3 глава / Туманный город / Шульман Марина
 

3 глава

0.00
 
3 глава

Порою кажется судьба

Жестока с нами и груба:

Кому-то всё она даёт,

А наш черед не настаёт.

И зависть отравляет нас

Своею желчью каждый час.

Поэтому не жди чудес

И сам влияй на свой прогресс!

 

 

Я — жаворонок и обычно просыпаюсь довольно рано. Так было и в это утро. Ребекка ещё спала, и чтобы её не будить, я тихо оделась и выскочила из комнаты. Накануне я сильно перенервничала и совсем забыла принять ванну. К счастью, сейчас она оказалась свободна, и я быстро привела себя в порядок.

Спустившись, я увидела, что в гостиной уже завтракали дядя Октавиус, Анна с Леопольдом и Эмилио с семейством. В доме появилась Маркела — помогавшая Фридриху немая старушка в мешковатом старомодном платье. Ростом она вышла ещё ниже меня, но прибирала в комнате с большой подвижностью — похоже, у них давно не было одновременно много постояльцев.

Несмотря на немоту, Маркела жестами умудрялась объяснить что-либо. По её информации рядом находилась ферма, где можно купить еду. Так как мы не успели сходить туда, пока приходилось довольствоваться старыми запасами. Женщины разложили на столе вяленое мясо, овощи, вчерашний хлеб из придорожного трактира. В старой чаше над огнём в печи грелась вода для чая.

Поздоровавшись со всеми и было усевшись завтракать, я заметила, что дядя как раз вставал из-за стола, вытаскивая из-под воротника салфетку. Судя по его хлопотливым движениям, он куда-то торопился.

— Ты идёшь в мэрию договариваться о представлениях? — догадалась я.

— Да, — подтвердил дядя, нахлобучивая шляпу и надевая пальто, висевшее на спинке его стула.

— Можно с тобой? — попросилась я.

— Вот ещё. Только будешь мешаться под ногами, проку от тебя никакого, — заворчал он.

Однако я уже прекрасно поняла, что Октавиус ни капельки не возражает. Поэтому быстро налила и выпила стакан чая, конечно, обжёгши язык, схватила булочку и, жуя на ходу, взбежала на второй этаж за накидкой и также стремительно спустилась, чтобы не заставлять его ждать. Мне нравилось быть в эпицентре событий, знакомиться с новыми людьми. К тому же я чувствовала себя незаменимой дядиной помощницей.

Так как мэрия располагалась недалеко, мы отправились в путь пешком. В этот утренний час воздух был чист и прозрачен. Тумана не наблюдалось и в помине. Какой контраст с атмосферой моей ночной прогулки! При дневном свете город больше не казался мрачным и пугающим. Где все страшные дома с чудовищами? Неужели они мне лишь померещились?

Туманный город выглядел таким же заурядным, как и десятки других. Прохожие спешили по своим делам. Торговцы молоком вовсю бренчали ободами колёс по булыжнику. Старьёвщики обходили домов, выпрашивая у служанок хлам и забирая всё, что им дают. Даже шарманщик с попугаем, вытаскивающим предсказания, уже занял место на центральной площади. Из булочных разносился аромат свежего хлеба, в мастерских жужжал токарный станок, а проходя мимо открытых ставен начальной школы, мы слышали, как дети читали вслух по слогам.

Как я им завидовала! Каждый день они приходили на занятия к разным учителям, делали упражнения, их кругозор расширялся. Моё же образование было отрывочным — в основном, со мной занимались родители или иногда другие родственники, вместе с которыми я изучала все необходимые учебники.

Обычно подобное обучение экстренно проводилось весной, после чего мы отправлялись в школу любого подвернувшегося города, чтобы я могла сдать переводной экзамен. Моя форма занятий называлась «домашнее обучение», хотя как вы помните, никакого дома у меня и в помине не было. Аттестация зачастую сводилась к формальности. Иногда кажется, я бы справилась с ней даже в том случае, если бы прошлась лишь по верхам учебников.

Мне нравилось читать книги, узнавать что-то новое. Они были относительно дорогими, а в общественную библиотеку я редко попадала. То тут, то там я ухватывала книжку и старалась быстрее закончить её, пока возникал перерыв между концертами.

Дядя Октавиус серьёзно относился к вопросу просвещения и когда мы ставили пьесы или посещали спектакли наших конкурентов, он частенько собирал меня и Ребекку для обсуждения — что за проблемы в них представлены, почему они возникли, к чему могут привести. Таким образом дядя с детства погружал нас в театральную среду.

