можно дальше от маленького краснокожего оболтуса, вставшего на тропу войны.

«Твой Джекки-бой мешает всем в этом зале. Тебе же, заокеанский боров, важнее количество бекона на тарелке».

Что и говорить, за неимением собственных детей отличаться особой терпимостью к чужим отпрыскам не приходилось. На самом деле все не так! Ищите причину неприязни в обратном, именно в неимении детей, в выплаканных ночами надеждах, в несбывшихся желаниях, в завистливых взглядах на чужих малышей, а в результате элементарное желание «не замечать их», ведь так не больно. Как часто мы избегаем, то, что не в силах получить…

Проходя после завтрака мимо рецепции, София удовлетворенно отметила, что семья с четырьмя малышами уже покинула отель.

У стойки регистрировались новые гости.

Высокий худощавый мужчина, на вид старше пятидесяти, порывистым жестом достал из портфеля идентификационные карты. Угловатый, жилистый, напоминающий неказистого журавля. Рядом с ним стояла привлекательная, одетая по последней моде темноволосая девушка, восторженно хлопающая по сторонам огромными фарфоровыми глазами.

«Молодая любовница? — скользнула первая мысль. София перевела взгляд на мужчину и усомнилась:

— Вряд ли. Интересный образчик. Замкнут в себе, хмурится, неприветлив. Дерганый, словно в шарнирах не хватает смазки. Выезжающие на отдых с молодыми особами вожделенцы стараются выглядеть моложе, легкомысленнее, дабы обмануть всех, включая самих себя».

Внезапно, совершенно одинаковый, синхронный жест рук и поворот головы, две пары глаз, с одним выражением посмотревшие на нее, расставили точки над «и».

«Отец и дочь».

Вежливо улыбнувшись новоприбывшим, София прошла мимо.

— Итак, что мы предпримем в первую очередь? — произнесла она вслух, выйдя на балкон. Вдохнула воздушно-капельный эрзац сигареты, зажмурилась от удовольствия.

— Надо осмотреться. Сначала пройдусь по парку. Потом на очереди салон красоты, выберу несколько массажей и омолаживающих процедур. Если проголодаюсь, пообедаю. И, наконец, позволю себе расслабиться у бассейна. Главное, не забыть отключить прием звонков и сообщений. Для мира меня больше НЕТ.

Спустившись в холл, София стала свидетельницей заезда еще одной гостьи.

«Везет же мне на встречи».

Блондинка, немногим больше тридцати, невысокая, изящная, оглянулась, и их взгляды на мгновение пересеклись.

Потухшие глаза больного человека, сокрушенного, придавленного неприятностями испуганно метнулись в сторону.

«Странная особа, — невольно отметила про себя София. — «Мисс Отчаяние». Сразу появилось ощущение пробитого навылет сердца, смертельной тоски, непреходящей боли? Червоточины внутри? Да, в сущности, какое мне до нее дело?» — спросила себя женщина и, отбросив печальные мысли, вышла на освещенную солнцем гравийную дорожку, ведущую в парк.

Ее глазам шаг за шагом открывались идеальные изумрудные лужайки, постриженные травинка к травинке, вертолетная площадка для гостей, предпочитающих парить над жизнью, заросший открытыми солнцу восковыми кувшинками прудик в окружении заплаканных ив и шелестящего под ветром тростника, весело журчащий, подпрыгивающий на мшистых валунах ручей, бегущий с вершины холма. Чуть поодаль, у ограды располагался небольшой птичник и зоопарк для маленьких гостей отеля. И, наконец, жемчужина парка, особое место — прекрасный цветник, затейливый лабиринт из цветущих рододендронов, японских кленов, ремонтантных роз, айвы, барбариса и олеандров всех возможных расцветок. Белые, малиновые, желтые, розовые гроздья соцветий окружали бесчисленные рои пчел, шмелей, порхающих бабочек и мелькающих стрекоз. Добро пожаловать в волшебный мир!

София запомнила это чудное место со времени последнего посещения и была рада, что выбрала для отдыха именно июнь, начало буйного цветения. Нагулявшись по замысловато расчерченным тропкам лабиринта, усладив взор красотой растений, слух — завораживающим жужжанием шмелей, а обоняние — приторным ароматом, плывущим в воздухе, она с легким головокружением покинула прекрасную ловушку.

Сейчас ее путь лежал к высоченной, подпирающей небеса канадской ели, пирамидальной красавице, высящейся на небольшом пригорке, напротив главного входа в отель.

Дерево уже издалека впечатляло своими размерами, а, приблизившись, София восхищенно присвистнула. Вот это гигант!

Крона в нижней части занимала не менее шести метров в диаметре, а кудрявая верхушка терялась в лазурной вышине.

Пушистые лапчатые ветви почти касались земли, создавая вокруг мощного ствола естественный укромный закуток, шалашик. Подчиняясь любопытству, София развела колючие ветки, заглянула внутрь и замерла от изумления. Там действительно существовал потаенный уголок, обустроенный маленькими гостями отеля. Самодельный столик, сколоченный из досок, пара спиленных ветвей, используемые как сидения. Скорее всего, это был тайный штаб местных «разбойников» или «контрабандистов». София почувствовала ребячий задор, искрящейся волной пробежавший по жилам. Подобные тайники они строили в летних лагерях. И наслаждались островком свободы вдали от настырных воспитателей. Нахлынувшие воспоминания заставили ее улыбнуться. Последнее лето детства. Лагерь «Костер». Пашка Петров и его смешные записки, которые она находила в секретном штабе. Приглашения на свидания за забором лагеря, с единственным желанием — поцеловаться с самой красивой девочкой отряда и растрезвонить всем о победе. Где ты сейчас, дружок Пашка? Раздобрел на семейных хлебах? Сказочно обогатился или почил в неизвестности?

Дети везде одинаковы. Божьи создания, независимо от времени и места.

София начала осторожно осматривать укромное убежище. Осколки керамической посуды, покрытые пылью бутылки со старинными откидывающимися пробками, ржавые консервные банки, жестянки от монпансье или душистых пастилок, и надо же… почерневшие от времени окурки настоящих сигарет.

«Милое дело — тайком от родителей посмолить косячок! Ничего не меняется».

Обойдя вокруг ствола, она испуганно вскрикнула. Торчащая сухая ветвь чуть не поранила ей глаз. На сквозняке трепетал нанизанный на сучок лист бумаги.

Осторожно сняв его и пробежав глазами, София догадалась, что перед ней настоящее любовное послание на французском, оставленное неизвестной и влюбленной по уши девочкой.

«Mon cher Gay, quand tu viendras a notre place, je serai tres loin.

J’ai pas eu le temps de te dire au revoir car mon pere a insister de vite partir en Italie, sur les eaux.Mon coeur et mon dernier beiser restront ici pour toujours”

«Мой милый Гай, когда ты придешь на наше место, я буду уже очень далеко.

Я не успела попрощаться с тобой, папа настоял на срочном отъезде в Италию на воды. Но мое сердце и последний поцелуй навсегда останутся здесь…»

Вместо подписи красовался отпечаток губ, оставленный украденной у мамы перламутровой помадой. И следом — неумелый рисунок: девочка и мальчик держат друг друга за руки в обрамлении сердечка, выведенного дрожащей страдающей рукой маленькой дурехи.

София опустилась на сотворенную детскими руками скамью. В этом месте до сих пор чувствовалось страдание, невосполнимая тоска по первой утраченной любви, почти взрослая скорбь не понарошку разбитого сердца. Искренняя боль, какая бывает лишь один раз, в раннем детстве, зияющая рана, что странным образом никогда не зарастает и запоминается навсегда, координата «зеро», с которой начинается отсчет следующих рубцов.

Время потеряло счет. София застыла на неудобной самодельной скамье, вымороженная насквозь отчаянием неизвестных, повзрослевших здесь детей.

Она оплакивала свою бестолковую жизнь. Предательство мужа, нелепую смерть мальчика, ставшую для нее пределом, через который она не смела переступить. Под страхом смерти приказала своему сердцу остыть. Она замерла во времени, разрешила себе существование на автопилоте.

Насытившись страданием, София осторожно сняла детское любовное послание с ветки, подержала в руках, мучаясь сомнениями: взять с собой на память или оставить? Существует ли упомянутый Гай, которому предназначено признание в любви? Хотя — почему нет? Возможно, мальчик еще здесь, и он вернется, чтобы прочесть последнее «прости».

Аккуратно водрузив драгоценное письмо на место, София тихо, стараясь не шуметь, покинула храм детской любви.

На рецепции ей посчастливилось столкнуться с новым гостем.

Обаятельный толстячок, молодой мужчина в мятом льняном костюме, застыл у стойки в ожидании живой души. Портье, консьерж, служащая рецепции— все внезапно провалились сквозь землю.