Несмотря на скомканное обучение, я надеялась, что не слишком много уступаю городским сверстникам. Однако для поступления в колледж этих знаний точно не хватило бы, что составляло для меня проблему.

Но вот и мэрия. Центр местной власти находился в одноэтажном каменном здании коричневого цвета. Поначалу охранник-гвардеец не хотел пускать нас, и дяде пришлось применить всё своё красноречие, дабы убедить того в безотлагательности нашего дела. Внутри мы очутились в лабиринте коридоров, кабинетов без табличек, снующих туда-сюда посетителей и чиновников с папками, так что найти приёмную оказалось непросто.

Градоначальник ещё не появился на службе. Узнав, с каким вопросом мы пришли, невзрачный человек лет сорока пяти, оказавшийся секретарём, провёл к его заместителю — господину Фернану. Даже в самом начале дня тот был занят, и поэтому пришлось полчаса топтаться в томительном ожидании.

Но наконец-то нам разрешили зайти в длинный узкий кабинет, основную часть которого занимал дубовый стол и стулья с изогнутыми спинками. В его главе, окружённый стопками бумаг, сидел высокий худощавый шестидесятилетний мужчина. Чёрные волосы, зачёсанные назад и собранные в короткий хвостик, острый нос и пронзительный взгляд делали его похожим на сокола. Изящный костюм тёмно-синего цвета сидел на нём столь идеально, что лучше и придумать нельзя. Я на какой-то момент опешила, так как не ожидала увидеть чиновника отдалённого городка в такой элегантной одежде.

Впрочем, его настрой по отношению к нам оказался не очень благодушным. Наверное, потому что мы отвлекли мужчину от каких-то важных дел.

— Бродячие артисты? — он нахмурил лицо, словно к нему обратились за милостыней попрошайки.

Фернан не предложил сесть, и мы робко стояли на расстоянии двух-трёх метров от него. Я вообще спряталась за спину дяди, так как чувствовала себя некомфортно.

— Точнее, передвижной театр, милорд, — откашлявшись, поправил дядюшка Октавиус и передал хозяину кабинета документы. — Ему уже сорок лет. Мы выступаем во всех крупных городах королевства и везде публика принимает нас с восторгом. В программе есть танцевальные номера, сценки, арии…

— Какой у вас вокальный репертуар? Что за певцы? — жёстким голосом перебил Фернан, который, не поднимая глаз, с молниеносной скоростью просматривал наши бумаги.

Деятельность театров, в том числе передвижных, регулировалась столичным департаментом культуры. Ежегодно мы предоставляли туда сведения о составе труппы, маршрутах передвижения, а новые номера предварительно показывали специальному цензору. Только после этого коллектив мог получить лицензию на выступления.

Дядя явно не ожидал такого напора и замялся. Обычно даже если мы приезжали первый раз в какой-либо город, нас встречали с радушием. Не говоря уже о том, что после выступлений артисты неизменно оставляли о себе хорошие впечатления. Оглянувшись на меня, Октавиус сказал:

— К примеру, наша юная солистка — Изабелла Конрой. Подаёт большие надежды.

Фернан приподнял голову и пристально окинул меня холодным взглядом, от которого по всему телу пошли мурашки. На несколько секунд он задумался, затем произнёс с мимолётной ухмылкой:

— Солистка… И что же ты поёшь, Изабелла Конрой?

В горле пересохло, и я едва смогла выдавить:

— Лирические арии. Романсы.

На самом деле в мой репертуар входили вокальные номера из разных жанров, но в эту минуту я забыла обо всём. Вот ведь проклятье!

Возникла неловкая пауза. Мне показалось, что мужчина с сочувствием посмотрел на меня и чуть ли не вздохнул. Солистка! Двух слов связать не в состоянии!

И зачем он меня так разглядывает? Смотреть особо не на что — я была не совсем довольна собственной внешностью. Меня устраивали худощавость, средний рост, каштановые волосы и серые глаза: не красавица, как Ребекка, хотя и не дурнушка. Что меня раздражало — так это веснушки. Они то внезапно проявлялись, то неожиданно пропадали. Больше всего расстраивало то, что с ними я выглядела как четырнадцатилетний подросток. А я считала себя уже взрослой и хотела, чтобы так же думали и окружающие. Крепко сжав за спиной руки в кулаки, я начала злиться на саму себя из-за того, что в ответственный момент не могу собраться.