«Та— а-ак, баллы за расторопность и ответственность персонала неожиданно покатились вниз», — невольно констатировала про себя София, задержав взгляд на новоприбывшем.

— Привет! Меня зовут Гаспар! — немедленно отреагировал толстяк на английском. Достал из кармана жеваного пиджака огромный клетчатый платок и промокнул испарину на лбу. — Уф, жарковато сегодня!

Женщина растерялась. Невольно притормозила.

— Привет… А я — София. Только что приехал?

— Ну да. Стою здесь уже несколько минут. Никого. И это хваленые пять звезд?

София автоматически восприняла обвинение в несоответствии звездности на свой счет. Мало того, она неожиданно начала придумывать объективные причины отсутствия персонала:

— Возможно, у них летучка по улучшению обслуживания… («Нелепее объяснения не придумаешь!») Или простое недоразумение. Разбежались кто куда, по делам.

Гаспар улыбнулся, вскинул бровки-домики, обреченно закатив глаза: ну да, мол, с кем не бывает.

И словно в подтверждение слов Софии за стойкой как из-под земли возник светловолосый консьерж, а следом за ним из комнаты за рецепцией выскользнула разрумянившаяся розой Кларенс, дрожащими руками проверяющая наличие застегнутых пуговиц на блузке.

— К вашим услугам, месье.

«Однако… — подумала София. — Это игра на грани фола. Еще немного, и вы вылетели бы из обслуги с треском. Лямурные связи в столь значимых отелях под строжайшим запретом. Ясное дело, Франция потворствует либерализму во взаимоотношениях полов, но существуют незыблемые правила профессионального этикета. Поэтому ставлю жирный минус за нравственный уровень персонала...»

Гаспар, протянув оправившейся от смущения Кларенс идентификационную карточку, крикнул вслед направившейся к лестнице Софии:

— Мадемуазель, был искренне рад знакомству! Еще встретимся.

«И я... — мысленно ответила женщина, поднимаясь вверх по лестнице, —

«Мадемуазель…» Пустячок, а приятно».

День пролетел незаметно. Судьба смилостивилась над ней. Всех присутствующих в отеле детей прилежные нянечки увели спать, она наслаждалась покоем у бассейна в одиночестве. И не заметила, как ее разморило.

Июньское солнце коварно: разбавленное свежим ветром с озера, оно делает свое дело.

Сон или явь… Неизвестно. Ей видится бассейн отеля, у которого она лежит на шезлонге, по времени наступила глубокая ночь. Прозрачная вода освещена изнутри скрытыми под бортиками прожекторами, обнаженные люди, погрузившиеся в нее, видны как на ладони. Нелепость ситуации и прохладный ветер с озера заставляют Софию подняться. Предусмотрительный служащий отеля укрывает плечи пледом, спасающим от ночного сквозняка, и легким жестом просит остаться. Представление, разыгрываемое в бассейне, только начинается. Одна за другой пары приступают к соблазнению друг друга. София в недоумении смотрит на других зрителей, завернутых в теплые пледы на шезлонгах. Как они реагируют на происходящее? Или подобная вечерняя «анимация» в порядке вещей?

Она видит полубезумные глаза оставшихся за бортом бассейна. Они явно жалеют, что не участвуют в представлении.

Мужские особи в воде один за другим овладевают женщинами. Из бассейна раздаются протяжные вожделеющие стоны, вода разогревается, бурлит от страсти. София видит, как некоторые зрители, не выдержав искушения, скидывают покрывала и ныряют в воду, отталкивая друг друга в нетерпении. Разомлев от тепла и возбудившись от разлитого в воде и воздухе соблазна, они начинают совокупляться со всеми подряд, со всем, что движется. Мужчины занимаются любовью с мужчинами, женщины с женщинами. Торжествует воспетый Сатпремом клеточный разум, стимулирующий нелогичное воспроизводство. София закрывает в отвращении глаза. Множество обнаженных белокожих тел, судорожные фрикции напоминают ей деление бактерий под микроскопом. Она собирается встать, но странный старик в одежде от «Бриони», обдав ее запахом элитных сигар, опускается рядом на шезлонг. Одна его рука, схватив Софию за волосы, откидывает ее голову назад, открывая губы, другая решительно скользит по телу, срывает купальник, и...

— Мадам, извините, солнце зашло. Время к ужину. Мы должны закрыть бассейн, — ворвался в ее сон голос сотрудника отеля.

София, очнувшись, первым делом коснулась груди: все на месте.