Чиновник заметил нашу растерянность и решил проявить участие. Он перемахнул бумаги обратно через стол:

— Хорошо, так и быть. Учитывая, что у нас давно не было театральных выступлений, даю вам шанс. Только один концерт — сегодня вечером. Можете занять здание разрушенного театра. Я распоряжусь, чтобы там подключили газовое освещение на это время.

— Выступать в … — дядя Октавиус поразился и боялся повторить услышанные слова, — в разрушенном здании? Но ведь оно не пригодно?

— Да, — согласился Фернан. — Оно отчасти ветхое, так как не использовалось пару лет после маленького землетрясения, от которого пострадало всего лишь несколько домов. Мы всё хотим реконструировать его, но пока не собрались. Уверен, для одного выступления бродячего театра оно вполне сгодится.

— К тому же сегодня! — всплеснул руками дядя. — У нас даже нет целого дня, чтобы расклеить афиши по городу. Люди не узнают о концерте и поэтому не придут…

— Вам что, нужна неделя? — нетерпеливо спросил заместитель мэра. — Постарайтесь успеть. А завтрашним утром не забудьте внести половину доходов от билетов в муниципальную казну и сразу покиньте Туманный город. Мои служащие проследят за этим. Остальные инструкции получите у секретаря.

Фернан встал, давая понять, что нам здесь не особо рады и разговор закончен. Он производил впечатление занятого человека, у которого совершенно нет времени на лишние сантименты.

У меня есть такая странность — я соотношу людей с растениями: мужчин с деревьями, а женщин с цветами. Ведь представители ботанического мира тоже обладают множеством индивидуальных отличий. В случае с Фернаном я не задумывалась — конечно, кактус, недружелюбный и колючий.

Условия были жёсткими, и дядюшка запротестовал:

— Но, помилуйте, во-первых, обычно мы всегда даём два-три разных представления, у нас обширная программа. Во-вторых, половина доходов — чересчур завышенный сбор, нигде больше…

— Что? — возмутился строгим голосом наш собеседник. — Вы не в том положении, чтобы ставить условия. Или так, или никак. Выбирайте!

Дядя понял, что вести переговоры с жителями Туманного города бесполезно. В молчании, знаменовавшим наше согласие, мы все вышли из кабинета. Небрежным жестом чиновник подозвал секретаря:

— Пусть сегодня выступают в театре. Найдите кого-нибудь помочь им с организацией.

Сделав едва заметный прощальный кивок, Фернан вернулся обратно к себе, так громко хлопнув дверью, что я вздрогнула. Секретарь позвал кого-то из соседней комнаты:

— Эй, Патрик!

Мы с дядей замерли в ожидании, однако никто так и не появился. Не слышалось даже никакой возни.

— Паааааатрик! — протяжно повторил клерк.

— Ну что ещё, а?

К нам вышел невысокий худощавый шатен лет двадцати-двадцати двух. Деловой костюм болотного цвета хоть и был сшит по добротным лекалам, сидел на нём неуклюже — то ли вышел не по размеру, то ли юноша не умел носить его. Очевидно для солидности молодой человек отрастил бакенбарды, но они выглядели такими жидкими, что производили противоположное впечатление.

— Проводи артистов до театра и объясни что как. Они сегодня вечером будут выступать там, — распорядился клерк.

Щёголь оценивающе оглядел нас с головы до пят. Его глубоко посаженные маленькие чёрные глаза буквально буравили меня:

— Артистка, что ль?

Мне он жутко не понравился, и я промолчала. Дядя посчитал нужным вмешаться:

— Уважаемый Патрик, я — Октавиус, а это моя внучка Изабелла, мы представляем передвижной театр. Пожалуйста, быстрее проводите нас до театра. Нам нужно многое успеть до выступления.

— Подумаешь! Как будто делать мне больше нечего.

Он демонстративно медленно взял пальто и цилиндр с вешалки и также неторопливо направился к выходу. Дядя Октавиус тяжело вздохнул, печально взглянул на меня, и мы пошли вслед за провожатым.

Всю дорогу глава нашего клана старался быть бодрым, вслух проговаривал, с каких приготовлений начинать в первую очередь. Но я-то чувствовала, что он опечален таким несправедливым ходом событий. Ведь непонятно, удастся ли компенсировать все расходы и время, затраченные на поездку сюда, за один концерт.

Юноша же оживился и стал общаться с нами, хотя, скорее, его реплики напоминали монолог:

— О, давненько у нас здесь не наблюдалось вашей братии. Чё будёт? Опера там или танцы?