Собравшись буквально за минуту, она быстрым шагом покинула зону бассейна, понимая, что до сих пор возбуждена. Какой стыд! Низ живота безбожно ныл. К горлу подступила тошнота.

Поднявшись в номер, опрометью бросилась в ванную комнату. Прохладный душ, смывающий наваждение — первая помощь при неприятных ситуациях, — спасал ее уже не в первый раз.

Обессиленная женщина рухнула на кровать.

Немного придя в себя, она нечаянно коснулась рукой груди, и жадные видения вернулись вновь.

Рука старика нежно гладит набухшие соски, а его влажные губы скользят по щеке в поиске ее рта…

— Что со мной происходит? — крикнула София в голос и испугалась.

«Не дай бог кто-то услышит…»

Дрожа от вернувшегося возбуждения, шагнула на балкон в надежде остудить тело. Расположившись в кресле, распахнула пеньюар на груди, вдохнула свежий вечерний воздух и постаралась расслабиться. Ветер с озера нес желанную прохладу, но ее оказалось недостаточно, чтобы загасить тлеющее внутри пламя.

На притихший от птичьего гомона парк уже опускались сумерки, прозрачный саван их растушевывал очертания, путал впечатления, предвещал неожиданные мистификации. К чему привиделся этот сон? Неужели загадочный старик так глубоко проник в подсознание, что, воздействуя на неуправляемые инстинкты, вызвал групповую инсталляцию? Другого объяснения не находилось

Сладкий запах сигарного табака отвлек ее от мучительных раздумий. Аромат повис пеленой, смешиваясь с благоуханием энотеры и душистой гвоздики, распахнувших соцветия навстречу лунному свету. Предусмотрительно прикрыв кружевами грудь, София встала и огляделась в поиске любителя сигар. Балконы справа и слева были пусты. Женщина нагнулась вниз, полагая, что источник запаха там. Увы, ее ждало разочарование. Легкий смешок и звук прикрываемых ставен послышались сверху. Хитрец, живущий над ней, насладившись ее безуспешными поисками и пеньюаром, шагнул назад и закрыл за собой дверь балкона.

«Проиграла…»

Постояв еще разок под душем, прогнав из тела жадную негу, а из мыслей — воспоминания о полуденном сне-провокации, София, посвежевшая и окрепшая, распахнула гардероб в поисках платья для приближающегося ужина.

Достала маленькое черное, бросила на кровать. Отошла на пару шагов разглядывая и мысленно примеряя его на себя.

Засомневалась, вернулась к другим вещам. Рука сама потянулась к алому коктейльному из струящегося шелка.

«Не слишком ли вызывающе?»

Спина отчаянно декольтирована. Длина замерла на опасной отметке чуть выше колена. Софии купила его в «Галерее Лафайет»^[1] наутро после ни к чему не обязывающего секса с коллегой, имя которого давно исчезло из памяти. А вот платье-впечатление осталось.

Женщина приложила нежный прохладный шелк к телу, покружилась перед зеркалом, подняв рыжие волосы вверх.

«Никто не даст мне сорок с хвостиком. Не посмеет».

Зеленовато-серые глаза Софии радостно заблестели в предвкушении завистливых взглядов стареющей гвардии.

«Сегодня выход в красном. Провокация за провокацию!»

Приняв решение, она сняла с верхней полочки шкатулку с глазными каплями.

Почему бы не попробовать изумрудную зелень? Достав маленький пузырек, капнула по очереди под каждое веко, сморгнула, сделала несколько круговых движений. Подойдя к зеркалу, удовлетворенно улыбнулась. Без того зеленоватые глаза приобрели сочный оттенок травы. Искрящийся эффект продлится не менее пяти часов.

Из современных новинок декоративной косметики глазные капли-хамелеоны нашли у нее достойный отклик. Два любимых оттенка — лавандовый для романтических случаев и изумрудный для беззаботного куража — заканчивались быстрее прочих.

Как вдруг…

Оглушительный раскат грома расколол небеса пополам. Воющий голодным чудовищем ветер пригнул деревья к земле, словно траву и в одно мгновение накрыл небо свинцово-лиловым покрывалом. Дневной свет померк. Ярчайшая вспышка в несколько миллионов вольт ослепила остолбеневшую от страха Софию. Женщина схватилась за сердце, боясь вздохнуть. Она безумно боялась грозы. Еще девочкой при первых признаках приближающегося ненастья со всех ног бежала домой, закрывала все окна, выдергивала электроприборы из сети и, забившись в угол, дрожала, словно осиновый лист. Начитавшись в псевдонаучных журналах о коварстве шаровых молний, их появлениях из розеток и открытых форточек, она буквально столбенела, лишалась чувств, боялась двинуться с места.

Детская фобия постепенно смягчилась. Взрослой Софии доставляло удовольствие разгуливать под обычным дождем. Но рокот грома моментально воскресал детские страхи.

Вцепившись в гардины, женщина выглянула из окна и вскрикнула. Мутная стена дождя накрыла парк. Разверзшиеся небесные хляби извергали поистине библейский потоп. Софию оглушила барабанная дробь капель по натянутым над балконами маркизам, мраморным столикам и раскрытым шезлонгам, и следом — восторженный рев дождевого потока, вырвавшегося из водосточных труб, понесшийся вниз с холма.

Уже давно осадки в странах Европы напоминали тропические ливни экваториальной зоны. Кратковременные, но сметающие все и вся на своем пути. Природа мстила людям, применяя против них самое действенное оружие — непредсказуемый климат.

Посчитав до десяти, кое-как подавив детский страх, София оглянулась на распахнутый шкаф, на ожидающее примерки великолепное платье и моментально почувствовала голодный спазм.

«Гроза грозой, а ужин никто не отменял».

Заставив себя отвлечься от апокалипсического светопреставления за окном, шагнула к зеркалу, надела красное платье, поправила выпавшую из пучка огненную прядь, немного покружилась, покуражилась.

Пританцовывая и напевая под нос «Woman in love», покинула номер, направляясь в ресторан.

В отеле из-за грозы включили дополнительное освещение— призрачно мигающий дюралайт, люминесцентный шнур, протянувшийся вдоль плинтусов. Давящая тьма за окнами, потоки воды из прохудившейся небесной тверди будили тщательно скрываемое чувство клаустрофобии— ограниченности и абсолютной отрезанности от мира. Озорной настрой вновь покинул Софию, стоило ей пройти в полном одиночестве по длинному, бликующему тусклыми огнями коридору. Она не слышала своих торопливых шагов, их поглотил ковер с крупным ворсом.

И вдруг верхний свет погас, аварийное освещение, неуверенно моргнув, померкло следом. Женщина взвизгнула от страха, очутившись в плотной непроглядной тьме. Она в растерянности выставила вперед руки и прошла несколько шагов на ощупь. Борясь с нарастающим ужасом, который не замедлил пробежаться холодными пальцами по спине, всхлипнула и, словно испуганный ребенок, опустилась на колени и сжалась в комочек. Надо переждать и посчитать до десяти!

Раз, — два, — три! Лампочка гори!.. Вместе с вспыхнувшим светом она услышала удивленный вопрос батлера, возникшего над ней словно призрак:

— Salut! Мадам, вы что-то потеряли?

София подняла безумный взгляд на белобрысого паренька, несшего в кромешной темноте целый поднос, заставленный напитками, и застыдилась собственной глупости.

— Да, нет… сережку…уже нашла. Спасибо.

— Извините, мадам. Перебои с генератором. Но сейчас все восстановлено. Не волнуйтесь, — крикнул он, удаляясь по коридору.

«Да, конечно. Что за детские страхи? Ты собиралась завоевывать сердца, не так ли?» — спросила сама себя и, не получив ответа, начала спускаться по лестнице вниз.

На последней ступеньке сидела худенькая женщина. Сокрушенно опустив голову, она рыдала навзрыд.

Как видно, истерики заразны. И особенно быстро передаются в насыщенном озоном воздухе.

Поравнявшись, София заглянула в лицо плачущей особы и сразу узнала ее. Сегодняшняя грустная дама, «Мисс Отчаяние», снова оправдывала данное ей мимоходом прозвище.

В холле первого этажа царила пустота, гостей не было. Тихие всхлипы несчастной доносились до рецепции, но служащие отеля хранили странное спокойствие.

София, удивившись равнодушию персонала, опустилась на ступеньку рядом со страдалицей и, стараясь не напугать ее, спросила:

— Мадемуазель, что-то случилось? Не могла бы я вам помочь?

Плачущая женщина подняла красное распухшее от слез лицо и дрожащим голосом, произнесла:

— Nein. Danke.^[2], — и вновь опустила голову на колени.

София, не зная немецкого языка, продолжила общение на английском:

— Вы обращались на рецепцию?

Женщина вздрогнула и зарыдала еще сильнее.