Он шёл немного впереди, гордо выпятив грудь, словно являлся хозяином города. Не ответить ему было невежливо — как-никак мы зависели от него, поэтому дядя Октавиус коротко высказался:

— И то, и другое.

— Да, — задумчиво произнёс Патрик и на мгновение замолк. — Ну ладно, мне жалко, что ли. Сам я в театре был однажды, в детстве. Тётка затащила. Вы же знаете, мой дядя — мэр Туманного города?

И развернулся, дабы удостовериться, что мы осознаём, какая огромная честь нам выпала — идти вместе с племянником местного градоначальника. Делая вид, что чрезвычайно польщены, дядя и я многозначительно кивнули в унисон. Юноша принял это за чистую монету.

— Такая скукота, — зевнул Патрик. — Но мне повезло — удалось сбежать в перерыве, хотя потом тётка и дала нагоняй. И девицы туда ходят занудные, не в моём вкусе. А пару лет назад здание разрушилось — и никому хуже не стало. Хорошо, что наш ипподром не затронуло!

Тут он сплюнул, вытащил сигарету и закурил прямо на ходу, пуская дым в лица попадающимся навстречу людям. Дядя жестом попросил меня быть снисходительнее к нашему сопровождающему.

— Чё там интересного? Ерунда одна, — откровенно признался юноша и снова повернулся к Октавиусу. — Вот вы скажите. Горланят что-то. Крутятся на месте, подпрыгивают. У всех одно и то же, разницы нет никакой.

— У некоторых к этой деятельности есть призвание, талант, — пояснил дядя.

— Ха! — усмехнулся Патрик. — И как его измерить, ваш талант? То ли дело собачьи бега или скачки — кто первый, тот и чемпион. А у вас кто чемпион? Тот, кто дольше крутится или громче поёт, что ли?

К нашей радости театр оказался вблизи от мэрии, в самом центре города, и мы быстро дошли до него. Когда-то он выглядел величественным — трёхэтажный, в классическом стиле со строгими колоннами на фасаде. Сейчас внешний вид внушал уныние: осыпавшаяся штукатурка неровно обнажала остов здания; во многих окнах отсутствовали стёкла и они зияли пустотой, словно дыры в беззубом рту; вокруг валялись обломки мебели, которые, очевидно, вынесли после землетрясения, да так и бросили тут же. Честно сказать, это была одна из худших площадок для выступления в моей жизни.

Молодой человек подошёл к главному входу и громко постучал в огромные кованые двери:

— Эй, кто там есть, открывай живо!

Мы услышали, как отпирается тяжёлый засов, и перед нами предстал старый заспанный сторож. Непонимающе он смотрел то на Патрика, то на нас. Юноша пренебрежительно прошёл мимо него и направился вглубь, распоряжаясь на ходу:

— Сегодня тут будет концерт. Нужно снова подключить освещение и отопление. Ааааааа! Что здесь валяется на проходе?

Патрик остановился, схватился за ногу и стал растирать мысок правого сапога. Похоже, он запнулся о лежащую балку. Хоть что-то могло прервать его!

Внутри здание производило впечатление ненамного лучше. На полу в фойе лежал мусор, чего в нём только не было — уличная грязь, прелая листва, ошмётки штукатурки, сломанные декорации. На потемневших стенах висела паутина. Где-то в крыше находились дыры, так как по всему театру гулял ветерок. Широкий коридор сразу вёл в зрительный зал. Мы уже не ждали ничего хорошего от того, что нам предстояло там увидеть.

Однако он, несмотря на рваный занавес, выглядел неплохо. Тут также валялся хлам, но были и целые стулья, на которых можно сидеть. Газовые светильники уцелели не все, впрочем, на первый взгляд, их насчитывалось достаточно, если они остались в рабочем состоянии. Над амфитеатром возвышался балкон, но второй этаж сильно разрушился и подниматься туда, а тем более пускать зрителей, было бы не благоразумно.

Я заглянула в оркестровую яму — теперь она превратилась в мусорную. Тем не менее в ней могли бы разместиться наши немногочисленные музыканты. На сцене я заметила дыры в деревянном полу, хотя и это не являлось критичным препятствием для выступления. Сторож показал рукой на гримёрки за кулисами, по его словам, вполне пригодные для подготовки артистов.

Конечно, что и говорить, нам часто приходилось выступать в малоприспособленных помещениях с плохой акустикой. Порой там не хватало мест и части публики приходилось стоять. Всё это требовало от нас, исполнителей, форсированного голоса, преувеличенного жеста, ярко-выраженного грима и костюма, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в определении образа персонажа. А ещё в отдалённых городках королевства на концерты иногда приходили малообразованные зрители, которые переговаривались во время представления и даже курили!

— Что ж, — дядя Октавиус начал потирать руки в предвкушении выступления, — королевским театром не назовёшь, но сгодится.

Не утруждая себя прощанием, Патрик хмыкнул и ушёл, сочтя свою миссию выполненной. Дядя же стал обговаривать со сторожем какие-то детали. Мне было неуютно в этом пустом, холодном зале, и я отправилась получше рассмотреть гримёрки.

Войдя в холл, в его конце я увидела только одну тёмную дверь. Когда я тихонько тронула её, она медленно со скрипом распахнулась, показывая за собой проход с несколькими комнатами по сторонам. Я прошла по коридору, заканчивающемуся глухой стеной, и наугад остановилась перед гримёркой слева. На двери висела медная табличка, покрытая слоем пыли. Свет из фойе, оставшегося позади, едва пробивался сюда, и мне не удалось прочитать надпись. Наверное, я могла стереть пыль, но решила не нарушать покой мёртвого здания.

Так и застыв перед дверью, я вдруг краем глаза заметила движение сбоку. Я быстро повернулась и увидела убегающую крысу. Вместе со своими сородичами — мышами — они внушали мне страх, и поэтому я спешно вернулась обратно к людям.

К тому моменту дядя уже договорился со сторожем, что тот попробует хотя бы минимально убрать крупный мусор с проходов и включит освещение к нашему возвращению. И ускоренным шагом мы отправились в гостиницу.

Добравшись до неё, Октавиус объявил труппе срочные сборы. До вечера нужно было успеть кучу дел, начиная от расклейки афиш до установки декораций — на сцене мы выставляли рисованные на фанере или картоне универсальные задники, годящиеся для разных номеров. Как обычно, все артисты задействовались в этих работах, и за долгие годы схема подготовки отрегулировалась до мелочей. Но, с другой стороны, времени до представления оставалось не так много, если не сказать, мало.

Мужчины перевозили и переносили ящики с реквизитом и гримом. В отличие от стационарного театра у нас не было сложной сценической машинерии, которая позволяла бы, например, осуществлять полёты, провалы или стремительное преображение сцены. Не имелось и специального художественного освещения — приходилось довольствоваться или солнечным светом, или имеющимися в арендуемом заведении газовыми лампами и свечами. Поэтому наши приспособления очень быстро собирались и разбирались.

Женской части сегодня досталось приводить в порядок зрительный зал и сцену. Честно говоря, подметать пол в театре — такого мне ещё не доводилось делать.

Но вот Ребекке подобное занятие пришлось не по душе, уж слишком оно грязное для её нежных рук. Неудивительно, ведь в моём представлении она являлась азалией — хрупким красивым цветком, чутким к малейшим колебаниям в подкормке и поливе. Под надуманным предлогом кузина предпочла скрыться с глаз долой обратно на постоялый двор, чтобы её не заставляли заниматься физическим трудом, тогда как Густав и Августа работали со всеми на равных.

Даже и не припомню, что когда-либо мы проводили подготовку к концерту в такой спешке. В мои дополнительные обязанности входила координация всех работ: я бегала между артистами, интересовалась, всё ли у них получается. Если возникали какие-то проблемы — обращалась за советом к дяде. Хотя с годами я научилась находить решения для большинства вопросов сама.

День, полностью занятый всевозможными приготовлениями, пролетел как одно мгновение. Нам удалось преобразить зал, и мы гордились собой. Сторож смог почти сразу наладить освещение и отопление, что придало театру живой вид. К тому же он отрядил в помощники своего внука, и Клаус объяснил подростку схему продажи картонных билетов, которую им предстояло осуществлять на входе: розовые предназначались для сидячих мест, зелёные — для стоячих.

Мы были счастливы, когда, выглянув в разбитое окно, увидели перед дверями теснящуюся публику. У нас имелось ещё полчаса до начала для отдыха и перекуса.

Как раз в тот момент дядя Октавиус подошёл ко мне:

— Наконец-то, нашёл тебя. Ты осталась последней из тех, кого нужно предупредить о замене.

— Какая замена? — удивилась я.

— Поменял местами вас с Ребеккой. Теперь не она открывает представление, а ты. Соответственно, ты же будешь выступать последней. А Ребекка споёт один раз в середине.