— Да, — она всхлипнула и, достав из кармана бумажную салфетку, звучно высморкалась. — Да, и они бессильны мне помочь. Я хочу уехать из отеля, но НЕ МОГУ. Что за нелепость?

«Действительно, что за нелепость?»

София ничего не понимала. Она взяла незнакомку за руку и подняла со ступеней.

— Пойдем, поговорим с ними. Возможно, возникло недопонимание.

Заплаканная блондинка поплелась за решительно настроенной Софией к рецепции.

Кларенс вся покрывшася от волнения красными пятнами, затравленно взглянула на подошедших женщин и залепетала:

— Я ничего не могу сделать, ничего. Это форс-мажор. Как вы не понимаете? Ливень затопил кабель, нет соединения с сетью. Ни один компьютер не работает! — она показала жестом на мертвые черные экраны.

София молча слушала оправдания, ничего не понимая.

— Мадам, я же говорила вам. Три наших лимузина на пути в аэропорт, провожают гостей. В связи с непогодой они могут задержаться. Дождь стеной — посмотрите! Если к ночи гроза пройдет и машины вернуться, то вы сможете уехать…

— А сотовая связь? Неужели и трубки не работают? — вспомнила София. — Вызовите такси из города!

Кларенс посмотрела на нее как на неразумное дитя.

— Ни один шофер не поедет в ливень в гору — это раз. Мобильная связь не работает ни у кого из нас — это два. Нет приема на ретрансляционной станции! А старые телефонные кабели давно вне эксплуатации.

У Софии опустились руки. Каменный век какой-то. Обыкновенный дождь отрезал их от мира. Вот тебе самый главный минус ретро-отелей! Коммуникации, системы жизнеобеспечения ни к черту! Вместо того чтобы совершенствоваться постоянно, они остаются на допотопном уровне начала прошлого века. Интересно, куда потрачены вложенные инвестиционными компаниями средства? Глупо сейчас рассуждать.

Вернувшийся мальчишка-батлерпосмел вмешаться в их разговор:

— Может, милые дамы желают чего-нибудь выпить, пока не восстановилась связь, и не вернулся транспорт?

Поняв, что от растерянных сотрудников отеля проку никакого, София обернулась к притихшей за спиной незнакомке ипредложила:

— Действительно, расслабиться нам не помешает. Как вас зовут?

— Аннет Пуатье, — прошелестел бесцветный голос.

— Ну а меня София Томилина. Очень рада знакомству, — и пожала бесплотную руку.

Приняв заказ, симпатичный официант предложил дамам расположиться в баре и исчез.

Через пять минут он нарисовался в компании двух высоких бокалов, украшенных легкомысленными зонтиками и апельсиновой стружкой. В каждом коктейле плавала изумрудная вишенка.

Аннет, приняв бокал, несколько мгновений неуверенно держала его в руках, словно сомневаясь в правильности выбора. Потом, решившись, сделала пару небольших глотков и тяжело вздохнула.

София бесцеремонно разглядывала сидящую напротив женщину. Вылитый Пьеро из детской сказки. Вселенский страдалец с выписанными сажей слезами и опущенными уголками рта. Вечная скорбь и уныние поселились на миловидном лице женщины, спрятались в глубине потухших глаз, притаились в трагических складках щек, в скептическом изломе губ.

«Как я не люблю быть чьей-то жилеткой, тем более на отдыхе. Но делать нечего».

— Что у вас случилось, Аннет? Расскажите мне. Возможно, наша встреча не случайна, и я смогу вам помочь.

Уголки губ у Пьеро дрогнули и неуверенно поползли вверх. Грустная улыбка-гримаса исказила лицо.

— Ничем вы мне уже не поможете. Спасибо, что проявили участие. Люди спускались на ужин, обходя меня стороной, словно прокаженную. Сейчас модно быть удачливым. Слезы на публике под строжайшим запретом.

— Ну, не все люди одинаковые. Так было и так будет. На десяток сухарей найдется и добрая душа… («Видимо, это я, чертова дура!») Аннет, вам надо с кем-то поделиться. Ужин подадут через полчаса, а возможно, из-за отказа генератора повара задержат его еще дольше. А до того времени я полностью в вашем распоряжении.

София, скрепя сердце, устроилась на мягком диване и приготовилась слушать.

Аннет некоторое время молчала, раздумывая. И, наконец, решилась...

^[1] Старейшая французская сеть универмагов.

^[2] «Нет. Спасибо» (нем.).