Мне была непонятна подобная перестановка, но времени уточнять, почему дядя решил произвести её, у меня не оставалось. Я вихрем рванула обратно в гостиницу, так как вспомнила, что моё концертное платье лежит в чемодане рядом с кроватью, и в дневной суматохе я забыла захватить его. Хорошо хоть мне не требуется значительного грима — обычно я обходилась минимальным количеством косметических средств. По приблизительному подсчёту я всё же успевала вернуться до поднятия занавеса, нужно только поторопиться!

Моя накидка не слишком ограничивала движения, однако пробежка выдалась ещё та. Как назло, по пути наперерез мне попадались люди, с которыми я неизбежно сталкивалась, пару раз узкие переулки загораживали фермерские повозки, так что приходилось изворачиваться или даже перелазить через них. И в завершении всего я чуть не плюхнулась в навозную кучу, собранную подметальщиками улиц!

Запыхавшись, я прибежала в гостиницу. Оставалось последнее препятствие — лестница на второй этаж. Из последних сил я рванула наверх. Передо мной медленно поднимался какой-то мужчина, но я не рассчитала скорость и со всего размаха натолкнулась на него.

Только извиняться было некогда. Я заскочила в нашу комнату и начала судорожно копаться в чемодане. Нарядная Ребекка сидела на своей кровати с чашкой чая в руках, словно она никуда и не собиралась, и гневно смотрела на меня:

— С чего вдруг тебя поставили сегодня открывать представление?

— Какая разница — первая, вторая, последняя? — не особо вникая, ответила я.

Где же моё платье? По закону невезения оно оказалось в самом низу! Подумав, я решила сразу надеть его, чтобы не нести в руках.

Конечно, у меня имелась догадка о причинах произошедшего. Наверное, дядя Октавиус провёл рокировку из-за того, что я была представлена заместителю мэра, но я не захотела озвучивать эту версию вслух. Ребекка почувствовала, что я что-то недоговариваю и заподозрила неладное.

— Да, действительно, никакой. Некоторые подлизы на всё пойдут, чтобы им доставались лучшие номера! — продолжила возмущаться моя двоюродная сестра и куда-то направилась.

Ругаться с ней ни желания, ни времени у меня не имелось, поэтому я просто молча натягивала на себя концертный наряд. Как бывает при спешке, пальцы заплетались, и в итоге я застёгивала все пуговицы дольше, чем если бы не торопилась.

Когда я всё же оделась, то схватила накидку и бросилась к выходу, но не учла, что Ребекка стояла прямо у двери. Кружка выпала из её рук и чай огромным неровным пятном разлился по центру юбки моего платья.

Лишь я была готова списать произошедшее на свою неповоротливость, как заметила мимолётную хитрую улыбку кузины. Невероятно! Вот ведь проклятье!

— Ты подстроила это нарочно, — догадалась я. — Как ты могла? У меня сейчас нет другого подходящего платья!

— Нужно быть аккуратней. Ты слишком неуклюжа, — фыркнула она, взяла своё пальто и вышла из комнаты.

В бессилии я рухнула на постель и зарыдала. Почему так произошло? Что я ей сделала? Прошло около пяти минут, прежде чем мой поток слёз иссяк.

Я поднялась с кровати и снова посмотрела на наряд — может, всё не так плохо, как показалось на первый взгляд? Увы, огромное коричневое пятно на белом платье выглядело по-прежнему так отвратительно, что я хотела возобновить рыдания. Мы с мамой сшили его недавно: каждая оборочка, ленточка, деталь на нём была тщательно продумана. К тому же я верила, что оно приносит удачу на выступлениях.

К несчастью, мой второй наряд с утра был постиран и сейчас сушился. О том, чтобы надеть обычное повседневное платье, и речи не шло. Но ведь мне нужно выступать на концерте, который начнётся через несколько минут!

Необходимо бежать к Розамунде, она наверняка найдёт выход из дурацкой ситуации. Я схватила накидку, выскочила из комнаты и помчалась сломя голову. Кажется, спускаясь по лестнице, я снова обогнала и ненароком толкнула того же мужчину. Впрочем, меня это ничуть не волновало — я срочно должна попасть в театр, чтобы не подвести труппу.

Представление уже должно было идти десять минут, когда я прибежала за кулисы и нашла Розамунду. Её зрачки расширились от ужаса:

— Где ты пропадала? Что это пятно?

— Ребекка облила меня чаем! Как быть? Я не могу выступать в таком платье.

Приёмная мать быстро сказала:

— Не волнуйся, я найду платок, и мы повяжем его сверху.

С этими словами она ушла, а я оперлась на балку и пыталась отдышаться. Вокруг сновали артисты, уточняя порядок выступлений, из оркестровой ямы слышалось, как музыканты настраивали свои инструменты, дядюшка Октавиус давал последние указания. Внутри меня же, как бабочка под стеклянным колпаком, билась единственная мысль: когда Розамунда найдёт платок?

И тут я увидела, что дядя Октавиус дал сигнал открывать занавес. Я не могла поверить собственным глазам, ведь так надеялась, что концерт пока не начнётся. Застыв в оцепенении, я смотрела, как он вышел в центр сцены и начал рассказывать о нашем театре зрителям.

— Добрый вечер, многоуважаемая публика! Как я рад, что вы пришли! Извиняемся за небольшую задержку. «Театр Конрой» впервые прибыл в Туманный город, и, надеемся, порадует всех разнообразными номерами. А сейчас представляем вашему вниманию юную артистку Изабеллу Конрой, которая споёт лирическую арию, — провозгласил он и жестом пригласил меня появиться.

Я качала головой и отказывалась выходить. Дядя же не сообразил в чём дело. Пауза затягивалась. В последний раз обернувшись с надеждой назад, я не увидела Розамунду. Ничего другого не оставалось, как идти выступать. Не помня себя от стыда, я робко прошла на сцену. Нисколько не сомневаюсь, что уже в первые секунды моего нахождения там, даже когда я не успела развернуться к зрителям лицом, раздались смешки.

Эмилио взглянул на меня и взмахнул смычком. Заиграла музыка. Моё горло пересохло. Перед глазами как будто стояла пелена, поэтому я опустила их в пол.

Ария, которую мне предстояло исполнять — весёлая песенка пастушки, гуляющей по лугам. Каким-то чудом я не пропустила вступление и запела. Так как я не успела как следует разогреть связки, звуки, вылетавшие из моего рта, трудно было назвать мелодичными. Я волновалась из-за этой нелепой ситуации, хотелось всё бросить и убежать прямо в середине песни. Однако я знала, что так поступить нельзя. Дрожащим голосом я продолжала петь, а сама еле держалась в полуживом состоянии…

Понемногу я пришла в себя и осмелилась посмотреть в зал. Весь нижний ярус оказался полон людей — горожан и фермеров, мужчин и женщин, взрослых и детей. Все они сидели довольно тихо, с каменными лицами и я не понимала их реакции на происходящее.

В первом ряду по центру взор остановился на важном мужчине лет пятидесяти. На нём красовался дорогой костюм с изысканной кружевной вставкой, который ещё чуток и лопнет по швам. По его виду я определила, что, скорее всего, это мэр города. Фернана нигде не было видно. Оно и понятно — вряд ли ему интересно наше скромное представление. Сбоку, среди стоящих людей, так как стульев хватило не всем, я обнаружила Кайю. Она улыбнулась и тем самым немного приободрила меня.

К величайшему облегчению невыносимый позор всё-таки закончился, и я молнией вылетела со сцены вроде даже до финальных аккордов. За кулисами уже стояла Розамунда с платком. Я бросилась к ней в объятия и начала беззвучно рыдать. Не разбирая в чём дело, дядя Октавиус поспешил объявить следующий номер. Не занятые в нём артисты подошли выяснить, что случилось.

— Я выступала… с огромным пятном на платье, — хлюпая, жаловалась я им.

— Ничего не было заметно, — утешали они. — Люди видят тебя в первый раз. Откуда им знать, вдруг это такая особая расцветка ткани.

Но я не позволила заморочить себе голову — даже близорукому очевидно, что на светлых платьях солисток не должно быть грязи. Виновница же произошедшего, Ребекка, ходила мимо и игнорировала меня.

В дальнейшем все наши концертные номера прошли на «ура». Публика втянулась и подпевала, хохотала в смешных моментах и требовала многие выступления на бис. Особенно их впечатлили танцоры Теона и Джонатан. Мне тоже очень нравилось наблюдать за ними, я не уставала поражаться присущей им грации и эмоциональности. Как изящно они выражали в танце чувства, как были едины в звучании с музыкой!

В конце мне предстояло выступить ещё раз. К тому времени мы подсуетились и одолжили запасное платье у Анны. Розамунда помогла сделать красивую причёску — начесала мои волосы и уложила их волнами.

Осушив слёзы, я вышла на сцену совершенно другим человеком. Теперь я излучала уверенность. Чтобы реабилитироваться за первую арию, я постаралась показать себя и любовный романс во всей красе. Судя по вниманию зрителей, им нравилось моё исполнение. Это вдохновляло меня, и я вложила в пение всю душу.

Неожиданно я почувствовала из зала недобрый взгляд. Я посмотрела во все стороны, но нигде не увидела того, от кого он мог бы исходить. Наверное, показалось, ведь я сильно перенервничала сегодня. Тем не менее странное ощущение не покидало меня до конца песни, когда под оглушительное хлопанье и топанье ног я покинула сцену.

По завершению концерта публика долго гудела и не хотела расходиться. Сторожу и его внуку стоило трудов разогнать толпу.

Направляясь в гримёрку, я невольно услышала, как Ребекка спрашивала у матери, кому аплодировали больше — ей или мне. Это становилось просто невыносимым! Я побежала к дяде, чтобы поговорить с ним о происходящем. Как раз в тот момент он беседовал с мэром, зашедшим за кулисы. Оказывается, я точно определила его среди присутствующих.

— Прекрасное представление! — делился впечатлением градоначальник.

Это был низенький полный мужчина по имени Освальдо Бриггс. С его лысеющий головы стекал пот, который он постоянно вытирал белоснежным кружевным платком. Встретив его в другой одежде, я бы никогда не подумала, что мужчина занимает столь важную и ответственную должность — он, скорее, походил на доброго учителя или повара.

— Поражён, давненько не видел такого блестящего концерта, — не скупился на похвалу мэр и обратился ко мне. — А ваше последнее выступление, Изабелла, оно пробрало меня насквозь!

На этих словах он даже поёжился, чтобы как можно точнее передать эмоции. Я не знала, что ответить в этой ситуации высокопоставленному лицу, поэтому скромно улыбалась. Слушать комплименты всегда так приятно.

— Право, не хочется расставаться с вами. Сегодня у меня дома приём, и я приглашаю вас в гости, — продолжал Освальдо.

— Это большая честь, — растерялся дядя Октавиус. — Но мы приехали ночью, устали после представления…

— И слышать ничего не желаю. Непременно жду всю труппу! Вы ведь остановились в «Тысячелетнем дубе»? Я пришлю за вами экипажи через час, — воскликнул мэр и удалился в сопровождении своей свиты из трёх суровых гвардейцев.

Дядя Октавиус не скрывал радости:

— Надеюсь, там удастся договориться с ним, чтобы мы дали ещё несколько концертов. Ты же заметила, как публика доброжелательно принимала нас. Парочка аншлагов нам обеспечена!

Мне же требовалось поговорить с дядей об инциденте с Ребеккой. Только я видела, что его мысли заняты визитом к мэру и решила не беспокоить по такому пустяку. Может, у кузины просто выдалось плохое настроение и на следующий день мы и не вспомним об этом.

Нам предстояло собрать декорации, разложить реквизит по ящикам и отвезти их в гостиницу. Однако, воодушевлённые триумфом, мы быстро справились со всеми делами.

Не знаю, но почему-то я захотела спросить мои волшебные кости, о том, как пройдёт приём. Я бросила их и прочитала выпавшие слова «опасность» и «удача». Я не придумала, чтобы это могло означать. Ведь наша труппа лишь занималась своим делом и не желала никому зла…

  • Часть 3 / Последнее Рождество / Дикий меланхолик
  • Народы Душ / Уна Ирина
  • Время для перемен / В гостях у сказки / Kartusha
  • Салем / Нова Мифика
  • Аритмия / КОНКУРС "Из пыльных архивов" / Аривенн
  • Через поле, через лес / №6 "Виктор Комов и другие истории" / Пышкин Евгений
  • Письмо / Starter
  • Афоризм 581. О молве. / Фурсин Олег
  • КОФЕ / Хорошавин Андрей
  • Daycares in Annapolis Md / adam joan
  • Волк / Времена года / Петрович Юрий Петрович

Вставка изображения


Для того, чтобы узнать как сделать фотосет-галлерею изображений перейдите по этой ссылке


Только зарегистрированные и авторизованные пользователи могут оставлять комментарии.
Если вы используете ВКонтакте, Facebook, Twitter, Google или Яндекс, то регистрация займет у вас несколько секунд, а никаких дополнительных логинов и паролей запоминать не потребуется.
 

Авторизация


Регистрация
Напомнить пароль